Опубликовано в журнале Урал, номер 10, 2003
Николай Меркамалович Шамсутдинов родился в 1949 году в фактории Яр-Сале Тюменской области. Окончил Литературный институт им. А.М. Горького. Печатается с 1976 года. Член Союза писателей, автор ряда сборников стихов и поэм. Живет в Тюмени.
***
На приморской веранде, в грозу, с вездесущим плющом,
Нам, притихшим, уютно под ветхим ахейским плащом…
Прикорни же ко мне,
извиняя себя и не куксясь,
Чтоб оттиснуться в памяти юным, прохладным плечом.
На приморской веранде, вблизи исполинских зыбей,
Под отчетливый шелест истлевших великих теней…
На свету их, любовь, уязвимее жизнь,
в изложенье
Неизменных лишений и кукольных, пылких страстей.
Ливень выдохся,
и спеленала, слепа, тишина
Облетевшее лето с полнощной подкладкою сна…
Меднолатый атлет,
в полносочных объятьях Медеи,
Горячо засыпает счастливый владелец руна.
На приморской веранде…
А дело, любимая, в том,
Что душа, прилепившись к твоим инвективам в былом,
Так и тянется к ним — из постылого уединенья
И, как встарь, не находит опоры в них, и — поделом…
***
Жизнь у моря чужого, в эпической лени песка, —
“смерть при жизни…”, умопомраченью, по сути, близка.
Эту близость предрек, за добычею мидий, Овидий,
И коробится боль в оглушенных глубинах виска.
Кто мне скажет, что ты обмираешь в разлуке — в глуши,
Неизменная,
на отстоянье души от души,
В нарастании скепсиса?
Время — не лучший ходатай
Перед волей отшельника, не принимающей лжи.
Жизнь у моря…
Не требуя всю тебя, не теребя,
Бог иронии здесь, в захолустье, находит тебя.
И ты вновь оживаешь, воспрянув, в своих экивоках,
Но — обильная всеми, раскаянье не торопя.
В приживалках у музы,
недавние слезы тая,
Что щебечешь ты, радость, за пазухой у бытия?
Как при виде отчизны, во мне прозревает Овидий,
Но душе тяжела помраченная легкость твоя…
***
Солнечно.
Теплится в плеске волны — канцона.
Гравий сгребая под голову, как подушку,
Так же, как небо легко узнает в лицо нас,
Я узнаю в лицо любую ракушку.
Море многоголосо, как полуденный форум.
Жар обнимает меня.
На ладони мерцанье
Влажной ракушки.
Приветствую эту форму,
Что воспитала втайне свое содержанье!
Так не о том же пекусь ли и я, эклектик
Вещей природы?
Достало б душе свободы,
Чтобы училась взгляду — не у диалектик
Пыльных теорий,
А у парадоксов природы.
Зреет канцона в прибое.
Слепит оконечность
Да-альнего мыса.
Я долго гляжу с подушки,
Как непреклонно ввинчивается в Вечность
Неприхотливый, слепой завиток ракушки.
***
Окостенела стужа. На взморье голо. С
Моря туман.
Приобщенный к полночной тайне,
Жемчугом — жемчугом! — спит сокровенный голос
Невосполнимой — в раковине гортани.
В параличе пространство держа,
Ненастье
Здесь, в обиходе буден, где краски грубы,
Бесчеловечны,
Пронизаны светом, настежь —
Певчие створки,
И — размыкает губы
Зорнее “Здравствуй, милая!”
На ресницах
Солоно море сверкает.
Тапер не нужен:
Все ослепительней —
В росах, в слезах, в зарницах —
Клекот, биенье твоих горловых жемчужин.