Опубликовано в журнале Урал, номер 1, 2003
1. Был ли, на ваш взгляд, в истории “Урала” такой период, когда журнал занимал особенно важное место в развитии литературы региона?
2. Возможно ли выделить в “Урале” (с его основания и до наших дней) такие конкретные публикации, которые оказались принципиально значимыми для истории всей отечественной словесности, критики, публицистики последних десятилетий?
3. Насколько важен для вас лично опыт сотрудничества с “Уралом”? Связаны ли ваши ближайшие творческие планы с журналом?
4. Как вы думаете, продолжится ли в России век толстых литературных журналов или в ближайшем будущем их роль и значение будут и дальше ослабевать?
Леонид Быков,
критик, литературовед
1. Само понятие “литературная жизнь региона” стало реальностью, по-моему, только с появлением “Урала”. Поэтому, какой год в его биографии ни возьми, любой важен — как определяющий и отражающий литературную ситуацию в крае. А вот читательское притяжение к журналу в разные годы то усиливалось, то ослабевало. Причем годы наибольшего — если судить по тиражу — внимания к журнальным страницам отнюдь не буквально совпадают с годами максимальной художественной их насыщенности.
2. Статья В. Астафьева “Алмазы на дороге не валяются”. Повесть А. Ромашова “Диофантовы уравнения” (1981). Роман А. Иванченко “Автопортрет с догом” (1985). Весь экспериментальный номер 1988 года.
3. Повторю уже однажды сказанное. “Урал” стал для меня вторым — после Уральского — университетом. Не будь и того, и другого, многого бы в моей судьбе не было. И книг, что писал или составлял, и степеней, что защищал, и — главное! — замечательных людей, встречам с которыми я так или иначе обязан своими журнальными опусами. Планы же мои с “Уралом” связаны настолько, насколько он свои планы связывает со мной.
4. Конечно, журнального бума уже никогда не будет. Но ведь он, помимо всего, и в пору оттепели, и в перестройку вызван был книжным дефицитом. Ныне публика получила возможность иметь книги любых авторов и жанров. Но если читатель может оставаться читателем (причем не теряя своей квалификации) и без “толстых” журналов, то литературе отечественной — при наших-то пространствах да при нынешней разобщенности — без таких “мест встреч” жить было бы куда тоскливей. Так что, надеюсь, до новых юбилеев!
Герман Дробиз,
прозаик, поэт
1. Слово “развитие” имеет несколько значений; в данном случае явно имеется в виду (цитирую один из толковых словарей) “процесс перехода из одного состояния в другое, более совершенное”. Понятие, не слишком корректное для искусства и литературы. Если говорить о совершенстве, вряд ли когда-нибудь будут созданы произведения, способные встать в один ряд с шедеврами мировой и русской литературы прошлых веков. Другое дело — в разные годы “Урал” ориентировал писателей региона то на произведения заурядные и конъюнктурные, то на более свежее, смелое и самостоятельное письмо. В годы так называемой перестройки журнал заметно посвежел, поднял творческий уровень публикаций, стал иногда замечаться высокомерными московскими литературными кругами — и, пожалуй, в те годы действительно сыграл важную роль. Но не в “развитии”, а в возвращении писателей Урала к большей творческой смелости, к раскрытию полузапретных или полностью запрещенных тем, к разнообразию и своеволию творческих приемов.
2. Ну, может быть, “принципиально значимыми для истории всей отечественной словесности” — громко сказано, но назову две памятных для меня публикации: повесть Н. Никонова “Старикова гора” и “Диофантовы уравнения” А. Ромашова. Впрочем, это — моя память. Полагаю, ярких публикаций было немного больше.
3. Опыт сотрудничества с “Уралом” у меня замечательный. Впервые я начал публиковать стихи и юмористические рассказы в “Урале” сорок с лишним лет назад. Но, как сейчас помню, в 1970 году редактор отдела поэзии, прочитав мою подборку стихотворений, неожиданно заявил, что ничего нового в мировую поэзию они не вносят. Я смиренно вернулся домой и примерно пятнадцать лет стихов и поэм в “Урал” не носил. По истечении этого срока рискнул. Оказалось, что если не для мировой поэзии, то хотя бы для “Урала” стихи годятся. Дело было, правда, уже при другом редакторе. Важный и поучительный опыт!
Связываю ли с журналом творческие планы? Да. Многие писатели, достигнув определенного возраста, пишут о своем детстве. Не избежал искушения и я. Собираюсь предложить “Уралу” отнявшую изрядное число лет и недавно законченную повесть “Мальчик. Фрагменты жизни”.
4. Не мною замечено: толстые литературные журналы — особенное, сугубо российское явление. Увы, времена, когда писатели, а стало быть, и эти журналы были властителями дум просвещенного общества, ушли в прошлое. Новая Россия утеряла не только национальную идею (конечно, если считать таковой построение коммунизма, справедливой жизни — в эту идею и верили, и не верили, но что-то объединяющее в ней было), но идею, согласно которой чтение художественной литературы обязательно для воспитания полноценной личности. Полностью толстые журналы не исчезнут ни под духовным натиском все более массовых алчных устремлений и все более всеохватного маргинального сознания россиян, ни под техническим натиском Интернета, но останутся потребностью очень узкого круга людей.
Евгения Изварина,
поэт
1. Скорее всего, сразу после своего появления журнал действительно занимал такое место. Но, в силу своего возраста, ничего не могу сказать о тех временах. На моей памяти журнал был, возможно, важной составляющей литературной жизни региона, но вряд ли влиял на развитие, динамику литературы как процесса. Как яркое явление регионального значения вспоминается, пожалуй, только первый выпуск “Урала” за 1988 г., представивший читателям целое поколение литераторов, придерживавшихся нестандартных и непривычных тогда идей и методов.
2. Я таких публикаций не припомню.
3. Журнал “Урал” — первый литературный журнал, опубликовавший мои стихи. Майя Петровна Никулина и Валентин Петрович Лукьянин рискнули некогда их напечатать — и тем дали мне “путевку в жизнь”. Я этим людям глубоко благодарна. С тех пор уже почти 10 лет “Урал” печатает мои стихи, статьи и рецензии, при этом не меняется атмосфера внимания, благожелательности, корректности. Истинно “своим человеком” и завсегдатаем редакции не являюсь, но неизменно желаю всем, кто работает над журналом, успеха, всяческой помощи от власть и деньги имущих инстанций, творческих удач и веры в свое дело.
4. Пока склоняюсь к мнению, что век “толстых журналов” подходит к концу. Хочется верить, что в России все-таки всегда будут востребованы литературные журналы, только вот форма подачи материала в них, по-моему, неизбежно изменится. Новые поколения, то есть потенциальные читатели, по-иному будут подходить (и уже подходят) к восприятию информации, и с этим придется считаться.
Валентин Лукьянин,
критик, публицист
1. Такой период занимал по времени ровно 2/3 истории “Урала” — с момента его основания в 1958 году до памятного “экспериментального” номера, которым открывался 1988 год и отмечалось 30-летие журнала. Практически все уральские писатели, вошедшие в литературу в эти три десятилетия, либо стартовали (чаще всего), либо набирали силу и вес в “Урале”. Дело тут даже не в достоинствах или недостатках журнала — просто так была устроена централизованная и жестко регламентированная литературная жизнь в советские времена.
“Экспериментальный” номер стал в этом плане последним крупным всплеском угасающей потенции. Заглянув сейчас в его оглавление, я обнаружил там совсем не много дебютантов — почти все его авторы “засветились” в “Урале” раньше, хотя прочного места в авторском активе журнала к тому времени еще не завоевали. Однако в этом номере они вдруг все враз выступили — кто из-за кулис, а кто из глубины сцены — прямо под софиты и заявили о себе громко и разноголосо. И эта совместная акция обозначила рубеж, с которого в литературе начались новые времена. Хотя — назвать ее участников предтечами нового литературного поколения я бы не решился: кто-то из них позже вполне спокойно утвердился в сложившемся ранее писательском сообществе, с возрастом обретя имя и респектабельность, имена других сейчас уже не на слуху. Впрочем, вряд ли сегодня вообще можно говорить о новом литературном поколении в ином смысле, кроме как только возрастном.
А времена, наступившие как-то сразу вслед за “экспериментальным” номером, резко сломали привычный ход событий на литературной авансцене. Сначала читательский интерес радикально (хоть и ненадолго) переключился на так называемую возвращенную (из эмиграции, из спецхрана, из подполья) литературу. Потом предприимчивые издатели обрушили на головы публики целый поток плохо переведенной с плохого “иностранного” литературной “попсы”. Потом те же издатели поставили на поток производство “попсы” собственной фабрикации. Там запахло деньгами, туда потянулись, кто пооборотистее. А журнал уже ни на что влиять не мог, он должен был сам приспосабливаться к быстро меняющейся конъюнктуре, чтобы выжить… Только в последние три-четыре года на истоптанной литературной ниве что-то обнадеживающе пошло в рост. Думаю, есть в том немалая заслуга журнала, который удалось сохранить. И, стало быть, снова появились основания говорить о его роли в развитии литературы региона.
2. Конечно, можно попытаться ответить и на вопрос, сформулированный таким образом, и тогда, наверно, нужно вспомнить “Перевал” Виктора Астафьева, Рассказы “Антилидер” и “Гражданин убегающий” Владимира Маканина, “Причины и следствия” Сергея Андреева, “Стрекозу…” Ольги Славниковой… А вот, к примеру, говорить о Николае Никонове — самом, пожалуй, читаемом и авторитетном на протяжении почти полувека прозаике Среднего Урала — будет уже затруднительней: так случилось, что во всероссийском масштабе он, как сегодня говорится, “не раскручен”. И уж вовсе не придется говорить об Андрее Ромашове, потому что его бесспорный шедевр — повесть “Диофантовы уравнения” — самодовольная и самодостаточная Москва не сумела оценить.
Но я отнюдь не убежден, что вопрос следует формулировать таким образом, как это сделано в анкете. Ибо если даже достижения науки нельзя мерить по одним лишь нобелевским лауреатам, то литература тем более живет не только “счастливчиками”, на которых положили глаз Андрей Немзер или Павел Басинский. Что касается “Урала” — мне уже приходилось предлагать такой мысленный эксперимент: попробуйте-ка из всех 560 (за точность цифры не ручаюсь) номеров, вышедших за 45 лет со дня учреждения журнала, набрать произведений на один среднего размера том антологии. Боюсь, мало кому сегодня был бы интересен этот том. Хотя за это время случалось немало громких публикаций: например, лагуновского “Бронзового дога” зачитывали до дыр всем еще не распавшимся Советским Союзом, а статью Сергея Андреева “Причины и следствия” — знаю из самого достоверного источника — ксерокопировали для всех членов политбюро.
Понимаете ли, не для того существует журнал (и наш, и любой другой), чтоб публиковать как можно больше сочинений разных авторов, среди которых авось да блеснет “жемчужина”. Да еще случалось слышать, будто “жемчужину” эту заранее и распознать никому не дано, а вот выпадет планида… Чушь все это, дорогие коллеги! На самом-то деле “и пораженье от победы” если не сам автор, то уж редактор точно обязан отличать, иначе он просто не выполняет свою роль. И свою квалификацию редактор должен употребить не столько на поиски “жемчужного зерна”… Однако предупрежу претензии своих непременных оппонентов: не упустить зерно — это, спору нет, очень важно, да только они редко встречаются, такие зерна, и сосредоточиться лишь на их поиске — значит сильно облегчить себе жизнь. Так вот, не на “зернах” надо зацикливаться, а заниматься культивированием той атмосферы (почвы, гумуса, культурного слоя — возьмите вариант, который вам более по вкусу), которая будет способствовать формированию и читателя, и писателя. Литература — дело коллективное, и никакой спонтанный всплеск в ней невозможен. Даже и гений Пушкина возрос на хорошо подготовленной почве.
Это я к тому клоню, что “принципиально значимым для истории всей отечественной словесности” стал не выход на столичные орбиты того или иного “уральского” автора, а само коловращение литературной атмосферы вокруг сильного энергетического центра, каковым являлся на протяжении без малого полувека и продолжает оставаться журнал “Урал”.
3. На протяжении 19 с лишним лет я был главным редактором “Урала”, и эти годы для меня лично, как я уже писал однажды — в книге “Автограф. Екатеринбургские писатели о себе”, теперь повторюсь, — “стали третьей и главной ступенью профессионального самоопределения”. После моего ухода “на вольные хлеба” журнал заметно изменился, что я в принципе приветствую, но в обновленном “Урале” находится, к счастью, место и для меня. Пишу сюда не часто (много другой работы), но охотно. Печатают. Надеюсь, наши творческие связи сохранятся и впредь.
4. “Век толстых журналов” в России продолжается уже более двух веков. Связывать их происхождение и функции с “тоталитаризмом” и на том основании упразднять — удел чересчур “либеральных” невежд. Перестраивая нынче свою жизнь на западный манер, мы вольно или невольно должны свыкнуться с мыслью, что роль толстых журналов неизбежно уменьшится, а наряду с ними разовьются новые для нас формы организации литературного процесса — всякого рода ярмарки, литературные премии, да хоть бы и переменивший свою суть “самиздат”. Но, по-моему, опыт “либерализации” последнего десятилетия должен был все-таки несколько остудить горячие головы, полагающие, что жизнь везде должна быть скроена на одну колодку — хоть в Штатах, хоть в Голландии, хоть в Ирбите или Камышлове. Но если признать, что традиции российской жизни сложились не по произволу самодержавия или большевиков и не по дурости населения, а в силу недостаточно изученных нами глубинных причин, тогда и с похоронами толстых журналов не стоит спешить.
Анна Матвеева,
прозаик
1. Мне кажется, именно теперь, в наше время, журнал “Урал” играет исключительно важную роль в литературной жизни региона. Да и не только региона. Нынешний “Урал” представляет собой поистине влиятельное издание, в котором печатаются лучшие литераторы России.
2. Могу рассуждать только о номерах за последние десять лет. Наверное, самой яркой и судьбоносной публикацией следует признать роман Ольги Славниковой “Стрекоза, увеличенная до размеров собаки”. Это произведение говорит само за себя, и “Урал” с журнальной версией романа зачитывали, помнится, до дыр.
3. Я никогда не стала бы осознанно тратить время на писательство, если бы не своевременная публикация в “Урале”. Мой первый серьезный рассказ был опубликован именно в этом журнале, здесь же появилась повесть “Перевал Дятлова”, здесь же, надеюсь, будут напечатаны еще не написанные произведения. “Урал” для меня — как первая любовь!
4. Век толстых журналов, конечно же, проходит, как и “век честных рыцарей”. Тем не менее у подобных изданий всегда будут свои, верные и преданные, читатели, а значит, все не так плохо.
Майя Никулина,
поэт, краевед
1. В развитии уральской литературы журнал занимал прочное место: к нему относились, как к существующему всегда. Это очень важно: наши толстые журналы — признаки культурной, стабильной жизни.
2. Особо революционных публикаций назвать не могу, но никакого ущерба для журнала в этом не вижу. Устройство нашей российской жизни привело к тому, что журнал, взявший на себя смелость выражать наиболее передовые, прогрессивные мысли и настроения, очень скоро становился “коллективным пропагандистом и агитатором”, неизбежно теряя класс художественного мышления. Знаменитый “Современник” Некрасова в литературном отношении был куда хуже “Современника” Пушкина и Плетнева (в начальные годы его редакторской работы). Толстой и Тургенев у Некрасова не печатались. Про советские годы и говорить нечего. Тут вообще надо посмотреть, стоит ли гордиться легким журнальным успехом…
В последние годы ситуация начала меняться. Но читать стали меньше, так что заметить журнальный успех практически невозможно.
3. Я живу здесь и в другие — нездешние — журналы просто не пойду.
4. Выживут ли наши толстые журналы или вымрут, зависит только от того, останемся ли мы сами собой или, поддавшись массированной (в том числе и газетно-журнальной) обработке, счастливо согласимся с тем, что наша самобытность и самостоятельность нам не интересна и не выгодна.
Анатолий Новиков,
прозаик
1. Особенно — не особенно, а журнал всегда занимал достойное место в развитии местной (и не только) литературы.
2. Насколько значимы, не берусь судить, но из того, что читал, это: “Диофантовы уравнения” А. Ромашова, практически все произведения А. Иванченко, затем “Город Мудоев” господина Сажаева и др.
3. “Урал” опубликовал за два года дюжину моих рассказов, из которых сложилась очередная книга и премия им. Татищева и де Геннина. Связываю свои дальнейшие творческие платы с журналом и на будущее.
4. Появятся у людей деньги, будет больше времени подумать о жизни и о себе — вернется век толстых литературных журналов.
Наталья Санникова,
завлит Екатеринбургского театра юного зрителя
1. Любой толстый журнал в России пережил как минимум 3 периода: доперестроечный, перестроечный и постперестроечный. Я очень не люблю эти слова, и тем не менее приходится ими пользоваться. До перестройки и во время перестройки деятельность журналов направлялась идеологией, — понятно, что разной, но всегда массовой. Сегодня журналы занимают отдельное место, отдельное от всего: от идеологии, от государства, от денег. И имеют относительно небольшой круг читателей, по очень разным причинам интересующихся современным литературным процессом.
Сегодняшнее состояние журнала “Урал” отражает, пожалуй, все достоинства и недостатки современного лит. процесса. К числу несомненных достоинств журнала относится, на мой взгляд, то, что он не отдает предпочтений (в нем соседствуют Арсен Титов и Юлия Кокошко), не увлекается литературными играми (большой плюс), а литературную жизнь региона предлагает в контексте русской и моровой литературы.
2. На этот вопрос я бы никогда не ответила сама. Можно было пойти в библиотеку, проштудировать толстые подшивки, чтобы в конце концов в них запутаться. Я пошла другим путем, самым простым и безответственным — путем разговоров со своими знакомыми. И мне назвали произведение: “Уловка — 22” Джозефа Хеллера. 1967 год.
3. Для меня такой опыт сотрудничества чрезвычайно важен по нескольким причинам. Обязывает читать, думать, анализировать и просто быть в курсе того, что происходит в литературе региона.
4. Значение толстых литературных журналов будет варьироваться, возрастать и убывать, но журналы останутся, потому что останется их функция — фиксировать живой литературный процесс.
Популярность же журнала будет зависеть от личности главного редактора. В этом отношении журналу “Урал” повезло.