Опубликовано в журнале Урал, номер 8, 2002
Виталий Алексеевич Павлов — родился в 1930 г. Журналист, историк, краевед. В 1954 г. окончил историко-филологический факультет УрГУ. Автор десяти книг, изданных в Екатеринбурге. В журнале “Урал” печатается с 1958 г. Живет в Екатеринбурге.
В 1935 году в журнале “Штурм” (Свердловск) появилась большая статья “Поэт неволи и борьбы (П.И. Заякин-Уральский)”. Литературовед К.В. Боголюбов тогда по существу впервые рассказал о жизни и творческом пути широко известного на Урале поэта, писателя и журналиста. Повествуя о путях-дорогах Павла Ивановича в сложные годы первой мировой войны и революций, Константин Васильевич писал: “В 1915 году Павла Ивановича Заякина берут на военную службу, и он попадает сначала в 183-ю, а позже в 184-ю Смоленскую дружину. После разгрома под Ковно его часть отправляется в г. Карачев Орловской губ. на формирование. В 1917 году Павел Иванович входит в состав Карачевского совета рабочих и крестьянских депутатов и одновременно работает в местной газете”1 .
И это все, что с тех пор мы знаем о пребывании поэта в древнем уездном городке, ныне районном центре Брянской области. Хотя впоследствии К.В. Боголюбов и другие исследователи значительно полнее представили жизнь Заякина-Уральского, “карачевский период” по-прежнему оставался “белым пятном” в его биографии. Мы и теперь не знаем, насколько достоверна информация Боголюбова о депутатстве Заякина в Карачевском совете рабочих и крестьянских депутатов. Неизвестным было даже название “местной газеты”, не говоря уже о характере выступлений поэта-журналиста на ее страницах.
Теперь кое-что прояснилось. Источник новых сведений — несколько номеров газеты, обнаруженной в одном из петербургских архивов.
Небольшой городок Карачев, куда война забросила Павла Заякина, стоит на речке Снежеть. В начале XX века в нем проживало 15 тысяч человек. Он был известен канатной фабрикой, торговлей пенькой и хлебом. Окрестные крестьяне занимались хлебопашеством, лесными промыслами, разводили овец с мягкой длинной шерстью и выделывали знаменитые карачевские смушки.
Февральская революция всколыхнула многие доселе дремавшие слои российского люда. Падение самодержавия народ встретил восторженно. Повсюду радостно бурлили манифестации, собрания и митинги, где на все лады и голоса варьировалось “сладкое слово свобода”. То же было и в Карачеве.
Свобода развязывала инициативу. Человек социально активный, Павел Иванович в апреле 1917 года сколотил “Товарищество на паях” для выпуска местной газеты. Учредителями “Товарищества” стали 17 видных городских деятелей. Среди них — агроном, председатель продовольственной управы П.В. Цитович, адвокат, председатель временного исполнительного комитета А.Н. Рейнгардт, владелец типографии И.А. Павловский, недавно избранный временный городской голова Д.А. Спасский, местный купец П.М. Баев, председатель торгово-промышленного комитета и уездного комитета Всероссийского союза городов В.Н. Кочергин и другие.
Инициативная группа “Товарищества” в апреле (по новому стилю — в мае) приступила к изданию малоформатной газеты “Голос гражданина”, которая должна была выходить дважды в неделю — по вторникам и воскресеньям.
Редакция объявила подписку на газету и одновременно обратилась к “обществу” с просьбой поддержать инициаторов приобретением паевых. 19 апреля (старого стиля) на собрании Совета офицерских и солдатских депутатов местного гарнизона Заякин объявил об издании “Голоса гражданина”. Весть его была встречена шумными аплодисментами и криками “ура!”. Собрание постановило приветствовать “газету с пожеланием успеха в проведении демократических принципов во всем строе жизни” (“Голос гражданина” № 2, 30 апреля (13 мая). 21 апреля Совет офицерских и солдатских депутатов утвердил “Проект приветствия газете “Голос гражданина”, оглашенный прапорщиком Щербаковым. Кстати, на том же собрании совет решил “признать желательным выписать во все части гарнизона газеты “Известия солдатских и рабочих депутатов Петрограда” и “Единство” Г.В. Плеханова (№ 3, 2 (15) мая). Это штрих к политической позиции Совета офицерских и солдатских депутатов. Заметим, что именно в ту пору, в мае, В.И. Ленин сердито и резко осудил питерских известинцев: “народники и меньшевики, редактирующие “Известия”, хотят, чтобы их считали социалистами, но не умеют быть даже демократами”2 .
28 апреля состоялось собрание “граждан и представителей местных общественных организаций и учреждений по вопросу издания газеты “Голос гражданина”. Собрание решило считать группу учредителей исполнительным комитетом “Товарищества”. Редактором единогласно избрали Заякина, заведующим хозяйственной частью газеты — председателя Карачевского уездного комитета Всероссийского союза городов В.Н. Кочергина и казначеем — Т.Н. Витебского.
В майские дни Заякин выступил на “съезде духовенства и представителей прихода”, а затем — на собрании Союза ремесленников. Он “приглашал ремесленников на путь самоусовершенствования, просвещения себя и других, на путь единения как в устроении их профессиональной жизни, так и общегосударственной, и выразил уверенность, что газета “Голос гражданина” будет поддерживать трудящихся, будет выразительницей их нужд и будет защищать их интересы” (№ 5, 9 (22) мая).
Газета выходила то на двух, то на четырех полосах. Версталась и делалась профессионально, на уровне журналистики тех лет. Каждый номер открывается передовицей, чаще — авторской. Основные отделы: “Жизнь гарнизона”, “Война”, “Хроника” (местная), “Областной отдел”, “Последние известия. Из газет”, объявления. В пяти известных мне номерах однажды появилась рубрика “В рабочих организациях”. На первой и второй страницах Заякин печатал официальные материалы, информацию общероссийскую и с фронтов войны, в том числе союзных. Разнообразна жанровая палитра газеты: статьи, хроникальные заметки, расширенная информация, заметки на темы дня, отчеты, письма, стихотворения.
Павел Иванович
выступал в разных амплуа: как
организатор, редактор,
автор-журналист и как поэт. Он
создал газету, накануне выборов в
городскую думу организовал
анкетирование горожан, предложив
им высказаться по поводу выборов и
назвать “имена кандидатов:
городского головы, 4-х членов
городской управы и гласных
городской думы” (№ 6, 7 (20) мая). В
заметках “На темы дня” он
приглашал горожан: “Дверь редакции
открыта для всех. — Пожалуйста,
садитесь, говорите, пишите”. И тут
же сетовал как редактор: “Авторы
обставляют свое авторство
таинственностью. Присылают
рукописи без подписи, без адреса,
изредка ставят загадочные
инициалы. Почерк торопливый, слова
обрываются на полубукве. Иные пишут
без знаков, по новой грамматике, а
газета еще не приняла нового
правописания… Долго сидишь, голову
склоня, над рукописью. В каждой
строке чувствуется биение живого
сердца. Но многое неясное остается
неразгаданным” (№ 7, 16 (29) мая).
Четыре месяца после свержения самодержавия (март — июнь) были временем упоения свободой, пламенных речей, временем возникновения и развития всевозможных демократических институтов и форм. В этот период двоевластия (а точнее — многовластия) пришли в движение все классы, сословия, социальные группы. Большинство российской интеллигенции, в том числе художественной, жило в сладком чаду иллюзий, считая Февральскую революцию идеалом социального переворота. Политическое размежевание в среде интеллигенции еще только намечалось. Угар мечтаний захлестнул многих поэтов, писателей, художников, журналистов. В том числе и Павла Заякина. Это отразилось на содержании редактируемого им “Голоса гражданина”, на его личных публицистических материалах, подписанных старым псевдонимом “П. Уральский” и криптонимами “П. З.”, “П. Ур — ский”.
“Оселок” проверки политических настроений того времени — отношение к Временному правительству, к войне и миру. Вот что писал Заякин в передовице “Трезвые голоса”: “Наша великая бескровная революция привела в восхищение все страны Старого и Нового света, весь мир. Первые дни свободы, как майское утро, были светлы и дышали всенаполняющей радостью. Стихийный всенародный переворот, казалось, совершился так же естественно, как на смену зимы приходит весна со светом и теплом, с журчанием ручьев, с пением жаворонков. Но это казалось только в первые дни, а потом на нашем горизонте появились тучи, по земле поползли черные тени. (…) Страна только что пережила глубоко тревожные и печальные дни. Кто-то пытался зажечь пожар междуусобицы. При столкновении в Петрограде пролилась братская кровь: убито пять и ранено девять граждан. Светильник свободы омрачился насильственно пролитой кровью на улицах столицы. Пятитысячный митинг в Москве сказал: “Собрание полагает, что кровь, пролитая на улицах Петрограда, всецело падает на голову Ленина и его единомышленников. (…) Мы должны прислушаться к голосам: Г.В. Плеханова, Дейча, Засулич, Е.К. Брешко-Брешковской и других славных поборников родной свободы”. И далее — цитаты, видимо, из речей и статей этих деятелей и даже американского президента Теодора Рузвельта.
“Наше временное правительство, — продолжал Заякин, — мудро ведет нас к свободе, счастью и славе. Мы должны высоко ценить и уважать его исключительное напряжение в работе, его гений, всю его деятельность. Всякое поощрение его противников было бы для нас несчастьем и, может быть, непоправимым, гибельным для юной свободы” (№ 2, 30 апреля (13 мая).
По этим
высказываниям видно, как думал, на
чьей стороне был Заякин. “Голос
гражданина” не только славил
“мудрость” и “гений” Временного
правительства. Он охотно печатал
все его публичные заявления и
документы, в том числе приказы по
армии и флоту А.Ф. Керенского, его
речи. А в этих речах и приказах
военного министра содержалась одна
центральная идея — война до
победного конца, все подчинить
войне. Газета категорически
выступала против того, чтобы
“разжигать страсти классовой
борьбы, культивировать рознь внутри, когда
извне угрожает враг родине и
завоеванной свободе” (№ 7). Отсюда
призыв газеты поддержать “заем
свободы”, объявленный Временным
правительством. В передовице “Во
имя будущего” один из авторов
газеты, Михаил Черных, писал:
“…дело защиты родины,
защиты свободы должно быть
доведено до конца, как бы оно
тяжелым ни было и во что бы оно ни
обходилось нам. (Петроградский
совет) просит поддержать заем. (…)
Только “большевики”
высказываются против
поддержки этого займа, мотивируя
отказ тем, что конец войны,
вследствие поддержки займа, не
приблизится к концу, а отдалится. Но
они заблуждаются (…) нужно
жертвовать сейчас всем, — и жизнью,
и имуществом, и благосостоянием.
Поддерживайте все заем свободы!”
(№ 4, 7 (20) мая).
И газета поддерживала, публикуя информацию о ходе сбора средств в уезде и в городе на нужды войны, на “первомайский подарок армии от тыла”, о ходе подписки на “заем свободы”, решение Карачевского совета рабочих и солдатских депутатов от 12 мая, которое гласило: если кто-то закроет предприятие, работающее на оборону, против него будет возбуждено уголовное преследование “как за измену, а предприятие будет секвестровано для дальнейшей безостановочной работы” (№ 7, 16 (29) мая).
В репортаже “На фронт” Заякин бодро и празднично описал проводы горожанами солдат на фронт: “Перекатывалось “ура!”, заглушая хор голосов….
— В добрый час! — говорил командир будущим бойцам, стоявшим в дверях каждого мимо проходившего вагона.
И мы скажем:
— Желаем вам, наши защитники, мужества, счастья, победы и славы!” (№ 2, 30 апреля (13 мая).
Иллюзорные чаянии Заякина о возможном классовом мире, единстве, стабильности в стране и вместе с тем постепенную смену его настроений передают стихотворения на местные темы, опубликованные в разных номерах под общим заголовком “Альбом открыток”. Первая часть “Альбома” напечатана, очевидно, в первом номере газеты, мне неизвестном. Вторая часть состоит из двух стихотворений под названием “Карачевское”. Вот первое из них:
Много горечи оставил
Горичев иль Сытин тож
Мэрией оплошно правил,
Граду стало невтерпеж.
От муки была всем мука,
Вспыхнул бабий бунт у нас.
Завопили: “Где он? Ну-ка!”
Пробил Горичева час.
Спасским новый мэр зовется.
Это имя так звучит,
Что надежда подается…
“Бабий” гнев пока молчит.
Ждут, что даст он всем крупчатки,
Тяжкий гнет с души спадет,
Будут в мэрии порядки,
Спасский все и всех спасет… (№ 2)
Третья “открытка из “Альбома” названа “Бди!”.
Блюсти свободных граждан право
Калошин и Реингардт взялись.
Они, “не мудрствуя лукаво”,
В ярмо тяжелое впряглись.
И вот уж слышится суждение
Толпы в обыденных речах:
“В чем и какое обновленье,
Когда сидят все на бобах.
О, как бы нам не сесть “в калошу”:
В делах медлительны они”.
Нести общественную ношу
Так трудно-трудно в наши дни.
Корабль общественный под флагом
Родных свобод идет вперед,
И нужно быть волшебным магом,
Чтоб не блюсти во всем черед.
Но помнить надобно Пруткова,
Былого века мудреца:
“Бди!” — он изрек такое слово,
И несть ему в веках конца (№ 4).
В этих стихах тон бодрый и взгляд оптимистический. Но время шло, радужные ощущения сменялись тревожными. В № 5, 9 (22) мая — очередная, четвертая “открытка” из “Альбома” названа “Элегическое”.
Будут ли сумерки? Будет ли свет?
Будет ли счастье? Иль счастья нам
нет?
Думалось, счастьем и славой горя,
Встала без крови свободы заря;
Думалось, дети свободы родной
Встанут, сольются, все встанут
стеной.
Нет, закипает мучительный спор,
В спорах не сдвинуть нам вражеских
гор.
Слышу я голос сомненьям в ответ:
“Силы мои на исходе…” Сил нет!
Властная кружится дума, как шмель:
Жанна д’ Арк или Оливер Кромвель
Явятся ль чудом отчизну спасти?
Кто поведет нас, забывших пути,
Тех, кто “братанья” не ведал с
врагом,
Кто умирал как герой под огнем?
Эйфория упоения свободой по мере нарастания вала суровых событий улетучивалась. Особенно после разгрома корниловщины. Надежды на классовый мир, на стабильность, на скорое окончание войны, которая обрыдла солдатам и большинству населения страны, оказались иллюзорными. Это большинство чувствовало, как почва уходит из-под ног, и в поисках точки опоры все чаще и увереннее ступало влево. Армия разваливалась. Солдаты требовали мира, дезертировали, выходили из подчинения офицерам, смещали и нередко арестовывали их. Если еще недавно многие из нижних чинов шли за эсерами, надеялись на Временное правительство, неприязненно, даже враждебно относились к большевикам, то в сентябре—октябре большевистские лозунги воспринимали как собственные. Барометром радикализации настроений в стране служила почти тотальная большевизация Советов с их стремлением к полноте власти. Мироощущение Заякина той поры мало чем отличалось от обыденного мировосприятия миллионов людей в серых шинелях, рабочих и крестьянских депутатов в Советах. Сказывались и прежние дружеские связи с социал-демократами на родине, в Алапаевском заводе, в Екатеринбурге, в Перми, в Питере, когда печатался в большевистской “Правде”.
Эволюция политической позиции завершилась для Павла Ивановича, видимо, в связи с Октябрьским переворотом в Петрограде. Уже в начале 1918 года Заякин демобилизовался и вскоре вступил в красногвардейский отряд, в составе которого уехал в Котлас, а после ряда перемещений очутился в Оренбурге.
Будучи военнослужащим одной из санитарных частей Красной Армии, Павел Иванович вместе с тем становится редактором ежедневной губернской советской газеты “Коммунар” и пролеткультовского журнала “Красные зори”, председателем кружка пролетарских писателей, секретарем коллегии печатных изданий… При этакой-то нагрузке он еще ухитрялся находить время и силы для поэтического творчества. Его произведения печатались в сборниках местного пролеткульта “Молот” и “На подъеме” а чаще всего — в “Коммунаре”.
В ту горячую трудную пору он писал жене: “Живу по-прежнему, начинаю день в 6—7 и оканчиваю в 11—12. Редакции, типографии, учреждения — круг моей беготни. Освобождаюсь я в 6—7 вечера, если не нужно писать статьи или бежать на собрания”3 . Это была работа на износ. Но Павел Иванович воспринимал ее не как обузу, а как веление души и Времени. Времени, о котором давно мечтал и стремился приблизить, не зная, чем обернется это будущее время для его страны и народа…
Он скончался в Оренбурге 20 октября 1920 года, не успев достичь всей полноты расцвета своего таланта.
1 Штурм (Свердловск). — 1935. — № 6.
2 Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 32. — С. 118.
3 Штурм. — 1935. — № 6. — С. 94.