Опубликовано в журнале Урал, номер 6, 2002
Раймон Кено
Сто тысяч миллиардов стихотворений
1.
Хозяин тучных стад восстанет с
барабаном,
Желая обновить мачете и кастет,
Засоленное впрок воняет мясо в
жбанах,
Сгнивает на руке и кожаный браслет.
Я вспоминаю вновь мгновенья без
тирана,
Когда знамен горел над пампой
гордый цвет,
Нас колотила дрожь, сочилась кровь
из раны,
Алели небеса хвостами злых комет.
От сельвы до оси земной промчались
кони,
Ловить удачи хвост — нет
сладостней погони,
В Боливии мате пил молодой храбрец.
Испанский по нутру причудливым
уродам,
Свободные умы любуются восходом,
Когда смолкает звук и спать идет
певец.
2.
Эллады дивный конь вознесся над
фонтаном,
Его не замечал разбойник-баронет,
Блуждали средь болот в те времена
султаны,
Они вопили, но фальшивым был куплет.
Эллады дивный конь колышется
бураном,
Туманных островов, где мчался
самолет,
Дрожал на Темзе он, где шли
катамараны,
И град уничтожал заветный раритет.
Когда Платона львы наверняка не
сони,
Остер умом пиит, седой лентяй в
хитоне,
Сократ и ныне наш за печкою жилец.
Прославленный герой теряет в
переводах,
И Аполлона торс штампуют на
заводах,
Европу доля ждет, глупец ее мудрец.
3.
Бретонский волк морской
понюшку брал житана,
Мечтая раздобыть хоть парочку
монет,
Он клял свою напасть, проглоченный
туманом,
Судьба его горька, солен его обед.
Вы помните, друзья, тех островов
рапаны?
Раз рыбу не словил — не сыщешь в
море след.
Нам очень жаль, они — добыча
пеликанов,
Когда пылал закат и падал минарет.
Коптили осетра, сушили звезд в
затоне,
Солили мелюзгу на каменистом
склоне,
Их силами вокруг совсем иссяк
тунец.
Омаров и кефаль продали с парохода,
Простите, на китов не делают захода,
Напоит млеком мать и общий праотец.
4.
Пробило пять o’clock, маркизу ждут
стаканы,
Чтобы, испив свой чай, идти играть в
крокет,
Туземный адъютант тайком жует
бананы,
От торжества стихий его не спас
жилет.
Всем было невдомек средь северной
саванны,
Когда дворцы сожгло неистовство
ракет,
Отваги верный сын взял злато
басурмана,
Где заливал потоп великий
драндулет.
Пока держал он речь, вскарабкавшись
на пони,
Мужланы низших каст месили грязь в
загоне,
Major’ом невзначай становится юнец.
Не надо было лезть в пролив, не зная
брода,
Индусы проживут без вашего похода,
К утру сгниет мифрил, слиняет ваш
песец.
5.
На нимфу нежный друг не вил в
лесу капкана,
Упасть в его глаза, он подлинный
брюнет,
Он тогу не снимал и принимая ванну,
Нарциссы, их сорвешь, и тут же вял
букет.
Наклонной башни вы не видели
изъяна,
Где прежде Галилей швырял горшки в
кювет,
Этруска письмена позаросли
бурьяном,
Но эллин не найдет свои слова, о нет!
Дух веет над водой, слабеет на
перроне,
Обратно хода нет, легли на Рубиконе,
На серпантине сник творения венец.
Прекрасен наш союз катода и анода!
Альп перейдя рубеж, меняется вкус
плода?
Один и тот же зверь — фламинго и
скворец?
6.
Он хочет взять суму, портфель и
чемоданы,
Что различишь в чаду дешевых
сигарет?
Но мимо пронеслась ватага
хулиганов,
Пропал его багаж, исчез его билет.
Печально он глядел, рукой зажав
кармины,
Провинцию надуть сумел лихой валет,
Столицы посещать — занятье
великана,
В столицу — ни ногой, с тех порой он
дал обет.
Пред вонью городской забудешь о
фасоне,
Обходишь сорванца, кто подрастал на
зоне,
В канаве кучей дрянь и сор между
крылец.
Об их судьбе тайком жалеешь у
комода,
Навоз и гниль зараз прекрасно смыли
воды,
Бетонный и стальной не зарастет
рубец.
7.
Одно у них лицо, неразличимы
станы,
И очень может быть, похожий туалет,
Узнав себя в другом, он зашатался
пьяный,
Обоих поразил таинственный дуплет.
И все же то они, притворства
ветераны,
Кто ночью под мостом дрянной бросал
берет,
В семью явился брат, без спроса и
незваный,
Которому кровать дарил довольный
дед.
Почтенный адвокат задумался о
клоне,
Разыскивая ствол семейный, вязнул в
кроне,
Внебрачной связи плод, как
утверждал истец.
С тебя я не взыщу статью
перерасхода,
Хотя меня достал, ты нашего прихода,
Вершит бинарный суд двоичности
близнец.
8.
Воспел аэд земных событий
ураганы,
Мещанам не сорвать цветов его
сонет,
Но критик распознал баллад его
дурманы,
Что слал глухой братве новейших
песен свет.
Лишь двое говорят перед толпой
профанов,
Что дня не может жить без пошлых
оперетт,
Обоим ясен смысл, не стадо
мальчуганов,
Всем не дано любить словес дремучий
бред.
Поэт не полиглот, цветочек на
газоне,
Ввысь словом вознесен, он царствует
на троне,
Печалью и травой наполнил он ларец.
Бард, ты меня пленил прекрасностью
удода,
Невнятна твоя речь, кудесник
безбородый,
Пифией между тем запел стихов
творец.
9.
Глодает кислота и мрамора
кусманы,
Иной живьем жует апрельский
первоцвет,
Легко огонь глотать привычному
шаману,
Кто знает, сколько полк на завтрак
съест котлет?
Цыпленок табака достался атаману,
Сожрала целиком степная мышь рулет,
Разборчивый сосед опустошил
чуланы,
А нежное дитя льет слезы без конфет.
Цесарку без мозгов смакует волк в
законе,
А гребнем петуха пирует кот в
притоне,
Навозом с давних пор кормил кобыл
кузнец.
Вина все больше пьют селяне с
каждым годом,
Мешал ученым хруст сухарика под
сводом,
Но нет еды вкусней, чем с хреном
холодец.
10.
Когда приходит ночь и пропадают
планы,
Когда глаза затмит глубокий фиолет,
Иные существа знай шепчут без
обмана,
И все идет к тому, что кончился
балет.
И вам не избежать подсчета
чистогана,
Когда готовишь путь, до ниточки
раздет,
Обычай предрешен Чжуаном и Кораном,
Изгрызла злая моль и кости, и
вельвет.
Властителю дворцов в дорогу нету
брони,
Остолбенел — лица не сыщешь на
пижоне,
Доставил гробовщик и крышку, и
торец.
О, слушатель, зачем ты вечно жаждешь
меда?
Кидая серебро — не отменить ухода,
В подлунном мире все должно иметь
конец.
Перевод с французского Татьяны Бонч-Осмоловской