Опубликовано в журнале Урал, номер 4, 2002
Александр Верников (в миру Кельт) — родился 40 лет назад в г. Серове Свердловской обл., хотя, по иным сведениям, мог родиться на 10 лет раньше указанного срока и в другом месте. Автор нескольких книг прозы и переводов с различных индоевропейских языков, а также поэтического сборника “Тетрадь стиховъ”. Живет и живет в Екатеринбурге.
* * *
Божественна
деревьев кривизна
Среди домов, где правит прямизна —
Куда бы их кривая
ни вела
От изначально ровного ствола,
Они не могут в
кривду уклониться,
И это их стоянье в правде длиться
Способно дольше
века человека,
Тенями осеняя наши лица.
* * *
Сколько крови —
как воды — утекло
На убойном, на десятом канале,
Пока пялился я на фуфло
Фигуристов в европейском финале.
Будуарный
немужской парлеву
Над ледовою ареной трещал,
А я видел сон наяву,
Как на озере Чудском лед трещал.
Невский я там
Александр или нет,
Македонский ли двурогий Пиндар —
Я прошел все это — тысячи лет
Длилась эта битва. Куда
Мне теперь
податься, скажи,
Протаранивший меня
сквозь века?
Мне не светят больше в сердце ножи,
Хоть кольчужка, как всегда, коротка.
* * *
Встав, как царь,
над непомерной кручей,
Кинув на спину широкие рога,
Над рекой, над пропастью текучей
Он трубит — и вторят берега,
В золото и пурпур
увяданья,
Облаченные — орган земли:
Все ее восторги и страданья
Льются хором. В небе журавли
Клинопись —
древнее не бывает —
Чертят на прощанье на лету.
Жизнь моя, о елки, убывает
Насмерть-насмерть в эту красоту.
* * *
Из дому
выходишь — и снег,
За ночь налетел — завались!
Беженцев штук пять человек
За ломы-лопаты взялись
И чего-то роют с
утра
За на жизнь чуть-чуть, за харчи —
Для благоустройства двора
Сброшенные с гор басмачи.
Талибан в
фуфайках, аврал,
Штурмовщина вместо приступа, мир-
ные подрывы — Урал
Если и похож на Памир —
Только на большой
высоте,
Где от снега, как сейчас, все бело;
Оказались на такой широте —
Все равно, что вверх унесло.
Здесь арбузом
пахнет мороз,
От гудрона — дух гашиша,
И бездомный, в зиму кинутый пес
Бродит в белом, как в посмертье
душа.
* * *
Черный взор и очи
голубые,
И глаза свидетелей любые,
Вплоть до Божьих. Встреча пред
концом —
Два лица живут одним лицом.
Сигарета против
папиросы,
Дым столбом, но это не вопросы,
Где душа с душою говорит,
Так что плоть ненужная горит.
* * *
Ни клена на округу
нет, но лист кленовый
Слетел откуда-то под ноги,
И вот лежит среди дороги,
Как выпавший мне туз бубновый.
Спасибо, осень —
этот знак
Уже грядущего ненастья
Я лучше восприму как знак
Расположенья и участья
Пусть самых
тутошних небес,
Но днем еще вполне погожим
Дающих на глазок чудес
Иным прохожим.
* * *
Ты танцевала! — Нет. Ты
танцевала.
Я точно помню — водки было мало…
Б. Рыжий
Ты танцевала, да,
ты танцевала,
И водки было вдоволь, а не мало,
Но он уже не мог увидеть это —
Мечта поэта, мечта поэта…
А руки в
воздухе — они плясали,
Они… они письмо ему писали —
Туда отсюда, туда-сюда —
Вот это чудо, вот это да!
Вот это легкость,
вот это поступь —
Таких движений такая россыпь!
А шаль с каймою,
С каймою шаль…
Танцуй со мною,
Кончай лежать,
Явись из глины,
Давай сюда —
Такой картины
Ты никогда
Не видел в жизни,
Ты поспешил,
Ты, как на тризне,
При смерти жил.
* * *
Памятью жизнь
раскрывается в обратную сторону,
Как вывернутый ветром, но
удержанный зонт;
Чувства стекаются отовсюду
поровну,
За горизонтом видится другой
горизонт.
Расходятся они,
как круги по воде,
следишь за ними, на них качаешься,
Дивишься себе самому, как
ребенком — игрушке матрешке;
Не кончаешься, никуда не
кончаешься,
Никогда не склюешь себя до
последней крошки.
* * *
Когда от путаницы
травной
Взгляд утомленный грибника
Уходит вдруг под облака,
Как змей воздушный, ход их плавный
Его пленяет и несет,
И человек уже не знает,
Что делает он — собирает
Что бог послал или пасет
Неисчислимые стада —
Неуловимые туманы —
И тут нисходит на поляны
Дождем висячая вода,
И радуга в дожде играет.
* * *
Птица, свистнув,
пролетела,
Или пуля просвистела
У открытого окна —
Не успеть понять: темна
Жизнь. И в светлый промежуток,
В ясный день, бывает жуток —
Так что стынешь, теплокров, —
Этот лучший из миров.
Если где-то плачут
дети
В глубине двора-колодца,
Как покойно быть на свете?
Эхо в уши раздается.
А точнее, по ушам.
А вернее, по душам.
Нет, конечно это птица —
Ей от легкости свистится.
А заходится
ребенок —
Это от сырых пеленок.
Уверяй себя, что все
И повсюду хоросе,
Что сей мир и вправду лучший.
Жизнь — и так несчастный случай,
Чтоб еще и о дурном
Размышлять перед окном,
За которым солнце,
лето
И любая речка — Лета.
* * *
Памяти Б. Рыжего
Сиреневый бульвар
в тумане проплывает,
Везет меня мотор по пройденным
местам —
Где жизнь моя прошла — в спиральку
завивает
Дым папироски, приткнутой к устам.
Водила не спешит,
водила понимает,
Что пассажир не едет никуда,
Табак через мундштук не больно
пронимает,
Плывут в тумане прошлые года.
Ты прав,
баранкоправ, мне никуда не надо,
Меня никто не ждёт, я в гости ни к
кому
Не еду — я кружусь, как прежде
листопада
Уже летящий лист, покинувший тюрьму
Ветвистую. Катай,
вози меня, дружище!
С тобой мне повезло, мне как всегда
везёт.
Надейся на мои несчитаные тыщи…
Под ложечкой сосёт, под ложечкой
сосёт.
2002—2001