Опубликовано в журнале Урал, номер 2, 2002
Алексей Валерьевич Вдовин – драматург, родился и вырос в Ташкенте, в 1992 году переехал на историческую родину. Стихи публиковались в альманахе “Вавилон”. С 2001 года – литературный сотрудник редакции журнала “Урал”. Живет в Екатеринбурге.
* * *
Составитель
антологий с угрюмым взглядом
радуется цветку, утопающему в
мутной луже,
на фоне всего происходящего почти
что рядом
любое самоубийство покажется
бессмысленно-неуклюжим.
Иллюзия о
спасении, так же как миф о расплате,
одинаково горьки и в принципе
недостижимы,
так умирающему в
простерилизованной палате
повсюду мерещатся щипцы и зажимы,
каждый
входящий заранее настроен на выход,
любой идеал обречен остаться идеей.
В этом шуме невозможно
разговаривать тихо,
это умеют только гении или злодеи.
Многотомные
альманахи остаются в памяти пеплом,
резкие движения разрывают мрачное
небо,
понимание того, что природа давно
ослепла,
приходит вместе с последним куском
хлеба,
надежда на
вечность не становится центром
интриги,
день растягивается бесконечной
цепочкой
в перелистывании страниц не такой
уж и толстой книги,
в медленном перечитывании строчки
за строчкой.
* * *
Скрывают
многоликость тем
слова, написанные слитно,
когда в них пребывает скрытно
ушедшее за рамки схем.
Из глубины иных систем,
где голос есть продукт распада,
к нам возвращается отрада
опять уверовать в Эдем.
Там смутный
ход иных времен
дороже мраморного ада,
среди кровавых цирков чада,
на фоне вспоротых колонн,
где каждый третий обречен
на вымирание и жажду,
где лишь один и лишь однажды
на камне выбьет ряд имен.
* * *
тридцать
девять — градусники не врут
пять дней в благодати мутного жара
весна отсутствие витаминов
холодный ветер — и тут
романтика смятой постели молоко
вдыхание пара
сколько лиц сколько тем
многословный доктор пожалейте
это Чехов цитирующий Рериха налево
и направо
дверь закрывается тишина на
“тасмовской” заигранной ленте —
шипение хрипы — и надо ставить
сначала
преследует
запах канифоли и хвои
паяю проводку выращиваю ель на
балконе
я точен — помню соседа соседку —
все злое
милую девочку друзей не терпящих
сентиментальной вони
весна молодость гормональный взрыв
времени через край
энергия в эти годы не знает
соотношений
с мыслями про ад попадаешь в рай
где удается избегать правильных
решений
она не придет
— придет головная боль
тридцать девять если градусник не
врет — романтика жесткой кровати
по вечерам димедрол круглая
дилемма холодный ноль
пять дней интоксикации — возможно
этого вполне хватит.
* * *
Каждый день,
словно эпос, неизменная проблема
героя,
Напряжение смысла, попытка понять,
что же это такое,
Почему все происходит именно так, а
не иначе,
Какой в этом смысл, если это вообще
хоть что-либо значит.
Грядущее становится сном, память
давно в руинах,
Механика движений, жестов, эхо
разговоров длинных,
Бесконечная череда опустевшего
времени и пространства,
Ускользающие черты, лица, лишенные
постоянства,
Миллионы миров, наполненных
непонятным светом,
Теории из вопросов, где ни один не
заканчивается ответом,
Бесконечный поиск единственного,
что пока еще важно,
Раньше, теперь, всегда, каждый день,
каждый день, каждый…
* * *
Нет, просто
жить, с балкона видеть лес,
Дорогу, проплывающую мимо,
Антенны, крыши, глубину небес,
Таких далеких и неуловимых,
Пить крепкий кофе с теплым молоком
И наслаждаться остротой момента,
Откладывать пустое на потом
И оставлять вопросы без ответа,
Смотреть на запад или на восток,
Курить на кухне, спать в своей
постели,
Измерив день числом случайных
строк,
Расслышанных под утро еле-еле.
* * *
Олегу Дозморову
Мне скушно,
бес, все утопить —
И дальше, без руля и правил,
Когда бы нас никто не правил,
Что мы могли бы сотворить?
Москва стоит,
как третий Рим,
Столпом эпохи постмодерна,
А мы все так же откровенны,
И все свободою горим.
* * *
Шары шли один
за другим, как по маслу,
Все трудовые, изысканно думал про
опыт,
От двух бортов — в середину, в
дальнюю — красным,
Дым уворачивался из-под ударов,
расползаясь по стеклам.
Не хватало только минорной темы
Колтрейна,
Чтобы все, как в кино — джаз, зелень
сукна, сигара,
Говорить не спеша, цедить слова со
вкусом портвейна,
Высоко закатывать рукава, обнажая
полоску загара,
Слышать голос — твой — за спиной,
спокойный,
С легкой усмешкой: вот, они такие,
мужчины,
Уверенно мелить кий, присаживаясь
на подоконник,
И киксануть в финале, без видимой на
то причины.
Открытие Америки
В твоих
глазах три четверти мира — море,
линия горизонта давно потеряла
всякую определенность,
в трюмах матросы, из тех, что давно
не спорят,
лишь проклинают подмокший порох,
показывая к бунту явную склонность.
Об этом еще
вчера доложил старый боцман,
огромный
португалец, он единственный, кому
ты еще можешь верить.
А карты и звезды врут, как ты
обманул корону,
пообещав привести Испанию на
полный сокровищ берег.
Эта ночь
станет последней, теперь ты в этом
уверен,
чего еще ждать от окружающего
нищего сброда.
Прогуляться за борт, погреться под
обжигающим солнцем на рее —
естественная благодарность за
небольшой излишек свободы.
Ты не знаешь
— завтра утром одной похмельной
собаке
почудится крыло, мелькнувшее, и
команда содрогнется от крика
“Земля”! — и тогда, победителем, ты
будешь стоять на баке…
Но слава все равно достанется
какому-нибудь Америго.