Опубликовано в журнале Урал, номер 12, 2002
Виталий Леднев — доктор исторических наук, профессор, зав. кафедрой истории России государственного профессионально-педагогического университета.
Когда говорят о старом Урале, то всегда вспоминаются такие фамилии, как Строгановы, Яковлевы, Демидовы, реже Турчаниновы, еще реже Мосоловы, Осокины, Лугинины, хотя все они имели непосредственное отношение к освоению Урала и многие из них за годы советской власти были почти забыты. Марксисты-ленинцы делали все, чтобы вытравить из сознания русских людей не только православную веру, но и тех людей, особенно дворянского и купеческого происхождения, чьим трудом были освоены Урал и Сибирь. Большевики совершили переворот, когда горнозаводский Урал уже во многом был обжитым регионом России, давно был знаменит своей металлургией, золотодобывающей промышленностью, машиностроением, химией и многими другими отраслями производства.
Среди тех, кто очень много сделал для освоения природных ресурсов и полезных ископаемых Урала, развития его металлургии и машиностроения, был тульский купец первой гильдии Ларион Иванович Лугинин. Он был земляком знаменитых Демидовых и потому наслышан о том, что на Урале можно сделать большой капитал, хотя и до Урала Лугинины уже имели огромные средства. Достаточно сказать, что они входили в первую десятку крупнейших торговцев России.
Первоначальное накопление капитала осуществил отец Л.И. Лугинина, тульский купец Иван Лугинин. Вот так писал об этом сам Л.И. Лугинин: “Покойный отец мой, тульский купец Иван Лугинин, с самого начала заведения С.-Петербурга, потом и я с ним вместе производили знатную торговлю при сем С.-Петербургском, так и при всех других портах и пограничных местах, так что при уничтожении внутренних таможен, т.е. с 1753 г. до самого нынешнего времени дом наш пошлины одних платил короне с обоюдных товаров не меньше 50 тыс. руб. каждый год. Во все сии года пошлин заплачено более миллиона рублей. Таковым целого почти века трудолюбием и доброю со стороны дома нашего верою учинили мы дом свой вне и внутри государства знаменитым”.
До покупки уральских металлургических заводов Лугинины были известны как крупнейшие русские мануфактуристы. Они владели парусно-полотняной фабрикой и очень много занимались внешней торговлей. По данным Н.И. Павленко, “В ведомости, присланной тульским провинциальным магистратом в 1765 г., среди купцов, торговавших с заграницей, фигурируют три брата Лугининых: Фома Корнилович, Петр Корнилович с сыном Иваном и Иван Корнилович с сыном Ларионом и внуком Максимом Ларионовичем. Ф.К. Лугинин вел исключительно восточную торговлю. В Кяхте он продавал мерлушку, юфть и меха на 10 тыс. руб. в год. Ф.К. Лугинин продавал иностранным купцам в Петербурге воск, юфть, пеньку, а также продовольственные товары сало, пшеничную и ржаную муку, пшено, крупу, горох, мед и патоку на 63 тыс. руб. в год. В Оренбург для продажи восточным купцам П.К. Лугинин доставлял юфть, правда в скромных размерах — всего на 500 руб. Третья семья Лугининых, из которой происходил владелец металлургических заводов Ларион Иванович Лугинин, была богаче двух других, вместе взятых. Торговые связи весьма обширны. В Петербург И.К. Лугинин с сыном Ларионом и внуком Максимом возили парусное полотно производства собственной мануфактуры, основанной в Алексинском уезде еще в 1748 г., а также пеньку, юфть, сало и щетину, в общей сложности на 120 тыс. рублей. Крупные партии товара (юфть, мерлушка, ворвань и кожи) И.К. Лугинин поставлял в Кяхту (на 50 тыс. руб.), еще имел три лавки. Кроме того, юфть экспортировалась в Иран (на 3 тыс. руб.), а также через Оренбург в Среднюю Азию (на 4 тыс. руб.). Участие И.К. Лугинина в китайской торговле имело большую давность: Московская таможня зарегистрировала в 1740 г. привоз в столицу И. Лугининым посуды из Иркутска и Верхотурья. Не прекращал внешнеторговых связей Лугинин и после того, как стал металлургом. Внешнеторговый оборот Л. И. Лугинина в 1773 г. составлял около 184 тыс. руб., а в 1775 г. — свыше 128 тыс. рублей”.
Накопленные в торговле деньги позволили Л.И. Лугинину в 1768 г. купить на Южном Урале у В.М. Мосолова Златоустовскяй завод и Троице-Саткинский завод барона А.С. Строганова.
До Урала Лугинины уже приобрели определенный опыт содержания и управления металлургическими заводами. Они дружили и сотрудничали со своими земляками — тульскими оружейниками братьями Мосоловыми. Еще в 1728 г. Л. Лугинин вступил в их компанию по строительству завода в Тарусском уезде, в вотчине Пафнутьево-Боровского монастыря. Они построили здесь шесть ручных горнов, необходимое оборудование и в 1730 г. получили первую плавку. В 1733 г. они совместно построили Верхне и Нижне-Шанские молотовые заводы, а в 1736 г. пустили в строй еще один молотовый завод на реке Луже, в Боровском уезде. Всего они построили пять заводов в Центральном районе и стали успешно конкурировать с уральскими металлургами. Шанские заводы Мосоловых и Лугининых в 1720 — 1739 гг. выплавили 129 794 пуда чугуна, а Мыжегский завод за это время выдал 238 804 пудов.
Кроме Златоустовского и Троице-Саткинского заводов в 1772 г. Лугинины купили у Прокофия Демидова Верхне-Чугунский, Нижне-Чугунский и Корельский металлургические заводы. Еще ранее, в 1770 г., Л. Лугинин извещал Берг-коллегию о том, что намерен в 25 верстах от Златоустовского завода, на реке Кусе, построить доменные печи. В 1773 г. он сообщил Берг-коллегии, что намерен построить на реке Миассе медеплавильный завод и значительно усовершенствовать уже действующие уральские заводы.
К концу XVIII в. наследники Л.И. Лугинина, Иван и Николай Максимович Лугинины, пустили в эксплуатацию еще два завода. В 1787 г., по указу Пермского наместнического правителя от 22 декабря 1783 г., они построили Артинский молотовый завод. В марте 1797 г. Лугинины пустили в строй Кусинский доменный и передельный завод. Все же состояние Лугининых оценивалось в 2 477 375 рублей. Строительство новых заводов повлекло за собой рост численности уральского населения.
Проблема трудовых ресурсов стала безотлагательной, так как уральские поселки и деревни, отстоявшие друг от друга на расстоянии в 30 — 50 километров, были не в состоянии обеспечить бурный рост потребности в рабочих и других кадрах. Дело доходило до того, что не только предприниматели, но и государственная администрация использовали в XVIII в. мобилизацию и даже насильственный отрыв населения центральных районов России от домашнего хозяйства. Демидовы, Строгановы, Осокины, Турчаниновы, Мосоловы, Лугинины использовали на своих заводах беглых крестьян, раскольников, практически всех, кто так или иначе оказался на Урале. По данным переписи населения 1717 г., на Невьянском заводе Демидова “…было обнаружено много пришлых “без отпусков” из Великого Устюга, Сольвычегодска, Тулы, Вятки, Каргополя, из-под Москвы, Нижнего Новгорода, Симбирска, Архангельска, Верхотурья, Уфы, Костромы, Галича и Ветлуги”.
Впоследствии Лугинины расстались с металлургией. Многие из них посвятили себя военной службе, науке и светской жизни. Все они постепенно получили дворянские звания, хотя также как Демидовы происходили из буржуазии. Некоторые из них стали известными людьми как в России, так и за ее пределами.
Лугинины впоследствии оказались связаны с декабристами. Полковник Генерального штаба Ф.Н. Лугинин еще в годы офицерской юности познакомился в Кишиневе с А.С. Пушкиным. Позднее он написал заметки “Из дневника прапорщика Ф.Н. Лугинина”, которые многократно публиковались в связи с юбилеями А.С. Пушкина. Ф.Н. Лугинин был знаком со многими декабристами, примыкавшими к Южному и Северному обществам. Кроме того, декабрист М.С. Лунин был его родственником по жене В.П. Полуденской. Впоследствии одна из дочерей В.Ф. Лугинина (Мария) вышла замуж за В.М. Волконского, внука известного декабриста С.Г. Волконского.
Из всех Лугининых, как в России, так и за рубежом, стал особенно известен сын полковника Ф.Н. Лугинина. Владимир Федорович Лугинин — крупный русский ученый, один из создателей термохимии в России, пионер кооперативного движения в России, профессор МГУ им. М.В. Ломоносова.
В.Ф. Лугинин родился в г. Москве 20 мая 1834 г. в знаменитом доме его отца “У Спаса на Песках”. В нынешней Москве этот дом называют “Спас-Хаус”, где теперь располагается резиденция посла Соединенных Штатов Америки на Старопесковской площади, в конце Старого Арбата. Дом, где проживали бывшие уральские заводчики Лугинины, был известен всей Москве. Уже в раннем детстве В.Ф. Лугинин знал очень многих известных людей, которые бывали в их доме. Следует подчеркнуть при этом, хотя Лугинины были очень богатыми людьми, но их дети все занимались каким-то серьезным делом, никто из них не был праздно шатающимся человеком. Все они стали большими тружениками. В семье с уважением относились к идеям декабристов и все стремились к улучшению жизни русского народа, тянулись к знаниям, науке, просвещению и искусству.
В качестве воспитателя юного Владимира Лугинина родители прислали одного из ассистентов известного немецкого химика Ю. Либиха, Траутшольда, ставшего впоследствии профессором Петровской академии. Траутшольд развил у братьев интерес к науке, в результате чего Владимир Федорович блестяще подготовился к поступлению в Московский университет.
Но, в связи со студенческими волнениями, по распоряжению царя Николая I число студентов было сильно сокращено. Владимир Федорович поступил в Михайловское артиллерийское училище, где в то время преподавали такие известные ученые, как математики Остроградский и Буняковский, физики Ленц и Гадолин, химики Фадеев и Шишков. В 1853 году он был произведен в офицеры. Как с отличием окончившего училище, его сразу оставляли преподавать в Михайловском училище, но началась Крымская война, и он попросился в действующую армию. Он участвовал в походе на Дунай, в осаде Силистрии. За участие в сражении при Черной речке и штурме Севастополя в 1856 г. он был награжден орденом Святой Анны третьей степени с мечами. Любопытно то, что в Севастопольской битве он воевал вместе со Л.Н. Толстым и даже жил с ним в одной палатке.
После Крымской войны В.Ф. Лугинин поступил учиться в артиллерийскую академию, где сразу проявил большие способности в науке. После ее окончания был назначен помощником ученого секретаря артиллерийского отделения военно-ученого комитета, где прослужил два года. Уже в то время опубликовал ряд статей в разных журналах, где обобщил опыт использования артиллерии в обороне Севастополя.
Но его постоянно тянуло к большой науке. Как нередко бывает у ученых, он не сразу нашел себя. В 1860 г. он вышел в отставку и поступил в число слушателей Гейдельбергского университета в Германии. Среди профессоров этого вуза в то время были такие выдающиеся ученые, как Кирхгоф, Гельмгольц, Бунзен и другие. Из Гейдельберга он переехал в Цюрих, где работал в лаборатории профессора Вислиенуса и слушал лекции по теории теплоты Клаузиуса. В Цюрихе он начал первую самостоятельную научную работу по органической химии, но она его не увлекла. Вскоре он перешел в лабораторию известного физика Реньо, где и начал первые работы по термохимии.
Вернувшись в Россию в конце 70-х гг., В.Ф. Лугинин создал в Петербурге небольшую частную химическую лабораторию. С 1899 г. началась его деятельность в Московском университете, где в 1890 г. он и создал первую в России термохимическую лабораторию, 100-летие которой отмечалось в 1990 году. Став одним из основоположников современной термохимии в России, он открыл двери своей лаборатории для всех желающих заниматься химией. По оценке специалистов тех лет, она стала одной из лучших в Европе. Работая в МГУ, он добился выдающихся научных результатов. По ходатайству известных русских ученых А. Столетова, А. Тимирязева, К. Тимирязева, А. Соколова, Н. Жуковского, В. Вернадского, И. Сеченова, Н. Зелинского и других он был удостоен звания почетного доктора химии, а 30 апреля 1899 г. утвержден в звании профессора по кафедре химии.
Характерно, что все расходы по снабжению своей лаборатории, содержанию обслуживающего персонала велись Владимиром Федоровичем за свой счет. Кроме того, с 1892 г. он стал попечителем Костромской классической гимназии. Много сделал он и для Московского университета. Еще будучи приват-доцентом, 27 февраля 1897 г. он обратился в правление МГУ с таким письмом: “В течение 30 последних лет моей жизни я тщательно собирал выдающиеся сочинения по физико-химическим наукам, составляющим мою специальность, а также периодические издания, относящиеся к этой отрасли знания. Точно так же, хотя менее систематично, я приобретал и наиболее видающиеся сочинения по главным европейским литературам, истории, экономике, философии, большое число мемуаров, относящихся к 18 —19 столетиям, и отчасти сочинения, относящиеся к России, особенно старинные. Таким образом, я располагаю в настоящее время двойной библиотекой: физико-химической с одной стороны и литературно-исторической, с другой. Денежная ценность их по моим приблизительным расчетам не должна быть менее 50 тыс. рублей. …Библиотека моя в совокупности представляет около 6000 переплетенных томов, каталогизированных в 2-х каталогах по так называемой карточной системе. Она состоит преимущественно из книг на иностранных языках. Наибольшую ценность моей библиотеки составляют собрания научных периодических изданий. Приближаясь к старости, я решился пожертвовать мою библиотеку учреждению, которое предоставляло бы полную гарантию ее сохранности и могло употребить ее с пользою для науки. Выделив из нее некоторое число книг общеобразовательного содержания (200 или 300 томов), которые я предоставляю моим дочерям Марии и Надежде Лугининым, я решился отчасти передать при жизни, а отчасти завещать по смерти все мое собрание книг Императорскому Московскому университету…”. После этого завещания Владимир Федорович ежегодно вносил в правление МГУ 400 рублей для пополнения периодических изданий подаренной библиотеки. В 1903 г. он подарил МГУ и термохимическую лабораторию. 30 сентября (18 октября) 1908 г. в Париже в домашнем завещании он подтвердил свое прежнее завещание, а 5 ноября 1911 г., после его смерти, Костромской окружной суд утвердил его.
В.Ф. Лугинин был не только выдающимся ученым, но и заметным общественным деятелем, одним из пионеров кооперативного движения в России. Еще в 1860 г., занимаясь в Гейдельбергском университете, он напечатал две статьи социологического содержания, в одной из которых обобщил опыт создания рабочих обществ в Англии, в другой описал сущность коммунистической общины, существовавшей в то время в Тюбингене, куда Владимир Федорович специально ездил. Эти статьи в 1864 и 1865 гг. были напечатаны в России, в журнале “Отечественные записки”. В 1886 г. он прочитал в Учено-литературном обществе Парижа публичную лекцию об артелях и кооперативах России. Она также позднее была издана в Париже и Петербурге.
Но заслуга В.Ф. Лугинина состоит не только в изучении отечественного и зарубежного опыта, но и внедрении его в России. В 1855 г. его младший брат, Святослав Федорович Лугинин, который постоянно жил в селе Рождественском Ветлужского уезда Костромской губернии, основал первое в России ссудно-сберегательное товарищество. Дела этого первого кооперативного объединения пошли хорошо. Н.П. Колюпанов в 1868 г. обобщил ветлужский опыт в передовой статье газеты “Москва”. После публикации статьи в Ветлужскую управу поступили запросы со всех концов России, в которых была просьба выслать “Устав Рожденственского ссудного товарищества”. К сожалению, Святослав Федорович Лугинин вскоре умер, прожив всего 29 лет.
Учитывая повсеместный интерес к организации народного кредита и народных банков, В.Ф. Лугинин совместно с Н.П. Колюпановым опубликовали в 1869 г. книгу “Практическое руководство к учреждению сельских и ремесленных банков по образцу немецких ссудных товариществ”. В предисловии к книге они отмечали, что работа посвящена “земским деятелям, искренне сочувствующим нуждам трудящегося населения”. В книге был помещен полный текст “Устава Рождественского ссудного товарищества” и обобщен опыт его функционирования.
В 1870 г. по просьбе земских деятелей России В.Ф. Лугинин, совместно с А.В. Яковлевым, опубликовали в Петербурге в типографии А. Котомина еще одну книгу, которая называлась “Сельские ссудные товарищества (их устройство и назначение)”. В начале книги они объяснили, почему огромное количество существовавших в России волостных касс у бывших государственных и удельных крестьян не имели успеха и многие из них прекратили свое существование. Это разъяснение они делали потому, что многим тогда казалось, что неудача волостных ссудных касс состояла в том, что в России вообще невозможен сельский народный кредит. По мнению же Лугинина и Яковлева, это предопределялось принципами организации этих банков.
Волостные ссудные кассы были учреждены сверху, правительством. Деньги, которые они пускали в оборот, находились в руках волостного правления. Это порождало безразличное участие крестьян в банковских операциях, так как они были построены не на личном интересе крестьянина, а административным распоряжением. Волостное начальство единолично заведовало ссудными операциями. Оно выдавало ссуды тем лицам, которые по тем или иным причинам были близки волостным верхам. Они же устанавливали ссудный процент, что порождало произвол на местах в отношении крестьянина. Ссуды, выданные по знакомству, часто долгое время не возвращались. Таким образом, выдача ссуд была источником многочисленных злоупотреблений самой кассы, вместо того, чтобы быть поддержкой возможно большего числа небогатых, но трудолюбивых крестьян. Волостные кассы становились монополией небольшого кружка избранных и давали им дополнительное средство для угнетения остальных. Волостные сходы не могли их контролировать, так как они управлялись теми же самыми волостными начальниками, которым народ был обязан повиноваться. В.Ф. Лугинин и А.В. Яковлев справедливо сделали вывод, что волостные кассы никакой экономической помощи крестьянам не оказывали и вызывали полное их недоверие.
Братья Лугинины задались вопросом: а нельзя ли создать такие волостные и сельские банки, в деятельности которых принимало бы участие все население волости и чтобы они никак не зависели от волостного правления? Они полагали, что успех любого предприятия состоит в сознательном участии в нем всех его членов. Вначале они хотели только вывести правление сельских банков из-под контроля волостных правлений. Но постепенно пришли к выводу, что и вновь избранное правление волостного банка будет состоять из людей, чьи личностные качества желают быть много лучше. Они видели также, что и среди крестьян люди не одинаковы. Одни плохо относились к делу, другие недобросовестны, третьи не нуждались в кредите. По этой причине они отбросили идею создания волостных банков и предпочли ей другую форму — форму кооперативных ссудных товариществ.
Основная идея такого товарищества состояла в том, что в него объединялись люди, нуждающиеся в краткосрочном кредите, не представляющие никакой вещественной гарантии, но были бы людьми высоких моральных качеств: честными, трудолюбивыми, чтобы у кредиторов была уверенность, что этот человек своим трудом может уплатить взятую сумму. Все члены этого товарищества объединялись в группу, которая занимала под круговую поруку всех членов группы необходимый капитал. Лугинины правильно поняли, что группа людей всегда дает больше гарантий заимодавцу по сравнению с отдельным лицом, которое при всем желании не всегда способно возвратить долг. Болезнь или другая причина вполне будут воспрепятствовать этому. Все же члены товарищества не могут одновременно подвергаться несчастным случайностям и потому всегда способны покрыть потери некоторых из своих членов. Поскольку у группы больше гарантий, то она может и занять денег на условиях, гораздо менее тягостных, нежели отдельный человек. Члены ссудного товарищества, вместо того, чтобы занимать деньги у других лиц и платить огромные проценты, вследствие малого обеспечения, получают ссуду от товарищества на условиях более выгодных. Взаимная ответственность всех за каждого и каждого за всех позволила Лугининым разрешить задачу, казавшуюся долгое время неразрешимой, — доставить дешевые кредиты без всякого материального обеспечения за взятую ссуду.
Лугинины понимали, что вначале в этих товариществах будет мало людей, так как новое дело привлечет на первых порах только самых предприимчивых и толковых. Когда в 1866 г. ими создавалось первое в России ссудное товарищество в Ветлужском уезде Костромской губернии, в Рождественской волости проживало около 2000 человек, из них взрослых — около 800 человек. В первый год в товарищество вошло всего 20 человек, которым Лугинины выделили капитал в 1000 рублей, в рассрочку на 10 лет. В 1869 г. товарищество насчитывало уже 250 человек, имело запасной капитал в 750 рублей, паевого имущества членов около 2000 рублей и выдало членам кооператива в ссуду только в течение 1869 г. около 12 тыс. рублей. В течение первых трех с половиной лет его существования пришлось лишь два раза прибегнуть к взысканию неуплаченной в срок ссуды, которая была покрыта некоторой частью имущества неисправных должников. При этом товарищество не понесло никаких потерь. По мере распространения среди рождественских крестьян доверия к новому предприятию, крестьяне начали делать вклады, и в 1869 г. в кассе товарищества, сверх первоначально занятого капитала, появились 1,5 тыс. крестьянских вкладов. Если учесть, что результаты эти были достигнуты в лесном Ветлужском уезде, удаленном от больших городов и главных путей сообщения, то в местностях более благоприятных можно было достичь еще лучших результатов.
Обращаясь к читателю, В.Ф. Лугинин и А.В. Яковлев писали: “Мы будем считать за счастье, если теми советами и указаниями, которые мы предлагаем в нашей брошюре будущим учредителям сельских банков, нам удастся несколько помочь делу основания сельских ссудных товариществ и развитию народного кредита, этой настоятельной потребности нашего бедного крестьянина. Без развития народного кредита немыслим выход крестьянина из настоящего беспомощного состояния”.
В.Ф. Лугинин был хорошо известен и в революционных кругах 60-х годов. В июне — сентябре 1861 г. он, по словам известного историка этих лет Н.Н. Новиковой, принимал участие в издании и распространении “Великорусса”, а некоторые из современников считали, что В.Ф. Лугинин входил даже в состав подпольного комитета “Великорусса”. Поскольку царским жандармам не удалось раскрыть состав комитета, то историки до сих пор не могут точно определить руководящий состав этой революционной организации. В свое время член ЦК тайного общества “Земля и воля” А.А. Слепцов продиктовал историку М.К. Лемке следующее заявление: “Есть основание предполагать, что членами “Великорусса” были также адъютант герцога Мекленбургского, потом эмигрант кн. Н.П. Трубецкой, В.Ф. Лугинин и Н.Н. Обручев; так, по крайней мере, я слышал от первого из них за границей в дружеской доверительной беседе, которую впервые и открываю Вам”. Это мнение А.А. Слепцова опубликовано М.К. Лемке в комментариях к полному собранию сочинений А.И. Герцена в 1920 г., но в проведенном позднее специальном исследовании Н.Н. Новиковой высказано сомнение в достоверности этого факта. Историкам еще предстоит окончательно установить истину. Здесь важно отметить, что авторы “Великорусса” обратились к просвещенным людям с демократической программой, которую они хотели представить в виде петиции Александру II. “Великорусс” подверг критике реформу 1861 года и весь существующий порядок. Примечательно то, что отец нашего героя, Ф.Н. Лугинин, входил в состав Всероссийского комитета по отмене крепостного права от Костромской губернии. Сын же в “Великоруссе” требовал передать крестьянам всю землю, которой они пользовались до реформы, с выкупом “на счет всей нации”. Владимир Федорович и его соратники по “Великоруссу” требовали новой конституции, выработанной народным представительством, суда присяжных, свободы печати и исповеданий, самоуправления, устранения сословных привилегий, пожизненных прав национальностей, немедленного освобождения Польши. Как видит читатель, взгляды отца и сына расходились сильно.
“Великорусс” получил значительное распространение и произвел большое впечатление на широкие общественные круги. Его перепечатали в “Колоколе” А.И. Герцен и Н.П. Огарев. Эту прокламацию высоко оценил Н.Г. Чернышевский. Чернышевский и Лугинин тогда же познакомились и стали близкими друзьями. По предположению некоторых мемуаристов, Чернышевский в романе “Пролог” сделал Лугинина прототипом одного из главных героев — Нивельзина. Николай Гаврилович был посвящен и в его конспиративные дела.
Еще обучаясь в Гейдельбергском университете, Владимир Федорович много раз ездил в Лондон к Герцену, с которым они тоже стали друзьями. Надо подчеркнуть, что В.Ф. Лугинин очень много жил в Париже и Цюрихе, куда он вынужден был уехать из Москвы и Петербурга, так как за революционную деятельность ему было запрещено проживание в столицах. За границей он близко сошелся с русскими и зарубежными революционерамит — был хорошо знаком с Герценом, Огаревым, Лавровым, Бакуниным, Гарибальди, Маццини, со многими деятелями “Земли и воли”, Первого Интернационала. Выше уже отмечалось, что на самой заре пролетарского движения В.Ф. Лугинин в статьях из Швейцарии знакомил русских читателей с задачами Интернационала и революционным движением на Западе.
Живя в Париже, он
подружился с И.С. Тургеневым. Когда
по просьбе А.И. Герцена В.Ф. Лугинин
первый раз пришел к Тургеневу, то он
сразу произвел на него хорошее
впечатление. Позднее И.С. Тургенев
писал Герцену: “Прежде всего скажу
тебе, что сам (В.Ф. Лугинин. — В.Л.)
мне понравился так, как давно
молодой человек мне не нравился:
это благородное и дельное
существо”. Тургенев и Лугинин во
время первого же знакомства
проговорили весь день, после чего
Лугинин остался у Тургенева
ночевать, и они проговорили всю
ночь. И в этом нет ничего
удивительного —
Лугинин был превосходно
образованным человеком. Кроме
химии он постоянно интересовался
историей, философией, экономикой,
был завсегдатаем театров и
художественных выставок, читал все
литературные новинки. Он свободно
владел четырьмя европейскими
языками.
Судя по воспоминаниям современников Герцена, В.Ф. Лугинин имел отношение к изданию “Былого и дум”. В 1875 г. Наталья Алексеевна Тучкова-Огарева писала П.В. Анненкову из Парижа: “Наконец Александр Александрович прислал нам пятый том записок, скоро он будет напечатан. Александр Александрович написал Вырубову, чтоб он прочел пятый том с Тургеневым и Лугининым и чтоб сделали как решат втроем”. Но в то время среди друзей и родственников А.И. Герцена возникли разногласия о целесообразности публикации пятого тома, где затрагивались личные проблемы этой семьи. А поскольку Лугинин ухаживал за дочерью Герцена (Татой) и все полагали, что они будут мужем и женой, то Тучкова-Огарева просила, чтобы вместо Лугинина текст читал П.В. Анненков, так как, по словам дочери и сына, они не помнят, чтобы Герцен “желал напечатать пятый том”. И.С. Тургенев стоял на этой же позиции. Он писал тогда П. В. Анненкову: “Не сомневаюсь, что она произведет на вас сильнейшее впечатление. Как только вы ее прочтете, пришлите ее мне, также в застрахованном пакете. Я совершенно разделяю Ваше мнение, что напечатать эту вещь было бы вызвать целую бурю скандалов”.Точки зрения Тургенева, Анненкова, Лугинина и старших детей Герцена полностью совпали. Не случайно рукопись пятого тома появилась в печати только в 1919 г., то есть через 43 года, когда участников той полемики фактически не было в живых.
Тургенев оказался прав, когда писал, что “…лет через 50 вся тогдашняя русская публика насладится этой чудесной вещью”.
В.Ф. Лугинин был хорошо знаком и дружил с другими детьми А.И. Герцена. Особенно нравилась ему Тата. В конце концов в 1865 г. он сделал ей предложение выйти за него замуж. Но у дам, как известно, свои вкусы. В мае 1866 г. Тата Герцен писала М.Н. Рейхель: “…семейная жизнь меня не очень привлекает”. Она сообщала ей, что отказала Лугинину еще летом 1865 г. Она признается, что “самой было достаточно досадно и больно. Молодой русский, такой хороший, умный, серьезный, занимающийся естественными науками… Папа его очень полюбил. Но все не то. Ум — почти что слишком практический”.
Несмотря на отказ, Лугинин еще долгое время не оставлял надежды на изменение решения Таты. В сентябре 1866 г. Герцен сообщал Мойзенбуг, что Лугинин снова просит руки Таты (“честнейший, чистейший человек, настоящий рыцарь”), но ее решение не изменилось. Лугинин и позднее продолжал дружить с этой семьей. В его ветлужском имении в селе Рождественском в 1903 г. гостил один из сыновей Герцена, Петр Александровича.
Сорок пять лет жизни
отдал В.Ф. Лугинин
научно-исследовательской и
педагогической работе. Он
осуществил более 100 оригинальных
исследований в области термохимии
и других разделов физико-химии.
Выдающийся русский физик А.
Столетов, оценивая работу Лугинина
об определении скрытой теплоты
испарения, писал: “Эту работу, не
обижаясь, можно назвать
классической”. Еще в 1896 г.
французское правительство высоко
оценило научную работу В.Ф.
Лугинина. В этом году он был
пожалован в кавалеры ордена
Почетного легиона. 13 марта 1904 г.
ученый совет МГУ им. М.В. Ломоносова
избрал Владимира Федоровича
Почетным членом Московского
университета. Созданная им
лаборатория была названа его
именем. Именно в этой лаборатории
начинали свою
научно-исследовательскую
деятельность ученики Лугинина
Зубов, Осипов, Шегляев, Циннер,
Щукарев, ставшие позднее заметными
химиками. Приезжали сюда учиться и
представители других
университетов. Вместе с ним успешно
вели здесь исследования профессора
В.И. Вернадский, Н.А. Умов, И.А.
Каблуков, М.М. Попов, заведовавшие
после его отъезда за границу,
лабораторией и добившиеся
впоследствии выдающихся научных
результатов. Почетный член АН СССР
И.А. Каблуков в своих воспоминаниях
о В.Ф. Лугинине отметил: “Я
вспоминаю с благодарностью, как я
вместе с ним работал над теплотой
присоединения брома к непредельным
соединениям”. Он любил МГУ и высоко
ценил звание почетного члена. Это
был много видавший и многих знавший
человек. Он был предан России и
презирал тех, кто думает только о
выгоде и собственном корыте.
Он проявлял постоянную заботу о крестьянах особенно любимого им Ветлужского уезда. Следует отметить при этом, что когда он приезжал в Ветлугу, то находился под негласным надзором полиции. Владимир Федорович принимал деятельное участие в работе Ветлужского уездного земства. Еще в 1866 —1876 гг. он начал строительство хороших дорог в направлении Ветлуга — Урень и Ветлуга — Холкино — Широково — Яранск. И кое-что ему удалось осуществить. Старшее поколение уренцев и ветлужан хорошо помнят знаменитую “торцовку”, которая была проложена от Ветлуги и чуть дальше Базанского поворота. Это была их идея. Совместно с Н.П. Колюпановым, который был уполномоченным по разработке проекта северного направления Уральской линии железной дороги, они уже в 1868—1869 гг. доказывали необходимость соединения Поветлужья железной дорогой. Этот проект и теперь хранится в Государственной библиотеке России. Он был учтен впоследствии при строительстве линии Нижний Новгород — Киров, хотя и не совсем полностью. Они предлагали провести железную дорогу через Ветлугу.
В.Ф. Лугинин в конце жизни сделал ветлужанам крупное пожертвование. В 1901 г. им была представлена в Ветлужскую управу записка следующего содержания: “В 1830 году, ввиду приближавшейся к нашему краю холерной эпидемии, свирепствовавшей в то время в остальной России, покойный отец мой Федор Николаевич Лугинин основал в своем Ветлужском имении, в селе Рождественском, больницу, предназначавшуюся первоначально исключительно для борьбы с ожидавшимися бедствиями, для противодейства которому в то время во всем краю нашем не имелось ни врачей, ни больниц. К счастью, холерная эпидемия не коснулась нашего уезда, но больница не была упразднена, и из временного учреждения она была преобразована покойным отцом моим в учреждение постоянное и продолжала существовать после освобождения крестьян. Ф.Н. Лугинин содержал ее до самой своей кончины. Я, в свою очередь, следуя его примеру, продолжаю постоянно поддерживать дорогое нам обоим учреждение. Деятельность наша в этом направлении была оценена в нашем краю, и мы удостоились: покойный отец мой в 1869 году, а я в 1896 году — благодарности, выраженной нам Костромским Губернским земским собранием.
В настоящее время мне исполнилось 65 лет, я не имею сыновей, и после меня остаются наследницами мои две дочери: Мария Владимировна Волконская (впоследствии она была замужем за В.М. Волконским, внуком известного декабриста С.Г. Волконского. — В.Л.) и Надежда Владимировна Лугинина. Хотя я вполне убежден, что обе дочери мои и после меня станут поддерживать учреждение, польза которого для края очевидна и вполне сознается ими, но я не могу иметь той же уверенности относительно последующих поколений и считаю поэтому долгом совести при жизни моей обеспечить на будущее время существование Рождественской больницы, вложив в Государственный банк неприкосновенный капитал в 200 тыс. рублей, на проценты от которых она должна содержаться. После этого вклада я до своей кончины намерен содержать больницу на мои личные средства”.
Пожертвовав Рождественской больнице 200 тыс. рублей и добавляя банковский процент, после смерти В.Ф. Лугинина Ветлужское земство получило 283 тыс. рублей.
Владимир Федорович с
уважением и заботой относился к
крестьянам Ветлужского уезда.
Заметив, что находящаяся в их
имении винокурня
способствует развитию пьянства, он
закрыл ее. В 70-х годах XIX в. он
основал в селе Рождественском
школу, выделив на ее
содержание 2000 рублей. Все это,
взятое вместе, говорит о Лугинине
не только как о выдающемся ученом,
но и как о прогрессивном
общественном деятеле.
Постепенно ухудшалось здоровье Лугинина. Врачи рекомендовали ему жить во Франции. Трудно было расставаться с Россией и МГУ. Он периодически приезжал из Парижа в Москву и Ветлугу, но с 1905 г. не смог этого делать. Несмотря на тяжелую болезнь, онпродолжал научные занятия. Он был исключительно привязан к природе, особенно лесам Ветлужского уезда. Не случайно последней его научной работой было изучение распределения температур в стволах лиственных и хвойных деревьев.
Наш соотечественник профессор Владимир Федорович Лугинин умер 26 октября 1911 года в Швейцарии, в Ла Пелуз. Похоронен в Париже. Химики России тяжело переживали эту утрату. В МГУ состоялось внеочередное заседание, на котором с воспоминаниями о нем выступили виднейшие ученые. Академик Н.С. Курнаков прислал специальное письмо, в котором говорилось: “Отделение химии Русского физико-химического общества шлет свое искреннее приветсвие по поводу чествования памяти славного русского термохимика, Владимира Федоровича Лугинина. Его образцовые по точности данные обогатили химическую науку, а созданная им единственная в своем роде термохимическая лаборатория останется навсегда памятником его плодотворной деятельности. Да послужит жизнь Владимира Федоровича примером любви к науке и Родине”. Известный швейцарский физик и метролог Гийом в память о нем издал в Париже специальную биографию, в которой писал: “26 октября 1911 г. тихо угасла жизнь одного из благороднейших людей и выдающегося ученого Владимира Федоровича Лугинина. До последних дней жизни все помыслы его были направлены на служение науке, которую он безгранично любил. Большая научная эрудиция в сочетании с общей глубокой культурой и возвышенностью мышления делают Лугинина одной из наиболее колоритных фигур ученого мира нашего времени”.
Прошло почти два с половиной столетия с того момента, как Л.И. Лугинин в 1768 г. приобрел Златоустовский и Троице-Саткинский заводы на Южном Урале. Его наследники Иван и Николай Максимович Лугинины добавили к ним Миасский медеплавильный, Верхне и Нижне-Чугунский, Корельский и Кусинский металлургические заводы, Артинский молотовый завод. Все они успешно работают и в настоящее время. Тысячи уральцев через века несут память о заводчиках Лугининых, которые по праву разделяют славу Демидовых, Строгановых, Турчаниновых, Мосоловых и Осокиных, которые еще в XVIII веке заложили основы уральской металлургии, добились выдающихся результатов в освоении недр Урала.