Опубликовано в журнале Урал, номер 11, 2002
Семья Маминых
“…В некотором роде каждый из нас является живым итогом всех своих предков”, — писал Д. Н. Мамин-Сибиряк в своем произведении “Голос крови”.
В одной из бесед с переводчиком Ф. Ф. Фидлером, который предполагал написать биографию Мамина-Сибиряка, писатель выводил корень маминского рода от некоего татарина или башкира “Маминя”. Тут же заметил: “Дед моей прабабушки со стороны матери был шведским воином. Он был взят в плен под Полтавой и послан Петром Великим на Урал для насаждения горного дела. Там ему дали прозвище-фамилию Воинсвенский (“воин свенский”)”.
Документы свидетельствуют, что род Маминых принадлежал к так называемому “белому” духовенству.
Со стороны Анны Семеновны все ближайшие предки были тоже церковнослужители. Бабушка Феофила Александровна Воинсвенская (в замужестве Пономарева) была действительно из рода Воинсвенских. Ее отец, Александр Афанасьевич, занимал большой церковный пост в Екатеринбурге.
Наркис Матвеевич (1827—24 января 1878), отец писателя.
“Как сейчас вижу отца, одетого в черную рясу из тяжелого драпа, с широкополой, черной шляпой на голове. Он был высок ростом, широк в плечах, а костюм делал его еще массивнее. Как сегодня вижу его бледное лицо, строгое и доброе, с серыми, добрыми глазами и большой, окладистой русой бородой, придававшей ему какой-то особенно патриархальный вид. Для меня лично слово “отец” связано с представлением именно такого отца, сильного, ласкового, доброго и всегда серьезного”, — так писал Дмитрий Наркисович в своих воспоминаниях “Из далекого прошлого”.
Наркис Матвеевич родился в Екатеринбурге в семье дьякона Вознесенской церкви, Матвея Петровича Мамина. Он окончил Екатеринбургское духовное училище и Пермскую духовную семинарию. Однокашником Н. М. Мамина по семинарии был И. М. Первушин (в будущем известный математик). В 1849 году Наркис Матвеевич женился на А. С. Степановой. Супруги сначала поселились в селе Егва около Кудымкара, а летом 1852 года они переехали на жительство в поселок Висимо-Шайтанского завода.
Церковный приход в Висиме был малочисленным и очень бедным. На 1852 год там было всего 236 дворов, из них 59 — старообрядческих, поэтому и кружечные сборы с прихожан были невелики, 80 рублей в год да скудное месячное жалованье от заводоуправления.
Н. М. Мамин был образованным человеком, хорошо разбирался в биологии, истории, фенологии и медицине. Он был сторонником гомеопатии и лечил висимчан по методу С. Ганемана (1753—1843).
Отец писателя был корреспондентом краеведа Н. К. Чупина, которого постоянно снабжал выписками из церковных архивов. Сельский священник консультировал известного ученого и по вопросам старообрядчества на Урале.
Наркис
Матвеевич был членом Уральского
общества любителей естествознания.
В 1870-х годах УОЛЕ по всему Уралу
развернуло устойчивую сеть
наблюдений за явлениями природы,
снабдив специальными приборами
сельских учителей и священников.
Наркис Матвеевич не был
исключением в этом списке. В
архивах УОЛЕ сохранились ежегодные
отчеты по наблюдению за погодой,
среди них есть и отчеты Н. М. Мамина.
В октябре 1875 года ему была
присуждена премия за труды по
наблюдению за грозами.
Сельский священник пользовался большим уважением и авторитетом среди висимчан. Он был гуманным, честным и предельно скромным человеком, в таком же духе старался воспитывать своих детей. “Мой отец не пил вина, не курил, не играл в карты, и вообще не допускал в своей жизни ничего, что носило на его языке названия “прихотей”. Слова отца: “Ты — сыт, одет, сидишь в тепле, а остальное прихоти”, — стали жизненным принципом и Дмитрия Мамина.
В Висимо-Шайтанском заводе Наркис Матвеевич совместно со своей супругой преподавал в местной церковноприходской школе. Учительствовать он начал еще в селе Егва. В фондах Объединенного музея писателей Урала хранится ведомость об учениках Егвинской сельской школы за первую половину 1850 года, заполненная рукой Н. М. Мамина.
Глава семьи при всем своем демократизме и уважении к науке был все-таки человеком религиозным. Однако он не хотел видеть своих сыновей попами. Сама мысль о том, что его детям придется учиться в бурсе и повторить горестный путь отца, казалась ему ужасной. Наркис Матвеевич мечтал дать им гимназическое образование, но за учебу, как известно, в гимназии нужно было платить, а средства, жалованные от заводоуправления, были так ничтожны.
Однажды с инспекторской проверкой в Висим приехал директор Екатеринбургской мужской гимназии, он же и инспектор народных школ по Зауралью, А. Д. Крупенин. Оставшись довольным педагогической деятельностью Наркиса Матвеевича, который в течение восьми лет совершенно безвозмездно преподавал в школе, инспектор пообещал на выгодных условиях определить его детей в гимназию. Но, к сожалению, когда наступило время учебы, Крупенина почему-то не оказалось в Екатеринбурге. Наркис Матвеевич подготовил своих сыновей, Николая и Дмитрия, в Екатеринбургское духовное училище, где обучение для детей священнослужителей было бесплатным. И тот и другой сразу поступили на высшее отделение (Николай — в 1864 г., Дмитрий — в 1866 г.) и получили документ об окончании этого учебного заведения спустя всего два года, в отличие от других детей, которые вынуждены были учиться здесь на протяжении нескольких лет.
Мамин-Сибиряк чтил и уважал своего отца, который для него был и учителем, и мудрым советчиком, и помощником, и бесценным другом. Между отцом и сыном всегда были доверительные отношения. Наркис Матвеевич в письмах утешал и поддерживал сына-студента, когда тот терпел академические неудачи. Дмитрий Мамин учился на ветеринарном отделении Петербургской медико-хирургической академии. В 1874 году он остался на второй год. “Не огорчайся, наш дорогой, — писал отец сыну, — если еще год пропадет”. Советовал глава семьи столичному студенту серьезно отнестись и к писательскому труду. Сам Наркис Матвеевич был литературно одаренным человеком. В его дневнике встречаются записи о чувстве любви к молодой жене, о горести разлуки, полные подлинной экспрессии и глубины.
Еще весной 1874 года Дмитрий Мамин в письмах к отцу поделился сокровенной мечтой о литературном труде. Наркис Матвеевич в ответных письмах не отвергал этого увлечения сына, но одновременно с этим старался и предостеречь его от соблазнов и легких побед. Он писал о необходимости серьезной подготовки, длительного труда, для того, чтобы человек мог вступить на путь писательства. “Без этих же необходимых условий лучше не совать суконного рыла в калашный ряд, если не хочешь отдать себя людям на посмеяние и поругание”.
Дмитрий Наркисович рассказывал в письмах к отцу и о своих первых репортерских шагах. Он начал публиковать свои отчеты о заседаниях научных обществ в петербургских газетах еще осенью 1874 года. Получал за них новоиспеченный репортер копеечные гонорары, но и этому он был рад. Радовался за своего сына и Наркис Матвеевич. 2 января 1875 года он писал в Петербург: “Нам очень приятно за хороший выбор, сделанный тобой в репортерстве”.
5 сентября 1876 года при содействии К. П. Поленова Н. М. Мамин переехал с семьей в Нижнюю Салду, но прослужил он здесь священником недолго. 24 января 1878 года Наркис Матвеевич скончался от воспаления легких.
Тяжело переживал Дмитрий Мамин смерть отца. До конца своей жизни он пронесет его светлый образ в своем сердце.
В день своего сорокалетия, 25 октября 1892 года, Дмитрий Наркисович напишет матери из Петербурга: “Дорогая Мама, уношусь сегодня в далекие воспоминания своего детства и ранней юности и благословляю то гнездо, из которого я вылетел. Я никогда его не забывал и никогда не был дурным сыном.
(…) Бесконечно благодарен, Мама, тебе и покойному Папе за то воспитание, которое я получил, за ту обстановку, простую, трезвую, трудящуюся, честную, в которой я вырос”.
Дмитрий Наркисович запечатлел своего отца в произведениях: “Из далекого прошлого”, “Семья и школа” и “Последняя треба”.
Анна Семеновна (1831—21 марта 1910), мать писателя.
“Мать моя по характеру походила на отца, — писал Дмитрий Наркисович в своих воспоминаниях “Семья и школа”. У нее были большие карие глаза, которые и я получил по наследству. Ее выпуклый лоб оттенялся густыми каштановыми волосами, всегда гладко причесанными. Эти волосы были так густы, что мать не раз отрезывала целые косы в видах экономии времени, уходившего на нас и на хозяйство”.
Анна Семеновна родилась в Горном Щите в семье сельского священника, Семена Стефановича (Степановича) Степанова. Ее образование в родительском доме ограничилось только умением читать, писать и считать по первым правилам арифметики, а также чтением душеполезных книг.
В возрасте 17 лет она вышла замуж за выпускника Пермской духовной семинарии Наркиса Матвеевича Мамина. Она скоро усвоила стоический принцип своего мужа: “Не завидовать и не желать того, что является излишеством”.
В Висимо-Шайтанском заводе прошли самые счастливые годы Анны Семеновны. Здесь родились ее дети: Дмитрий, Владимир, Елизавета. Было, конечно, все: и слезы радости, тревоги и волнения.
Из ее дневника: “Не знаю, что из Мити получится, но воображение у него богатое. Он очень любит слушать сказки. Сравниваю обоих сыновей — какая разница. У Мити натура более романтическая, чем у Коли. Он бойчее брата, хотя и слабее физически”.
“Сколько у меня страху за настоящее и будущее наших детей, будут ли они людьми честными, трудолюбивыми, воздержанными, полезными для других?..”, — писала Анна Семеновна в своей заветной тетрадочке, отправляя сыновей на учебу в Екатеринбург. Не зря трепетало материнское сердце. В Екатеринбургском духовном училище и сломался ее первенец Никола, а ее Митя, бедный Митя, переболел здесь даже тифом.
Дмитрий
Наркисович помнил свою мать
сидящей в свободное время за
рукоделием или за чтением книг. Она
многие произведения Пушкина,
Лермонтова, Некрасова до глубокой
старости знала наизусть. Так
интересно было с ней говорить, так
она сведуща была даже в истории
русской
литературы, что совершенно не
походила на ту пресловутую
“деревенскую попадью”.
Еще в “детских мечтах” Дмитрий Наркисович видел себя литератором. А не Анна ли Семеновна была тому виной? И если бы не она, кто его знает, как бы сложилась судьба ее сына? Читая ему книги вслух, она рассказывала о писателях и их труде. В десятилетнем возрасте Митя мечтал о том, чтобы ему купили лошадь. Ее хотели купить, но дело расстроилось из-за каких-то несчастных пяти рублей. Хозяин лошади назначил цену в тридцать рублей и ни на рубль меньше. Сделка купли-продажи не состоялась. Горю мальчика не было границ. Видя состояние своего сына, Анна Семеновна старалась его как-то утешить: перечитывая книжку А. И. Гончарова “Фрегат Паллада”, между прочим, сказала: “А знаешь, Митенька, сочинителям, писателям, платят очень дорого, пятьдесят рублей за один печатный лист!” — “Пятьдесят рублей? — переспросил мальчуган. — За один печатный лист можно купить пару вороных лошадей?! Я стану писателем!” Он и предполагать тогда не мог, что его мечта действительно сбудется через много-много лет.
Анна Семеновна была рада каждому новому произведению сына и очень переживала из-за какой-нибудь нелицеприятной, критической статьи. Из письма Д. Н. Мамина-Сибиряка матери от 15 декабря 1896 года: “Лиза писала, что ты огорчена фельетоном в “Биржевых ведомостях”. Не стоит не только огорчаться, но и просто обращать внимание на такие пустяки. Поверь, что никакая критика не прибавила еще никому ни вершка роста и не убавила”.
Дмитрий Наркисович боготворил свою мать. Она была для него непререкаемым авторитетом. Каждое слово ее было для него законом. Взрослый мужчина, известный писатель, он подчинялся ей, как мальчишка. Двух дней не мог прожить без того, чтобы с ней не повидаться. Много говорил о своих работах, о своих планах, надеждах. С матерью он всегда был неизменно нежен, почтителен, покорен. Лучшего сына трудно себе было и представить!
В 1891 году Дмитрий Наркисович уехал в Петербург. Каждое воскресенье в девять часов вечера он заводил настенные часы и садился, чтобы написать письмо в Екатеринбург. Сохранилось 450 писем Д. Н. Мамина-Сибиряка матери, написанные им в разное время. К матери Дмитрий Наркисович всегда относился с почтением и благоговением. Конверты писем подписывал: “Екатеринбург (Пермской губернии). Ее высокоблагородию Анне Семеновне Маминой”. Каждое послание к ней он неизменно начинал словами: “Милая, дорогая Мама!” Всю жизнь он писал слово “Мама” только с большой буквы.
В декабре 1901 года издатель Д. И. Тихомиров по почте переслал А. С. Маминой 600 рублей. Дмитрий Наркисович в журнале “Детское чтение” напечатал свои воспоминания, а выпуская их отдельной книжкой, договорился с Дмитрием Ивановичем Тихомировым, что весь литературный гонорар за нее пойдет Анне Семеновне. “Эти деньги, — писал сын своей матери 16 декабря 1901 года, — высылаю тебе для того, чтобы ты чувствовала себя чуть-чуть обеспеченной… Книжка называется “Из далекого прошлого”, и ты ее получишь с настоящей почтой…” Много страниц в воспоминаниях Мамина-Сибиряка было посвящено самому дорогому человеку.
Зимой 1910 года Анна Семеновна занемогла. Мамин, узнав о ее болезни, рвался в Екатеринбург, но не смог приехать по собственному нездоровью. 14 февраля он писал родным на Урал: “…Дорогая Мама, если бы ты знала, как я рвусь к тебе и как ежеминутно желаю тебе скорого и полного выздоровления. Но приехать сейчас не могу — нога моя в том же положении. Увы, ехать пока нельзя. Надеюсь весной обнять тебя и всех”.
А. С. Мамина умерла 21 марта 1910 года, в возрасте 79 лет.
Она жила в постоянных хлопотах и заботах своих детей и внуков, гордилась ими и была, наверное, по-настоящему счастливой женщиной.
Дмитрий Наркисович позднее напишет племяннику Борису о ней: “Ты, конечно, целую жизнь будешь помнить о любящем крыле бабушки и расскажешь своим детям, какие русские женщины бывают и какими они должны быть”.
Матери писатель посвятил произведения: “Из далекого прошлого”, “Счастливая мать”, “Отъезд”, “Семья и школа” и др.
Николай (1850—1916), старший брат писателя.
Хорошо знавший Николая еще с детства учитель А. А. Патрушев в своих неопубликованных воспоминаниях писал: “Это был человек очень сурового вида, высокий, с черными волосами и крупными чертами лица. Его звали “Наркисычем”.По молодости он был хорош собой.
Николай Наркисович родился в селе Егва. С 1864 по 1866 год учился в Екатеринбургском духовном училище. В 1866 году поступил в Пермскую духовную семинарию, но проучился там всего год, его выгнали со второго курса за пристрастие к спиртному. Как он сам потом отшучивался: “Меня выгнали за тихие успехи и громкое поведение”. После чего он устроился в Нижней Салде канцеляристом в Уральское горное правление. 6 июля 1878 года Дмитрий Наркисович писал матери о Николае перед их переездом в екатеринбургскую квартиру: “…в кухне поместится прислуга и останется свободной еще одна комната, относительно которой я вот, что придумал: не поместить ли в ней нам Николая Наркисовича, которому бы я приискал какую-нибудь службишку. Общими силами мы бы как-нибудь, может, поддержали его, а то пропадет он без нас… Мне так жаль оставлять Николая в Салде, потому что он теперь только больной человек, а там может и совсем погибнуть”.
Николай переехал из Салды лишь в конце 1879 года. Одно время в Екатеринбурге он служил в правлении епархии.
Старший брат всю жизнь поставлял Дмитрию Наркисовичу различные сведения. Он приносил писателю выписки из епархиальных и прочих архивов, нелицеприятные факты из жизни церковнослужителей Екатеринбургской епархии. Обозленные попы постоянно изгоняли Николая со службы, поэтому он часто переходил с места на место, не имел постоянного заработка, жил на иждивении Дмитрия Наркисовича.
Мамин-Сибиряк записывал истории, рассказанные старшим братом. Николай позднее говорил, что под рассказом “Башка” надо было бы подписать — “братья Мамины”, “потому что историю “Башки” рассказал Мите я”. Николай наблюдал однажды нравы одной ночлежки, а затем сообщил их брату.
Н. Н. Мамин был способным и талантливым человеком, обладал острым умом, хорошей памятью, чувством юмора, музыкальным слухом. Он подбирал музыку и на память играл на гармони, гитаре и фортепиано, превосходно пел.
Николай Наркисович был замечательным рассказчиком, отличным переплетчиком, столяром, грамотным писарем. Некоторые произведения Мамина-Сибиряка перед отправкой в редакции переписывались именно им. В Пушкинском доме в Петербурге хранится рассказ Д. Н. Мамина-Сибиряка “Фомич”, переписанный рукой Николая Мамина. Дмитрий Наркисович платил своему брату за работу. Однажды за труды писатель подарил ему серебряные часы, но тот быстро спустил их за бесценок в очередной из запоев.
После отъезда Дмитрия Наркисовича в Петербург Николай работал в местной церкви, переписывал документы. В 1892 году уехал в Арамиль и жил там долгое время у отца Андрея.
Перед смертью Анна Семеновна беседовала с внуком Борисом о своем первенце и просила заботиться о нем: “Он ведь такой беспомощный и несчастный… Не сумели мы его воспитать…”
Старший брат Мамина-Сибиряка так и остался бобылем. Он прожил 66 лет. Похоронен Николай, по одним источникам, в Екатеринбурге на Ивановском кладбище, по другим — в Арамиле.
Дмитрий Наркисович упомянул своего брата в очерке “На рубеже Азии”.
Владимир (1863—1909), младший брат писателя.
Родился в Висиме. С 1874 по 1882 год учился в Екатеринбургской мужской гимназии, окончил ее с золотой медалью. Из письма Дмитрия Мамина в Салду матери от 3 июля 1878 года: “Поздравляю Володю с днем ангела, которому могу подарить только мой труд, мои заботы, все — чем был покойный Папа для нас всех…”
С 1882 по 1887 год он учился в Московском университете на филологическом факультете, затем в Ярославском Демидовском юридическом лицее. Несмотря на то, что Владимир получал стипендию, Дмитрий Наркисович старался материально поддерживать своего брата и высылал ему деньги, когда тот учился в Москве и в Ярославле. За учебу в университете нужно было платить 80 рублей, а за лицей — 40, плюс квартирные затраты и питание. В 1882 году писатель, сообщая в письме Владимиру радостную весть о принятии в печати очерка “Золотуха”, сделал такую приписку: “Можешь быть совершенно спокоен за свою финансовую судьбу, только знай, учись”.
Писал Дмитрий Наркисович своему младшему брату в Москву еще и в воспитательных целях. Владимир часто забывал черкнуть пару строк матери и напомнить о себе. А мамы ведь всегда волнуются, надеются и ждут. Из письма старшего брата младшему от 27 ноября 1883 года: “Ты не должен забывать о том, что у тебя есть мать, а также и то, что на свете есть такие междучеловеческие отношения, которые называются долгом и обязанностью.
Тебе “некогда” написать матери, которая для нашего образования даже при жизни отца умела обходиться без кухарки, а теперь работает за четверых, и которая для тебя много делала и делает…”
Братья переписывались и иногда расходились во мнении относительно воспроизведения образа мужика в литературе. 3 марта 1884 Дмитрий Наркисович ответил на критическое письмо брата: “…Время салонной эстетики миновало, да и салонные беллетристы тоже. Салоны теперь являются только для отрицательной стороны жизни — не больше. Итак, сиволапый беспортошный мужик торжествует в литературе к ужасу эстетической надушенной критики…
Ты, например, глубоко ошибаешься, что “Золотуху” никто не читает, — напротив, ее все читают, и все читают с большим удовольствием, чему могу представить десятки свидетелей. Посягая на “Золотуху”, ты посягаешь и на мое любимое детище”.
В 1890 году после окончания Демидовского юридического лицея в Ярославле Володя вернулся в Екатеринбург. Он получил здесь место присяжного поверенного. 3 ноября 1890 года стал членом УОЛЕ.
Часто Владимир Мамин выступал в сложных судебных процессах. Как адвокат Владимир Наркисович выиграл несколько громких процессов: Аносовсвое дело в Саратове, политическое дело в казанской судебной палате по обвинению социал-демократа Киселева в подстрекательстве рабочих к бунту. На процессе Киселева Владимир Наркисович доказывал, что никакого подстрекательства со стороны обвиняемого не было, а действия крестьян были вызваны их тяжелой жизнью. Владимир Наркисович был автором многих научных трудов по юриспруденции, некоторые из них хранятся в фондах Объединенного музея писателей Урала.
Он был не только хорошим юристом и блестящим оратором, но обладал еще и талантом литератора и театрального критика. Будучи студентом Московского университета, он сотрудничал в газете “Русский курьер”. Здесь в 1887 году был опубликован его рассказ “Друг мой Степан Степанович”. Его театральные рецензии регулярно печатались в газете “Урал”, а позднее и в “Уральской жизни”.
Владимир навещал Дмитрия Наркисовича, когда тот жил в Петербурге и в Царском Селе. 12 марта 1895 года Дмитрий Наркисович писал из Царского Села матери в Екатеринбург: “Володя живет со мной в одной комнате, и мы работаем вместе — он за одним столом, а я за другим. Нередко и спорим, в чем я не могу быть с ним согласным. Это уже длится давно, но мне кажется, что он стал больше понимать мою правду”.
В декабре 1898 года Владимир Наркисович женился на дочери богатого екатеринбургского купца, Марии Александровне Соколовой. Младший брат показал Дмитрию Наркисовичу свою невесту одному из первых. Разница у супругов была большая: жениху — 35 лет, невесте — 16. У них родился сын Олег. Мамин-Сибиряк был крестным своего племянника.
Сначала в Екатеринбурге они жили в доме А. Ф. Колыгина на Студеной улице, а затем переехали на Уктусскую улицу.
В августе 1903 года Дмитрий Наркисович проездом был в Екатеринбурге, чтобы не стеснять родных, остановился в “Американской гостинице”. Ежедневно в течение недели навещал в городе родственников, друзей и знакомых. Был он в гостях и у своего брата, который тогда жил во флигеле дома тестя купца Соколова на Уктусской улице. Дом находился напротив Хлебного рынка. На сегодня он не сохранился.
В 1905 году В. Н. Мамин вместе с А. А. Ардашевым и Кролем организовал в Екатеринбурге ячейку кадетской партии. Владимир Наркисович примыкал, очевидно, к правому крылу. В 1907 году он баллотировался и был избран депутатом во Вторую Государственную Думу от кадетов. Из письма Дмитрия Наркисовича матери от 11 марта 1907 года: “Государственная дума, по-моему, переливает из пустого в порожнее. Володя все время молчит. Это не хорошо, а для избирателей обидно. Его не для молчания избирали, а сказался грибом — полезай в кузов. Конечно, на настоящую Думу никто особенных надежд и не возлагал, потому что набрался пуганый народ”.
Владимир Наркисович умер в возрасте 46 лет. Врачи поставили диагноз — нефрит. Младший брат писателя похоронен на Втором монастырском кладбище в Екатеринбурге, рядом с матерью. Кладбище не сохранилось.
Потомки Владимира Наркисовича живут в Москве.
Елизавета (1866—1925), сестра писателя.
Родилась в Висиме. Перед приездом в Екатеринбург, в конце июня 1878 года, Лизонька заболела тифом. Дмитрий Мамин был не на шутку обеспокоен этим и чуть ли не в каждом письме в Салду справлялся о ее здоровье. Письмо от 3 июля 1878 года: “Милая, дорогая Мама!!! Письмо о болезни Лизы я получил и сейчас же спрашивал по телеграфу через Якима Семеновича о ее здоровье, на что получил такой ответ, что Лиза все еще больна. Это было на десятый день ее болезни, что-то теперь делается с бедной девочкой, уж жива ли она?”
Лизу собирались определить в Екатеринбургскую женскую гимназию, а ее болезнь чуть не помешала этому, на носу были вступительные экзамены. Но старший брат все предусмотрел. Из письма Дмитрия Мамина матери от 16 июля 1878 года: “Относительно Лизы я знаю, что она поправляется. Дай ей Бог скорейшего выздоровления… Что касается занятий с ней, Мама, пока вы в Салде, конечно, и речи быть не может о каких-нибудь занятиях, лучше приезжайте поскорее сюда, и я сам займусь с Лизой… Дней в десять я ее смогу приготовить, принимая во внимание ее прежнюю подготовку…” Благодаря Дмитрию Наркисовичу его младшая сестренка блестяще сдала вступительные экзамены, и в августе 1878 года она была зачислена сразу в третий класс Екатеринбургской первой женской гимназии.
Д. Н. Мамин внимательно следил за учебой младшей сестры. В фондах Объединенного музея писателей Урала хранится тетрадь для записывания уроков (дневник) гимназистки Елизаветы Маминой. В ней за родителей подписывался и старший брат.
Елизавета Мамина окончила гимназию в 1884 году с золотой медалью.
После окончания учительского курса в 1885 году она получила звание классной наставницы.
Постоянно пользуясь советами и помощью своего брата Дмитрия, как опытного преподавателя, она длительное время довольно успешно давала в Екатеринбурге частные уроки. Преподавала она также и на общеобразовательных курсах для рабочих.
В январе 1896 года она навестила своего брата в Царском Селе. Специально в честь приезда сестры писатель организовал два литературных вечера, на одном из них присутствовали друзья Мамина-Сибиряка — Чехов и Потапенко.
Выйдя замуж за Дмитрия Аристарховича Удинцева, Елизавета Наркисовна стала матерью пятерых детей: Бориса, Ольги, Анны, Натальи и Татьяны.
В сентябре 1903 года Е. Н. Удинцеву утвердили учителем русского языка. До 1918 года она преподавала русский язык и педагогику во Второй екатеринбургской женской гимназии. За плодотворный труд в мае 1913 года ее представили к награждению золотой медалью на Анненской ленте, но награду вручили только к Пасхе 1914 года, и это была почему-то серебряная медаль “За усердие” на Александровской ленте.
В ГАСО (Государственном архиве Свердловской области) хранится приказ по Второй женской гимназии конца 1917 года об увольнении нескольких учителей за несогласие сотрудничать с советской властью, среди них была и Елизавета Наркисовна Удинцева. С приходом в город войск Колчака в 1918 году она была принята обратно.
Сестра писателя жила в Екатеринбурге, в доме на Соборной (Пушкинской), до 1918 года. В 1919 году при восстановлении советской власти в городе две женские гимназии, одна мужская и реальное училище отправились в эвакуацию в Сибирь, в тыл Главного правителя. После свержения режима Колчака Елизавета Наркисовна из Иркутска попала сначала в Томск, а потом, в 1921 году, в Москву. Вместе с К. Т. Новгородцевой в столице она работала над хрестоматией “Смена”.
Скончалась 2 марта 1925 года в Москве. Потомки Е. Н. Удинцевой живут в Москве.
Книга расходов А.С. Маминой
Ценность музейного экспоната с течением времени не уменьшается, а возрастает. “Может устареть научный труд, роман, пьеса, спектакль, кинофильм, — писал один из теоретиков и практиков музейного дела А. З. Крейн, — но никогда не устареет коллекция подлинников — первоисточников знаний”.
Одна из основных задач сотрудников любого литературно-мемориального музея — найти вещь, документ, некогда принадлежавшие писателю или его близким родным, любыми возможными и невозможными путями приобрести их, досконально изучить, отреставрировать, а затем включить в систему показа и рассказа. Ведь подлинные вещи и документы несут в себе дополнительную, а порой и существенную информацию. Они могут рассказать много больше о человеке, нежели какие-то многочасовые объяснения и теоретизированные измышления. Какая-нибудь на первый взгляд безделица или незначительная запись в документе может приоткрыть завесу тайны.
Незаслуженно забыта исследователями жизни и творчества Д. Н. Мамина-Сибиряка Книга записи расходов, которая хранится в фондах Объединенного музея писателей Урала. Ее в течение многих лет вела мать Анна Семеновна. Кроме Дмитрия у нее было еще трое детей: два сына, Николай и Владимир, а также дочь Елизавета. Месячное жалованье Наркиса Матвеевича Мамина, было небольшое, всего лишь одиннадцать рублей девяносто четыре копейки. На эти деньги надо было как-то умудриться содержать семью из шести человек. Каждая копейка в их доме была на счету и фиксировалась в специальных книгах.
В течение двадцати пяти лет Мамины жили в поселке Висимо-Шайтанского завода. В сентябре 1876 года они переехали на жительство в Нижнюю Салду. Не Нижней, а Черной Салдой стал для Анны Семеновны этот город. Здесь в возрасте сорока шести лет она овдовела. Дети ее тогда были еще не пристроены: Николай — без постоянного заработка, Дмитрий — недоучившийся студент (в то время он учился в Петербургском университете), Владимир — гимназист, а Лизонька совсем дитя. В августе 1878 года Анна Семеновна с младшими детьми переехала в Екатеринбург, куда несколькими месяцами раньше приехал в поисках работы ее сын Митя. О продолжении учебы в столице Дмитрию Наркисовичу нечего было и думать. Он теперь единственный кормилец семьи. (Старший его брат Николай был тяжело больным человеком.) Поначалу в Екатеринбурге он зарабатывал репетиторскими уроками (1878—1882), а затем (1881—1891) и как литератор.
Домашнюю бухгалтерию в семье Маминых всегда вела Анна Семеновна. На протяжении длительного времени она скрупулезно записывала расходы и доходы семьи в книгу. Теперь это документ, в котором, на наш взгляд, содержится уникальная информация о писателе, о его отношении к родным и близким, кроме того, в нем нашли отражение детали и факты быта и жизни екатеринбуржцев, современников Д. Н. Мамина-Сибиряка.
Герою известной песни Булата Окуджавы не посчастливилось встретить капли датского короля, а вот Анне Семеновне Маминой, матери писателя Д. Н. Мамина-Сибиряка, повезло. Об этом и о многом другом поведала нам ее Книга записи расходов. Она была приобретена музеем у племянника писателя, Бориса Дмитриевича Удинцева, еще в 1973 году.
Музейная реликвия размером 22х34 см, в виде амбарной книги в линейку, объемом в 222 листа. Картонная обложка темно-зеленого цвета частично утрачена. Плотные листы, пожелтевшие от времени, поделены на графы. Черные когда-то чернила на некоторых страницах выгорели. Книга разделена на годы и месяцы. Слева графы, где указываются числа и дни недели, в средних отмечено, на что потрачены деньги, а в правых указывается размер трат в рублях и копейках.
Книга в основном заполнялась Анной Семеновной, правда, есть в ней и записи других людей, вероятно, ближайших родственников. На обратной стороне 33-го листа, рядом с датой 29 июля 1877 г., запись сделана Дмитрием Маминым. Это время, когда он вернулся из Петербурга в Салду недоучившимся студентом. Его рукой записаны расходы и на листе № 39 от 24 января 1878 года. Почерк неровный. Тогда Анна Семеновна физически не могла заполнять книгу, потому что умер ее муж, Наркис Матвеевич. Есть записи, сделанные предположительно рукой Владимира Мамина. В книге имеются также пометы более позднего времени, возможно, сделанные племянником Д. Н. Мамина-Сибиряка, Борисом Удинцевым. Это сын Елизаветы Наркисовны. Например, в графе за 1885 год, где речь идет о покупках Лизе, на полях записано красным карандашом: “Маме 19 лет” и т. д.
Документ велся в течение семнадцати лет. Первая запись — 6 января 1874 г. (Висим), последняя — 15 декабря 1891 г. (Екатеринбург). Здесь прослеживается три этапа жизни семьи Маминых: висимский период (1874—1876), нижнесалдинский (1876—1878), а также екатеринбургский (1878—1891). Особый интерес для исследователей, безусловно, представляет последний период, который и предлагается рассмотреть.
Книгу условно можно поделить на несколько разделов:
Расходы
Доходы
Записи по огороду
Аптечные рецепты
Корреспонденции
Расходы
Самый объемный раздел в книге, который занимает более двухсот страниц, — это “Расходы”.
Анна Семеновна фиксировала здесь почти все траты из семейного бюджета, а тратиться в старом Екатеринбурге было на что, и не только на продукты, мебель, кухонную утварь и одежду. Платить нужно было даже за питьевую воду. Крупным недостатком Екатеринбурга в то время было отсутствие водопровода, и питьевая вода обывателям доставлялась из городских ключей водовозами. Беднота же пользовалась водой либо из городского пруда, либо реки Исети. Еженедельно Анна Семеновна платила водовозу за бочку ключевой воды от двадцати до тридцати копеек.
Периодически Мамины давали по 30 копеек и арестантам за разовую работу. Как известно, в Екатеринбурге нередко правили дороги и чистили канавы именно арестанты. По свидетельству Дмитрия Наркисовича, весна 1885 года в Екатеринбурге выдалась дружной “…в виду ожидаемой холеры екатеринбургский полицмейстер издал приказ очистить все канавы и дворы ровно в три дня”. Мзду с екатеринбуржцев собирали объездные и ночные сторожа. За объездными караульщиками были закреплены участки, а за ночными — улицы. Охранникам Соборной улицы, где Мамины жили с 1885 года, каждый домовладелец ежемесячно платил от 25 до 30 копеек, жители же Колобовской улицы платили им по 80 копеек! Объездные сторожа были при лошадях, имели нагайки. Они следили за порядком в городе не только ночью, но и днем. А вот ночные караульщики, как правило, были пешие. Они прохаживались по полутемным улицам Екатеринбурга с чугунными досками, методично гремели ими, давая понять жителям, что в городе все спокойно. Правда, некоторых этот чугунный бой с непривычки раздражал, особенно приезжих. Москвич А. П. Чехов, следуя весной 1890 года на остров Сахалин, на несколько дней заехал в Екатеринбург. Он остановился в “Американской гостинице”. Мучаясь бессонницей, известный литератор в сердцах писал знакомым о нашем городе: “Всю ночь здесь бьют чугунные доски на всех углах. Надо иметь чугунные головы, чтобы не сойти с ума от этих неумолкающих курантов”.
На Рождество и Пасху блюстители порядка и водовозы получали от благодарных горожан подарки. В книге Анны Семеновны в графе от 9 апреля 1889 года отмечен как день Святой Пасхи. Рядом с этим числом запись, сделанная рукой А. С. Маминой: “Ночному сторожу и водовозу дала “праздничные” по 20 копеек, кухарке — ситцу 11 аршин”.
Ежемесячно Мамины от 15 копеек и выше давали сторожам и вахтерам гимназий, где учились младший брат и сестренка Дмитрия Наркисовича, Владимир и Елизавета. Право учиться в гимназии тоже было платным: Анна Семеновна регулярно вносила за Лизу по 16 рублей 50 копеек.
Из семейного бюджета Маминых в обязательном порядке выделялись деньги на посещение библиотек. Особо почитаемыми у этой семьи были четыре екатеринбургские библиотеки: Буслова, Лагутяевой, Бабинова и Кремлевой. Пользование книгами в течение полугода стоило Маминым по 5 рублей с полтиной на одного человека.
Мамины, как и многие жители нашего города, платили почтальону за доставку телеграмм — от 5 копеек, трубочисту за работу — от 10 копеек, за колку и перекладку дров — 8 копеек. Одна сажень березовых дров стоила тогда 2 рубля 20 копеек. За стирку белья Анна Семеновна платила 52 копейки, за глаженье белья — 69 копеек, а за мытье полов — 30 копеек.
Вечера в гимназиях были платные. Лизе давали на такие мероприятия по 50 копеек. От 50 копеек до 1 рубля 50 копеек каждому члену семьи регулярно выделялось на посещение городского театра, 20 копеек — в музей УОЛЕ; на любительский концерт в клуб — 1 рубль, на ипподром — 1 рубль 20 копеек, в оперу — 1 рубль 50 копеек, в театр Казанцева — 1 рубль, на каток — 15 копеек. В баню и на стрижку Володе и Николаю выдавалось раз в две недели по 23 копейки.
Продукты
По разделу “Расходы” можно судить о кулинарных пристрастиях семьи Маминых.
В основном покупки делались по воскресным дням. В эти дни шла бойкая торговля на всех рынках Екатеринбурга, а их в городе было девять. Выгодно сторговавшись, за символическую цену можно было приобрести мясо и рыбу.
Мясо в старом Екатеринбурге было очень дешевое, благодаря тому, что много степного скота пригоняли из Оренбургской губернии. Об этом не раз упоминал Дмитрий Наркисович в своих произведениях. И поэтому неудивительно, что регулярно на обеденном столе семьи Маминых были баранина, телячьи языки, сычуг, почки, говядина, свинина, птица. 1 фунт степной баранины Анна Семеновна покупала за 4 копейки, фунт телятины за 3 копейки, фунт говядины за 8 копеек; двух поросят за 1 рубль 60 копеек, двух гусей за 50 копеек, цыпленка за 10 копеек. Собаке Мухтарке Анна Семеновна специально брала еженедельно по два фунта мяса за 6 копеек и 10 фунтов брюшины за 15 копеек. У торговок в Обжорном ряду можно было сторговать сподобы всего лишь за копейку.
Баловали себя Мамины также рыбой. Река Исеть славилась когда-то рыбой нельмой и раками. В старом Екатеринбурге 3 фунта нельмы стоили 20 копеек, а 100 штук раков всего 30 копеек. Покупали Мамины и привозную рыбу. 10 фунтов стерляди мать писателя приобретала за 1 рубль 90 копеек, 12 фунтов сырков — 1 рубль 56 копеек, 3/4 фунта черной икры за 75 копеек.
Многое в старом Екатеринбурге продавалось поштучно. 5—6 тысяч спичек — от 18 до 25 копеек, 300 огурцов Анна Семеновна в удачный базарный день покупала за 1 рубль 60 копеек, 200 кочанов капусты за два рубля, 100 яиц за 80 копеек, 10 телячьих языков — 1 рубль 60 копеек. А вот грибы и ягоды продавались ведрами. Екатеринбург был окружен “сосновыми борами”, а там царство грибов и ягод. Два десятилитровых ведра брусники стоили 50 копеек, ведро маслят — 8 копеек, ведро белых хрустящих груздей на крепкой ножке — 18 копеек. Ведро же рыжиков продавали не дешевле 40 копеек.
Оптом покупались мука и сахар. Если сахар, то, как правило, производства Киевского товарищества (27 фунтов за 6 рублей 74 копейки) или фабрики Михайлова (24 с лишним фунта за 4 рубля 25 копеек), а мешок муки первого сорта в конце 80-х годов доставлялся в основном с мельницы Симанова за 6 рублей 50 копеек.
Прилавки екатеринбургских торговцев ломились от экзотических фруктов и восточных сладостей. Чуть ли не круглый год лавочники-татары торговали апельсинами, лимонами, абрикосами, виноградом, арбузами, финиками, урюком, сабзой, черносливом, халвой, рахат-лукумом (1/2 кг 20 копеек). Эти продукты были дорогие и покупались Мамиными только по великим праздникам. С 1878 года по 1891 год Анна Семеновна лишь четырежды позволила себе купить по два апельсина за 30 копеек и однажды два арбуза за 18 копеек. Короб халвы в старом Екатеринбурге стоил 40 копеек, а короб абрикосов — 30 копеек. Эти продукты на праздничном столе Маминых появлялись тоже нечасто.
Лето на Урале всегда было сереньким, выпадет несколько погожих дней, и всего-то, а так в основном моросящие дожди да северные или северо-западные ветры, которые поднимали целые облака минеральной пыли, весьма пагубно влияющей на здоровье жителей. Не удивительно поэтому, что большое распространение получило в этом регионе заболевание чахоткой. В профилактических и лечебных целях в летнее время екатеринбуржцы пили кумыс. Вот что писал Д. Н. Мамин-Сибиряк об этом целебном напитке в одном из своих очерков: “Какая другая цивилизация изобрела что-нибудь хотя приблизительно похожее на кумыс, этот символ равновесия телесных и душевных сил? Ни одна!”
В старом Екатеринбурге обычно торговали башкирским кумысом. 16 бутылок сквашенного молока кобылы стоили тогда 3 рубля 6 копеек. Кумыс входил в постоянный рацион и семьи Маминых.
Башкирский кумыс был жидкий, имел “синеватый цвет” и был много дешевле киргизского. У киргизов этот напиток был белого цвета, крепкий, душистый, со специальным букетом степной травы. За таким лечебным снадобьем нужно было ехать за сотню верст от Екатеринбурга. Людей, которые ездили на лечение кумысом, называли в Екатеринбурге “кумысниками”.
Целебный эликсир хранился в “сабе”, в кожаном громадном мешке. В каждой “сабе” был “пискен” — деревянная мутовка, которой постоянно взбалтывали кумыс. Из сабы кумыс разливали по бутылкам.
Летом 1886 года Д. Н. Мамину-Сибиряку довелось побывать в станице Михайловка. Недалеко от этого места были киргизские коши, жилища в виде огромных тюбетеек. Вот там у хозяев и можно было попробовать утренний кумыс, который считался самым полезным и который пили только до Ильина дня (до 2 августа), когда трава была еще в самом соку. “Мне раньше случалось пробовать кумыс, — писал Д. Н. Мамин-Сибиряк, — но это прославленное питье не представляло ничего привлекательного: что-то такое в нем есть неприятно-острое и потом этот вкус прелой, квашеной кожи. Первый стакан я выпил с большим трудом, хотя и не испытывал положительного отвращения — кумыс был “молодой” и сильно ударил в нос. Как с лекарством, с этим питьем положительно можно было помириться”. Но так бывало только с непривычки, а после двух-трех приемов этот напиток даже начинал нравиться, и потреблявшие его регулярно в течение длительного периода не только излечивались от недугов, но еще и приобретали бодрость духа.
Кожевенная мануфактура
“В качестве пригорода Шарташ служит для Екатеринбурга поставщиком разных продуктов, а часть жителей занимается здесь кожевенным производством, которое все в руках двух-трех богачей.
— Дрянные кожи делают, — говорит Николай Гаврилыч, когда мы проезжали через селенье! — Только одно названье, что будто кожа… Портят материал, а не работают.
Впрочем, это, кажется, общая черта отечественной переделывающей промышленности”. Судя по произведению Мамина-Сибиряка “Зимняя вольница”, цитату из которого привели выше, местное кожевенное производство было не на высоте.
Мамины в екатеринбургских магазинах пусть редко, но покупали изделия кожевенной мануфактуры: сумку за 2 рубля 75 копеек, перчатки за 35 копеек, башмаки и опойковые сапоги по 4 рубля, козловые ботинки за 1 рубль 70 копеек и т.д. Приобретение подобных товаров было дорогим удовольствием, и поэтому все это чинилось, латалось не по разу в мастерских. В книге А. С. Маминой отдельной статьей выделено: “Расходы на обувь: “Мне подложены подметки под прюнелевые ботинки — 15 копеек. Лизе к ботинкам подложены новые подошвы и обшиты новой кожей пятки и носки — 50 копеек и т.д.”.
Текстильная мануфактура
Раньше на
Рождество и Пасху в Екатеринбурге
устраивали праздничные распродажи.
Особенно дешевые в эти дни были
ткани. Анна Семеновна приобретала
их в так называемой “Дешевке”.
Кашемир, бязь, ситец, коленкор,
батист и прочие ткани покупались ею
десятками аршин. “Ситцу 25 аршин за 2
рубля 75 копеек; бязи 20 аршин за 2
рубля 20 копеек; камлоту 5 аршин за 1
рубль; репсу шерстяного 7 аршин за 2
рубля 31 копейку; шерпинту 10 аршин за
1 рубль 60 копеек; батистовки 9
аршин — 2 рубля 25 копеек; шведской
материи 6 аршин за 1 рубль 20 копеек;
барежу 9 1/2 за 1 рубль 90 копеек;
бриллиантину 12 аршин за 1 рубль 92
копейки. Мите мильтону на брюки
1 1/2 аршина за 2 рубля 48 копеек”.
Выбор тканей был богатый. Одни
перечисленные названия чего стоят!
Мать писателя была мастерицей: прекрасно шила, вязала, вышивала и поэтому часто посещала магазины, где были прилавки с нитками, пяльцами, иголками для бисера и пр. Заветной мечтой этой скромной женщины была, конечно, швейная машина, но семье Маминых такое приобретение было просто не по карману. С рук в Екатеринбурге можно было купить ножную швейную машину Вильсона, а в магазине Ивана Рейнварга, который находился в доме Кривцова на углу Главного проспекта и Тихвинской улицы, красовались дорогие машины разных систем: ножные для ремесла от 45 до 115 рублей, а также семейные, ручные от 26 до 38 рублей. 28 апреля 1879 года мечта Анны Семеновны наконец сбылась. Это был субботний день, на репетиторские деньги Мити она купила швейную машину за 38 рублей! После этой покупки Мамины к портным обращались лишь за пошивом пальто (1 рубль 50 копеек), шубы (3 рубля), мундира (3 рубля 50 копеек) и форменного платья (7 рублей 50 копеек).
Мебель
21 мая 1878 года Д. Н. Мамин писал матери в Салду, говоря о предстоящем их переезде в Екатеринбург: “Я думаю, Мама, что всю мебель следует продать, как это ни будет жалко, потому что мебель очень выгодно можно купить в Екатеринбурге, и вдобавок, свою мебель можно переломать при перевозке”. В старом Екатеринбурге действительно можно было выгодно купить мебель, но не в заведении Ф. Дица и не в мастерской Олимпиева, где все было очень дорого, а только по случаю: с рук или на толкучке. Что и делалось Мамиными “блестящим образом”.
По книге Анны Семеновны можно воссоздать интерьер их дома. Обстановка, как выяснилось, была предельно скромной. Все их екатеринбургские приобретения могут поместиться в трех-четырех строчках: полдюжины стульев Анна Семеновна купила за 7 рублей 40 копеек, два комода за 2 рубля 75 копеек и 4 рубля, ковер за два рубля, полку для книг за 1 рубль, столик Лизе за 1 рубль 20 копеек, три кровати за 1 рубль, 1 рубль 80 копеек и 2 рубля, четыре стула и табурет за 90 копеек, а также вешалку за 50 копеек.
Из Нижней Салды Мамины из мебели перевезли, по всей вероятности, только висимские книжные шкафы, конторку Наркиса Матвеевича, несколько сундуков и горку.
Из посуды Анной Семеновной особенно почитался кузнецовский фарфор. Дюжина тарелок производства этого завода стоила тогда 2 рубля.
На оконные занавески А. С. Маминой покупался коленкор стоимостью в 16 копеек за аршин и тюль 13 аршин за 3 рубля. Купила в нашем городе мать писателя и три абажура по 50 копеек.
На подоконниках в их доме стояли комнатные цветы, на полу финиковая пальма, а для сада Анна Семеновна покупала семена астр, бархатцев, резеды и шафрана.
Переезды
23 марта 1878 года Дмитрий Наркисович писал из Нижнего Тагила матери в Салду: “Милая, дорогая Мама… Пишу это письмо почти с дороги, потому что завтра рано утром отправляюсь в Екатеринбург. Сегодня нашел очень выгодного для себя компаньона, купца, который за два рубля берет меня до самого Екатеринбурга…” Недоучившийся студент ехал в бойкий сибирский город в поисках работы. Почти в одно время с ним в Екатеринбург приехала Мария Якимовна Алексеева, любимая женщина Мамина, позднее ставшая его гражданской женой. 24 марта в восемь часов утра молодой человек выехал из Тагила и уже в 12 часов следующего дня был в Екатеринбурге. На первое время он остановился у своей знакомой, Настасьи Тимофеевны, а через несколько дней снял квартиру в доме Зубринской. Об этом адресе удалось узнать из рукописи Мамина “Семья Бахаревых”. На титульном листе романа написано: “Дмитрий Наркисович Мамин. Екатеринбург, Большая Вознесенская улица, дом Зубринской, против Вознесенской церкви”. Благодаря плану Екатеринбурга, составленному Коротковым в 1880 году, выяснилось, что этот дом по Большой Вознесенской улице находился в двух шагах от особняка Редикорцева (в будущем дом инженера Ипатьева), то есть, если идти в сторону Мельковской площади, через два дома от него. По сборнику Симанова “Город Екатеринбург” 1889 года, господин Редикорцев жил на углу Вознесенского проспекта (к этому времени Большую Вознесенскую улицу переименовали в одноименный проспект) и Вознесенского переулка. Его строение по проспекту числилось под номером 49/9, следовательно, дом вдовы горного чиновника, Евгении Игнатьевны Зубринской, был под номером 55. По этому адресу Дмитрий Наркисович прожил около четырех месяцев, с 26 марта по 10 июля 1878 года. Здесь он дописал свой студенческий роман “Семья Бахаревых”. В 1889 году Е. И. Зубринская, судя по книге Симанова, жила уже на Златоустовской улице, 37/15. А дом, в котором когда-то снимал квартиру Мамин, стал принадлежать Е. О. Калясниковой. Ныне на улице К. Либкнехта (Большая Вознесенская улица) недалеко от бывшего дома Зубринской возводится Храм на Крови.
Мать Дмитрия Наркисовича с младшими детьми тоже намеревалась переехать в Екатеринбург. Заботливый сын и брат чуть ли не каждый день смотрел жилье для своих близких. 4 июня 1878 года он писал матери: “Квартир свободных очень много, Мама, рублей за тридцать можно найти очень порядочную, и я по целым часам рыскаю по городу, осматриваю отдающиеся квартиры. Во всяком случае, я думаю нанять квартиру не раньше начала июля, так чтобы она простояла пустой не больше двух недель, до вашего приезда”.
Молодой человек снял квартиру для родных в доме Фурман, который находился недалеко от городского театра, и тоже, кстати, на Большой Вознесенской улице. Двухэтажный каменный дом числился по улице под номером 14. При нем был плодоносящий сад. Ныне это улица Карла Либкнехта, район магазина “Техническая книга”. Дом не сохранился. Вот что писал по поводу этой квартиры Дмитрий Наркисович матери 3 июля 1878 года: “…я нашел отличную квартиру, как по удобствам, так и по ценам. Это та самая квартира, в которой жила Мария Якимовна. Вверху целых шесть комнат, да внизу комната и кухня, и это все стоит всего 25 рублей. По екатеринбургским ценам на квартиры (я их пересмотрел до 50) очень и очень недорого, а главное в центре города и хозяева отличные, немки Фурман, которые своего не отдадут и чужого не возьмут. Я просто счастлив этой квартирой… Я ее займу с 10 июля, и вы адресуйте мне письма прямо на дом Фурман”. В Нижней Салде за подобную квартиру Мамины платили 3 рубля 50 копеек. 6 июля Мамин вновь пишет матери в Салду: “…мы отдадим Марии Якимовне те же самые три комнаты, в которых она жила, возьмем себе три, в кухне поместится прислуга. У нас будет две маленькие комнаты и одна очень большая, в маленьких поместимся мы с вами (в одной — Володя со мной, в другой — вы с Лизой), а большая будет гостиной или залой”.
В книге расходов Анны Семеновны зафиксированы все переезды их семьи в городе Екатеринбурге, их было четыре. На каждое перемещение с квартиры на квартиру тратилось от 2 рублей с полтиной до 4 рублей в зависимости от местоположения, времени года, количества мебели и сговорчивости кучера. Но сверху, так было заведено в старые времена, нужно было давать кучерам на бутылку водки. А бутылка водки тогда стоила 35 — 40 копеек (для сравнения, бутылка портвейна стоила 2 рубля).
По той же книге выяснилось, что Мамины стали жить здесь со 2 августа 1878 года, но через полтора месяца они съехали с этой квартиры. По всей вероятности, не только из-за дороговизны, но еще из-за нежелания Анны Семеновны жить под одной крышей с избранницей своего сына, Марией Якимовной. Ныне на месте дома Фурман стоит белый отштукатуренный пятиэтажный дом. Трехкомнатную квартиру сейчас здесь можно снять за 500 долларов США (16000 рублей) в месяц.
Судя по музейному документу, Мамины переехали на новую квартиру в воскресенье, 15 октября 1878 года. Они стали жить в доме Безбородова на Разгуляевской улице. Ныне это улица Гоголя, 9. Дом сохранился. Сегодня там располагается католическая община. А точный адрес установлен благодаря письму А. С. Маминой в канцелярию управления Нижнетагильскими заводами от 21 октября 1879 года, в котором она просит руководство завода о материальной помощи по потере кормильца. В конце письма указан адрес: “Жительство имею в Екатеринбурге, в Разгуляевской улице, в доме Безбородова”. Почти в одно время с А. С. Маминой, 11 октября 1879 года, в канцелярию писал письмо давний друг семьи, К. П. Поленов: “…Анна Семеновна Мамина живет в Екатеринбурге, состояния никакого не имеет, средства к жизни приобретает тем, что содержит у себя гимназистов и гимназисток, семейство состоит из трех сыновей и одной дочери — старший сын Николай служит в Нижнесалдинском заводе с жалованьем по 18 рублей в месяц, второй сын Дмитрий дает уроки в Екатеринбурге, третий учится в гимназии, а также — дочь”.
В “Екатеринбургской неделе” (№ 27) за 1880 год от 9 июля было опубликовано объявление: “Продается дом чиновника А. Безбородова, в Разгуляевской улице… Могут быть проданы отдельно как дом, так и флигель…”
Из расходной книги стало известно, что 7 июня 1880 года Мамины из дома Безбородова съехали. Не исключено, что одной из причин была его продажа. Скорее всего, они переехали в дом Черепанова, что был по Офицерской улице. На это место жительства указывает и рукопись Д. Н. Мамина-Сибиряка “Инородцы”. На титульном листе этого очерка стоит дата: 1881 год и вышеупомянутый адрес. Здесь Дмитрий Наркисович написал еще несколько произведений, среди них повесть “Сестры”, “Последний из Приваловых” (одна из ранних редакций романа “Приваловские миллионы”), рассказ “Фунтик” и др. Подтверждение того, что семья Маминых жила по этому адресу, мы нашли и на страницах “Екатеринбургской недели”. В этой газете от 8 июня 1883 года есть объявление: “Повар требуется в отъезд. Об условиях узнать у А. С. Маминой. Офицерская улица, дом Черепанова”. Семья литератора занимала в этом доме лишь одну комнату, окна которой выходили во двор и на Офицерскую улицу. Ныне в этом доме располагается Музей кукол и детской книги.
19 августа 1883 года, в пятницу, Мамины съезжают с этой квартиры. Эту точную дату тоже удалось восстановить по книге расходов. Однако адрес, по которому стала жить Анна Семеновна с детьми, на сегодня пока установить не удалось.
Семь лет семья писателя ютилась по чужим углам, лишь в марте 1885 года Дмитрий Наркисович при посредстве И. В. Попова смог купить на гонорары от своих романов “Приваловские миллионы” и “Горное гнездо” дом № 27 по Соборной улице. Литератор приобрел его у вдовы Гиттен-Фервальтера (горного чиновника) Анны Федоровны Сушиной. Об этом доме тоже есть запись в книге расходов, но она сделана на форзаце в конце книги.
Дом на Соборной улице
Апреля 14 числа 1885 года
Цена дома 2 т. 400 рублей
Нотариусу по расходному — 147 рублей
На марки — 3 рубля
Приставу при вводе во владение — 6 рублей 80 копеек
Итого 2556 рублей 80 копеек.
12 сентября 1885 года уплачено в Думу за дом 10 рублей. 22 сентября того же года за страхование дома в конторе Печенкина уплачено 26 рублей 79 копеек.
Нотариусы за удостоверение сделки купли-продажи недвижимости в старом Екатеринбурге брали до 7% от стоимости объекта, в настоящее время за подобные операции они берут всего 1,5%.
На форзаце также отмечены ремонтные работы в этом доме.
Поправка в кухне — 22 сентября 1886 года.
1889 год — побелка и замена обоев.
При покупке дом на Соборной улице был деревянный, рубленый пятистенок, на четыре небольшие комнаты, с холодными сенями и кухней. Сохранился подлинный план этого строения. Дом этот принадлежал Д. Н. Мамину-Сибиряку и после его отъезда в Петербург в 1891 году. Здесь остались жить его родные. В начале 90-х годов мать и сестра расширили дом, сделав к нему справа кирпичную пристройку с прихожей и комнатой для брата Николая, холодные же сени слева были переделаны в столовую. С фасада дом облицевали кирпичом, а со двора он так и остался деревянный. В 1903 году, когда писатель приезжал в Екатеринбург, он видел дом в таком виде, какой он сейчас. Вплоть до 1918 года в нем жила семья сестры писателя, Елизаветы Наркисовны.
Ныне на улице Пушкина (бывшая Соборная), в доме 27, располагается Музей Д. Н. Мамина-Сибиряка. Впервые он распахнул свои двери для посетителей в мае 1946 года.
Дмитрий Наркисович жил также в доме М. Я. Алексеевой на Колобовской улице, 41. Здесь Мамин дописал свой самый екатеринбургский роман “Приваловские миллионы”. На последнем листе рукописи автограф писателя: “Кончена эта рукопись в Екатеринбурге в Колобовской улице в д. Алексеевой, 1883 г. 2 сентября в 1 ч. 35 м. пополудни”. В доме своей первой жены Мамин-Сибиряк создал романы: “Горное гнездо”, “Три конца”, “Бурный поток”, а также “Уральские рассказы”. Ныне по этому адресу располагается музей “Литературная жизнь Урала XIX века”. Постоянная экспозиция здесь открылась 21 июня 1996 года.
Жил Дмитрий Наркисович и в доме служащего Уральской железной дороги Николая Моисеевича Половникова. Он находился в соседстве с домом М. Я. Алексеевой и числился по Колобовской улице под номером 43. Дом был полукаменный, двухэтажный. Литератор и здесь работал над своими произведениями. По этому адресу он написал “Говорок”, “Добровольные мученики”, “Дорожные встречи”, “Именинник” и “Маляйко”. Дом, построенный по заявлению вдовы коллежского советника Марии Ивановны Кругляшовой в 1878 году, не сохранился. На этом месте ныне стоит Камерный театр Музея писателей Урала.
Есть предположения, что с января 1891 года писатель стал жить на Глуховской набережной в доме № 12.
Удалось на сегодня установить самый ранний екатеринбургский адрес Д. Н. Мамина, когда он учился в уездном духовном училище.
Доходы
Этот раздел занимает в книге не более десяти страниц, его можно условно поделить на следующие подпункты:
Литературные гонорары Мити
Стипендия Володи и Демидовское вспомоществование Лизе
Деньги от Мити на содержание
Доход от квартирантов М. Я. Алексеевой
Уроки Д. Н. Мамина и Е. Н. Маминой
Литературные гонорары Мити
Д. Н. Мамин-Сибиряк был сотрудником многих столичных и провинциальных изданий. В журналах публиковал свои романы и рассказы, в газетах — очерки, фельетоны и статьи.
Писатель только за лето-осень 1886 года получил из петербургской газеты “Новости и биржевая газета”: 27 июня — 50 рублей, 5 сентября — 300 рублей. Из журнала “Русская мысль” 27 октября — 200 рублей.
Из журнала “Наблюдатель” 7 ноября за пьесу — 198 рублей и 100 рублей вперед в счет “Именинника”.
Из журнала “Северный вестник” в ноябре — 400 рублей
Стипендия Володи и Демидовское вспомоществование Лизе
Меценатство и покровительство в старые времена было явлением довольно распространенным. Прошение А. С. Маминой в канцелярию управления Нижнетагильскими заводами от 1879 года не осталось без внимания. Дочери Елизавете на время учебы в гимназии назначили от управления Демидовское вспомоществование. Она ежегодно получала от 50 до 100 рублей вплоть до 1882 года.
Володе Мамину, студенту филологического отделения Московского университета, была назначена земская стипендия в размере 25 рублей в месяц.
Деньги от Мити на содержание
Д. Н. Мамин-Сибиряк после смерти своего отца старался достойно исполнять обязанности, возложенные на него судьбой. В книге расходов не раз Анной Семеновной отмечалось: “Володику от Мити за обучение в Москву 25 рублей… 50 рублей… 100 рублей” и т. д.
С 1882 года, с того момента, как стали регулярно публиковаться произведения молодого литератора в толстых столичных журналах и газетах, материальное благосостояние семьи Маминых поправилось. Писатель выделял раз в неделю матери на содержание от пятидесяти рублей и выше. Сверх того заботливый сын давал деньги на непредвиденные траты. В этом подразделе рукой Анны Семеновны записано: “За скрипку Лизе 15 рублей”. “Мне на пальто и Володе на костюм от Мити 80 рублей” и т. д.
Д. Н. Мамин-Сибиряк материально помогал матери и после отъезда в Петербург. Где бы он ни был: в Москве или в Петербурге, в Келломяках или в Ялте, в Царском Селе или в Териоках, в Ганге или в Павловске, он всегда помнил о своих родных, регулярно и аккуратно высылал им деньги. В фондах Объединенного музея писателей Урала хранятся купоны денежных переводов Дмитрия Мамина Анне Семеновне.
Уроки Д. Н. Мамина и Е. Н. Маминой
Еще 2 мая 1872 года Дмитрий Мамин, тогда слушатель Пермской духовной семинарии, писал родителям в Висим о своих будущих планах: “Вам, конечно, очень бы приятно было видеть меня учителем гимназии, а, пожалуй, и профессором университета, конечно, последнее слишком уж далеко, но это в порядке вещей так иногда заноситься своей мыслью; но первым быть я не имею пока никакого желания…” Мамин в семинарский период увлекся естествознанием и мечтал посвятить себя медицине. С этой целью, не окончив полного курса семинарии, после четвертого класса, летом 1872 года, он поехал в Петербург для поступления в медико-хирургическую академию. Но, как говорят, человек предполагает, а бог располагает. Недоучившимся студентом вернулся он из северной столицы на Урал летом 1877 года. И зарабатывать на хлеб насущный Мамину пришлось именно как учителю.
По приезде в Екатеринбург, в марте 1878 года, Дмитрий Наркисович при содействии сына К. П. Поленова, тогда старшеклассника Екатеринбургской мужской гимназии, Бориса Константиновича, познакомился с директором этого учебного заведения, Василием Львовичем Соловьевым, который в свою очередь порекомендовал молодому человеку несколько учеников. Не исключено, что в эти дни встретился Мамин и с корреспондентом своего отца, Наркисом Константиновичем Чупиным, который со своей стороны тоже помог недоучившемуся студенту найти детей, нуждающихся в дополнительном обучении.
28 мая 1878 года Дмитрий Мамин писал родным в Салду о своих репетиторских часах в Екатеринбурге:
“…у меня в этом месяце уроков на 60 рублей, но с доходами, как говорил всегда Папа, растут и расходы… Мне приходится давать уроки в таких домах, где необходимо быть прилично одетым, а мой сюртук совсем износился, а верхних пальто, ни летнего, ни осеннего, у меня нет. То пальто, которое мне переделывали в Салде, к моему величайшему сожалению, оказалось много короче длинного сюртука, какие нынче носят…
На прошлой неделе я взял урок у главного горного начальника, Иванова, у которого буду готовить к классам самого меньшего сына в будущем учебном году, а теперь занимаюсь с ним пред экзаменами, по одному латинскому языку. Всего у Ивановых будет до экзамена уроков шесть, из которых три я уже дал, и, должен сознаться, Мама, что меня этот урок очень заботит: экзамены на носу, мальчик ленится и ничего не делает, а отказаться нельзя, потому что меня приглашали собственно заниматься в будущем году и, между прочим, попросили заняться латинским языком теперь. Я, конечно, со своей стороны предупреждал, что в такой короткий срок, в неделю, ничего не могу обещать, меня просили сделать то, что можно сделать… Но, собственно, за этот урок я и сам напрасно опасаюсь, потому что директор еще раньше предупреждал меня против него, отзываясь о всех Ивановых как о самых ленивых учениках во всей гимназии”.
Подумывал Мамин и об открытии собственной школы в Екатеринбурге. И своими мечтами он поделился в письме к матери от 6 июля 1878 года.
“Мои уроки будут только вечером, а утро у меня будет совершенно свободно до трех часов, я на днях схожу к директору и посоветуюсь с ним, нельзя ли будет мне сделать нечто вроде маленькой школы, человек на 10, которых бы я стал готовить в первые классы гимназии… Это очень выгодная штука и для меня, и для родителей, потому что я стал бы брать с носа не дороже 10 рублей, а педагог я выхожу хоть куда, мои ученики ходят за мной как за кладом. Идея, как видишь, Мама, очень блестящая, хотя и довольно трудная к выполнению, а главное надо ковать, пока горячо, т.е. открывать класс сейчас же в августе. Показать, где наше не пропадало; в городе есть один пансион, Павлова, но дело в том, что Павлову самому некогда заниматься, а я буду сам и надеюсь отыскать учеников. Вот такие дела, милая Мама!”
Однако школу молодому человеку открыть так и не удалось. Главным препятствием этому было его незаконченное высшее образование. В августе 1878 года домашний репетитор полетел в северную столицу с единственной мыслью восстановиться в университете, но из-за невнесения вовремя денег ему было отказано.
Дмитрий Наркисович вернулся в Екатеринбург, где в течение четырех лет ему предстояло заниматься педагогической деятельностью, как когда-то его отцу, Наркису Матвеевичу, и деду, Матвею Петровичу. Мамин считался одним из лучших педагогов–репетиторов Екатеринбурга. О таком учителе для своих детей мечтал даже известный нижнетагильский врач Рудановский. Из письма Дмитрия Наркисовича матери от 28 мая 1878 года: “Рудановский, между прочим, предлагал мне 100 рублей за лето, чтобы я готовил в Тагиле его сына Толю в реальную гимназию, но я отказался, потому что мне нельзя оставить здешних уроков…”
На одной из последних страниц Книги расходов А. С. Маминой неизвестной рукой записаны уроки и указаны фамилии: “У Алексеевых по 22 — два урока… У Андреевых по 22 августа — 6 уроков и т.д.” Александр и Владимир Алексеевы, а также Николай и Петр Андреевы — это ученики Д. Н. Мамина с 1878 по 1882 год. Дмитрий Наркисович трудился на педагогической ниве по 12 часов в день. Подготовительная работа к урокам отнимала массу времени и сил. К своим учительским обязанностям молодой человек подходил с особым тщанием и серьезностью. Даже на каникулы он давал своим ученикам задания на десятках листах. В рукописном фонде Гослитмузея хранится “Каникулярная работа по русскому языку” ученика III класса Екатеринбургской мужской гимназии Петра Андреева, составленная Дмитрием Наркисовичем в форме примеров для разбора. Академический час репетитора Мамина оценивался всего в 75 копеек.
Многие ученики даровитого педагога пошли в гору. Владимир Алексеев, успешно сдав выпускные экзамены в гимназии, поступил в Московский университет, по окончании которого стал владельцем двух типографий в Екатеринбурге.
Петр Андреев, окончив юридический факультет Московского университета, стал судебным следователем. Костя Большаков, благодаря репетиторским часам Мамина, учился только на “хорошо” и “отлично”. Получив образование, он долгое время работал юристом в Екатеринбурге, а позднее служил нотариусом в Шадринске. В экспозиции музея Д. Н. Мамина-Сибиряка представлена фотография: молодой учитель со своими любимыми учениками — братьями Алексеевыми и Костей Большаковым.
Учительская работа для Дмитрия Наркисовича была небесполезна. Он систематизировал свои знания, мог просто рассказать о сложном. Все это в дальнейшем ему пригодилось в литераторстве.
О школьных проблемах в Екатеринбурге Мамин в 1885 году написал статью “Так развивалось школьное дело”. В ней автор анализирует Доклад комиссии по вопросу о переустройстве начальных училищ в Екатеринбурге, содержащихся на средства города. Доклад был прочитан на одном из заседаний Городской думы в июне 1885 года. “…Мы обращаемся прямо к главному пункту доклада, который говорит, что в видах преуспевания школы необходимо из 21 отделения сделать семь целостных школ, и что такая реформа, кроме нравственной и умственной пользы, принесет еще и материальную, потому что дает городу ежегодного сбережения около двух тысяч рублей из школьного бюджета. Откуда же явились эти сбережения? (…) было 21 отделение, в каждом отделении по учительнице, а теперь будет всего семь школ, следовательно, в каждой школе одна учительница и помощница. Значит, семь учительниц побоку… Вся разница в том, что раньше, при 658 учениках и 21 учительнице, на каждую учительницу приходилось 31 ученик, а теперь при тех же 658 учениках, на каждую из 14 учительниц придется по 47 учеников… Спросите, господа, кого угодно, и всякий ответит вам, что занятия пойдут всегда успешнее у учителя с 31 учеником, чем с 47 учениками…” Эта работа бывшего педагога Мамина так и не была опубликована, в рукописном варианте она хранится ГАСО.
Вскользь упоминает о школах Дмитрий Наркисович в своем историческом очерке “Город Екатеринбург”. Учителям писатель посвятил свои рассказы “Учителька”, “Кара-Ханым” и другие произведения.
На полях Книги расходов А. С. Маминой с 1885 года все чаще стали появляться и такие пометы, как: “25 рублей от Гирб., 20 рублей от Туржанск., 25 рублей от Перетц, 20 рублей от Онуфр.”. Кто кроется за этими сокращениями? На этот вопрос нам помогли ответить недавно поступившие в фонды Объединенного музея писателей Урала неопубликованные воспоминания племянника Д. Н. Мамина-Сибиряка, Б. Д. Удинцева. Это ученики Елизаветы Наркисовны Маминой, дети из знаменитых екатеринбургских семей: Перетц, Гирбасовых, Онуфриевых и Туржанских. В семье купца Перетц было, например, пятнадцать детей.
Доходы от квартирантов М. Я. Алексеевой
20 апреля 1886 года Д. Н. Мамин-Сибиряк писал из Москвы в Екатеринбург: “Миленькая сестричка Лизаветушка! Саша Алексеев пишет, что жильцы очень скверно держат дом Марьи Якимовны, и я удивляюсь, что вы ни слова не пишете о нем, то есть о доме. Саша пишет, что сломана дождевая труба и водой размывает фундамент, что внизу выломана рама в окне, что во дворе страшная грязь и т.д.”
В 1881 и 1885 годах Д. Н. Мамин-Сибиряк и М. Я. Алексеева жили в Москве. Дмитрий Наркисович “двигал российскую словесность”, а Мария Якимовна посещала Высшие женские курсы Герье. За домом Марии Якимовны на Колобовской улице, как выяснилось из Книги записи расходов, присматривала Анна Семеновна. Из этого документа также стало ясно, что нерадивыми квартирантами Марии Якимовны были господа Пацевич и Пурышев, с которых мать писателя, с согласия М. Я Алексеевой, брала плату за проживание: с Пацевича — 25 рублей, с Пурышева всего 7—8 рублей.
Записи по огороду (1874 г., Висим)
“На наших горных заводах, — писал Д. Н. Мамин-Сибиряк в своих воспоминаниях, — огурцы на грядках не поспевали благодаря весенним заморозкам, и этот овощ является для нас осенним гостем, когда его привозили из соседних, более теплых уездов, что случалось только поздней осенью. Привозной огурец был обыкновенно перезрелый, желтый и мятый, с пустотой внутри. У нас дома огурцы выводились в тепличке и в парниках и являлись летом своего рода лакомством”.
В Книге расходов Анной Семеновной отмечено, что…
10 апреля вынесен картофель в комнату для посадки
26 апреля огурцы высажены в парнике
29 апреля начали копать грядки
21 мая посажена капуста
26 мая начали цвести первые огурцы
14 июня пошел первый огурец и т. д.
Аптечные рецепты
Средство от зубной боли
Записи в этом разделе сделаны не Анной Семеновной.
“Листья подорожника нужно собирать в полном цвету. Изрубив как можно мельче, настоять на спирту. Принимать обыкновенным способом: класть на вату или принимать вовнутрь. Для этого нужно на полрюмки водки четыре капли настоя”.
Корреспонденции
В конце книги зафиксированы также многие письма и телеграммы от родных и знакомых Маминых и обратные корреспонденции за период с 1885 по 1891 год.
Письма от Мити из Москвы (1881, 1885) и Киева, от Володи из Казани и Ярославля, от А. Н. Ивановой из Петербурга и т. д.
Анна Семеновна отсылала по почте также рукописи своего сына в Москву, в Казань и Петербург. “За пересылку Митиного рассказа в “Волжский вестник” — 30 копеек” и пр.
В фондах Гослитмузея в Москве есть еще три расходные книги А. С. Маминой. Скорее, это тетради, потому что их объем в общей сложности не более двадцати страниц. Из-за неполной сохранности сведения там отрывочные, а потому трудны для систематизации. В книжке расходов за 1862 и 1863 г., где всего семь листов, в ряду других записей выделяются расходы на приобретение “Юрия Милославского” Загоскина, ц. 1 р.; “Двух братьев” Зотова, ц. 70 коп.; “Мелких повестей” английских писателей, ц. 50 коп. и книжка “Цветник для детей”, ц. 75 коп. В расходной тетради за 1882 и 1883 г., объемом тоже в семь листов, имеется несколько записей поступления гонораров Д. Н. Мамина от редакций “Дела” и “Отечественных записок”, упоминаются здесь также траты на переписчика.
Из Книги расходов семьи Маминых, которая хранится в фондах МПУ, мы рассмотрели лишь екатеринбургский период, висимский и нижнесалдинский еще ждут своих исследователей.
“А при чем же тут капли датского короля?” — спросят нас. Дело в том, что чаще всего Анной Семеновной в екатеринбургской аптеке А. Э. Вейесберг покупались капли датского короля. Флакон этого снадобья стоил не дороже 10 копеек, что со знакомой уже скрупулезностью зафиксировано все в той же Книге расходов. За романтичным названием, которое когда-то вдохновило Булата Окуджаву на песню, скрывается весьма банальное лекарство. Это всего лишь анисово-нашатырные капли с укропной водой и экстрактом солодкового корня, которые потребляли в стародавние времена как чудодейственное средство от кашля.
В работе использован фактический материал Книги записи расходов Анны Семеновны Маминой, редкие произведения и малоизвестные письма Д.Н. Мамина-Сибиряка, а также материалы фондов МПУ, ГАСО и РГАЛИ (Российского государственного архива литературы и искусства). Цитаты из писем приводятся по фотокопиям документов, хранящимся в фондах Объединенного музея писателей Урала. Письма подготовила главный хранитель фондов Объединенного музея писателей Урала Елена Константиновна Полевичек.
Автор выражает искреннюю признательность сотрудникам Государственного архива Свердловской области, Музея писателей Урала, Свердловского областного краеведческого музея, Музея архитектуры города, библиотеки им. В. Г. Белинского за помощь в подготовке материалов для этой публикации.