«Круглый стол» в редакции «Урала»
Опубликовано в журнале Урал, номер 1, 2002
В конце уходящего года в редакции “Урала” состоялся “круглый стол”, посвященный литературной ситуации в нашем регионе и месту журнала “Урал” в происходящих культурных процессах, как оно реально видится и с точки зрения сотрудников редакции, и с точки зрения авторов и друзей журнала.
Для обсуждения были предложены следующие вопросы:
Понятие региональной литературы в новом веке;
Журнал “Урал” как зеркало региональной литературы;
Проблемы геопоэтики в журнале “Урал” и на Урале;
Этика и эстетика на станицах “Урала”.
Участниками дискуссии стали прозаик и поэт, председатель отделения Союза писателей России Владимир Блинов, прозаик, председатель отделения Союза российских писателей Арсен Титов, писатель и журналист Евгений Касимов, прозаик и поэт Герман Дробиз, поэт Дмитрий Теткин, журналист Анатолий Акимови др . Редакцию представляли главный редактор Николай Коляда, заместитель главного редактора Юрий Казарин, редактор отдела прозы Валерий Исхаков.
В последующих номерах редакция намерена продолжить темы, поднятые в этой беседе.
Н.Коляда. Сегодня на “Круглом столе” присутствуют в основном писатели, наши коллеги, которые, я надеюсь, выразят свое отношение к эстетической и этической политике нашего журнала, за что-то нас поругают, за что-то похвалят. Конечно, и этот “круглый стол”, и материалы, которые так или иначе его продолжат, не будут посвящены исключительно исторической роли журнала “Урал”. Просто у нас в редакции назрела потребность посоветоваться с писателями, потому что нельзя, видимо, все время вариться в собственном соку.
Когда я пришел в “Урал” главным редактором, мне сразу было предложено создать редакционный совет. Этот редсовет был создан, просуществовал два или три месяца до тех пор, пока члены редсовета не понесли мне собственные рукописи, и я был обязан их печатать. И тогда я подумал: во что все это превратится? В журнал редакционного совета? И как-то потихонечку этот редсовет прикрыл.
Но это не значило и не значит, что мне, и вообще нашей редакции, не нужны профессиональные советы. Если вы что-то мне подскажете, в чем-то поможете выстраивать политику журнала — я всегда приму доброжелательный совет, дружескую критику. Я никогда не принимаю окрик, очень не люблю, когда бьют по рукам. А если будут дельные советы, я просто буду вам бесконечно благодарен. Я думаю, это послужит на пользу нашему общему делу.
Ю.Казарин. Журнал “Урал”, на наш взгляд, нуждается в поддержке писателей, ученых, журналистов еще и потому, что сейчас все слишком индивидуализируется. Индивидуализм личности — это явление закономерное, но индивидуализм в рамках какого-либо цеха, какого-то творческого объединения ведет к тому, что каждое из сообществ существует автономно, не пересекаясь, не слыша и не видя соседей. И если, скажем, московская и ленинградская литература в советские времена выделялась в качестве самостоятельных, а региональная литература оставалась на задворках культуры в силу жесткой централизации всех сфер общественной жизни, то сегодня мы говорим о том, что существует не две, а три, как минимум, культурных столицы России: Москва, Санкт-Петербург и Екатеринбург. Кстати, сегодня Екатеринбург тот город, в котором существует единственный выживший в постсоветские рыночные времена региональный литературный журнал.
Те российские региональные журналы, что на протяжении десятилетий существовали параллельно с “Уралом”, сегодня либо погибли, либо превратились в альманахи без четкой периодичности, либо остались на уровне сугубо местных изданий. А журналы, которые родились в новую эпоху, существуют пока как любительские. Такие журналы чаще всего издаются на временные, одноразовые подачки в виде каких-либо грантов. В этой ситуации “Урал” оказался единственным региональным журналом, который был поддержан на официальном уровне, существует на бюджетные средства и реально поддерживает статус Екатеринбурга как крупного культурного центра.
Но коль скоро наш журнал, и вообще работа редакции, зависит от областных структур, то естественно, что мы прежде всего ориентированы на писателей, которые живут в нашем регионе. Но все-таки, журнал российский или региональный? Вот эта проблема, конечно, очень серьезная. Поэтому мы и поставили “в повестку дня” понятие региональной литературы в новом веке. Существует ли вообще так называемая региональная литература или нет. Вот, скажем, Майя Никулина, которая, к сожалению, не смогла прийти сегодня, говорит так: “Никакой уральской литературы нет и не было, это только разговоры, это просто-напросто хитроумные выдумки литературоведов, литературных критиков и филологов, необходимые им для собственных изысканий и диссертаций”.
По мнению Майи Никулиной, получается: ну был Решетников, был, скажем, Дмитрий Наркисович Мамин-Сибиряк, был Бажов — но это отдельные острова, огромные, достаточно большие, видимые, на них можно ступить, на них можно жить, на них можно воспитываться, но при этом нет архипелага, а есть именно отдельные острова. Я опешил, говорю: как, вообще не было уральской литературы, не существовала и сейчас ее нет, а где же мы все тогда, где тот, другой, третий из ныне пишущих? Она говорит: так вот только сейчас и начинается уральская литература. Только сейчас — и на будущее, навсегда.
Вопрос в том, что такое региональная литература в новом веке. Что такое региональная литература в советское время, мы прекрасно знаем. Это литература волжская, уральская, “а за Уралом — Зауралье”, там сибирская и так далее. Это все прекрасно помнят. Но сегодня-то видоизменилось это понятие-явление.
Г.Дробиз. А по-моему, выражения “московская литература” не было. И “ленинградская литература” никто не говорил. “Ленинградская школа” — было такое выражение, а “ленинградская литература” — не было. То есть два столичных эпицентра без обсуждения выносились за скобки, как явления заведомо и принципиально гораздо более крупные, чем все остальное. И в то время, как региональных писателей через писательские союзы призывали писать о рабочем классе, в Москве столь открыто и бесцеремонно к этому не призывали. То есть как бы молча исходили из того, что для Москвы рабочий класс не так характерен, как для Поволжья или Урала…
Видимо, надо говорить вот о чем. Мы же все понимаем, что за этим стоит. Что термин “региональная литература” обозначает литературу провинциальную, уж если прямо говорить. Вслед за Майей Никулиной я бы сказал так: количество начинает переходить в качество, и действительно качество провинциальной литературы начинает меняться в лучшую сторону. Раньше понятия “региональная”, “провинциальная” литература обозначали не только географическую принадлежность, но и некий средний литературно-художественный уровень, который без разговоров следовало считать ниже столичного. Такая вот вторичная, без больших художественных открытий литература. Но я бы сказал, что сегодня мы имеем основания эти формулировки оставить в прошлом.
Конечно, две мощнейшие федерации — московская и питерская — это по-прежнему нечто, определяющее русскую литературу, литературу, которая пишется на русском языке. Отдельный разговор, насколько хорошо они ее определяют. Но региональная литература стала преодолевать географические границы, в первую очередь, по своему качеству и как бы обретать нечто соизмеримое с той словесностью, которая создается в этих двух исторически возникших центрах. Сказать, что этот процесс идет стремительно… я бы не сказал. Сказать, что уже есть очевидные победы… я бы тоже не сказал. Я бы так сказал, извините за банальность: костер разгорается, и яркие искры уже прилетают. К сожалению, эти искры порой трагически гаснут. Хочется вспомнить имя Бориса Рыжего, поэта очень мощного таланта, поэта, сквозь все влияния пробившегося к своему голосу. И в то же время поэта существенно здешнего, уральского, свердловского. Для меня это признак того, что понятие региональная литература останется только в географическом смысле.
Но, может, я кого-то и не чувствую в силу своего возраста. И кто-то из вас назовет мне другие имена. Но вот сама идея посоревноваться с Москвой и Питером, догнать их и перегнать, она ущербна, а может, даже вредна, потому что с этими двумя нашими культурными центрами никакая провинция никогда не сравняется. Хотя бы потому, что сколько бы мы гениев ни вырастили, мы помним, что четыре пятых этих гениев все равно уедут туда. И кроме того, творческие люди в регионах (я имею в виду в первую очередь, конечно, тех, кто начинает) по-прежнему испытывают влияние литературной традиции, которая рождается там, а не здесь. Мне кажется, что настоящим признаком полноценной литературы будет ощущение, что и у нас тоже рождаются великие традиции. В то же время есть ситуации, которые делают провинциальными всех. Вспомним, сколько поэтов угодило в силовое поле Бродского, когда ни под кого больше не писали. Были провинциальны и москвичи, и питерцы, и все, павшие в этом неравном бою.
Нам же в похвалу нельзя не сказать — литературный пейзаж у нас стал пестрее и разнообразней, чем десять лет назад. И теперь можно мечтать, что со временем у нас будут свои традиции. И хотя я далеко не все принимаю в сегодняшнем “Урале”, но я радуюсь жанровому и стилистическому богатству, которое реально присутствует на страницах журнала.
Ю. Казарин. А что не нравится, чего вы не можете принять?
Г.Дробиз. Ну, к детальному разбору я не готов. Если сказать о поэзии… Мне недостает некой внятной сюжетной поэзии, но ведь не только в “Урале” ее нет.
Ю.Казарин. “Урал” как зеркало региональной литературы. Возможна ли такая постановка вопроса? Наш журнал реально отражает процесс, тот уровень и качество, что мы имеем?
А.Титов. Я думаю, отражает. Сейчас журнал стал открытым, чего раньше не было, я это по себе знаю. Сейчас для публикации может подойти все, что из себя представляет нечто, раньше действовал избирательный принцип, суть которого была мне, например, непонятна. И мне нравится то нормальное отношение к критике, которое сейчас есть в “Урале”. Мне, скажем, не понравился роман А.Попкова, я сказал об этом. И Николай Коляда спокойно предложил открыто это обсудить, что я и сделал позже на собрании в Союзе писателей.
В этой ситуации открытых дверей “Урал” печатает и Н.Никонова, и начинающего модерниста. Но это нормальная амплитуда, это и есть отражение того, что происходит в литературе.
Ю.Казарин. Интересно, Арсен, бывало ли так, что вам, как председателю Союза, жаловались на то, что в “Урале” не печатают?
А.Титов. Нет, не припомню, по-моему, ни разу не жаловались.
Г.Дробиз. Я бы сказал, что наоборот, “Урал” слишком легко печатает. Если вспомнить нас сорокалетней давности, то у нас было двойственное отношение к “Уралу”. С одной стороны, это был для нас партийный и слишком советский орган. Но когда тебе двадцать два и у тебя за душой три стишка в местной газете, публикация в журнале значила многое, это уже была новая ступень, верный шаг к признанию. И я даже не знаю, одобрить ли вас, когда вы публикуете молодых людей, у которых пока еще нет даже признаков мастерства. Может быть, это метод проб и ошибок. Но раньше этого не было. Мы уже и выступали со сцены, и терлись в Союзе, но публикаций в “Урале” у нас еще не было.
Ю.Казарин. Значит ли это, что статус толстого журнала понизился?
Г.Дробиз. В каком-то смысле понизился. Мне кажется, метод проб и ошибок неплох, но если время идет, а человек лучше не пишет, то надо с ним расставаться. Это обидно для автора, но, как говорилось в советское время, требовательность нужна.
Ю.Казарин. Вот мы опубликовали двух молодых поэтов: Юрия Авреха и Дмитрия Теткина, который здесь присутствует. И хотя я не знаю, что из них в результате получится, но уже сейчас они — поэты.
И у меня еще один вопрос к собравшимся. Было ли что-то на страницах “Урала” в последнее время, что шокировало вас?
В.Блинов. Я скажу и об этом, но сначала хочу высказаться о региональной и провинциальной литературе. В масштабах России нужно обращать внимание на масштабы литературы, когда количество переходит в качество. Кстати, была же вологодская школа помимо московской и питерской. Если говорить об уральской литературе, то мы и впрямь замечаем постоянные пустоты. Вот возник Мамин-Сибиряк, потом сорок лет понадобилось, чтобы возникла фигура Бажова, еще лет двадцать пять, чтобы зажглась звезда Никонова. Потом, в 60-х годах, бросок — целый косяк пришел. И фронтовики, и молодежь. Я назову хотя бы Альфреда Гольда, Юрия Лобанцева, Вячеслава Терентьева. И целая группа тех, кто по сей день работает. И вот сейчас, благодаря “Уралу”, мы узнаем массу новых имен, опять идет всплеск вослед очередному недавнему провалу.
К сожалению, наша уральская литература и 60-х, и 80—90-х годов остается неизвестной широкому российскому читателю. В прошлом году я присутствовал в Москве на “круглом столе” в нашем Союзе писателей, посвященном русской литературе в XX веке. Там я выступил очень резко, они не знают ничего ни про “Урал”, ни про литературную ситуацию на Урале. Но ведь и критики наши перестали работать в этом направлении.
А от “Урала” повеяло настоящей свежестью. Я его читаю от корки до корки. Может быть, процентов 70 я не принимаю, но я вижу, что пришла реальная жизнь на страницы журнала. Новые времена — новые имена, это естественно и закономерно.
Если говорить о том, что понравилось, что нет. Я неоднократно слышал от главных редакторов журналов, как трудно совершить открытия в большой прозе. В том же “Новом мире” я в этом году с удовольствием прочел новую повесть Анатолия Азольского — вот и все, пожалуй. А в “Урале” опубликован роман Олега Захарова “Площадь Обороны”. Но читать мне его было совершенно неинтересно. Сама проблема интересна, герой — человек растерявшийся, без работы, пытается решить проблемы с близкими, с матерью, женой. Но идет просто бытописание, не увидел я новизны, ничего такого свежего, молодого. И вот где-то в тех же номерах я пытался вчитаться в премудрости Юлии Кокошко, даже домашних своих попросил прочесть. Спрашиваю: поняли чего-нибудь? Нет, говорят, ничего не поняли. Вот полюса — традиция и новаторство, но оба случая неубедительны. А в то же время немало очень интересных авторов появилось в “Урале”. Например, Наталья Смирнова с ее рассказами. Написано нестандартно, психологически интересно, с такими вот закидонами и странностями, которые не портят, но украшают. Великолепные стихи попадаются в последних номерах. Но вот среди поэзии нахожу большую подборку стихотворцев из города Лесного. Что это такое, ведь ни одного стихотворения стоящего! Если это публикация на правах рекламы, то надо выделить в отдельную рубрику, ведь читатель воспринимает это всерьез, как попытку откровения со стороны редакции: мол, смотрите, сколько поэтов в маленьком Лесном.
Д. Теткин. Позвольте мне тоже вступить в дискуссию, поскольку я уже был упомянут сегодня и поскольку я тоже из Лесного. Стало быть, и талантлив и бесталанен одновременно. Как-то в одной редакции мне сказали: мы не берем стихов тех поэтов, которым не исполнилось 16 лет. Я так и не смог выяснить, как это влияет на качество стихов. Но я готов подписаться под тем, что бездарные стихотворцы встречаются в любом возрасте. Пожилых рифмоплетов ничуть не меньше, чем молодых. Я думаю, трагедия некоторых писателей заключается в том, что они так и не поняли, что в какой-то момент надо уйти на покой, как и в любом другом деле.
Теперь о том, что касается Лесного. Дело даже не в городе Лесном, а в том, что вместе со свободой литература получила отвратительную возможность продаваться. Литература становится лицемерна, как только возникает экономический вопрос.
По поводу журнала. В нем, мне кажется, некий человеческий фактор должен преобладать. Весь этот инструментарий литературный, социокультурный является по большому счету мишурой, той прослойкой, которая обслуживает истеблишмент. А для меня как для частного человека важно напечататься и получить гонорар, чтобы заплатить за комнату. При этом “линию партию” я готов уважать до определенных пределов.
Н.Коляда. Только что в нашей рубрике “Граф Хвостов” опубликовано “Пособие для начинающих литераторов” Дмитрия Теткина. Правда, эта рубрика у нас безгонорарная, так что автору не удастся с этой публикации внести квартплату. Не могу не сказать по поводу молодежи и по поводу нашей “молодежной политики”. Мы, например, печатали Артема Северского, которого я даже в глаза не видел, потом появилась в редакции очередная его рукопись. И я вижу, что это не прорыв, не новый шаг. И значит, не пойдет вещь. Но вот в августе среди документов тех, кто поступает ко мне на курс “Литературное творчество” в театральный институт, я вижу фамилию Северского. Он в первый же семестр написал просто замечательную пьесу, так что стало ясно, что точку ставить на таком авторе нельзя. Хотя про повесть я ему честно сказал: надо подниматься на новый уровень. Так что будем ждать.
Анну Матвееву в каком-то смысле именно “Урал” открыл. Она, может, и не всем нравится, но я уверен, мы не ошиблись. Молодая, интересная, перспективная писательница. Она уже выдвинута на несколько премий — заслуженно выдвинута, я считаю.
У Олега Захарова в “Площади Обороны”, мне кажется, есть что-то больное и живое, берущее за душу, попадающее в нерв. Посмотрим, как он будет развиваться в будущем, но публикация большого романа на страницах “Урала” — для него это стимул и в какой-то мере аванс. Сходная ситуация и с Андреем Попковым. Он появился в молодежном номере два года назад, потом мы напечатали его роман. Сейчас посмотрим, что он будет писать дальше. Не могу не упомянуть и Андрея Ильенкова. Он и раньше печатал в “Урале” стихи, но вот сейчас выступает как прозаик. Очень талантливый автор, перспективный.
Кстати, никто из говоривших не вспомнил почему-то “Черную бабочку” Дмитрия Шкарина, которую мы опубликовали очень мелким шрифтом в молодежном номере в 2000-м году. Мелким шрифтом потому, что уж больно скандальная вещь, “неприличная”. Но это просто замечательное произведение, иначе не скажешь.
А.Титов. Да, “Черная бабочка” — это мастерское произведение. Это тот случай, когда нельзя было иначе высказать то, что высказано.
Н.Коляда. Вот именно. Всю эту гадость и мерзость жизни нельзя было выразить, кроме как гадкими и мерзкими словами, иначе не достигнуть было художественной цели.
Да, за последнее время на страницах “Урала” появилось много новых имен, какие-то ориентиры поменялись. Но так и должно быть. Ведь нельзя оставаться вечно. Испытал свой звездный час и посторонись, дай дорогу. Нельзя думать, что ты вечен, таковы законы не только природы, но и искусства.
При всем при том я никак не могу сказать. что мы только молодых печатаем, что забыли мастеров.
Голоса из зала: Этого упрека в адрес “Урала” у нас и нет!
Н.Коляда. Я недавно навещал родителей, которые живут в деревне в Казахстане. Как обычно, привез им номера журнала. Они так обрадовались! У нас, говорят, все в деревне “Урал” читают. Старшая сестра рассказывает: я повесть Ариадны Корниловой “Могу не приезжать” семь раз прочла. Это повесть про неистовую любовь к алкоголику. Мы эту повесть долго готовили, но вот пока автор больше не появляется. Она очень талантливый человек, надеюсь, будут и другие ее вещи в “Урале”.
А.Титов. У меня вопрос. Какая-то налаженная система работа с молодыми есть в редакции? Вот принес рукопись человек, посмотрел редактор. Говорит: поработай еще, добрый человек, вот тут у тебя еще не очень. Мне кажется, некоторые вещи появляются на страницах журнала в несколько сыром виде.
Ю.Казарин. Конечно, работа с авторами есть, еще какая. И правим, и сокращаем, и местами переписываем иногда. Но половина потенциальных авторов на сотрудничество не идет. Они уверены, что принесли готовый к употреблению продукт, который не может быть поправлен. Вот вам повесть, или рассказы, или стишки — в таком виде и печатайте. Но я считаю, все, в том числе и живые классики, подлежат правке.
Д.Теткин. Это проблема письма, культуры письма. Именно на основе этой культуры журнал способен сплотить вокруг себя некое сообщество, притом оно может состоять из людей, которые в жизни являются заклятыми врагами.
Важно то, что журнал сейчас читают. Он становится интересным, он останавливает внимание. Ведь если вспомнить советскую традицию, то парадокс заключался в том, что произведения, выходившие стотысячными тиражами, существовали только формально, но не реально. Они работали экономически, политически, но не эстетически.
Ю.Казарин. Сейчас журнал читают еще и в Интернете. Недавно позвонил Вадим Месяц, наш автор, давно живущий в Нью-Йорке. И он с удовольствием читает номера “Урала”. Другое дело, что иногда бывает сложней наладить продажу и подписку в собственном городе и регионе.
Г.Дробиз. Есть масса причин, по которым не удается. Но вот две, как мне кажется, ключевые. Вы потеряли своего традиционного читателя и подписчика среди обедневшей интеллигенции, которая теперь не выписывает ни журналы, ни ежедневные газеты, стоившие раньше три копейки. Вторая причина коренится глубже. Дело в том, что как ни радуйся потере провинциальности, но у читателя же есть представление, коренящиеся в десятилетиях советской жизни, представление о том, что здесь создается литература второго сорта. Первый сорт пишется и публикуется там, в столицах, — это очень долгий миф, он никуда не исчез, чуть ослабел, но не исчез.
А вообще, если мы мечтаем, чтобы в слове “региональная” остался только географический смысл, то на кого, как не на молодых, нам и надеяться.
Ю.Казарин. Вот вопрос. В редакции ведь работают кто? Писатели. Николай Коляда, Николай Мережников, Юрий Казарин, Валерий Исхаков, Олег Богаев, Андрей Ильенков — все писатели. Хорошо ли это? Вот Майя Никулина говорит, что редактор не должен быть писателем. Но у нее так совпало, что в ее лице мы имеем и великолепного писателя, и отличного редактора.
Е. Касимов. Да вы посмотрите на историю литературы! Самые лучшие журналы возглавлялись писателями. Как только начинал руководить чиновник, журнал становился тусклым. Никто уже не вспомнит “Новый мир” того периода, когда у руля был какой-нибудь Косолапов. Но все помнят, когда был Симонов, Твардовский.
Г.Дробиз. Но тут вот какая вещь. Конечно, у всех свои пристрастия, у редакторов в том числе. Однако есть еще проблема широты взгляда и вкуса. Вспомним великий журнал и великого редактора. “Новый мир” Твардовского. Какую прозу он печатал — вся страна читала. И какую поэзию? Это же ужас, каких поэтов не пускал Твардовский в журнал! Едва только что-то не соответствовало представлениям Твардовского о поэзии для народа, как этого поэта в “Новом мире” не было. И этот великий поэт не понимал, что поэзии для народа не существует, поскольку читает поэзию 2—3 % населения в лучшем случае.
Ю. Казарин. А вот давайте примерим к “Уралу” эту ситуацию.
Г. Дробиз. Давайте. В глаза скажу. Вот Николай Коляда, драматург, которого ставит весь мир, уникальный талант. Но достаточно ли у него вкуса в прозе и поэзии, профессиональный ли он редактор — этого я не знаю.
В.Блинов. Тут уже возникал вопрос о том, нужен ли все же журналу редакционный совет, такой вот коллективный советчик. Но мне кажется, коллектив сам должен решать, сейчас, слава богу, не те времена, когда такой вопрос решался бы на уровне обкома партии. Если вам нужны добрые советы от литераторов, от творческой интеллигенции, от литературоведов, значит надо создавать. А нет, так нет. Что касается вопроса этики и эстетики на страницах “Урала”, то я сейчас заканчиваю большую статью о матерных инвективах в среде современной интеллигенции. Там я анализирую, когда это уместно, а когда это переходит в антикультуру.
Ю.Казарин. Я поясню. Владимир Александрович является составителем словаря русского мата, причем одновременно это и научный труд, и художественное произведение. А проблема в том, что у нас, хоть и редко, но есть вещи, где нецензурная лексика встречается. Вот, скажем, роман Сажаева, который только что напечатан в “Урале”, он так и называется: “Книга жизни города Мудоева”.
А.Акимов. Я сейчас читаю этот роман, и у меня нет никакого неприятия в тех нескольких случаях, которые там есть. Я вообще не принимаю обычно мат в художественных текстах, но это как раз эстетически оправданные случаи.
Е.Касимов. Во всем есть неоднозначность, поэтому журнал универсальным быть не может, да и не должен. На Урале два толстых журнала, хотя “Уральская новь”, которую делают в челябинске Рустам Валеев и Виталий Кальпиди, скромней по своим задачам. “Урал” же претендует на российский уровень. И журнал такой не может всех устроить, кому-то приглянулось одно, кому-то другое. И без волевого управления, без выстраиваемой концепции ничего не выйдет. Если журнал попытается стать всеядным, он просто кончится, не будет интересным. Возможны ли альтернативы? Возможны. Если кто-то хочет, чтобы журнал принципиально изменился, нет ничего проще — надо создать новый журнал. Пусть не такой толстый, но другой.
Г.Дробиз. Исторически мы знаем пример монолитов. “Новый мир”, “Октябрь” когда-то, позже — “Наш современник”. И мы знаем более широко раскрытые для течений издания. Вот вопрос, предложенный нам сегодня для обсуждения — журнал как зеркало региональной литературы. Но зеркало по своей сути должно отражать все что угодно, без разбора, а всеядность — это дурно и скучно. Журнал должен иметь внятную основу. Если будет обеспечиваться то, что принято называть уровнем, то это лучше, чем быть зеркалом.
Ю.Казарин. А каков сегодняшний уровень “Урала”?
Г.Дробиз. Я сейчас не самый исправный читатель толстых журналов, но, по-моему, уровень “Урала” не ниже любого московского “толстяка”. Другое дело, что общий уровень толстых журналов не слишком высок. Но в полосу безвременья угодила вся российская литература. Ведь мало штучных произведений, таких, которые в недавнем прошлом вся страна прочитывала. Сейчас появились тысячи молодых интересных писателей, а вот ощущения взрыва нет.
Е.Касимов. Журнал и не может быть зеркалом никакой литературы, ни городской, ни региональной. Зеркалом может стать альманах, которого нет у нас. А журнал, я считаю, прекрасный, и он выполняет свою функцию. Но нам нужны вдобавок альманахи, где все были бы, вот это и будет зеркало.
Г.Дробиз. Почему я так напираю на уровень? Теперь человек придет и заплатит — и ему издадут хоть пустые страницы. И это размывает уровень. Когда-то, лет семь назад, ко мне подошел человек лет двадцати двух и сказал, что хочет подарить мне свою книгу. Он подписал мне ее, я сказал: как это хорошо — иметь возможность издать первую книгу в столь нежном возрасте, вот если бы и мы имели возможность в свое время быть в двадцать лет авторами книги. Молодой человек посмотрел на меня холодноватым взглядом и сказал: это у меня десятая. Вот о чем речь. Богатые родители дали денег, и все.
Н.Коляда. А мы вот при журнале издали коллективный поэтический сборник “Складчина”. Это тридцать семь новых имен. И если два-три стихотворения там по-настоящему хорошие, то уже не напрасно. Теперь мы издадим книгу под маркой “Прозаическая библиотека “Урала”. Я не знаю, станет ли это альманахом, но это будет лучшая проза “Урала” за два-три года.
Е.Касимов. Вот такие издания и нужны. И таких изданий должно быть много. Лучшее из “Урала”, лучшее на Урале, чем больше, тем лучше.
В.Исхаков. Евгений Касимов опоздал к началу нашего разговора. К моменту его прихода все уже почти договорились — нет никакой региональной литературы, есть только одна — великая российская. А Касимов говорит: уральская литература, уральская! Давайте издавать уральскую, региональную литературу. Какую песню испортил!
Е.Касимов. Но уральская литература существует, с этим нельзя не считаться! На Урале сложилась уникальная ситуация. У нас прекрасная литература, у нас вообще прекрасная культура. У нас и музыка, и театр, и кино. Или возьмите нашу анимацию. Эти люди работают в ужасных условиях — и создают шедевры. Все это оценят лет через тридцать. Вот как дело обстоит.
Г.Дробиз. Но мы продолжаем говорить “уральская школа мультипликации”. А она мирового уровня. Да что ж в ней уральского? А если бы они жили в Рязани? Я думаю, что когда наши творческие свершения станут в один ряд с Москвой и Питером, этот эпитет будет отмирать. Уральская литература, уральская поэзия — это станет бессмысленным. А пока мы используем этот эпитет как ключевой, мы соглашаемся с тем, что речь идет о чем-то вторичном, что мы ниже.
Н.Коляда. За границей обо мне все время пишут: казахский драматург, поскольку я все время гордо пишу, что родился в Казахстане.
В.Блинов. Но ведь было же итальянское кино, грузинское. И эти понятия выглядели абсолютно естественно.
Г.Дробиз. Да, но ведь это группы, это определенный тип эстетики. У нас же нет ни одной крупной заметной группы, зато есть великолепное разнообразие. Кстати, почему появилось столько интересных молодых? Одну из причин я бы определил как количество разрешенного знаемого. Мы ведь начинали в ситуации, когда полагалось не знать, что были Ахматова, Мандельштам, Пастернак, даже и Блок отчасти. Мы не знали Замятина, Булгакова, раннего Всеволода Иванова, многих других. Словно бы этого всего не было за нами. А сегодня все это с ранних лет можно впитывать. И хочется ожидать, что количество этого разрешенного знания перейдет в качество.
Е.Касимов. Понимаете, какая штука. Стоит нашему человеку переехать в Москву и сыскать известность, пишут: московский поэт. А.Еременко и И.Жданов — с Алтая, А. Парщиков из Полтавы, В. Курицын одновременно и уралец, и сибиряк. И все это Москва нивелирует.
Г.Дробиз. Так это естественный процесс. Если парень из Алапаевска приезжает к нам, он становится екатеринбургским писателем. Просто не надо хорохориться. Мы не будем соразмерны столицам еще много лет.
Ю.Казарин. Я думаю, главная наша проблема в том, что у нас нет тех мощных спонсорских насосов, которые есть в Москве, вот тут мы пока не в силах тягаться. И, значит, надо нам жить по-новому, вписываться в “новые экономических отношения”, учиться самим зарабатывать деньги, заниматься раскруткой, рекламой, маркетингом, хотя еще недавно казалось, что литература должна быть далека от этого.
Н.Коляда. Уверен, что мы в “Урале” займемся и рекламой, и раскруткой на новом уровне. А пока позвольте подвести предварительные итоги. Немцы повторяют: мы должны все обговаривать. Они любят сесть и поговорить, в семье, на работе, чтобы не было никаких тайн, недомолвок. Хорошо, что мы вот так сели и обговорили. Как некогда повторял нам Леонид Фомин в литобъединении им. Пилипенко: у вас за ушами-то отложится. Вот и я надеюсь, что у всех у нас за ушами что-то отложится. А значит, будет повод для новых встреч.