СЕРГЕИ НОХРИН
Опубликовано в журнале Урал, номер 9, 2001
СЕРГЕЙ НОХРИН
(1959-2001)
Холодный июнь 2001-го года: пространства серого избыток, а времени, как всегда, в обрез. Казалось бы, в пасмурную полудождливую пору время должно удлиняться, уподобляясь воде, однако получается все наоборот: уходит родной, близкий тебе человек — и дни, наслаиваясь на короткие северные ночи, летят и лепятся сначала в девятидневную неделю (почти без сна, и воздуха, и слез), а потом и сороковины. И понимаешь, что смерть опять взяла свое, ухватила тебя за край то ли слуха, то ли крови, то ли взгляда, и натянулась жизнь с невыносимым напряжением, как вода в озере, где отраженье неба лопается на волне, которая через сотню дней загустеет, а там и совсем отвердеет:
Гольфстрим замерз.
Народ сместился к югу.
Такое вот печальное кино…Умер Сергей Нохрин. Сместился к небу. Ему было тесно на земле: и в журналистике, и в песне, и в быте нашем городском. Он чувствовал себя нормально, почти сносно, только в языке — в лучшем его состоянии, а точнее — в поэтическом состоянии языка. Это доказывают стихотворения, которым Сережа дал вольную: они стали после ухода автора серьезнее и строже, они теперь работают без дураков — без оглядки на гитару и благодарного слушателя. Они теперь, как сам язык, настолько одиноки, что способны вызывать влагу, необходимую для артикуляции, для произнесения и проговаривания слов, создающих совокупно и смысл, и смех, и музыку, и стон:
Времени нет. Есть пространство:
Парки, проспекты, дома…
…церковь, больница, тюрьма…Сергею удалось продлить и увеличить общую для всех энергию языка в своей поэзии: его мужская интонация жива, а значит голос был не деланный, но подлинный, природный (что особенно сильно и чисто проявляется в его поэме “Глинопас” ). За единственной пока книгой Сергея Нохрина “Чипчиром” последуют другие, потому что стихи обязаны жить, страдать, умирать и любить вместо их так рано ушедшего создателя, потому что поэт прав всегда:
…и развязка уже близка
вдох и брызнула соком цель
во вселенную из цветка
вылетает пушистый шмель.Смерть приходит к нам со скоростью жизни, и поэтому её закономерная внезапность вынуждает нас, как сказал Арсений Тарковский, “привстать, опомниться, очнуться” и не в самый лучший час благословить стихи, обязанные жить.
Ю. Казарин
ПАТИССОН
Мне снился странный сон, но это был не сон.
Скорее — перед сном, а может быть, спросонья:
Наточенным ножом я резал патиссон
И сущность бытия увидел в патиссоне.Он полностью в себя вмещал любой предмет.
Понятия, слова, деяния, природа —
все содержалось в нем. Готовился обед
для сына моего, которому два года.Прозренье снизошло. Слетел презренный сон.
Я в трансе к потолку простер свои ладони
и, голову задрав, воскликнул: “ПАТИССОН!”
И сын увидел все в прекрасном патиссоне.* * *
Гольфстрим замерз.
Народ сместился к югу.
Такое вот печальное кино.
В Безье мороз.
В Антверпене ждут вьюгу.
В Европе холодно, в Италии темно.Грызя каблук,
Голодные солдаты
Бредут без строя строго на восток.
Распался блок.
Естественно, блок НАТО.
Какой еще распасться мог бы блок?Темно и мрачно.
Выдумать страшнее
Нельзя сюжета ни в одном кине.
За спины прячут
Руки брадобреи,
Поскольку отвратительны оне.Повержен шелк
Романского штандарта.
С утра то золотуха, то понос…
Похоже, что
Таинственная карта
Европы изменилась, Ариост.* * *
Еще пока стоит на месте князь Юрий с долгою рукой,
но уж грядут дурные вести, причем одна дурней другой.
Сверкают яркие витрины, рокочет ряженый посад
и сладко пахнет керосином столицы крашеный фасад.
Примерив на себя в Тарусе рождественский веселый грим,
большие жареные гуси заходят строем в третий Рим.
Да с осетринкой, да с икоркой, под рюмочку, ах, боже мой,
от Сретенки к Поклонной горке бредет Москва сама собой.
Идет безумная сестричка без рукавичек, налегке,
и на ветру мерцает спичка в ее протянутой руке.* * *
Гляжу в окно и думаю: “Не слабо
приделать древко к алому флажку…”
Лиловый негр комок для снежной бабы
катает по ноябрьскому снежку.
На голове папахою кудряшки,
дыхание проворно и свежо, —
а то возьмет — глотнет из плоской фляжки,
и сразу видно: негру хорошо.
Как будто кровь из свежего пореза
течет стерильный спирт по сливам губ,
и — нету сил — охота марсельезу
сыграть на флейтах водосточных труб.
Сыграть на пару с чернокожим братом.
Мороз — туфта! По городу пешком…
Орать “Ура!” под красным транспарантом
и чистый спирт закусывать снежком.* * *
В России все готово для зимы.
Скучны дороги, просеки угрюмы.
Могучие российские умы
ворочают космические думы.Последние задумчиво гремят,
в извилинах форсируя овраги,
как будто на молочный комбинат
везет кривой шофер пустые фляги.Несуетна провинция, как встарь
живет спокойно, под свою сурдинку.
На все идет лениво, как пескарь
на вялую осеннюю малинку.Попробовав заморское вино,
закурит папироску и обронит
весомо и значительно: “Говно.
Кузминишна гораздо крепче гонит”.* * *
размножаются голоса птиц
расширяется аллея лип
спрятавшись от людских лиц
увеличивается в размерах гриб
разворачивается на восток
разрастается до небес
и на шляпу его листок
уже не в силах закинуть лес
гриб вливается в черный глаз
черный глаз открывает клест
принимаясь за верхний пласт
птица склевывает сто звезд
из возникших на небе дыр
разливается красный цвет
заколдованный сном мир
превращается в белый свет
белый свет быстрым взмахом рук
надевает на шею шарф
это вроде как красный круг
раздувается в желтый шар
желтый шар набирает ход
вырывается на простор
над зеленою гладью вод
шар плывет к синим шапкам гор
горы тянутся к облакам
облака в нетерпенье ждут
ветра свежего а пока
все сильней нарастает гуд
и развязка уже близка
вдох и брызнула соком цель
во вселенную из цветка
вылетает пушистый шмельПРЕДЧУВСТВИЯ
Предчувствия — это есть предчувствия и более ничего.
МАТИССА
на зеленом ковре арены
оранжевый тигр
прижимается к черной решетке
зверь рычит
дрессировщик громко щелкает бичом
и
тигр прыгает
через горящий обручРЕНУАРА
в Питере апрель
мандарины кагор и розы
серобуромалиновые дома
стоят по колено в деревьях
ноги промокли
но нам хорошо
теплое солнце
высвечивает легкий пушок
на твоей щеке
мы счастливыВАН ГОГА
по дороге во Флорешты
идут трое молдаван
двое шагают рядом
а один
поодаль
ведет велосипедПИССАРО
дождь барабанит о жесть подоконника
я пью какао
там за окном ходят люди
другие чем я
лиц их не видно
да и зачем их видеть
я вижу
только
какао в стаканеГОГЕНА
глоток обжигающего коньяка
два шоколадных квадрата на звенящей фольге
и
никакой
спешкиЛОТРЕКА
среди ночи
в
прозрачный стакан
упал
серебряный
колокольчик* * *
Эзоп ходил по войне
по черно-белой стране
по шахматной стороне
по шершавой стене
по белым-белым полям
по черным-черным полям
по закрытым дверям
по задутым углям
он ходил по золе
он ходил по мгле
он ходил и ходил
он ходил по земле
он кусал свой язык
сочинял свой язык
свой эзопов язык
тайный умный язык
но в чужой стороне
в этой странной стране
в этой страшной стране
у него что-то не
получалось
сел на землю Эзоп
и заплакал Эзоп
так и плакал Эзоп
у широкой реки
полированный посох
сжимала рука
на его языке
ни строфы ни строки
не слетело ни разу
с его языка* * *
Стерилен звонкий поцелуй зимы
под сводами заиндевелых арок.
Прекрасен разговор с Карамзиным
в аллеях, где гортанный выдох парок.История — зима. Мороз сковал
века, народы, земли, государства,
читая сквозь магический кристалл
растерянные время и пространство.И кажется порой под Рождество,
что дверь прикрыл своей рукою Нестор,
что летопись окончена его,
и на пустых скамейках нету места.* * *
Кто в херсонские травы тебя пеленал,
Кто56 слюдою на солнце звенел?
Застилала постели полынь-пелена,
Черный куст пыльной вишенкой тлел.Оседал на губах черноморский песок,
Белой былью поднявшись со дна,
И с предутренним ветром в горячий висок
Заходила его седина.Долгих мелких лиманов лимонная мель,
Прекратив камышовую речь,
Все пыталась продольно разрезать свирель,
Чтобы тайну оттуда извлечь.