Продолжение.
Изумруд
Опубликовано в журнале Урал, номер 9, 2001
Владислав Семенов
Роман с изумрудом
(продолжение)
Кабинетская разведка
1860-1861Разведочные работы, проведенные в 1860 — 1861, сломали прежние стереотипы в оценках перспективности копей и положили начало волне интереса к ним частного капитала. Разведка велась в рамках кампании “О возобновлении прииска”, предпринятой Кабинетом е.и.в. в целях пополнения императорского бюджета. Отчет, опубликованный на страницах “Горного журнала”, сделал оценку копей достоянием предпринимательских кругов. Он сообщал о перспективности месторождений, гнездовом характере залегания изумруда, крайне неравномерном распределении его в рудных телах, чрезвычайной редкости, отнюдь не умалявшей достоинств месторождений. Гарантировал успех предпринимателям при планомерных и грамотных работах, эксплуатации месторождений в полном смысле слова изумрудными рудниками, совмещении разведки и добычи и при полной отработке каждой продуктивной жилы. Публикация пробудила коммерческий интерес к копям, который, в свою очередь, положил начало самому драматическому в их истории периоду, затянувшемуся на полстолетия, события которого могут быть охарактеризованы одним словом — “распродажа”.
В 1861 году Кабинет его императорского величества (далее — Кабинет) принял решение “в видах сокращения расходов” закрыть или отдать Екатеринбургскую гранильную фабрику в аренду. Планировалась эта акция на конец 1866 года.
Причина, толкнувшая Министерство императорского двора на этот шаг, лежит на поверхности: реформа 1861 года, отменившая крепостное право в России, освободила работный люд от обязательного труда; фабричные мастеровые обрели свободу и право выбора себе занятия по интересам, способностям и средствам. В течение года фабрику покинули десятки ведущих мастеров, труд стал наемным, и цена его была поставлена в зависимость от рыночных цен на основные товары питания. Труд высокопрофессиональных мастеров обходился фабрике год от года дороже. Реформа подрезала и прочие статьи дохода императорской фамилии, поставив ее перед необходимостью жесточайшей экономии.
Встал вопрос и о судьбе недвижимого имущества фабрики, находившегося на копях: дома надзирателя и двух казарм для рабочих построек 1836 года — все прочее пришло в запустение. Запустение это отражало живучесть в стенах Министерства императорского двора отношения к уральским изумрудным копям, унаследованного от министра двора князя П.М. Волконского, вице-президента Кабинета князя Н.С. Гагарина и вице-президента Департамента уделов, затем министра уделов графа Л.А. Перовского. Однако после смерти П.М. Волконского в 1852 году и Л.А. Перовского в 1856 году отношение это постепенно меняется. Сменивший П.М. Волконского граф Владимир Федорович Адлерберг уже на седьмом году пребывания на посту министра двора поддерживает нового управляющего Кабинетом барона Петра Казимировича Мейендорфа, начавшего кампанию, известную в делах Кабинета под названием “О возобновлении прииска” и снискавшую поддержку императора. 26 ноября 1859 года “из комнатной суммы” было выделено 2500 рублей “для возобновления работ по прииску цветных камней на казенных землях Пермской и Оренбургской губерний сверх сумм, отпускаемых на содержание фабрики”.
“Для исполнения сей монаршей воли, — писал П. К. Мейендорф, — необходимо поручить должность директора Екатеринбургской гранильной фабрики одному из сведующих и опытных горных инженеров, и я избрал для этого назначения находившегося в Санкт-Петербурге полковника Миклашевского, который и утвержден в этой должности графом Владимиром Федоровичем”.
Назначение П. И. Миклашевского директором фабрики было вызывано кончиной в 1858 году на шестидесятом году жизни Ивана Ивановича Вейца. П.И. Миклашевский возглавлял фабрику до 1866 года; казалось бы недолго — семь лет, но это были те самые семь лет, которые Кабинет отвел на завершение всех начатых работ. Он сумел возбудить у членов Кабинета коммерческий интерес к изумрудным копям двумя поисковыми сезонами, когда вел разведку уральских месторождений. Выводы, сделанные П.И. Миклашевским в ходе разведок на изумрудных копях, значительно острее были восприняты частными предпринимателями, нежели Кабинетом.
Появился П.И. Миклашевский в Екатеринбурге в том же декабре, но к работе на копях сумел приступить только 2 мая 1860 года, прибыв сюда с 26-ю мастеровыми. Первые его впечатления связаны с дорогой в этот оставленный людьми и забытый Богом уголок екатеринбургского Урала: “Только крайность или слепой случай могли занести человека в тот дикий угол Екатеринбургского округа, где природа вложила в недра драгоценный камень, для отыскания которого, в продолжении почти 30 лет, приложено было столько труда и пожертвовано таким огромным капиталом. Две дороги ведут от г. Екатеринбурга к изумрудным копям: одна через Березовский и Пышминский завод, что составляет пространство в 60 верст, другая сначала по большой сибирской дороге на деревню Белоярскую и оттуда в сторону; этот путь 30 верстами длиннее предыдущего. Все пространство, начиная от Пышминского завода до изумрудных приисков (40 верст) покрыто сплошным лесом, рядом небольших ключей, горных речек и главное болотами, которые не пересыхают в самые жаркие летние дни; оттого переезд этого пространства, даже в лучшее время года, чрезвычайно труден, а во время дождей возможен только верхом; кроме того, по случаю часто свирепствующих ветров в этой местности, проезжая тропа совершенно заваливается деревьями, и много стоит трудов, чтобы сколько-нибудь расчистить ее после бури. Дорога из Белоярской деревни была довольно доступна в прежнее время, когда работы на изумрудных приисках велись в больших размерах; но теперь мосты и гати, устроенные прежде через болота, сгнили или снесены весенней водой, и потому дорога эта сделалась совершенно непроходимою; возобновление же ее потребовало бы больших издержек”.
Он описывает болотистую, покрытую сплошным лесом местность, сплошь изрытую работами прежних лет, старые разносы, наполненные водой, обвалившиеся шурфы и шахты, заросшие лесом отвалы. Размышляя о работах, он решает не трогать старых горных выработок: “Я видел ясно, что возобновление старых работ потребовало бы огромных средств; один отлив воды вызвал бы устройство нескольких конных воротов или установ паровых машин; перекрепление же старых шахт было бы сопряжено с большим расходом рабочего времени и материалов, да и едва ли эти пожертвования и привели к каким—нибудь результатам, потому что если старыми работами и попадали на места, в которых заключались камни, то без сомнения они были в свое время вынуты”.
План ведения работ П.И. Миклашевский разрабатывает вместе со своим ближайшим помощником Сергеем Федоровичем Юнышевым, которого он перевел в апреле 1860 года на Урал с Алтая “как лучшего в поиске из числа служащих в Змеиногорском краю”.
Люди были расставлены по двум участкам на Мариинском и Сретенском приисках, получив задание пройти шурфами навстречу друг другу с тем, чтобы проследить простирание сланцевых полос на протяжении 8 верст. На Мариинском прииске 10 — 15 мастеровых в течение двух с половиной месяцев в 1860 году вели работы на двух разрезах и прошли более сорока шурфов, вынув в общей сложности 280 кубических саженей земли и добыв один кристалл изумруда, из которого на фабрике огранили первый камень.
На Сретенском прииске разрезы и шурфы закладывались вблизи знаменитого в прошлом своими изумрудами старого прииска № 6. П.И. Миклашевского, как и многих других, не могла не занимать удача, выпавшая на долю первооткрывателя М.С. Кожевникова, и он находит ей свое объяснение: “Система Сретенских приисков, — пишет П.И. Миклашевский, — составляет самую возвышенную точку на всей площади изумрудных копей, вот почему эта точка и привела к первому открытию изумрудов; будучи выше других, она следовательно подвергалась наиболее действию ветров; вследствии наибольшего подъема сланцы вышли на поверхность, разрушаясь, они выделяли из себя кристаллы изумруда, которые покрылись впоследствии черноземом, давшим начало прозябению; случайно на этом месте выросло дерево, которое впоследствии свалено бурей, и вот причина, почему под корнем его нашелся первый изумруд”.
Убедившись, что главную полосу Сретенского прииска не обнаружить поверхностными работами, П.И. Миклашевский решается на подземные и закладывает разведочную шахту; один из ее забоев, миновав старые выработки, вышел на продуктивную жилу, поманившую признаками изумруда, но, к сожалению, работы пришлось остановить — выделенные на сезон 1860 года средства иссякли.
В ходе небольших работы на Токовском и Старском приисках сложилось впечатление об их “наибольшей благонадежности к добыче изумруда”. За пять месяцев сезона 1860 года на копях было пробито около пятисот шурфов, пройдено несколько разрезов и вынуто в общей сложности 604 кубических сажени земли. Объем работ не так уж велик, но результатами П.И. Миклашевский мог быть доволен. Во-первых, они позволили ему определиться в главном — изумруд есть, и при грамотном ведении работ может быть добыт. Во-вторых, определены несколько точек, на которых можно закладывать добычные работы; намечены перспективные районы для следующего разведочного сезона.
В 1861 году работы велись на Сретенских, Токовских, Мариинских и Красноболотских приисках. Затраты двух поисковых сезонов составили 2500 рублей. На эти деньги за десять месяцев 25 человек добыли 4 пуда 3 фунта 90 1/2 золотников изумруда. Камни были распределены по двум разрядам: 8 фунтов 87 1/2 золотника — третьего; 3 пуда 33 фунта 14 1/2 золотника — четвертого; 1 фунт 84 1/2 золотника третьего разряда поступил в огранку, 19 камней оставили как минералогические образцы. Огранено было 59 камней разных форм и 100 искр общим весом 188 2/16 карата. Таким образом, 1 карат ювелирного изумруда, добытого в 1860 — 1861 годах, стоил Кабинету в среднем около 13 рублей.
Перспективными П.И. Миклашевский назвал Мариинские, Cтарские, Токовские и Красноболотские прииски. Сретенское месторождение, по его мнению, было безнадежно испорчено старыми выработками. “…Прииск этот следует бросить навсегда, — писал он. — Главное, нет никакого ручательства, что старые выработки заложены как следует пустым камнем; если они и были укреплены, то конечно в 30 лет крепи уже сгнили… Самая сильная крепь не может устоять в том случае, если с потолка будут встречаемы пустые пространства, которые при первом ударе молотка могут угрожать общим обрушением всей горы; это было бы самым верным способом погубить рабочих”.
Дальнейшая история изумрудных копей подтвердила прогнозы лишь в отношении к Мариинским и Старским приискам; “закрытие” П.И. Миклашевским Сретенских приисков оказалось преждевременным. Забегая вперед, следует сказать и о том, что в пору арендного содержания копей оптимистические прогнозы П.И. Миклашевского относительно Токовских и Красноболотских приисков оказали скверную услугу предпринимателям: одних они толкнули на бессмысленные траты, других привели к разорению. Но винить в этом П.И. Миклашевского было бы несправедливо. При всей категоричности, он всегда достаточно осторожен: адресуясь к потенциальным разработчикам Сретенских приисков, он пишет: “При затрате большого капитала с целью расчистить и отлить воду из старых ям, ведя углубочные работы, быть может найдутся камни, исчислить степень пожертвования, которое необходимо надо будет сделать с этой целию, можно, конечно, приблизительно, но дать ручательство, что камни будут непременно найдены, а тем более драгоценные, не возьмет на себя никакой ум и никакая опытность”.
Каждой строкой П.И. Миклашевский перечеркивает успевшие уже сложиться на изумрудных копях представления о “проводничках” к их богатству, отрезвляюще действуя на горячие головы, способные впасть в соблазн легкой наживы и броситься в омут новой изумрудной лихорадки: “…Говоря о разведках изумрудных копей, надо понимать отыскание тех полос слюдяного сланца, в которых заключаются изумруды, и если это составляет уже задачу весьма трудную, при сложности тех явлений, которые их сопровождают, то отыскание в них изумрудов, неопределенно рассеянных в массе породы и не подчиненных никакому закону, выходит из всяких научных и практических соображений. Применяясь к минералам, попадающимся в слюдяном сланце и изучая наружные его признаки, можно, правда, получить некоторую наглядность и надеяться найти изумруды скорее в одной полосе, чем в другой; но эти признаки, однако, слишком общи и слишком неопределенны, чтобы возможно было хотя с некоторою верностию сказать, что изумруд будет непременно найден в исследуемой полосе слюдяного сланца, не взирая на все благоприятные условия сего последнего. Если эта неопределенность относится вообще до изумруда, то еще более она принадлежит к нему в смысле камня драгоценного; этим я хочу сказать, что если счастливый случай приведет к открытию изумрудов в разведываемой полосе слюдяногo сланца, то никакой ум и никакая опытность не возьмут на себя ручательства в том, чтобы вместе с камнями дурного качества были бы непременно найдены и драгоценные, составляющие предметы роскоши”.
Впервые в литературе об изумрудных копях формируются мысли о гнездовом характере залегания изумруда, о крайне неравномерном распределении его в рудных телах, о чрезвычайной редкости изумруда: “Как общее явление во всех полосах слюдяного сланца, где находимы были изумруды, можно привести тот факт, что они содержат камни не по всей своей массе, а гнездами, не имеющими между собой никакой связи и расположенными на различных глубинах…”.
П.И. Миклашевский не обнадеживает легким успехом, но и не отрицает возможности успешного ведения дела. Успех, по его мнению, может быть достигнут только при планомерных и грамотных в горнотехническом отношении работах и при условии, что месторождения будут эксплуатироваться в полном смысле слова изумрудными рудниками, что разведка будет соседствовать с добычей, что полностью будет прослеживаться и отрабатываться каждая продуктивная жила, независимо от того, насколько богатой она покажется: “Самое главное условие при добыче изумрудов заключается в том, чтобы разломать каждый кусок сланца, что возможно только при условии, чтобы все, что заключается в подземных выработках, было вынуто и поднято на поверхность; для выполнения же этого условия необходимо вести совершенно правильную очистную добычу”.
Распродажа
1862-1918С 1862 года на протяжении более полувека уральские изумрудные копи были предметом коммерческой деятельности Кабинета е.и.в. и практически непрерывно сдавались в аренду. Публикация отчета П.И. Миклашевского на страницах “Горного журнала” (1862) сделала его выводы всеобщим достоянием и тем самым вырвала изумрудные копи из десятилетней летаргии, в которой они пребывали по воле Кабинета. Рекомендаций, адресованных Кабинету, отчет этот, как ни странно, не содержит и заканчивается словами, которые не прошли незамеченными частными предпринимателями: “В руках частного человека эти прииски могут принести большую пользу, в том отношении, что он воспользуется всякой вставкой или искрой, которые могут иметь сбыт в продаже по цене, соответствующей достоинству камня, но во всяком случае надо откровенно сказать, что разработка этих копей сопряжена с большим риском”.
Нажимая на слово “большую”, П. И. Миклашевский несомненно призывает предпринимателей проявить деятельный интерес к изумрудным копям; завершающей фразой о риске он лишний раз отводит от копей Кабинет. В другом месте он еще более решителен в поддержке частного предпринимательства на копях: “…Положительных надежд на открытие изумрудов хорошего качества не имеется, — адресует он П. К. Мейендорфу, — но нельзя не сказать, чтобы не было и вовсе надежды найти этого свойства камни. Продолжение разведок потребует новых значительных издержек; посему целесообразно иметь в виду просьбу господина Кониара об отдаче копей ему в аренду за 5000 рублей в год на пять лет. Следует спешить продолжать разведки со стороны Кабинета, или принять предложение арендатора, но с ограничением, чтобы через пять лет Кабинет мог изменить условие в свою пользу, если поиски будут успешны”.
С 1862 года уральские изумрудные копи становятся предметом коммерческой деятельности Кабинета, а вся их последующая полувековая история становится по сути историей их распродажи; в числе арендаторов были Кониаро (инициалы неизвестны), М.А. Трунова и А.И. Трунов, А.Ф. Поклевский-Козелл, А.К. Денисов-Уральский, Н.А. Нечаев, английское акционерное общество “Новая Компания Изумрудов”, Б.И. Полонский, Попов, Зудов (их инициалов обнаружить не удалось), В.И. Липин, генерал Шенк (инициалы неизвестны) и снова А.К. Денисов-Уральский…
От года к году менялось отношение Кабинета к аренде и к арендаторам; на ошибках и потерях отрабатывались параграфы арендных контрактов, увеличивалась арендная плата и уменьшались площади сдававшихся в аренду отводов.
Первым арендатором изумрудных копей стал варшавский помещик Кониаро (Кониар). Арендный контракт был заключен Кабинетом 22 июня 1862 года с доверенным Кониаро надворным советником Кондрашевым. На пять лет в его содержание отдавались все прииски драгоценных камней, находящиеся в распоряжении Екатеринбургской гранильной фабрики. Добытые камни становились собственностью арендатора, но лучшие из них Кониаро обязывался продавать Кабинету и только при отказе последнего мог распоряжаться ими по своему усмотрению. Кабинет удовлетворяла арендная плата по 5080 рублей в год, что должно было составить за весь арендный срок 12700 рублей. Оговаривался размер залога, вносимого арендатором в Кабинет; он равнялся годовой арендной плате: Кониаро внес в залог 625 рублей двадцатью пятью акциями акционерного общества “Кавказ и Меркурий”, по 25 рублей каждая, и свидетельство на лесные угодья в Лугском уезде С.-Петербургской губернии, принадлежащие жене ярославского купца первой гильдии Марии Александровне Труновой. Как видим, у арендатора было больше смелости, чем капитала, и разорение его грозило М. А. Труновой потерей лесных угодий, оцененных в 4455 рублей.
Аренда Кониаро длилась менее полутора лет. 15 октября 1863 года прииски (верхотурские и изумрудные) были им переданы хозяйке заложенных в аренду лесов М.А. Труновой, которая по существу была совладелицей копей, арендованных Кониаро.
На первый взгляд, условия аренды для Кониаро-Труновой были необременительны. Но так кажется только потому, что в контракте не было расписано все то, с чем неизбежно сталкивался арендатор: промысловые налоги, земские и прочие сборы, контроль со стороны горной администрации, окружных инженеров, лесных контролеров, полиции, местных жителей… Шел третий год аренды, когда лесничий Монетной дачи писал (3 августа 1865 года) в контору Екатеринбургских заводов о своей озабоченности тем, что, как ему стало известно, изумрудные прииски перешли в аренду, а он до сих пор не знает ни своих функций, ни прав и обязанностей арендаторов: должен ли он контролировать ведение горных работ и добычу; переданы ли арендаторам постройки и взимается ли с этих построек пошлина; следует ли ему следить за тем, чтобы заваливались старые выработки; имеют ли временные владельцы право потреблять лес при проведении шурфовых работ, если да, то по какой таксе и на каком пространстве; переданы ли арендаторам покосные места, принадлежащие крестьянам, фабричным и приисковым рабочим; имеют ли новые владельцы право сооружать новые постройки, прокладывать новые дороги и должны ли чинить старые; разрешено ли им разрабатывать встречающийся с изумрудным сланцем каолин…
18 августа 1867 года М.А. Трунова, по истечении срока, продлила аренду на десять лет. Интерес М.А. Труновой побудил Кабинет увеличить ей арендную плату до 13000 рублей в год. В 1869 году М.А. Трунова отказалась от аренды в пользу мужа Алексея Ивановича Трунова, контракт с которым был оформлен на прежних началах. В 1872 году новый арендатор был объявлен несостоятельным должником, и контракт расторгнут.
Непрерывная десятилетняя аренда изумрудных копей Кониаро-Труновыми принесла Кабинету около 80000 рублей.
С середины 1872 последователей Труновых не находилось; их разорение, очевидно, подействовало на многих отрезвляюще. Под влиянием этих обстоятельств Кабинет сбавил арендную плату до 10000 рублей в год.
В 1878 году за эту новую цену копи взял в аренду на пять лет Торговый дом Альфонса Фомича Поклевского-Козелл. С 1878 по 1882 год касса Кабинета получила за изумрудные копи еще 50000 рублей.
Контракт был заключен с доверенным А.Ф. Поклевского-Козелл тайным советником Александром Деспотом Зеновичем; предполагалось, что А. Д. Зенович будет вести и работы на копях. Арендатор обязывался выплачивать Кабинету по 10000 рублей в год, внося каждые полгода по 5000 рублей. В залог были внесены ценные бумаги — банковские билеты и облигации на 10000 рублей.
Новым в этом договоре было принятое А.Ф. Поклевским-Козелл условие в случае отказа от контракта выплатить Кабинету сполна всю стоимость пятилетней аренды — 50000 рублей, если условие будет нарушено — оставленный залог поступит в пользу Кабинета, а недостающая сумма будет восполнена имуществом арендатора. Это новшество позволяет предположить, что разорение Трунова лишило Кабинет планируемой прибыли; по крайней мере, оно выглядит желанием уберечься от повторения ошибки. Добытый камень, как и по контракту с Кониаро-Труновыми, — собственность арендатора. “Но камни особенно красивые и редкие, — записано в контракте, — арендатор обязывается представлять в Кабинет Его Величества с объявлением цены, за которую они могут быть уступлены. В случае отказа Кабинета приобрести камни они остаются в полной собственности контрагента”.
Контракт, составленный с Поклевским-Козелл, заметно расширял права нового арендатора против Кониаро-Труновых. Если те владели изумрудными копями и верхотурскими приисками, то этому было предоставлено право производить поиски и разработку драгоценных камней вообще “на землях уральских казенных заводов по статье 1675 Горного Устава”.
В августе 1878 года изумрудные копи были приняты арендатором, а по истечении пяти лет, в августе 1882 года, сданы фабрике; уже 1 февраля А.Ф. Поклевский-Козелл уведомил Кабинет об отказе продлевать аренду по истечении пятилетнего срока.
Памятное екатеринбургскому Уралу разорение Труновых и скорый отказ от копей одного из денежных тузов Екатеринбурга, каким был А.Ф. Поклевский-Козелл, охлаждали интерес предпринимателей к изумрудным копям, и следующие десять лет они лишь охранялись фабрикой, остававшейся ее монопольным владельцем; фабрика никаких работ здесь не вела.
В голодные 1891 — 1892 годы на отвалы копей были допущены крестьяне близлежащих волостей. Эти крестьянские работы, а скорее слухи, которыми они обрастали, всколыхнули интерес мелких предпринимателей, способных арендовать лишь отдельные небольшие участки. Одним из первых арендаторов этой поры стал А.К. Денисов-Уральский — екатеринбургский художник, камнерез и коммерсант; его аренда не имела никаких серьезных последствий для коммерческой деятельности Кабинета как торговца изумрудными копями и прошла незамеченной.
В 1897 году изумрудные копи входят в новый этап своей истории. Рождение этого этапа связано с арендой копей Н. А. Нечаевым, показавшейся Кабинету самой выгодной сделкой на торговле копями: копи сдавались новому арендатору по той же цене, что и прежнему, но срок, на который шел Н. А. Нечаев — 24 года, превосходил все ожидаемое и сулил доход в 230 тысяч рублей.
Император дал согласие кандидату прав Николаю Александровичу Нечаеву сдать ему в аренду на 24 года изумрудные копи 7 марта 1896 года. 23 февраля 1897 года контракт был заключен, и копи до 23 февраля 1920 года перешли в ведение нового хозяина. До 1 января 1899 года арендатору давалось время для проведения необходимых подготовительных работ и возведения нужных построек; на этот период он освобождался от уплаты аренды. С 1899 года он уже должен был выплачивать арендную плату в размере 5000 рублей по окончании каждого полугодия. В залог им было внесено 10000 рублей; 1230 рублей стоила гербовая бумага, на которой был записан контракт. В отличие от контракта с А.Ф. Поклевским-Козелл, в новом договоре параграфы об изъятии залога и имущественной ответственности арендатора и об уплате сполна всей стоимости аренды в случае отказа от нее были исключены. Из залога могли быть удержаны только недоимки по оплате аренды. При расторжении контракта залог возвращался арендатору. Прекратить работы Н.А. Нечаев имел право только в случае истощения копей, что должно быть подтверждено горным начальством, и то не ранее 1900 года. О своем решении прервать аренду он должен был уведомить Кабинет не ранее, чем за полгода, и обязывался оплатить аренду за последующее полугодие. Лучшие камни Н. А. Нечаев, как и его предшественники по аренде копей, должен был с указанием их стоимости представлять Кабинету и только после отказа Кабинета, к тому же по истечении двух месяцев, мог пустить в продажу. По-новому рассматривалась в контракте передача арендатору построек на копях. Все они поступали в полное его распоряжение, но он немедленно должен был уплатить фабрике их стоимость. По окончании срока аренды все постройки должны быть снесены или проданы на слом. Сделать это надлежало в течение шести месяцев; по истечении этого срока все, что оставалось годного на копях, поступало на приход фабрики. Все расходы по разведке и эксплуатации копей возлагались на арендатора. В разведочных и горных работах арендатор был обязан подчиняться горной администрации; с итогами разведок и планами знакомить фабричную администрацию. По всем формам деятельности в целом он мог быть проверен лицами, назначаемыми Кабинетом. Принципиальным новшеством контракта было предоставленное арендатору право иметь компаньонов и образовывать товарищество.
1900 год, по официальным данным, был в истории копей первым годом деятельности как-то оказавшегося на арендованной А. Н. Нечаевым площади английского акционерного общества “Новая Компания Изумрудов с ограниченной ответственностью”. Свою деятельность на Урале Компания прекратила 10 августа 1915 года, будучи обвиненной в нарушении финансовой дисциплины (до настоящего времени в литературе бытует оценка А. Е. Ферсмана: Компания, напуганная Революцией, затопила шахты, уничтожила постройки, вывезла документацию, ограбив Россию, работы она вела скверно, нерезультативно, объемы работ и добыч неизвестны, — все это не соответствует действительности, но об этом ниже).
В то время, как администрация Уральского отделения “Новой Изумрудной Компании” пыталась достучаться до сердец министров, в Кабинете и в стенах фабрики строились планы получения новых выгод с изумрудных копей. Начало этим планам было положено новым претендентом на копи инженером-технологом Б.И. Полонским.
“3 февраля 1915 года.
Прошение инженера-технолога Бронислава Игнатьевича Полонского.
Желая организовать на широких началах добычу изумрудов, александритов и других сопутствующих им драгоценных камней на принадлежащих Кабинету е.и.в. изумрудных копях Урала, честь имею покорнейше просить Ваше Превосходительство не отказать мне в предоставлении аренды изумрудных копей и сообщить условия, на которых Кабинет е.и.в. может предоставить мне аренду этих месторождений; главнейшим образом Троицкого, Красноболотского и Островского и других приисков и участков в пределах Рефтинского участка.
При сем считаю необходимым доложить, что предполагая поставить дело возможно широко и правильнее, нежели это велось прежде на Урале, с затратой значительных сумм как на детальное исследование месторождения, так и на самую организацию дела по добыче драгоценных и цветных камней, мне желательно получить концессию на срок не менее 24 лет, с преимущественным правом возобновления договора на аренду, при равных условиях с другими предпринимателями на новый срок.
Уральский кустарный гранильный промысел, возникший благодаря открытию на Урале Императорской Екатеринбургской гранильной фабрики, в последнее время, вследствии того, что все добываемые камни неизменно отправлялись за границу, ныне за отсутствием сырого материала — камня, начал падать; целая отрасль народного хозяйства, дававшая работу и пропитание жителям Урала, почти совершенно прекратила свое существование. При новой постановке этого дела интересы уральского кустаря будут приняты мною во внимание, чем я надеюсь по возможности избежать многочисленных недоразумений с местными жителями и в то же время поднять хиреющую отрасль народного труда.
В виду того, что месторождение это недостаточно детально разведано, покорнейше прошу предоставить мне в просимом районе (Троицкого, Красноболотского и Островского и других участков) первые два года исключительное право для разведки, с правом в случае открытия надежного месторождения немедленно приступить к добычным работам, со взносом арендной платы Кабинету Его Величества с момента начала добычных работ… Петроград, Мойка, дом 30, Правление Кулундинской железной дороги”.
Предложение было достойное, но на этот раз в Кабинете не спешили. Управляющему фабрикой В.А. Андрееву было поручено изложить свой взгляд на предложение нового претендента с учетом опыта аренды и просчетов контракта, заключенного с Нечаевым. Надо отдать должное Андрееву, он подготовил весьма обстоятельный документ.
Мысль о сдаче в аренду отдельной группы приисков особому предпринимателю явилась логическим заключением коммерческой деятельности Кабинета в распродаже изумрудных копей. С марта 1915 года до августа, на протяжении полугода, когда копи еще юридически находились в руках “Новой Компании Изумрудов”, шел их дележ. Вслед за Б.И. Полонским прошения поступили от А.К. Денисова-Уральского, генерала Шенка и купца В.И. Липина. 11 марта Кабинет высказался за раздел Зарефтинской площади и предложил нарезать участки в одну квадратную версту и раздать их в аренду крестьянам или промышленникам. 17 марта 1915 года было начато отграничение участков для самой фабрики; в результате работ, продолжавшихся в 1916 году, было отграничено двенадцать приисков (№ 10 — 21). Все планы сохранились.
Летом 1916 года организовалось свое уральское акционерное общество “Новый Изумруд”, учрежденное генералом Шенком. Известно, что оно арендовало на 20 лет за 4500 рублей в год Первый и Второй Красноболотские прииски и отстоящий от них в семи-восьми верстах Островский прииск. В июне 1916 года Общество начало работы. В 1916 году студент Горного института С.В. Бырченко вел разведку, а в 1917 году, по доверенности Шенка, горный инженер А. Пик, бывший кондуктор работ “Новой Компании Изумрудов”, закладывал горные работы. Токовский (Люблинский) прииск был взят в аренду на те же 20 лет с ежегодной выплатой в 10000 рублей Денисовым-Уральским. От этих работ сохранился чертеж шахты, заложенной в большом старом разрезе, штреков из нее и ортов; работы велись в 1916 и в январе 1917 годов. По оценке В. Вознесенского, который видел этот чертеж в 1920 году : “Это наиболее полный документ того времени, дающий новые сведения о геологическом строении месторождения”. Мариинский прииск на 20 лет с выплатой ежегодно по 4500 рублей арендовал В.И. Липин, купец, торговец камнями, хозяин крупной гранильной мастерской в Екатеринбурге. Он приступил к работам раньше всех, в 1915 году; к сезону следующего года Липин выстроил на копях небольшой барак для рабочих и амбар для хранения породы.
Так вместо одного предпринимателя появилось сразу три (имя Б.И. Полонского история сохранила нам только в его прошении и в рапорте Андреева). На этот раз, сдав копи на 20 лет, Кабинет рассчитывал получить за них не менее 380 тысяч рублей.
После революционных событий 1917 года связь фабрики с изумрудными копями практически распалась. Предоставленные новым арендаторам, они жили сами по себе, без всякого надзора со стороны управляющего фабрикой. Национализация фабрики (4 января 1918 года), а стало быть и всех подведомственных ей производств, в том числе изумрудных копей, упраздняла права арендаторов, превращала их самих в бывших владельцев и всколыхнула толпы работного люда, промышлявшего хитнической добычей изумруда, — копи стали для них народным достоянием, — ничьим, а, стало быть, доступным всем. Самочинно возникшие артели устремились на промывку отвалов, в шахты “бывших”, на разработку целиков, рылись по всему изумрудному району. На Токовском (Люблинском) прииске хищники вели работы в 80 саженях к северу от шахты Денисова-Уральского, щадя самого предпринимателя из-за личной симпатии к его имени. А.К. Денисов-Уральский, а при его поддержке и генерал Шенк, пытались еще вести разведку и продолжать горные работы.
19 марта 1919 года фабрику остановили. Время словно споткнулось. Фабрика стояла, а на изумрудных копях, по инерции, по ранее выданному распоряжению И.Ф. Кандыкина, чуть запоздав, землемеры трудились над отводом фабрике девяти приисков.
В 1918 — 1919 годах, в зависимости от того, чей перевес был на фронтах гражданской войны, на копях брали верх то хитники, то арендаторы.
В первой половине 1919 года на Мариинских приисках снова появился В.И. Липин. Работы его походили на хитнические, движимы были мыслью “успеть урвать” и направлялись преданиями тех же хитников о лучших кустах драгоценного камня. В. И. Липину повезло: в июле того же года в одной из старых мариинских работ он нашел кристалл изумруда прекрасного темно-зеленого цвета длиной 4 вершка, диаметром 1 ? вершка. Кристалл этот видели коллекторы, коллеги В. Вознесенского — В. Покровский и Д. Вознесенский. По их описанию, это был внушительный камень, сильно трещиноватый с одной стороны, с трещинами в глубине части камня, что впрочем не помешало оценить его в 200000 рублей.
(Продолжение следует)