Рассказ.
ЖАБОТИНКА
Опубликовано в журнале Урал, номер 8, 2001
Станислав ЛЬВОВСКИЙ
Корабль, журавль, сон
Станислав Львовский — родился в 1972 г. Лауреат IV фестиваля свободного стиха (Москва, 1993). Трижды лауреат сетевого литературного конкурса “ТЕНЕТА-98”. Член редколлегии сетевого литературного журнала “TextOnly”. Публикации в “Вавилоне”, “Комментариях”, “Митином журнале”, антологии “Самиздат века” и др. Книга стихотворений “Белый шум”. Стихи переводились на английский и итальянский языки. Живет в Москве.
Н.П.
Полгода назад Ляле приснился сон, как она беседует с кем-то, они сидят в удобных мягких креслах друг напротив друга, говорят о чем-то необычайно интересном, что Лялю волновало всю жизнь, но тут звонит будильник. Она говорит собеседнику: “Подожди, я сейчас выключу и вернусь”. Он кивает и даже как бы улыбается. Ляля встает, выключает будильник, поворачивается и видит в утренней зимней темноте (фонарь еще светит за окном) смятую постель. Она иногда об этом сне вспоминает, рассказала его нескольким знакомым, девочкам на работе. Такие сны часто вспоминаются, как стихи, которые в школе наизусть заставляли.
Сейчас дело уже другое, конец лета, солнышко и трава, а скоро будут, наоборот, ветер и снег. И если все будет хорошо, Ляля переселится к тому времени опять, возможно, куда-нибудь к себе домой, где готовят еще к обеду суп и второе, большая редкость по нынешним временам. Свободного времени, кстати, у Ляли станет существенно больше, работа будет, по всем приметам, денежная, а гороскоп в журнале “Лиза” обещает большую любовь и чуть ли не прибавление в семействе. Последнее было бы, пожалуй, слегка чересчур, думает Ляля, но человек предполагает, а Бог, как известно, пиф-паф, не взирая ни на что.
Так проще, конечно, Ляле думать, что вроде Бог располагает, а она, Ляля, предполагает. Вот и со сном та же, несомненно, история. Наяву Ляле редко удается заполучить интересного собеседника. Интересные собеседники мало выдерживают лялиных рассказов из личной жизни, на события, в сущности, небогатой. Поэтому письма, которые отправляются потом Лялей друзьям в разные места, представляют собой целую поэму. Письма в ответ обычно приходят, наоборот, короткие, деловые. Как будто событий в разных местах больше, а вокруг Ляли вроде как слепое пятно, ничего не происходит.
Но Ляля, молодец, надежды не теряет, пишет письма, почтовые работники в разных местах к лялиным письмам привыкли, беспокоятся, когда отчего-либо долго писем нет. Одна почтальонша старенькая даже открытки с поздравлениями Ляле шлет на различные праздники. Но пожелания долголетия, счастья в семейной жизни и прочего — они как бы неизвестно от кого приходят, непонятно, во всяком случае, от кого. К тому же иногда бывает, скажем, Первое Мая, с тезоименитством Франца-Иосифа какого перепутано, почтальонша-то старенькая. Поэтому к открыткам Ляля относится философски, без любопытства.
Ляле так проще, конечно, думать, мол, не ей это открытки, потому что семейной жизни, как говорится, никакой; долголетия в ее возрасте тоже желать как-то не принято — девушке, известное дело, всю дорогу девятнадцать, до самых двадцати девяти, когда дети и все такое. К детям Ляля пока только примеривается, присматривается со страхом, боится в старуху превратиться, сдать по всем позициям, как сдала лялина мать, неожиданно быстро и как бы без особых причин.
Но Ляля открытки, тем не менее, не выбрасывает, складывает в верхний ящик хозяйского письменного стола. Стол наверняка списанный, самостоятельно, с трудом и за сумасшедшие деньги вывезенный напоследок из конторы почтового ящика типа НИИ, что-то с космосом. С подписанным разрешением через проходную, мимо строгих, хотя в чем, спрашивается, душа держится, бабушек из ВОХРы, на собственном горбу, можно сказать вынесенный стол.
Хозяйка, по ее же словам, честным мэнээсом корпела до пенсии над проблемой уборки космического мусора, разрабатывала какие-то фантастические щупы и захваты. Домашний мусор, между тем, ждал обычных веника и совка в обычных женских руках, но дожидался редко по причине большой загруженности, включая субботники, сверхурочные и ночные дежурства. Через этот самый космический мусор хозяйка лишилась мужа, сбежавшего с молоденькой, а также сына, который мгновенно после измены супруга отбился от рук и покатился по скользкой дорожке. Теперь она, хозяйка, сдает Ляле эту самую квартиру, на которую всю жизнь, можно сказать, копили, построили все-таки кооператив, где, как предполагалось, сын будет жить, как все люди, с женой и, возможно, внуками, недалеко от родителей.
Ляля хозяйке сочувствует, ежемесячную плату вносит исправно, не задерживая. Квартиру Ляля убирает часто, поддерживает в порядке, потому что сын вот-вот, предположительно, выйдет по амнистии, и тогда Ляле переезжать, освобождать площадь законному владельцу.
А до этого момента Ляля проживает здесь, хотя и на птичьих, как говорится, правах, примеривается к денежной вроде бы по всем признакам работе. К тому же, на горизонте маячит призрачная, но большая и романтическая любовь, пиковый интерес, прибавление в семействе и один бог знает, что еще. Ляля пишет письма бывшим друзьям в разные города, городки, один дальше другого, готовит себе на ужин яичницу, читает на ночь нестрашные детективы писателя Рекса Стаута и мечтает о московской прописке. Так проще, конечно, Ляле думать, что, мол, ей пиковый интерес и прибавление, а хозяйскому сыну вроде одному дальняя дорога и казенный дом. Но она молодец у нас, не теряет надежды, хотя ничего не происходит, как бы слепое пятно вокруг нее, как бы чем-то она пахнет, и как бы от запаха окружающим неприятно, и они расступаются, Лялю пропускают мимо себя.
А зря, между прочим. Потому что она, конечно, не красавица писаная, наша Ляля, но юная, как-никак, девушка, готовая, при случае, принять интеллигентное приглашение в театр или, скажем, на выставку, а там уж как знать. Пока никто не приглашает, Ляля украдкой от строгого начальства посещает при помощи секретарской, на ладан дышащей четверочки тайваньского производства неизвестно где расположенные чаты и домашние странички. Ляля беседует на разные темы со всеми и жалеет, что нельзя так вот просто собраться где-нибудь. У нее, например, почему нет. Она бы напекла пирогов и сделала салат “Оливье” и вина купила бы, они бы посидели душевно, как сидели родительские друзья раньше у них в доме. Но по нынешним трудным временам любая дорога стоит целое состояние, и возможности нет даже в отпуск временно уволиться, не говоря о том, чтобы в гости, хотя это, вроде бы, и менее хлопотно.
Так что Ляле плохонький модем на четырнадцать четыреста пока вроде сверчка за печкой на холодной работе в обеденный перерыв, в прямой видимости бесполезного, на части рассыпающегося калорифера. МГТС на Лялю особенно внимания не обращает, как и все остальные, включая соседей и сослуживцев. Связь часто рвется, приходится все сначала, а это долго и стоит денег, хоть бы и чужих. Но зато когда начальница уезжает на неделю в командировку, Ляля разговаривает со всеми на все без исключения темы — о клонированной овечке Долли, о преимуществах и недостатках КОИ8, о любви втроем и даже о том, стоит ли легализовать марихуану, которую Ляля никогда не решалась попробовать, хотя некоторые предлагали, довольно настойчиво.
Еще Ляля любит ходить туда, где лежат разные анекдоты. Сначала она пробовала пересказывать некоторые, самые смешные, Юле, секретарше из соседнего отдела. Но та почему-то никогда не смеялась, говорила, что анекдоты у Ляли все старые. Ляля первое время старалась, отбирала свежие, про программистов и новых русских, но Юля как-то кисло всё равно слушала, с таким выражением лица, что, мол, давай скорей, работы полно. Хотя у них в отделе происходил как раз тогда постоянный перекур и флирт разной степени тяжести. Так что теперь Ляля анекдоты читает сама, улыбается, а самые смешные коллекционирует, вдруг пригодятся рассказать где-нибудь в гостях, если позовут.
Ляля даже завела себе свою собственную страничку, на которую, впрочем, мало кто заглядывает, изредка только. Это потому, что мало кто может выдержать длинные рассказы из ее, лялиной жизни, которые, собственно, и лежат на страничке, украшенные сердечками, принцессами и цветами. Но Ляля ведет счет посещений и надежды не теряет, молодец. Рассказы обновляются раз в две недели, как положено, но все равно стихов в лялин альбом никто пока не пишет. Работники службы поиска морщатся и воротят нос, погода, новости, музыка, спорт, акции Apple поднялись на четыре пункта, Microsoft выпускает русскую версию Office 97, курс доллара на прежней отметке, нажмите сюда. А женские глупости интересно мало кому. Как бы слепое пятно вокруг лялиной странички, килобайты в почтовом ящике пылятся почем зря.
А начальница, тем временем, приезжает из командировки или отпуска, дым коромыслом, и Ляле не до странички, ни до чего, время разбазаривать средства и время печатать квартальный отчет, то есть как раз до конца недели, ко дню тезоименитства Франца-Иосифа, хоть умри. Яичница по вечерам всё такая же на вкус, правда яйца в гастрономе по дороге домой несколько помельчали, те же деньги за тот же десяток, очевидно влияние радиации, неблагоприятной экологической обстановки и общей усталости сил. Орхидеи у Ниро Вульфа, скорее всего, сказочные, не чета заморышам из киоска, с амнистией у хозяйкиного сына какие-то проблемы, так что переезд откладывается на неопределенное время. Жизнь у Ляли не слишком богата событиями, но она молодец, надежды не теряет, пишет письма, страничку свою добросовестно, каждые две недели обновляет, и два десятка посещений набралось уже между делом.
А тут еще виды на новую работу, вроде бы, по всем признакам, довольно денежную. Впереди маячит большая любовь, пиковый интерес и чаемое прибавление в туманном несколько грядущем замужестве и семействе. Скоро Новый год, а там, глядишь и очередное тезоименитство, неизвестно от кого открыточка с поздравлениями на дне почтового синего ящика, новый модем.
Но все равно как бы пятно слепое вокруг Ляли, редко собеседника интересного удается заполучить ненадолго, перекинуться парой слов обо всем сразу, вплоть до проблем биоэтики и свободы киберпространства. Но все равно Оленька наша с рассказами своими о собственной своей лялиной жизни — в письмах, в синеньких гипертекстовых ссылках — все так же неизвестно к кому пристает опять целыми днями, в особенности вечером пятницы и по субботам-воскресеньям, когда все приличные люди на даче или в гостях.
Но все равно как бы пятно слепое на отслоившейся, неаккуратной, хотя и по всему, вроде бы, миру, сетчатке. Где-то там спит в одном из узелков Ляля, собственная своя страничка. Килобайты как домашние мыши шуршат по ночам за стеной, на кухне. Дремлет Ляля, и видит сон, что будто бы она беседует с кем-либо, и сидят они в удобных мягких креслах друг напротив друга, говорят о чем-то необычайно интересном, что Лялю волновало всю жизнь. Но тут звонит будильник. Она говорит собеседнику: “Подожди, я сейчас выключу и вернусь”. Он кивает и даже как бы улыбается. Ляля встает, выключает будильник, поворачивается и видит в утренней зимней темноте (фонарь еще светит за окном) смятую постель.
Но все равно, хлопоты бубновые, как ни поверни. Все равно пиковый интерес, так или иначе. Все равно большая любовь, прибавление в семействе, новый модем. Сердечки горят, цветы цветут, принцессы скачут на лошадях, терпеть не могут драконов.
Спит Ляля, светится в темноте, собственная своя страничка на сервере совершенно чужой Москвы, в однокомнатном хозяйском домене. Корaбель по морю идет, журaвель по небу летит, а Бог, как известно, пиф-паф, не взирая ни на что, тем более без прописки. И дальняя, вроде бы, дорога, казенный дом, слепое пятно.
Ах вы, лялины сны, сны цветные, бубновые хлопоты по сказочному хозяйству. Ах ты, Ляля, Олечка, Золушка беспонтовая. Пиковый интерес, слепое пятно. Но все равно — спокойной ночи. Спокойной ночи.