НАТАЛИЯ САННИКОВА
Опубликовано в журнале Урал, номер 7, 2001
Наталия Санникова
***
Ему было года
три с половиной.
Вечером соседка тетя Ирина
Сказала маме: складывай вещи,
Наши отступают — надо уезжать.
Потом он запомнил холодный город,
Трудное в середке слово “голод”,
Мамину истерику и пару затрещин
За то, что с перепугу начал кричать.
Потом было
все как у всех — у многих.
В доме появились двое безногих
Солдат, один поселился с ними —
Мама называла его Максим.
Весной у Аленки вернулся папа.
Мама достала брюки из шкапа
И отдала их дяде Диме,
Сказала: Андрей почти не носил.
В пятьдесят
четвертом мамы не стало.
Максим попрошайничал у вокзала.
Сосед дядя Дима спился и помер.
Красавица Алена поступила во ВГИК.
А он с товарищами постарше
Пошел за дело куда подальше,
Получил спецовку, паек и номер
И от скуки впервые дорвался до книг.
Потом, после
срока, поехал в город,
Где он родился. В справочном скоро
Сказали адрес: с женой и дочкой
Вернулся хозяин в сорок шестом.
Весь день он ходил по двору, не зная,
Зайти ли к отцу. Снег почти растаял,
Но к вечеру приморозило. Ночью
Напился водки и уснул под мостом.
***
Инне
Я не
последний романтик, ты — последний:
Хочешь поплакать — плачешь, хочешь
любить — целуешь.
(В прошлом веке мужчины стояли
часами в передней,
Чтобы услышать шелест платья…)
Танцуешь —
Руки скользят по лицу, ласкают
плечи —
Музыка гаснет, вспыхивает… В
хрустале
Вечер твой дымится. Желтые свечи
Растекаются на зеленом столе.
Кому твой танец — изгиб бровей,
почти излом —
Ему, сидящему за сотни верст за
чужим столом,
Ему, говорящему тихо: “Который
час?”,
Когда заря занялась,
Поющему песни спьяну и для других,
Целованному в губы, когда не спится,
—
Ему?
Много их, дорогих,
Всех не сочтешь, и каждый снится.
А ты одна.
Танцуй свой вечер,
Чтобы под утро пить дурман.
Уже за дверями проснулся ветер,
Имя ему — обман.
Ты — последний романтик черного
века,
Который дышит на ладан, но еще
господин
Над мутной бездной морских глубин,
Над судьбой и ревностью человека.
***
Меня ты
можешь вычеркнуть из жизни
Рукой уверенной: ты прав, я не права.
Так чувство вырождается в слова.
Но любящий не склонен к укоризне.
Я разлюбила.
Этому виной
Простая штука — время — и не боле.
Привыкнуть к одиночеству и боли
Еще приятней раннею весной.
Да, скоро
масленица — напеки блинов
И посмотри, как вытекает масло.
При встрече не скажу, как прежде:
здравствуй! —
Я не хочу, чтоб кто-то был здоров.
А я больна. Я
разлюбила жить.
Я все истратила, пока тебя любила.
Я — нежить, и поэтому я — сила:
Мне ничего не стоит все забыть.
***
Так холодно,
что у слова “милый”
Пристывают друг к другу губы на
первом звуке.
В рукава, как в муфту, замочком
упрячешь руки
И, чтоб уберечь гортань, вдыхаешь
вполсилы.
В сочельник всегда ожидаешь
чего-то, хотя бы чуда,
А лучше бы выплатили зарплату.
Но на этот раз рады тем, чем богаты:
Денег нет, счастья нет, есть долги и
простуда.
Это не самый тяжелый год, если
верить прогнозу,
Но и не легкий — какой-то средний.
Твои тапочки стоят друг на дружке в
передней —
Я смотрю на них и глотаю слезы.
Ты ушел вчера вечером. Я помыла полы
И подумала, что плохая примета.
А потом пила кофе и вспоминала лето,
Не чувствуя, как тоска заползает в
углы
Холодной комнаты. Теперь-то я
поняла,
Что ты не вернешься. У тебя есть
другая — моложе,
А мою любовь, как ты говорил, не
положишь
В карман. Но и не скажешь о ней —
была.
Потому что проходит все: простуда,
зима, истерика,
Слава, жизнь — становятся прахом и
ложью.
Но мою любовь убить невозможно,
Как невозможно закрыть Америку.
***
Я напишу об
этом после, когда отпустит и
остынет,
Когда откружится, как ветер, когда
отвоет, как метель.
Когда нас будет только двое в
белесой солнечной пустыне,
И просто, как жена любая, я постелю
тебе постель.
Когда, обмануты покоем, мы будем чай
гонять на кухне,
И много сделать будет можно, и
ничего сказать нельзя.
Когда влекущая друг к другу стена
загадочная рухнет,
И, не успевшие предать нас, на ужин
явятся друзья.
Я напишу и затоскую о том, что
сбыться собиралось,
Что нам казалось неизбежным, но
почему-то обошлось,
Когда забудется страданье и даже
поздняя усталость.
А впрочем, спать мы ляжем вместе.
Проснемся, может быть, поврозь.