Светлана Терпуг
Опубликовано в журнале Урал, номер 5, 2001
Светлана Терпуг
На стыке веков
Заметки об екатеринбургском искусстве 90-хСветлана Терпуг — выпускница факультета искусствоведения УрГУ, журналист, искусствовед, художник. Живет и работает в Екатеринбурге.
Лет пять назад я писала, что есть три наиболее сильных, то есть ярко выраженных, направления в художественной жизни Екатеринбурга этого периода, а именно: концептуализм, реализм, неопримитивизм.
Понятно, что все направления описать было трудно из-за ограниченного объема работы. Да и в принципе сделать это невозможно, — все время находятся дополнения, детали, важные в творчестве отдельного мастера, которые дробят целостную картину на мелкозернистую мозаику.
Но больше всего я сожалею, что мало внимания уделила экспрессионистам. Я считала в то время, что это течение характерно для школы Нижнего Тагила и не свойственно екатеринбургским художникам.
Кроме того, уже тогда свою конкретную, пусть и небольшую, нишу занял возрожденный стиль “модерн”, который был создан волевым усилием архитекторов и художников еще в конце XIX века. Отчетливые реминисценции модерна выражены в ювелирном искусстве, в оформлении интерьеров, в дизайне мебели и в “женской” живописи Екатеринбурга, например, у Алены Азерной, Евгении Акуловой, Лидии Чупряковой, Ольги Курковой.
Стоит помнить о том, что одни и те же художники периодически работают то в одном, то в другом направлении или совмещают два направления в своем творчестве: эклектика — черта нашего времени. Поэтому границы вышеназванных направлений не следует воспринимать жестко, раз и навсегда установленными. Скорее названия отражают то общее или основное, что замечено в творчестве наших художников. Эти художественные явления, яркие и одновременно связанные с традицией и новаторством художественных процессов XIX — XX веков, в ближайшее время не исчезнут — ничто сие не предвещает.
Ну а в остальном всё сказанное верно — концептуализм не сдается, он на выдумки горазд, и у него есть постоянные почитатели и адепты. В примитивизме ярко засверкала звезда Виктора Винокурова, с 1994 года стал выставлять свои работы Вадим Колбасов. Реализм по-прежнему самое востребованное искусство, как в салонах на выставках-продажах, так и на улице, на так называемом “пятаке” (где продаются картины и изделия декоративно-прикладного искусства).
Реализм поддерживает уровень профессионального мастерства в русле традиции русской школы XIX века, то есть продолжает традицию академизма и реализма. Концептуализм отражает стремление части общества и художников к глубокому теоретизированию, философствованию на основе нового (часто стебного) художественного языка, к постановке и решению в творчестве вечно актуального вопроса о сути, природе и границах искусства.
Неопримитивизм отвечает возросшей потребности человека, уставшего от стрессовой технотронной цивилизации, в эмоциональности, тепле и взаимопонимании на основе вечных, архаичных, природных ценностей, на основе открытости, детской наивности в восприятии мира, вере в человеческое добро и его божественную природу. (И тут на помощь приходит не только христианство, но и любые мифологии, используемые автором-примитивистом.)
В 90-е годы в искусстве снова стал доминировать вопрос о том, что такое искусство, в чем его суть. Поиски этой сути и образование новых связей с различными видами смежных с искусством практик привели в Екатеринбурге к интересным гармоничным результатам — например, к открытию новых, частных галерей, новых экспозиций в музейном деле. Музеи города широко открыли свои двери для художников разных направлений именно в 90-е годы. Эта замечательная традиция приглашать художников под крышу в общем-то нехудожественных музеев стала привычной практикой к середине 90-х годов. Сейчас уже трудно представить, что может быть иначе. Застрельщиком в этом движении был Музей молодежи, бывший Музей молодежных движений Урала, организованный в 1984 году.
Очень важным и интересным явлением в середине и конце 90-х стало создание в городе частных и полугосударственных галерей. Их лицо определяется вкусом владельцев или организаторов (хотя не только — у большинства галерей есть свои эксперты-искусствоведы). Белая галерея, галерея Одоевского, галерея “Март”, галерея “Эстер”, “Атомная провинция”, “Окно”, “Вдохновение”, Галерея современного искусства L и другие. Тогда пришло время искать новые пути взаимодействия изоискусства и зрителя. Именно тогда же появились презентации выставок и акций, что вскоре стало абсолютно привычным явлением в художественной жизни Екатеринбурга.
Появление частных галерей заставило и государственные галереи работать по-новому, привлекая для работы молодых энергичных искусствоведов, выпускников факультета искусствоведения УрГУ. Деятельность галерей города является наиважнейшим фактором художественного процесса. Также много художественно-коммерческих отделов открылось в салонах и магазинах, где продаются картины для украшения интерьеров.
В 90-е годы сложились прямые экономические и культурные связи с Западной Европой и США. Произошли такие знаменательные события, как открытие американского и английского консульств, Немецкого и Татарского культурных центров и представительств, открытие Американского информационного центра, при котором была создана Ассоциация молодых графиков “Блэк энд Уайт” под руководством А.Баландина (она активно проводила выставки в течении пяти лет).
Наш город — это город вынужденных миграций, особенно во времена Отечественной войны и вскоре после нее. Именно здесь, в Свердловске, в 40 — 50-е годы произошло смешение различных традиций, национальностей, культур, научных и профессиональных достижений. Все это варилось в едином котле закрытого города вплоть до рубежа 80 — 90-х годов, когда город перестал быть “закрытым”. Изоляция закончилась в начале 90-х, и теперь мир имеет возможность посмотреть, к чему привел этот удивительный эксперимент судьбы, что за похлебка сварилась в этом котле за полвека…
Москва в плане искусства может быть более разнообразна. Но в Екатеринбурге — разнообразие по индивидуальностям: один художник отличается от другого. По мнению доктора искусствоведения Г.Б. Зайцева, “художественный андеграунд, который вышел из подполья в 1987 году, создал на перекрестке дорог Европы и Азии совершенно уникальные условия развития искусства. Тут зародились объединения “Сурикова, 31”, “Вернисаж”, “Вольные почты”, здесь выставлялись в интерпретации местных художников практически все направления от фовизма до так называемого “бедного искусства”, тут бурлят теоретические споры о прошлом, настоящем и будущем искусства”.
Что изменилось за последние пять лет? Ушел из жизни скульптор-концептуалист Николай Федореев, это невосполнимая утрата для нашего искусства…
За это время блеснул остроумием, безудержной фантазией напополам с эпатажем и уехал в Москву концептуалист Александр Шабуров, туда же отправилась бывшая редколлегия журнала “Комод” в лице художника Арсения Сергеева и культурологов Наили и Васили Аллахвердиевых. Но и временно покинув Екатеринбург, они продолжали участвовать в новационных проектах в нашем городе, как, например, акция “Агитация за искусство” в Уральском музее молодежи. “Агитация” — сетевой проект поддержки и популяризации современного искусства. Первый этап проекта проходил в нашем городе с ноября 2000 по январь 2001 года, затем он будет продолжен в Москве, Питере, Новосибирске, Красноярске, Самаре, Кенигсберге, Ижевске. Первый этап проекта включает в себя акцию на улицах города art-in-progress, итоговую выставку в Музее молодежи, выпуск каталога и создание Интернет-сайта. Удивленные горожане читали на листовках, расклеенных на всех углах, призывы пользоваться кремом “Инфантиль”, чтобы оставаться вечно молодыми, или посылающие куда подальше любителей искусства (подпись “Новые тупые”). “Новые тупые” — группа деятелей во главе с А.Шабуровым. Эмбрион современного нашего искусства вылез из залов галерей на улицу, чтобы мозолить глаза нелюбопытным прохожим. А произошло все это потому, что в нашем городе открылся филиал государственного Центра современного искусства. Моделью центра, то есть вершиной, к которой стремятся его создатели, был объявлен центр Помпиду в Париже. Для Екатеринбурга показательным стал проект “Шедевры Екатеринбурга”, на основе которого будет сформирован каталог. Идейность и нормальная самоирония соответствуют жанру.
“Художники создают произведения в жанре листовки. Диапазон творчества был задан диапазоном жанра “листовки”. От рекламы современного искусства и современных художников до пропаганды, социальной рекламы современного искусства как стиля жизни, новой религиозной конфессии, партии, а современных художников — как политических и духовных лидеров. Художники получают возможность объяснить обществу, зачем ему, собственно, нужно современное искусство, в чем его польза и привлекательность, напрямую пропагандировать себя. Проект “Агитация за искусство!” — это возможность прямой коммуникации художника с обществом, выход за пределы герметичной узкопрофессиональной среды и стерильных герметичных пространств галерей”.
Так пишут авторы — организаторы проекта в своем буклете. Среди участников проекта — О. Еловой, И. Игнатьев, Р. Постников, А. Шкляев, А. Ханыков, а также художники из Калининграда, Красноярска, Москвы, Новосибирска, Петербурга, Самары, Тбилиси, Софии и Нюрнберга. (Поддержка московской галереи Гельмана.)
Стерильные герметичные пространства — это жестко сказано о наших милых, теплых, почти домашних по духу галерейках. Под современным искусством художники понимают именно свое направление (то, что мы называем концептуализм).
Хотя есть мнение художника и культуртрегера Леонида Луговых, что современное искусство на каменистой почве Екатеринбурга все никак не приживается. Дескать, есть у каждого города свое время, в котором он живет, для Екатеринбурга — это начало ХХ века, мы сейчас как Москва или Питер в начале века, когда на выставки ходили по 10 тысяч зрителей, считает Л.Луговых. А для современного искусства (концептуализма) нужны специальные организации, деньги спонсоров, потому что стоит современное искусство совсем недешево. На деньги Фонда Сороса А.Шабуров пробовал “насаждать” современное искусство в Екатеринбурге, но у него не очень успешно получается.
Был да сплыл, то есть занялся фотографией, “крутой” деятель концептуализма, лидер галереи “Еврокон”, уволенный из архитектурной академии за “творческие акты”, Александр Голиздрин. Галерея “Еврокон” — организация отчасти швейцарская, швейцарские и местные художники (Еловой, Луговых, Голиздрин) участвовали в совместных проектах по преобразованию ландшафта. В галерее “Еврокон” проходила комплексная акция “Генетика, энергетика, терроризм” (конец 1996 — начало 1997 гг.). Вспоминает участник Л.Луговых: “Все жанры современного искусства мы собрали в кучу и показали уральской публике. Примеры. “Перфоманс” — мы играли в карты Таро в стеклянном аквариуме, причем обнаженный Голиздрин символизировал “распущенный” Запад, а одетый Луговых — мудрый, хитроумный Восток. Вечный двигатель — инсталляция (еще один жанр), стоял в выставочном зале, а также трехлитровые банки с водой и китайские фонарики”.
Самой первой выставкой Л.Луговых была выставка 1994 года “Концептуальное искусство”. Как поясняет автор, художник выдает (изобретает) какую-то концепцию, и выдает ее в таком виде, чтобы ее суть была конкретно видна зрителям. При этом может “пострадать”, с точки зрения приспешников реализма, и форма, и традиционные средства выражения, если они мешают концепции. Изобретаются совершенно новые пути в искусстве.
Весной 2000 года в Музее молодежи прошла выставка Л.Луговых “Виртуальный мир”. Изображения “нормальных” ихтиозавров, ящеров, кувшинов, созданные в компьютере, перенесены художником на картон, бумагу, ДВП красками (гуашь, пастель, масло), то есть традиционными средствами. Эта выставка иллюстрировала мысль культуртрегера, что художник являет собой самое совершенное и вечно востребованное перефирийное устройство компьютерной сети, куда более совершенное, чем принтер, сканер и т.п.
Выставка в Екатеринбургском музее изобразительного искусства летом 2000 года под названием “Безумный двойник” и параллельные чтения с видеопоказом в Уральском госуниверситете по этому поводу — еще один десант концептуалистов на уральскую каменистую почву (совместный франко-российский проект).
Вадим Анкудинов в противовес “Черному квадрату” Малевича изобрел “Белую живопись” (так называлась его выставка в Доме работников культуры, которая была отмечена дипломом в конце 1999 года на Всесоюзном фестивале регионального творчества “Золушка”). В истории искусства именно В.Анкудинов останется родоначальником “белой живописи”. На выставке “Девочка с персиками” (2000 г.) был сделан шаг от монохромности к цвету. Вадим сильно нагружает холст краской — живопись его многослойна, рельефна, насквозь архитектурна, она так пластична, что напоминает складень или рельеф. Темы его самых известных работ берутся у классиков, от Гогена, Пикассо и Матисса до Валентина Серова. Традиция и современность. Окостенение и смех сквозь окостенение. Старые мастера растаскиваются им на цитаты, это напоминает нам о любимых, со времен ученичества поднадоевших образах. Но не только известным картинам достается от Вадима. Он берет за начало и рекламно-полиграфическую продукцию, выбирает нужное ему из мусора визуальных образов СМИ, и все это честно служит ему темой для уникальных картин.
Жизнь продолжается
Уехал в Германию “фантазийный художник” Игорь Вишня, в Швейцарию — аниматор, автор знаменитого фильма “Бабушка” Андрей Золотухин, аниматор-оскароносец Александр Петров живет то в Канаде, то в Ульяновске, Евгения Акулова — в Париже. Виктор Гончаров — в США. Михаил Сажаев успешно выставляется в США. Много путешествуют по Европе и Америке наши земляки-художники. Нет больше препятствий для этого, кроме финансовых.
Но, в общем и целом, художественная жизнь в городе не стала блеклой, наоборот — налицо всплеск выставочной деятельности, несмотря на сравнительно небольшое количество раскрученных галерей. Ежедневно открывается по две, а то и по три художественные выставки. Плюс выставки дизайнерские и архитектурные.
Это активность обусловлена, думается, самодостаточностью культурного слоя нашего мегаполиса.
Помогает этому и доброжелательная атмосфера общения людей ваяющих и рисующих. В Москве и Питере, к сожалению, общность цеха, дух братской любви среди художников давно утеряны. Коллеги разбились на группки. У нас же сохраняется круг собратьев по цеху.
Даже День художника, которого не существовало в Европе со времен Рембрандта, придумали уральские художники — инициативная группа из 11 человек при поддержке дирекции Музея молодежи.
Реализм востребован
“Фундаментальный реализм будет востребован всегда, как в Америке, так и у нас. Я бы рекомендовал всем художникам-реалистам, хорошим, тонко чувствующим пространство, успокоиться и делать то, что они делали всегда, потому что их живопись будет нужна.
Искусством в Америке, как, впрочем, и у нас, считается то, что находится в доходном коммерческом обороте. Мои работы покупали коллекционеры старой Америки. Там, как и в любой цивилизованной стране, сохраняется устойчивый спрос на настоящий реализм, идущий от Викторианской эпохи. Это несложно проследить по каталогам “Кристи” и “Сотбис”, то есть по каталогам аукционов, которые считаются самыми престижными и дорогими и где продается в основном антиквариат, потом уже — работы современных художников, и очень редко — молодых, начинающих”.
С мнением Михаила Сажаева о реализме я, пожалуй, соглашусь. А насчет “доходного коммерческого оборота” могу поспорить. Свобода экономическая у нас недавно появилась, арт-рынок только-только проклевывается, начинает складываться, раньше его запрещали, как и выставки не членов СХ и выставки без выставкомов.
Сейчас повсеместно не хватает у нас арт-менеджеров, арт-критиков, покупателей картин, информации об арт-рынке, специализированных изданий (таких, как журнал “НОМИ” — “Новый мир искусства” в Питере, наш культур-журнал “Комод” перестал выходить).
Также мало мест, где работа и покупатель могут встретиться, аукцион всего один, не хватает галерей для такого большого города, зато у нас много художников и они плодотворно работают. В идеях и коллективных акциях недостатка нет.
Противостоит в какой-то мере концептуализму новая волна русского реализма, что отчасти является реакцией на “непонятное” искусство зауми. В реализме нет нужды создавать специальные ОБРАЗЫ, оперировать новейшими философскими и литературными понятиями. В реализме огромную функцию берет на себя сама натура, ее выбор.
Традиции тоже имеют веское слово в ориентации художников. Из анкеты: “Хватит зрителя кормить непонятными символами, ассоциациями и отбросами западной поп-культуры. Хватит его удивлять, морочить ему голову, засорять ему мозги. Живопись должна показать человеку окружающий мир, людей такими, какие они есть во всей красоте” (это мнение “рядового” зрителя едва ли можно счесть единичным).
В реалистической картине есть сюжет, лепка формы светотенью, светотеневая перспектива. Пристрастие к реализму у художника — это склад его мышления, это его натура. Плюс соцреализма как определенной школы в искусстве состоит в том, что он сохранил и без ущерба донес до наших дней реалистическую школу (в провинции это особенно четко видно).
Как пример высокого профессионализма можно привести работы Мицника, Шаройкина, Бушуева, Романова, Ефремова, Рыжкова. Как пример отношения к живописности (фактура мазка, колорит) — работы Вионоры Вишни, Владимира Романова.
Культура академической школы, скрещенная с сюжетикой и болью сердец передвижников и так называемым русским экспрессионизмом, — это то, на чем возрос наш новый реализм. Школа сурового уральского реализма существует и поныне. Особенно четко прослеживается стилевое единство в работах уральских художников-фронтовиков, в портретах и пейзажах их кисти.
С их уходом со сцены придут, наверное, другие сильные художники, только такого взлета уральского пейзажа зрителям будущего, похоже, уже не увидать. Будут, конечно, живописцы, будут они любить пейзаж, но так целенаправленно, радостно и многообразно рисовать его в реалистическом духе — такого, думается, уже не будет. Да и портрет кисти этих мастеров неповторимо индивидуален. Художников, прошедших через войну, осталось в Екатеринбурге мало. Возникшая 30 лет назад идея организовывать ежегодные майские выставки “Художники-фронтовики Урала” принадлежала ветеранам, которых объединяют целеустремленность, упорство, мужество в преодолении творческих и бытовых трудностей и тяжкого груза болезней после военных ранений. Мы знаем и любим творчество Трясцына, Волочаева, Серебренникова, Божко, Гуменных, Яркова и др.
Сравнения
Преуспевающий ныне художник Михаил Сажаев, ратующий за стиль реализм, в годы социализма сам работал художником-оформителем во Дворце культуры “Урал” на ставке 100 рублей и наверняка знает, что живописные работы тогда свободно не продавались. Лишь через Художественный салон и по знакомым можно было их сдать. Только тот, кто имел “доступ” к кормушкам Союза художников, получал оплачиваемые заказы на создание картин. И Сажаев сам брался за любую работу, как и многие другие художники того времени. Все для того, чтобы свести концы с концами, картинами себя было не прокормить. Если рынок и был, то очень небольшой — среди друзей и их знакомых. И имя художника значило немного, денег имя не приносило, цены на произведения не поднимало, за продажу картин иностранным персонам можно было нажить себе неприятности с властями.
Как припомнишь, жуть берет, — у таких признанных мастеров, как Геннадий Мосин и Михаил Брусиловский, было по одной-две прижизненных персональных выставок, и такое положение сохранялось до конца 80-х! Сейчас художники имеют возможность выставляться каждый год и не по разу, было бы что выставлять!
Мы имеем то, что имеем, — средний класс формируется медленно, скачками, дефолт 1998 года нанес сокрушительный удар по его покупательной способности. Фактор значимости покупки опять переместился вниз по сравнению с тратами на жилье, еду и одежду. Потому-то оборота продаж предметов искусства, с которого мог бы жить и дилер, и художник (за редчайшим исключением), у нас нет.
На Западе в галереях люди сто с лишним лет зарабатывают тем, что раскручивают художников, находят им покупателей, создают экономическую атмосферу вокруг персоны художника. И у нас в городе есть такие примеры. Марсель Абелов учредил “Галерейную позицию” — организацию в принципе без собственного зала, но экспансивно развивающуюся. Он провел около десятка выставок Сергея Лаушкина, в том числе три выставки в Питере. Впоследствии он так же с успехом поддерживал и раскручивал художника Виктора Винокурова. Грамотный “промоушн” сразу сделал этих двух художников фигурами бомонда и поднял цены на их картины (особенно в первом случае) до уровня питерских. Этот пример хорош во всех отношениях, он показывает, как вкладывать деньги в искусство, что такое правильный маркетинг.
Мемори
В 1995 году, весной, меня, искусствоведа на дипломе, водили для сбора материала по мастерским художников города, и живописец Сергей Лаушкин говорил о “буре и натиске”, режиме подвига, в котором творят истинные художники. Мы находили такие примеры и в нашем городе… Один из самых ярких — неформальный лидер свердловского андеграунда и концептуализма Николай Федореев
Помню, мы зашли в его мастерскую, и я увидела множество кирпичей из дерева в сложных конструкциях, раскрашенных в открытые яркие цвета, корни деревьев, изделия из жести и металла, громадные произведения, лаконичные по способу исполнения. Тогда же он подарил мне два своих произведения — кнопку огромного размера с двумя концами, а также дерево с острыми красными лучами веток, под названием “РАССВЕТ”. Больше свидеться нам не пришлось, Николай Федореев умер через полгода от сердечного приступа. На память осталось огромное впечатление от его ума, доброты и таланта. Корифеев наших надо чаще вспоминать — от них пошла атмосфера взаимопонимания и поддержки в цехе свердловских художников…
Вышли мы все “из народа”, то есть из выставки “Сурикова, 31”. О ее “влиянии на умы” уже писал журнал “Урал” (№ 10, 1999), повторяться нет необходимости. Напомню лишь, что ее организаторам (Дьяченко, Гончаров, Корнилюк, Арбенев, Павлов, Лебедев и др.) смотрели в затылок младшие по возрасту и опыту товарищи. Традиция свободной организации выставок и хэппенингов не успела еще выветриться из голов очевидцев, — атмосфера праздника, открытости, независимости осталась, действует в Екатеринбурге. Почти все художники андеграунда плавно и востребовано вошли в художественный процесс Екатеринбурга, то есть нашли свою нишу в нем, или явились зачинателями чего-то нового.
В кругу екатеринбургских художников настал тот счастливый период зрелости и расцвета, когда болезни старости еще не подступили, а болезни роста уже миновали, люди не успели перессориться из-за дрязг (соперничество, зависть, уязвленное самолюбие). И развернуться есть где на воле, и куда двигаться тоже есть, в догмы не уперлись, идеалы свои не изжили. Идеалы эти можно свести, пожалуй, к одной фразе — преданность искусству. “Художник на Руси от слов “худо жить”, — говаривал экспрессионист Алексей Лебедев. Но это совсем необязательно. Есть уже прослойка таких художников, которые отказались от других способов заработка, кроме создания картин на продажу.
Художественное училище
Как никогда, высок престиж профессии художника, молодежь поступает в архитектурную академию и Художественное училище имени Шадра по конкурсу отнюдь не маленькому. В 2002 году исполняется 100 лет нашему Художественному училищу (имя скульптора Ивана Шадра ему присвоено 10 лет назад в честь заслуженного земляка). С 1902 по 1917 годы оно называлось Екатеринбургская художественно-промышленная школа. В 1920-е годы — Екатеринбургские государственные свободные мастерские. В 30-е годы — Уральский художественный техникум. В годы Отечественной войны, когда студентов забрали на фронт, училище продолжило свою работу только благодаря директору Павлу Петровичу Хожателеву, который, несмотря ни на что, продолжал занятия с оставшимися и демобилизованными с фронта студентами. Вот и удалось сохранить фонды, студентов, а главное, художественные традиции учебного заведения. В других уральских городах училища были закрыты в начале войны и на десятилетия прекратили существование. В послевоенные годы Свердловское художественное училище стоит в первой пятерке подобных заведений в Союзе, где-то сразу после ленинградских и московских училищ. Наше училище закончили такие известные сейчас (именно в 90-е годы громко заявившие о себе) художники, как А.Мицник, Л.Баранов, А.Белавин, А.Шабуров, А.Ефремов, А.Судаков, А. Беляев, Арс.Сергеев, А.Дрига, М.Житников, И.Вишня, Г.Шаройкин, А.Краско, О.Мансуров, С.Мухин, Ю.Сочнева, О.Сокоушина, А.Секачев, С.Григорьев, С.Григоркин, С.Казанцев, И.Бушуев, А.Метелева, И.Ильичев, В.Ганзин, А.Макаров, А.Золотухин, В.Ганзин и др. Именно сейчас они, 30-40-летние, создают художественную культуру в городе, являются экспонентами всех выставок живописи и графики. Импульс был заложен в середине — конце 80-х, сейчас идет активное творчество. Училище осталось верно академической традиции рисунка и живописи. Профессионализм, академический рисунок, реалистическое изображение с натуры в лучших традициях русской школы нужны. На Западе за годы постмодернизма эти традиции реалистической школы утеряны, поэтому наша хорошо сохранившаяся в условиях главенства соцреализма школа рисунка и живописи пользуется спросом на арт-рынках.
Весь слой художественной элиты города можно подразделить на выпускников архитектурного института (нынче — академия, УГАХА) — их больше всего по количеству, на земляков, вернувшихся домой из столичных художественных вузов (Мухинка, Строгановка, Петербургская академия художеств и пр.), и питомцев Свердловского (Екатеринбургского) художественного училища (выпуск в год с трех отделений — примерно 200 человек). В разные годы в художественном училище преподавали признанные мастера живописи и графики — Туржанский, Эрьзя, Парамонов, Реутов, Киселев, Моос, Метелев, Мосин, Бушуев, Казанцев.
Как заметил искусствовед Евгений Алексеев, в разные годы в Москве и в Питере однозначно существовали какие-то (знаменитые и не очень) художественные группы, группочки, группировки, а у нас Художественное училище определяло художественное сознание края (не только города!), художественные поиски творцов. Почти все крупные уральские мастера не прошли мимо училища — или преподавали в нем, или читали лекции по приглашению, или учились. Или дружили с мэтрами и студентами из училища.
Архитектурный институт (в 90-е годы получивший статус Академии) — славная кузница кадров дизайнеров, художников, модельеров, фотографов. Туда шли люди, которые “петрили” в физике и математике, коих сдавать в худучилище, напротив, не требовалось. Самые талантливые выпускники из художественного училища тоже нередко получали высшее образование в “архе”, потому что, кроме УрГУ (искусствоведческого факультета), ничего “художественного” в вузах города больше не было. Ситуация поменялась лишь недавно, когда открылись отделения декоративно-прикладного искусства в УГТУ-УПИ, инженерно-педагогическом институте и педагогической госакадемии.
Экспрессионизм
Вот тут-то мы наконец подошли к направлению, о котором упоминалось в начале статьи — экспрессионизм. Появился-таки наш родной, екатеринбургский экспрессионизм. Это рывок в новом направлении. Самая яркая фигура — Сергей Лаушкин. Сложилось даже такое понятие — “галерея Лаушкина” — это он, его дети-художники (а все трое пошли по стопам отца), плюс последователи, среди которых назовем Антона Федосова, Марину Ражеву (в живописи, но никак не в графике), Николая Гашкова.
Все художники уникальны, имеют свое лицо, почерк. А нижнетагильская школа, как говорится, “с одного огорода”, ближе к беспредметному абстракционизму — что не умаляет, впрочем, ее бесспорных художественных достоинств.
У нас звезды экспрессионизма — Александр Лебедев, Сергей и Диана Брюхановы, Андрей Елецкий, Александр Воронов. А также Сергей Парфенюк, который, будучи означен в Интернете как кубофутурист, в последние два года много картин написал в манере экспрессивного смешения красок и движений мазков.
Неопримитивизм
На стыке веков ценными все больше и больше становятся предметы, которыми раньше пренебрегали. Они вошли в искусство, расширив его пределы. Речь идет о “примитивной” живописи. Примитивным называют многое в жизни как специалисты, так и зрители. При этом все понимают, о чем идет речь, хотя имеются в виду самые разные вещи: искусство народов, находящихся на раннем этапе развития, или, наоборот, концептуальное искусство новейшего времени, иконы из глубинки, русский авангард начала века (Ларионов, Кончаловский, Штеренберг) или французские художники “святого сердца” (Руссо, Бомбар). С латыни примитив переводится как первоначальный.
В Екатеринбурге художников, использующих в своем творчестве приемы примитивного искусства, не так уж много — в первую очередь это Старик Букашкин и его помощники, расписывающие картинами с текстами стихов стены домов (например: “Ты не пьешь, не пью и я, у нас здоровая семья!”), камышловец Вадим Колбасов. С 1994 года прошло четыре его персоналки в Музее молодежи (благодаря директору музея В.Быкодорову, который разглядел и сразу поддержал талант немолодого, начавшего творить ближе к 40 годам жизни, художника). А также Александр Алексеев-Свинкин, Саша Сажаев (однофамилец Михаила Сажаева)… В творчестве Алексеева, сочтем, больше все-таки соц-арта, чем примитивизма и фольклорной традиции. У Александра Сажаева — мощное философское и сюрреалистическое начало наряду с примитивизацией форм мира, изображенного на его картинах.
Но особенного внимания достоин Виктор Винокуров, доселе известный в основном узкому кругу знатоков-коллекционеров и собратьям-художникам и являющийся ярчайшим представителем этого замечательного направления.
Его картины — яркие, живые, эмоциональные, проникнутые жизнерадостностью — “Танцы в городе”, “Прогулка на пони”, “Дева Мария”, “Дама с розой”…
Художник больше слушает себя, сам придумывает сюжеты и решения, а не копирует натуру. Творчество для него норма, не имеющий “училищно-дипломной” профессиональной подготовки (он оформителем работал), сам освоил вековой путь мирового искусства (что роднит его с Пиросмани и с Ван Гогом). Конечно же, у него присутствуют понятия об изобразительной норме, а такая манера живописи нужна ему для того, чтобы выражать субъективные переживания простейшими средствами. Виктор Винокуров создал свой мир и всех в него приглашает. Радостью жизни наполнены его полотна. Девушки с кувшинами в красивых руках, плавающие в волнах с рыбами женщины, плоды и фрукты на столе, атмосфера, природа, люди с картин полны щедрот не столько даже южного, сколько южноуральского лета.
Вообще, наив, примитивное искусство, описывает рай, откуда человек еще не изгонялся или куда он был возвращен Богом. Мир наива не знает истории… Вчера было таким же безмятежным, каким будет завтра. Это золотой век человечества, золотой сон, который был и снова будет. Пространство находится в прошлом и будущем одновременно, то есть в вечности. Время закольцовано.
Авангард в отличие от наива живет в истории, но подключает в своей актуализации самые архаичные формы сознания. Открытие примитива произведено было авангардом. Пикассо восхищался “примитивными” охотами на львов Анри Руссо. У нас гениальный самоучка из Тбилиси Пиросмани был открыт кругом художника-авангардиста Ларионова. Кандинский откопал лубок и народные картинки, что продавались по дешевке в лавках и на базаре. Матисс ездил за вдохновением в Африку и… в Россию.
Сегодня процесс люмпенизации общества, упрощение и деградация потребностей, развал традиционных структур непосильным грузом ложатся на наше сознание. Человек бессознательно тянется к тому, что просто, что радует глаз, не располагает к интеллектуальным “напрягам”. Сознание того, что художник одного со зрителем социального уровня, укрепляет иллюзию общедоступности этого занятия — рисования. На самом деле это общность мнимая. Художник в отличие от нехудожников способен воспринять мир как нечто неделимое, в котором утрата даже малой части целого невосполнима.
О музее андеграунда
Давно идут разговоры, что-де надо бы повторить выставку “Сурикова, 31”, которая с огромным успехом при не уменьшающихся потоках зрителей шла несколько месяцев в ДК имени Сурикова в 1987 году. Многие участники этой знаменитой, поворотной в истории художественного истэблишмента выставки уже ушли из жизни или уехали за границу. Но нам это не по силам, прошли те времена, пароход ушел. Настала пора собрать работы этих славных художников в одном месте — Федореева, Гончарова, Корнелюка, Гавриловых. Они творили в трудное время, игнорируя общепринятые доктрины соцреализма, зачастую терпя бедность, лишения и унижения. Это уже история искусства. Нужно собрать и газетные статьи, и научные труды, посвященные творчеству “художников из подполья”, переработать и осмыслить уже имеющийся материал.
Недавно в Екатеринбургском музее изобразительных искусств была выставка Зинаиды (1943 — 1993) и Валерия Гавриловых (1948 — 1982), знаковых фигур свердловского андеграунда 70-х годов. Называлась она “Сохранение и реставрация творческого наследия Валерия и Зинаиды Гавриловых”.
Недавно был создан Благотворительный фонд имени Валерия и Зинаиды Гавриловых, среди учредителей тележурналист и поэт Андрей Санников, директор Белой галереи Виктор Малинов, художники Виктор Махотин и Феликс Смирнов.
Задачи фонда — не только реставрация погибающих живописных работ Гаврилова, изучение литературного, философского наследия этой семьи, но и создание областного музея авангардного искусства Валерия Гаврилова, или Музея андеграунда.
Это уже История искусства. Важно собрать статьи и научные труды, посвященные этому явлению — “творчество художников из подполья”, осмыслить и переработать. Интерес с годами к искусству андеграунда не ослабевает! Наоборот, есть вопросы, давно поставленные, отшлифованные временем, но до сих пор требующие ответа.
Валерий Гаврилов родился в деревне Ильинка (Кемеровская область). Художник, скульптор, график, поэт. Окончил Свердловское художественное училище, а также посещал вольнослушателем рисовальные классы в Петербургской академии художеств.
Персональной выставки у В. Гаврилова при жизни не было ни одной, не приняли его и в Союз художников. При жизни ему удалось выставить всего несколько работ — портреты Альенде, Виктора Хары. Может, это не лучшие его работы, в том плане, что не передают суть его творчества, но и они очень экспрессивны и выразительны. Холерик по темпераменту, неистовый и трагичный, безжалостный к себе, он прожил сумасшедшую, но страстную жизнь, почти на мистической ее грани. Среди работ В. Гаврилова (около 15 тысяч!) наиболее известны крупные работы: скульптурный комплекс “Освобождение человека” в Парке лесоводов России, роспись ресторана “Петровский зал”, кафе “Ромашка”. В экспериментальном Театре-студии Ростислава Бальмонта проявил себя как театральный художник. Спектакли “Картотека”, “Памяти Высоцкого”, “Ромео и Джульетта”.
Зинаида Гаврилова — мать шестерых детей. Училась год в пединституте. 15 лет проработала в ресторане официанткой. За 20 лет написала сотни стихов, сделала огромное количество рисунков. Очень выразительных, лаконичных, трагичных.
Думаю, что не дать погибнуть наследию Гавриловых — вопрос престижа для Екатеринбурга, его истории культуры.
Художник Феликс Смирнов, приемный сын и воспитанник Валерия Гаврилова, бережет отцовское имя, но многие работы отца из дома “уплыли”, он был юн и неопытен, когда ушлые люди приложили свои руки к отцовским полотнам. Именно он больше всех носится с идеей открыть музей имени родителей, но без широкой, развернутой помощи ему не справиться с этой задачей.
Гавриловы — ярчайшие представители свердловского художественного процесса 70 — 80-х годов. Сейчас работы В.Гаврилова без шумихи сдают за бесценок и вывозят за границу. Его работы находятся в частных и официальных галереях США, Франции, Австрии, Канады. А ведь их количество конечно, больше их не прибудет!
А те картины, что есть ныне здесь, разрушаются из-за смелых экспериментов в области технологий, которыми пользовался Валерий, и, конечно, из-за неправильного хранения. Нет своего дома, нет зала для этих больших, “непричесанных”, неудобных для офисов и спален работ. Где они только не бывали и чего не испытали!
Сам он хранил их в виде рулонов, подвешенных к потолку в доме, который купил в последний год жизни и где он уединился, чтобы творить, в глухой деревушке Ерзовка под Ирбитом. Там же его настигла непредвиденная, внезапная смерть…
Он ушел из жизни молодым — в 34 года, но в памяти тех, кто знал его, он останется мэтром. Мощным, энергетически и философски зрелым.
…Мне пару раз доводилось бывать в большой квартире Гавриловых на Сортировке с росписью стен и большими картинами — незабываемое впечатление. Сюрреализм полотен, их мощная, подавляющая энергия и скупая гамма — серо-зеленая, фиолетовая, то темная, то светлая разворачивала сознание на все сто от показухи социализма к глубинам сознания и подсознания. Отсутствие цвета, неприемлемое для меня в любом другом варианте живописного творчества, выглядело здесь убедительным и единственно возможным.
Вот они — годы застоя, мрачные раздумья. Борьба за свое “Я” и борьба с собой. Казалось, жизнь катится к концу, человечество на краю гибели, и только любовь одного человека к другому удерживает его над пропастью…
Резюме
Смелость, буря и натиск нашего десятилетия художественной жизни связана в первую очередь со сменой парадигмы мышления. От провинциальной, глухой, неполноценной до столичной, космополитично-европейской, пан-вселенской.
Налицо тот результат, когда количество переходит в качество, чему способствовали: большой круг хорошо образованных людей в городе (неплохой уровень советского образования в 1970—1980-е годы отмечали все критики нашего строя в США и Европе, причем высок он был везде — от специализированных школ до государственных вузов), обилие учреждений культуры с фанатами своего дела — это было еще и до перестройки и после, сейчас — потоки мировой информации, компьютеризация, Интернет, открытость и готовность к общению со всем миром без расовых предрассудков…
Художники 90-х годов страстно желали выжить в круговертях перестроек, и им это удалось (почти всем). Выброс энергии произошел именно в 90-е годы. Последние 5 лет они стремятся жить хорошо, в смысле обеспеченно. От них, мастеров, веет уверенностью в себе, все почувствовали коллективную и личную силу, все хотят добиться успеха и известности.
Культ творчества присутствует в Екатеринбурге. Энергичный оптимизм — это общая черта уральских художников. “Хватит ныть, надо строить” — вот девиз периода 90-х, перешедший и в новое десятилетие.
Существует у нас и то, что можно назвать равновесием разноплановых художников. Теперь всем уже ясно, что не должно быть главенствующих, давящих на другие стилей. Наступило примирение в искусстве, тоталитаризм отступил. Этим культура стала сильна.
Сложилась такая грустно-комическая ситуация, что редакторы местных печатных СМИ “стреляются” от обилия написанных материалов о выставках. А у нас есть кому писать о художниках, кафедра искусствоведения и культурологии УрГУ 40 лет выпускает специалистов, есть в городе люди, коллекционирующие произведения искусства, разбирающиеся в нем. Не понимают, увы, редакторы, на каком богатстве почивают. В Каменске-Уральском, например, или в Томске нет такого засилья выставок, потому что там не до конца проснулась художественная общественность, нет такой цеховой поддержки художниками друг друга, как у нас, нет такого самосознания, такой творческой атмосферы — бури и натиска.
Радоваться надо, что наш город — перекресток, своеобразный центр творческих влияний между Сибирью и Европой, между югом и севером с его традиционным народным искусством. Между тем специализированного издания по культуре, по искусству у нас нет, что связывает развитие нормального арт-рынка и общение разноуровневых художников. Информационные и развлекательные издания не справляются с задачей писать о художественных процессах города и отслеживать арт-рынок, да они и не ставят себе такие цели. Для начала можно было бы выпускать межвузовский сборник (ежемесячный) на базе материалов, написанных студентами и преподавателями УрГУ и педагогической академии. Вспомним, журнал искусствоведов “Комод” начинался в УрГУ с символического тиража и “сочинялся” студентами-культурологами-искусствоведами старших курсов в 1995—1997 годах (обретя деньги Фонда Сороса, журнал вышел в цвете на хорошей бумаге, а его создатели открыли для себя новые перспективы в Москве и уехали, приостановив выпуск журнала и занявшись идеей создания филиала музея современного (то есть концептуального) искусства в Екатеринбурге).
И кто бы взял на себя благородную миссию — профинансировать издание художественного еженедельника или ежемесячника? В годы художественного подъема это не зазорно, потому как потом у нас таких блестящих возможностей больше может и не быть.
Жаль терять ВРЕМЯ…
После краха — возрождение, всегда так бывает. Мы находимся в начале подъема. Екатеринбургские художники в 90-е годы ставили себе задачу глобальную — выразить новое мироощущение человека конца ХХ века, человека, родившегося в эпоху социализма, свидетеля перестройки, путчей, войн, развала СССР, становления России, разрухи заводов и колхозов, развала госсектора экономики, возникновения предпринимательства, ужасного расслоения общества по взглядам и доходам… Перечислять можно долго — и все это выпало на долю нашего современника.
У художников назрела решимость объединиться, объединить свои усилия на возрождение искусства на высокопрофессиональной основе.
Философы из тех, что в плену эстетики постмодернизма, не чувствуют этого начала, ничего интересного “с точки зрения вечности” не видят.
А наличие перемен, произошедших в середине 90-х, остро чувствуется в среде художников. Это они говорят о начале подъема, о самодостаточности культуры Екатеринбурга. И объясняется это тем, на мой взгляд, что они готовы к “подвигу и натиску” (слова С. Лаушкина), они полны энергии и решимости выполнить свое предназначение. Все, что было найдено ими в 90-е годы, — это оазис, копилка, из которой они будут черпать и в дальнейшем, и может, детям еще достанется. Должны же создаваться вечные ценности!