Илья Зиновьев
Опубликовано в журнале Урал, номер 4, 2001
Илья Зиновьев
Такой вот “мыльный” жанр
Насколько россиянам полюбились “мыльные оперы” (от англ. soap opera — радио- и телесериалы) — об этом можно судить по бурному потоку отечественного телепроизводства. Вот уже и по Алексею Слаповскому (http://www.lib.ru/PROZA/SLAPOWSKIJ) любители сериалов могут сверять дни и часы. Впереди, толкуют, Борис Акунин (у него, кстати, появилась собственная интернет-страница — http://akunin.ru). А там, глядишь, и Ольгу Славникову (http://www.gelman.ru/slava/writers/slav.htm) телепродюсеры доступно для народа пережуют и выплеснут на голубые экраны.
Но есть в современном культурном пространстве и более причудливый жанр, который также можно отнести к “мыльному”. Впрочем, и здесь схожая с “soap opera” игра, только звуковая, с англоязычным жаргоном: речь об электронной почте, на языке электронщиков — “мыле” (от англ. e-mail — электронная почта). Посмотрим, насколько же органично такое вот “мыло” вплетается иными авторами в причудливый узор современной изящной словесности.
Друг по переписке
Нэсти. Простите, я забыла сказать. Если вдруг вам что-то в жизни понадобится, рассчитывайте на меня — я сделаю все!!!
И. Сахновский. “Если ты меня не покинешь…”
Как сейчас, вижу себя младшеклассника, старательно выводящего на обороте праздничной открытки: “Дорогие бабушка и дедушка! Поздравляю вас (“Пап, а как правильно — с большой или маленькой?”) с наступающим праздником 1 Мая (“Пап, писать все полностью?”) — Днем международной солидарности трудящихся! Желаю вам здоровья, счастья и отличного настроения! (“Пап, что еще писать-то?”)”
Не сделаю большого открытия, если скажу, что теперешнего школьника вряд ли заставишь сочинять подобные надписи. Хотя праздников не меньше. Но — время другое, страна другая, люди другие, в общем, все другое. Лучше это или хуже? А как посмотреть. Мне регулярные открытки и письма, во всяком случае, привили уважение к эпистолярному жанру, приучили к порядку и настойчивости (сколько открыток испорчено попервости!). Правда, была и другая сторона — отдаление периода самостоятельного сочинительства.
Нынешние недоросли куда более самостоятельны, во всяком случае, лично меня постоянно поражают своими творческими потенциями. Может, оттого и общаются они сами по себе, без маминых и папиных подсказок, и все чаще и активней по электронной почте (благо, что в технике смыслят намного больше). Итак, врубив поутру свой любимый комп с модемом, тинэйджер сразу же шлет другу по переписке нечто вроде:
“…Этот подключается, как обычно, к ком-портам! Как обычный внешний модем! Насчет LPT не знаю, но говорят, можно и на него посадить!..”
Впрочем, что это я заговорился, перешел на такую скукоту — технические темы, отдалившись от нашего главного предмета — сетературы. Возвращаюсь к истокам. Как известно, нынешнее буйство всех красок Интернета начиналось с неторопливой электронной почты и электронных досок объявлений. И компьютеры были попроще, и модемы, и связь похуже, даже на богатом Западе. Люди на низких скоростях пересылали электронные сообщения друг другу, задавали вопросы, получали ответы. Вскоре, с появлением телеконференций, возможности заметно расширились. К ним добавились списки рассылок, то есть новостей по тем или иным узким темам.
В эпоху появления скоростных оптоволоконных линий и Всемирной паутины (WWW — World Wide Web) к разнообразным способам электронного сообщения добавился “чат” (от англ. chat — разговор, болтовня). Без околичностей можно объявить сию новинку огромным скачком вперед. Стало возможно вести диалог в реальном времени и с несколькими собеседниками (на Западе нормой становится видеодиалог). К нам, в Россию, “чат” проник в последние год-два. И вот екатеринбуржец Игорь Сахновский, известный своим новомировским романом “Насущные нужды умерших”, откликается на сюрпризы “чата” публикацией “Если ты меня покинешь…” (журнал “Я покупаю”, апрель 2000 г). С ней можно ознакомиться и на персональной страничке Сахновского — http://www.art.uralinfo.ru/literat/sakhnovskiy.
Всего “початиться” решили, вернее, попали в одну с автором-переводчиком компанию, трое — Нэсти из США, Дженнифер из Канады и Мартин из Гамбурга. Они знакомятся с екатеринбужцем Игорем, допытываются о подробностях его жизни в России. Что характерно, без всякого стеснения — об интимных сторонах тоже.
“Мартин. Хэлло! Ты в России?
Игорь. В России.
Мартин. Я бываю в Москве. Бизнес. Можем встретиться.
Игорь. Я живу в Екатеринбурге.
Мартин. Приеду. Можно в гости? Будем дружить.
Игорь. Заезжай.
Мартин. Как насчет подарков? Что привезти?
Игорь. Ничего не надо.
Мартин. Косметика? Бижутерия?
Игорь. Так, погоди. Ты меня за кого принимаешь?
Мартин. Часы? Серьги?
Игорь. Извини. Как насчет ориентации? Ты с кем обычно дружишь?
Мартин. Только с женщинами. Только!
Игорь. В таком случае можешь не беспокоиться. Я мужчина.
Мартин. Ах ты сука! Притворяешься?
Игорь. Все, катись. Разговор окончен.
Мартин. Подожди… А представляешь: я вхожу… Ты одна… На тебе короткая шелковая рубашечка…
Игорь. Ладно, мне некогда.
Мартин. Твои соски напряжены…
Игорь. Все, пока. (Временно отключается.)”
Слова-штрихи отчасти раскрывают характеры действующих лиц. Получается нечто вроде пьесы, правда, без актеров и сцены, если в качестве таковой не воспринимать экран монитора. И даже из такого начального уровня сетевого общения Сахновский сумел извлечь мораль, не для себя, естественно, а для читателей. Случайные люди-атомы, хаотично тусующиеся в Сети и ничегошеньки не знающие друг о друге, они безумно одиноки, им хочется теплоты и простого человеческого участия.
“Дженнифер. Нет, все-таки, я думаю, ты классный. Но зря ты насчет Харлея…
Игорь. А ты на нем гоняешь?
Дженнифер. Нет, я теперь все больше на кресле.
Игорь. В каком смысле?
Дженнифер. Ну знаешь, такое, на колесах.
Игорь. Что-то серьезное?
Дженнифер. Да так, ерунда с позвоночником, второй год уже. Только не говори, что ты сочувствуешь. Жаль, ты не видел, как я по воздуху летела! Быстрей, чем Харлей. Что у вас там сейчас в России — зима, лето?
Игорь. Зима, как и у вас.
Дженнифер. Я знаю, Россия — это где-то возле Румынии.
Игорь. Скорее Румыния возле.
Дженнифер. Ризи говорил, что у вас там на центральной площади президент заспиртованный лежит.
Игорь. Это в Москве — Ленин.
Дженнифер. Да, я знаю. Они всегда были вдвоем, Ленин и Маркс. Всегда вместе. Молодцы! Но я бы не согласилась потом заспиртованная лежать. Как-то грустно. Я хотела бы в Россию съездить, когда ходить смогу. Если ты меня не покинешь. Ты не знаешь, почему все друг друга покидают?..”
“Мыльный” рассказ
Начала-таки читать Стругацких “Трудно быть богом”. Рульная книжка, должна тебе сказать.
И. Аппель. “Вертер”
Повесть или рассказ в письмах — это классика, сориентированная на корреспонденцию, доставляемую почтальоном. Нынешние литераторы ведут эксперименты вполне в духе времени — с электронными сообщениями. Свежий пример — повесть “Вертер” юного автора седьмого номера журнала “Уральский следопыт” за 2000 год. Пятнадцатилетний Иван Аппель из Казахстана оформил свое сочинение (по объему — конечно, рассказ, а никак не повесть) в качестве рядовой переписки по “мылу”. Общаются парень с ником (от англ. nickname — прозвище) Вертер и девушка Маша. К сожалению, рассказ пока не выставлен в Сети (адрес журнала — http://uralstalker.ekaterinburg.com). Болтают о том и о сем, как-то: Земфира, сборища металлистов, сатанизм, вампиры, Стругацкие (хм-хм), наркотики. В общем-целом, в охотку, с удовольствием пишут друг другу почти те самые открытки, что так напрягали меня в детстве.
“From: werter@hotmail.com
To: mpetrova@chat.ru
Date: 4-23-2000
Subject: Переписка
Привет, Маша.
Слушай, прости меня за письмо. Я просто укололся и под кайфом полез в сеть. Прости, пожалуйста.
А как это — быть вампиром… Сводящее с ума желание впиться кому-нибудь в шею и болезненное отвращение к солнечному свету. Не позавидуешь, в общем.
Вертер.
From: mpetrova@chat.ru
To: werter@hotmail.com
Date: 4-24-2000
Subject: Переписка
Привет, Вертер.
А какой тогда кайф становиться вампиром? И вообще, давай початимся. К примеру, на старом, добром и экстремально безлюдном #RuReligion. Часа в четыре вечера по Москве меня устроит.
Маша”.
Тема рассказа, что и у Сахновского: одиночество и человеческая немощь, а в итоге — смерть. Смерть от передозировки, что, увы, в молодежной среде скорее закономерность, чем случайность. В конце концов выясняется, что живет Маша с Вертером в одном подъезде (ну это уж, да извинит меня автор, перебор-р-р!), чем, по всей видимости, подчеркивается мера людского одиночества и выключенности из реального мира. Маша видит друзей Вертера, говорит с ними, и ей становится страшно: “И даже не смерть была главным источником шока — просто для детей Интернета всегда есть четкая грань между реальным миром и виртуальной реальностью”.
Более разветвленный, со своим, пусть и незатейливым, художественным своеобразием, рассказ Аппеля позволяет говорить о начатках новой прозы в письмах. Ни в какое сравнение, конечно, рассказ Аппеля не идет с гениальным гетевским “Вертером”, но уже примечательно само движение в сторону обновления жанра. Причем стилистически и графически: циклически повторяющиеся, набранные другим шрифтом (как в реальных электронных письмах) заставки, своего рода главки, состоящие из вопроса и ответа. Длинная цепочка цепляющихся друг за друга вопросов и ответов… Она обрывается вдруг — встречей Маши с невесть откуда явившимся незнакомцем по имени Фрэнсис. Несколько туманный финал слегка смазывает общее впечатление о добротном в своей основе рассказе.
Рассказ с “мылом”
Эн сказал, что он не документ, но вместо привычных букв у него изо рта вылетела какая-то ерунда. Вот такая:
— Au ??, eaeie y aieoiaio!
А. Папченко. “Одновалетный юзер и его животное”
В уникальной (во всяком случае, для Урала), но, увы, слишком малотиражной серии литературно-художественного клуба “Бонар” из Нижнего Тагила (авторы проекта Борис и Наталья Телковы) вышла седьмая книга “Двойная игра, или 0:0 в пользу Мони Торра”. Подробнее об этой серии — в “Литгазете” (И. Зиновьев. Рукотворное слово, № 27 (5796), 2000 г.). В книге опубликован рассказ о фантастических приключениях интернетчиков екатеринбуржца Александра Папченко “Одновалетный юзер и его животное” (с сочинениями писателя можно познакомиться на его персональной странице — http://www.art.uralinfo.ru/literat/papchenko/).
Главный герой рассказа Эн увлечен компьютером настолько, что для него виртуальный мир становится миром реальным, и наоборот.
“Юзеру Эну лет шестнадцать. Джинсы, клетчатая рубашка, шлепанцы, прыщик на скуле. Узловатые пальцы на клавиатуре… Загрузилась мама. Худенькая женщина в домашнем халате. Самая характерная черта портрета — усталость. Усталость — величина постоянная. Доминанта, на которую нанизаны погасший взгляд, выцветшие губы и севший голос. Эн поморщился: мама в дверном проеме, словно в окне Windows, а Эн, как и всякий уважающий себя юзер, не любил Windows”.
Психологически точно погружая читателя, даже мало знакомого с интрентовскими прибамбасами, автор подводит его к главному интересу Эна — сетевым порноресурсам.
“Эн, оглянувшись на дверь, вытащил из стола пепельницу, сигареты, зажигалку. Приоткрыл форточку, чтоб дым не тянуло в комнату. Закурил. Вышел из программы автодозвона. Загрузил “Дум”. Растерзал парочку монстров. Вышел. Загрузил “Дюну”. Слишком монотонно. “Дюк”. По сравнению с возможностью поглядеть свежую порнушку игранный-переигранный “Дюк” не грел”.
В погоне за все новыми ощущениями Эн оказывается в мистическом лабиринте мыслеобразов таких же, как он, ловцов-удальцов. А водит их за нос (или за что там еще) виртуальный оборотень, хозяин таинственного Замониторья.
“— А что так? — искренне удивился мужичок и начал трансформироваться. Нос его вытянулся в хобот, шею украсил гребень из шипов, затем хобот превратился в змею, шипы исчезли, змея втянулась внутрь воротника рубашки, которая совершенно неожиданно вместе с костюмом стала зеленеть, и в какое—то мгновение мужичок превратился в девчонку, ту самую, за которой увязался Эн. Но в тот же миг девчонка растаяла и перед опешившим Эном опять стоял мужичок”.
Фантасмагорическое окружение позволяет автору рассказа изрекать сложные истины легко и непринужденно. Ну, вроде этой:
“В театре или фильме актеру, драматургу или режиссеру невольно приходится считаться с публикой и подавлять свои инстинкты, желания, фантазии. То есть человек не свободен в пространстве театра или кино, сколь бы ни утверждал обратного. Только в Паутине человек совершенно свободен, потому что только в Паутине он абсолютно анонимен. Он может поступать как хочет, и остановить его может только он сам. В каком-то смысле Паутина — это первый опыт глобального тестирования цивилизации, самой себя, на человечность…”
Самая неожиданная (или наоборот — закономерная, обусловленная тематикой, если учесть легкость перехода от одного шрифта к другому в компьютерной среде) находка автора — это шрифтовое многообразие, даже в одном предложении:
“Эн брел по тротуару. Он думал о чем-то, но его мысли соскальзывали в какую-то расщелину в его голове и становились все мельче и мельче… Эн чувствовал, что он сейчас поймет что-то очень важное для себя, быть может, самое главное из того, что он вообще должен понять в жизни, но чем усерднее он пытался сформулировать эту ускользающую от него мысль, тем она становилась все незаметнее, и в конце концов она так измельчала, что прочесть ее можно было только с трудом. Но даже если бы кто-то и решил ее прочесть, то не нашел бы в ней ничего нового. И тем не менее он и дальше всматривался бы в подслеповатый уже и почти неразличимый шрифт в надежде найти здесь что-то, и этим подтверждая тот безусловный факт, что человек любопытен безмерно и инфантилен в своем любопытстве. И готов зайти в утолении своего любопытства гораздо далее, чем разглядывание уже почти неразличимых букв…”
В рассказе “Одновалетный юзер…” Папченко демонстрирует наиболее многомерное использование возможностей виртуального мира. Здесь и переосмысление сетевых диалогов в реальном времени, и виртуальная фантасмагория юзеров-файлов, и реальная власть оборотней в человечьем обличии.
“…и красная, в зеленую клетку, юбка — белая водолазка — компьютер — принтер — сканер — поляроид — половина третьего ночи.
— Привет.
— Хоп.
— (:
— Я тоже.
— Ты че сейчас делаешь?
— А что такого?
— Да так… Просто вопрос или тебя напрягает?
— Да нет”.
В легком интернетовском трепе Эн знакомится с Юлей. И эта Юля высылает Эну интимное фото. Но кто она — Юля?
“— Костик, ты спать сегодня собираешься?
— Да, мама… Сейчас, мама…
Костик еще некоторое время настороженно прислушивается к шаркающим шагам за дверью. Костику лет тридцать пять. Это довольно тучный мужчина. Он стоит у компьютера. На Костике красная юбка в зеленую клетку и белая водолазка”.
Достаточно жестко автор показывает поразительную легкость превращения человека в животное. Именно в такой ситуации оказался непутевый юзер Эн. Интерес к обнаженной натуре, характерный для периода юношеской гиперсексуальности, постепенно становится всепоглощающей страстью, мучительной и отупляющей. Не случаен в рассказе образ шприца (именно образ, а не реальный предмет). Интеллектуальное рабство интернетчика Эна ничем не уступает наркотической одури. И в том, и в другом случае все естество тинэйджера поглощает мир кошмаров. Эну так до конца и не удается вырваться из жуткой круговерти виртуального беспредела.
Таким манером, образно углубляя и даже усугубляя действительный негатив Интеренета, автор “Юзера” пытается, видимо, уберечь юные души от жутковато-бесцельного протирания штанов у голубых экранов (причем все равно — компьютер это или телевизор). Убережет ли?..
Сетевой дискурс — всерьез и надолго
Не бывает на свете ничего бесполезного, граждане.
С. Чернодятлов. “Ловля литературы по-научному”
Но вернемся от нравственных и педагогических проблем к сетературе. Есть ли жизнь на Марсе — это науке неизвестно, говаривал известный персонаж известного фильма “Карнавальная ночь”. Зато известно, о чем мы заявляем во всеуслышанье, что живет и развивается не только сетевая проза и поэзия в том или ином ее проявлении, но и сетевой дискурс, то бишь аналитические изыскания в области современной словесности. Образчик этого — критический отклик автора сайта “Сидел на дубе дятел” (http://blackdyatel.newmail.ru/) на первый обзор сетературы в № 6 “Урала” с подзаголовком “Две заметки из журнала “Урал”.
Примечательно, что сначала заметка Сергея Чернодятлова оказалась в электронной почте автора сих строк. А в юбилейном 500-м номере “Урала” (№ 11 за 2000 г.) развернутый отклик С. Чернодятлова был напечатан под названием “Ловля литературы по-научному. Развернутый ответ г-ну Илье Зиновьеву”. Таким образом, литературная дискуссия из реального бумажного пространства переместилась в виртуальное, а затем вернулась на журнальные страницы.
Не буду подробно разбирать контраргументы. Остановлюсь на том, в чем мы с Чернодятловым сходимся, а именно на его утверждении, что “не бывает на свете ничего бесполезного”. Стало быть, не пропадет втуне ни мой сетевой обзор, ни отклик на него Сергея Чернодятлова. Верится, что сетевой дискурс — это всерьез и надолго. Можно, конечно, долго спорить об умирании традиционной книги, рассуждать о ее замене сетевым чтивом, доказывать бесперспективность такого процесса. А можно — нет, нужно! — потихоньку-полегоньку, шажок за шажком создавать Литературу и тиражировать ее во всевозможных вариантах, будь то интернетовский сервер или обычная бумага.
Несмотря на все различия жизненных позиций и литературной одаренности, все вышеназванные авторы объединены одним — они используют виртуальное пространство, а еще конкретнее — электронные сообщения, или “мыло”, для выражения своих чувств и переживаний, полноты и противоречивости жизненного бытия, глубины людского горя и умения быть ему сопричастным. Но и виртуальное пространство накладывает на словотворчество свой отпечаток. Если у И. Сахновского — это скол с действительности, в котором умело отсечено все лишнее, то у И. Аппеля уже самостоятельный, вполне жанрово очерченный рассказ в письмах. А. Папченко, со своей стороны, выказал себя еще большим новатором, глубоко переработав изначальный материал, пропустив его не только через голову, но и через сердце. Эмоционально напряженная фантастика у него органично сочетается с нравственно выверенной рассудочностью, что не так уж часто встречается в современной прозе.
Не будем забывать и о сетевой критике в целом, приобретающей все большее и большее влияние. Что касается непосредственно электронной почты, то и здесь встречаются не какие-то редкие реплики, а настоящие “мыльные” рецензии. Пример тому — подробный отклик на мою скромную статью такого мэтра сетевой критики, как Сергей Чернодятлов.
А потому позвольте со всей ответственностью заявить, что в литературе или сетературе (как вам угодно) появился новый жанр. Условно назовем его “мыльной” литературой. Жанр пока еще формирующийся, но фиксируемый не только в виртуальном пространстве, но и в печатных изданиях. К его отличительным чертам можно отнести диалогичность речи, анонимность образов авторов и героев, обильное использование молодежного и компьютерного жаргона с присущей им стилистикой и пунктуацией, своеобразие графического и циклического оформления текста.
“Словарь литературоведческих терминов” трактует жанр как “повторяющееся во многих произведениях на протяжении истории развития литературы единство композиционной структуры, обусловленной своеобразием отражаемых явлений действительности и характером отношения к ним художника”. Если о единстве структуры, тем более в историческом аспекте, говорить пока не приходиться, то своеобразие описываемой действительности, определенно повлиявшее и на отношение к ней писателей, в рассмотренных нами образцах прозы — налицо.
Согласятся ли уважаемые читатели журнала “Урал” с такими умозаключениями? Вопрос, понятно, открытый. Но уверен, что они не будут спорить с Мишелем Фуко, еще в 60-е годы нашего века заявившим: “Начиная с ХIХ века литература вновь актуализирует язык в его бытии; однако он не тот, что существовал еще в конце эпохи Возрождения, так как теперь уже нет того первичного, вполне изначального слова, посредством которого бесконечное движение речи обретало свое обоснование и предел. Отныне язык будет расти без начала, без конца и без обещания. Текст литературы формируется каждодневным движением по этому суетному основоположному пространству”.
Дежурный сетератор Илья Зиновьев