Николай Шамсутдинов
Письма к До
***
Полночь, прошитая пирсами… на уснувшей
влажной скатертке — соль Аттики…
мягче очерк
матовой женщины, медленно разомкнувшей
алые губы в призывной улыбке. Впрочем,
в милом сообществе — кофе, коньяк от «Флинта» —
все достижимей, До… На воде ни ряби —
мерное море ушло в созерцанье флирта
меж полуночницей и гедонистом в шляпе
от «Сальваторе».
Как ни лукав обычай,
глядя в холодные, гладить ее колени,
все затеваешь, чтоб стать, наконец, добычей
«грехопадения, милый?..» —
увы, забвенья…
***
Бледно короткий всхлипнул звонок в передней,
дверь отворилась. Оставлен, любовь, тобою,
малого, киник, я стою наедине с ней,
с — пристальной? Нет — яснозрящею пустотою,
вдруг обступившей, облегшей.
Молчание звонниц
сорванным «кар-р-р» обмело, и уже под вечер
незатворенные окна, бледны, бессонни-
цею живут, невменяемы, впрочем, нечем
в этом утешиться.
Жар обтянул ладони
Ждущего за полночь. Непостижимы сами,
вещи ль, зловещи ли, вещи в промозглом доме —
стол, шторы, лампа… — твоими глядят глазами.
***
В тестах теснот коммунальных, точнее, в склочных
интерпретациях быта, в, увы, непрочном
времени их — непорочно прочтенье точных
черт чернокнижницы, чтящих офорт.
В заочном
воздухе Возрожденья — вздохнула фортка
с улицы, где наливается лето, — это
через июль простерто,
к стыду офорта,
полымя плоти — при полном напоре цвета…
В вещих утратах, веющих от режима
пристальных бдений,
усвоенная тобою,
графика ложной души — неопровержима,
длимая гравировальной сухой иглою…
***
Те же, в забвении, слепы, как склепы, лица —
слепки с прапамяти, эпос погудок…
Время
так же слепит отраженной тоской Улисса
под опрометчивым парусом, и не в бремя
небо полунощи, вылущив планетарий,
столь плодородно,
что, неуязвим, приблудный
спутник Гомера, ластится комментарий
к пластике эллина — в классике непробудной.
Что ж до Гомера — он в вечность, мерцая, вышел
черным крыльцом, где шумит,
ожиданье пряча,
ткацкое бденье Итаки — октавой выше,
в напластовании эпосов…
смеха… плача…
|