Константин
Быструшкин
Астроархеолог
Аркаим
— суперобсерватория древних ариев?
Комментирует редактор
Майя Никулина
Аркаим
был открыт летом 1987 года, уже в 1991 году территория памятника была
объявлена заповедной (в статусе филиала Ильменского заповедника). Как
ни гляди — вчерашняя сенсация; однако интерес к нему не ослабевает.
Более того, он безусловно расширяется: вслед за археологами, историками,
этнографами в Аркаим потянулись экстрасенсы, пророки, паломники, члены
различных религиозных сект, люди, жаждущие исцеления и просветления,
— словом, все желающие лично увидеть Это Место…
Уже появились статьи — строго научные
и научно-популярные, снят кинофильм (правда, французами); с докладами
об Аркаиме выступают ученые на серьезных и представительных конференциях.
Вышла наконец и первая книга (Аркаим. Исследования. Поиски. Открытия.
— Челябинск, 1995): первооткрыватели, первоисследователи, словом, самые
осведомленные специалисты рассказали, адресуясь не только к коллегам-ученым,
но и к самому широкому читателю («Научно-популярная серия»,
— обозначено на титуле), все, что сами успели к этому времени достоверно
узнать о южноуральском археологическом чуде. К сожалению, тираж до обидного
мал: можно себе представить, как скоро разойдется пятитысячный тираж,
если каждое лето Аркаим принимает по три-четыре тысячи посетителей.
Сколько их там уже побывало, сколько продумывают маршрут!..
Ну да ладно — тираж: до обидного мало смогли
сообщить читателям ученые. Не решусь ни в чем их упрекнуть: внезапный
прорыв сквозь немыслимую толщу веков в неведомый и неожиданно сложно
устроенный мир побуждает к сенсациям журналистов, но серьезных исследователй
заставляет быть осторожными в суждениях. А между тем общественное мнение
уже воспалено: ведь в сущности все мы стали свидетелями редчайшего чуда!
Причем не в какой-нибудь экзотической Микронезии, не среди библейских
камней Ближнего Востока, не в полной загадок южноамериканской сельве,
а прямо-таки дома, под боком, в Челябинской области открылась «Страна
городов» — остаток одной из древнейших цивилизаций человечества:
оригинальные, ни на что привычное не похожие строения, мощные стены,
сложные оборонительные конструкции, плавильные печи, ремесленные мастерские,
четкая система коммуникаций… Теперь уже признано: здесь прародина
древних ариев, которую ученые так долго искали на обширной территории
от придунайских степей до Прииртышья; здесь произошло на грани III —
II тысячелетий до н.э. давно уж «вычисленное» лингвистами
разделение ариев на две ветви — индоиранскую и иранскую… А кое-кто
из столь сдержанных в предположениях ученых готов даже объявить эти
места родиной Заратуштры, создателя священных гимнов «Авесты»,
столь же легендарного, как Будда или Магомет. Ничего себе звучит: Заратуштра
— уралец, наш земляк?!.
Но
если попридержать воображение и сбавить эмоции, то и тогда южноуральска
находка археологов граничит с чудом. Ведь это же одно из тех открытий,
которые понуждают ученых заново пересматривать десятилетиями — если
только не веками — выстроенную систему взглядов на обширную и мировоззренчески
важную область исследований. Явление Аркаима заставило историков изменить
представления о бронзовом веке на территории Урало-Казахстанских степей.
Теперь выходило так, что они не были задворками мира, вступавшего в
эпоху цивилизации: высокий уровень развити металлургии обеспечивал этому
региону весьма заметное место в культурном пространстве, протянувшемс
от Средиземноморья до нынешнего Казахстана и Средней Азии. И некоторые
однотипные металлические предметы чудесной выделки, находимые то где-нибудь
на побережье Эгейского моря, то на Южном Урале и свидетельствующие о
протяженности культурных связей, оказывается, кочевали караванными путями
не «оттуда сюда», как всегда считалось, а «отсюда туда»…
Очевидно, излишне доказывать, что правильное представление о направленности
таких потоков важно не только дл удовлетворения местно-патриотических
амбиций. Открытия подобного уровн совершаются действительно редко —
может, раз в столетие.
Стоит
предположить, что такие открытия не бывают случайными, что само врем
работает на них — будто ожидание накапливается в людях к должному сроку.
Иначе как объяснить сам факт явления и спасения Аркаима? Ведь он прекрасно
виден на аэрофотоснимках, сделанных намного раньше года открытия. Потом
уж высказывалось предположение, что взгляды специалистов как бы отводила
сама отличная сохранность древнейшего памятника: казалось, что столь
четкие геометрические формы должны иметь сугубо современное происхождение.
Какое? В нашей сверхзасекреченной стране задавать подобные деликатные
вопросы было как-то не принято.
Чудом
представляется и спасение Аркаима — случай такого рода едва ли еще где-нибудь
отмечен за всю советскую историю. Ведь памятник был обречен — так о
нем и говорили средства массовой информации. Он оказался в зоне затоплени
строящегося водохранилища. Мало того, что к моменту, когда его обнаружили
археологи, в самых высоких кабинетах уже были подписаны соответствующие
чертежи и распоряжения, — уже вовсю шли строительные работы, уже были
затрачены немалые деньги. Уже была возведена подпорна дамба; оставалось
лишь засыпать короткую перемычку — и вешние воды не оставили бы от Аркаима
ни следа. Счет шел на месяцы, если не на недели, и казалось, что нет
в мире силы, способной затормозить тяжеловесный маховик «планового
хозяйства»…
Чудо, однако,
было рукотворным. Многие еще помнят, как поднялись в защиту «уральской
Трои» (сравнение, как выяснилось, лестное скорее для Трои) ученые,
журналисты, творческая интеллигенция. Борьба за спасение Аркаима совпала
по времени с крестовым походом общественности против чиновно-бюрократического
произвола советской системы, система дышала на ладан — это и помогло.
Вот какие письма приходили тогда в редакцию газеты «Наука Урала»
— в ту пору она была свердловским штабом кампании по спасению памятника:
«Уральское отделение Академии наук должно поставить вопрос решительно,
вплоть до выхода из состава АН, в случае, если Аркаим не будет защищен»;
«До каких пор чиновники будут решать, что нужно народу, а что нет.
Минводхозу Аркаим не нужен. Он нужен нам»; «Если Аркаим не
будет спасен, идея социализма для меня падет окончательно». Идея-таки
пала, но Аркаим остался…
Будем
все-таки справедливы: в упомянутом сборнике «Аркаим. Исследования.
Поиски. Открытия» собрана достаточно богатая информация — и о самом
памятнике, каким он открылся археологам, поднявшим многовековые пласты
почв, и о собранных во время раскопок предметах материальной культуры,
и об окрестных древних городищах (их много в Аркаимской долине — протоиранской
«Стране городов»), и о физико-географических условиях заповедной
зоны, и о своеобразии тамошней растительности (тоже, между прочим, предмет,
достойный удивления), и даже об истории и быте живших в округе казаков.
Однако чем внимательнее вчитываешься в тексты собранных здесь статей,
тем больше ощущаешь как бы дыхание еще не раскрытых тайн, тем больше
понимаешь, что не только скудостью сведений, просочившихся сквозь толщи
тысячелетий, объясняется некий ореол мистики, который окружает древнее
городище в южноуральской степи.
Вот
что, к примеру, пишет об Аркаиме доктор географических наук И.В.Иванов:
«Это город-крепость, город-мастерская литейщиков, где производилась
бронза, это город-храм и обсерватория, где, вероятно, проводились сложные
для того времени астрономические наблюдения. Последнее требует еще более
веских доказательств и обоснований».
Насчет
обсерватории — это ведь не умозрительное предположение. В течение двух
полевых сезонов (1990 и 1991 годов) на Аркаиме проводил изыскания астроархеолог
Константин Константинович Быструшкин. Частично они вписывались в общий
план археологических работ — позволяли уточнять некоторые детали в полевых
документах раскопов, а частично отвечали направленности собственных
научных интересов исследователя.
Предварительные
результаты наблюдений и измерений были им обобщены и доложены на весьма
авторитетных собраниях специалистов: на астрономическом семинаре в Пулковской
обсерватории, в ленинградском филиале Института истории естествознани
и техники, в Институте теоретической астрономии, в Астрономо-Геодезическом
обществе, а также в Институте имени П.К.Штернберга в Москве и в Свердловской
обсерватории. Во всех случаях итоги работы К.К.Быструшкина астрономы
приняли с большим интересом и оценили весьма положительно.
А каковы главные итоги? Прежде чем сказать
об этом, приведу слова ученого, которому по праву принадлежит честь
первооткрытия памятника, — археолога Геннадия Борисовича Здановича:
«… Я представляю себе Аркаим как ярчайший пример синкретизма
первобытности, слитности и нерасчлененности самых различных начал. Это
одновременно и крепость, и храм, и ремесленный центр, и жилой поселок».
Так вот, К.К.Быструшкин не оспаривает этой аттестации, но добавляет
к ней еще один немаловажный штрих: Аркаим, по его мнению, помимо прочего,
еще и пригоризонтная обсерватория предельного класса точности, сама
сложная из всех ныне известных человечеству. В этом отношении он сопоставим
со Стоунхенджем — знаменитым мегалитическим сооружением на Солсберийской
равнине в южной Англии, в котором еще в середине XVIII века была угадана
древнейшая обсерватория; правда, эта догадка получила вполне убедительную
аргументацию и широкое признание лишь двести лет спустя. Но только Аркаим
оказался сложней Стоунхенджа… И еще одна подробность: археологи оценивают
возраст Аркаима в 3800-3600 лет; К.К.Быструшкин, опираясь на свою методику,
увеличивает его еще на целую тысячу лет.
Памятник
высочайшей культуры, имеющий возраст 4800 лет. Четыре тысячи восемьсот
лет…
По материалам
своих изысканий К.К.Быструшкин написал обстоятельную монографию — тема
того заслуживает, — однако она пока еще не увидела света. Мы попросили
Константина Константиновича рассказать о своем невероятном открытии
на страницах «Урала» — его стать публикуется ниже. Учитывая,
однако, что литература об Аркаиме, особенно популярная, доступная неспециалистам,
еще не богата и многие читатели, если только они вообще слышали об уникальном
памятнике, весьма смутно представляют себе его конструкцию, да и специальна
методика, которую использовал ученый в своих изысканиях, весьма далека
от круга наших обыденных представлений, — мы, с согласия автора, решили
сопроводить публикацию хотя бы самыми необходимыми комментариями. Только
не подстрочными, ибо таковые, будучи по необходимости не всегда краткими,
разрушили бы цельность восприятия, а как бы вмонтированными в сюжет.
Выделив их, конечно, из авторского текста другим шрифтом.
Конструкци
В раскопах
Аркаима не нашли драгоценностей, шедевров древнего искусства, неизвестной
письменности, атомного реактора или космического корабля. Только черепки
битой керамической посуды, кости домашних и диких животных, редкие каменные
орудия и очень редкие — бронзовые. Но даже и этих обычных вещей на Аркаиме
очень мало. Коллекция «артефактов» настолько бедна и невыразительна,
что из нее не удается сделать приличествующую случаю музейную экспозицию.
Теперь, через восемь лет
после открытия, совершенно понятно, что главной ценностью потревоженных
руин была и, видимо, останется КОНСТРУКЦИЯ сооружения.
Исследование плана конструкции
обнаружило в ней сложную и точную геометрию.
Измерениям
на Аркаиме подвергался так называемый рельеф материка — то, что можно
считать фундаментом всего сооружения. Впрочем, фундамента — в строгом
значении этого слова — там нет вообще: конструкция держалась на столбовых
опорах и срубах. Однако и такая технология строительства предполагает
«нулевой цикл», то есть выемку котлована для помещений и формирование
бровок как основы будущих стен. Вот эти стенные бровки и измерялись:
ведь именно они создают весь рисунок плана сооружения и являются самым
заметным и ярким результатом раскопок в натуре. Стеновые фундаменты,
как правило, сопряжены с рядами опорных столбов — в раскопе они представлены
столбовыми ямами. Чтобы представить себе раскоп в целом, к этим бровкам
и ямам следует прибавить ямы и колодцы в средней части существовавших
здесь когда-то помещений и рвы по обводу крупных частей сооружения.
Вот, собственно, и все. Другие элементы огромной конструкции были почти
полностью уничтожены сначала пожаром, потом водой, ветрами, самим временем…
Разумеется, рельеф материка
дает лишь отдаленное представление о конструкции в целом. Сооружение
развивалось в высоту, имело сплошные стены и потолок, галереи, мостовые,
надстройки второго этажа и высокие деревянные башни. Реконструкция деталей
объема уже начата, и, надо думать, ее результаты будут интересными и
впечатляющими…
Собственно,
археологи уже сегодня имеют достаточно полное представление о том, каким
было поселение в долине Аркаим в пору своего расцвета, и результаты
действительно впечатляют. Прежде всего нужно подчеркнуть, что это крупное
сооружение было не конгломератом разрозненных объектов, а цельной конструкцией.
Общая площадь его составляет около 20 тысяч квадратных метров, а план
поселения выглядит так: два вписанных одно в другое кольца мощных оборонительных
стен (внешняя обведена рвом глубиной 1,5-2,5 метра), две кольцевые улицы
жилищ, припавших изнутри к этим стенам, а в геометрическом центре колец
— площадка в форме слегка сплюснутого круга диаметром 25-27 метров,
тщательно выровненная, утрамбованная и, может быть, даже укрепленна
каким-то цементирующим раствором. Диаметр внешней стены — около 150
метров при толщине в основании 4-5 метров. Возведена она была из бревенчатых
клетей, забитых грунтом с добавлением извести, а снаружи облицована
сырцовыми блоками, начиная со дна рва и до верхнего среза — в общей
сложности 5-6 метров. Внутренней стеной была обнесена, видимо, цитадель
— диаметром около 85 метров. Толщина этой стены была поменьше — 3-4
метра, а высота, скорее всего, побольше, чем у наружней. Была она строго
вертикальной и снаружи — по бревенчатой облицовке — обмазана глиной.
Кольца жилищ были разделены
на сектора радиальными стенами — в плане они подобны спицам колеса.
Стены эти были общими для каждых двух соседних помещений. Возле внешней
стены было, как установлено геофизическими исследованиями, 35 жилищ,
возле внутренней 25, но пока что раскопано из них 29: 17 во внешнем
кольце и 12 во внутреннем.
Добавьте
ко всему этому достаточно сложную и продуманную внутреннюю планировку
жилищ и кольцевых улиц, хитроумную ловушку для уничтожения непрошеных
гостей на разъеме внешней оборонительной стены и другие фортификационные
сооружения, рациональную систему ливневой канализации; даже цвета использовавшихс
древними аркаимцами облицовочных материалов были функционально и эстетически
значимыми.
Теперь — даже
на основании столь скупого словесного эскиза — вы можете сами судить,
сколь упорядоченная, разумно организованная жизнь большого сообщества
людей протекала когда-то внутри этих стен.
Однако
очевидная сложность социальной организации людей, выстроивших для себ
тысячелетия назад такое чудо инженерно-строительного искусства, — это
далеко не все, что обнаруживает взгляд специалиста, созерцающего сегодн
контуры древнего протогорода: сама геометрия постройки таит в себе загадки.
Почему — круг? Связано ли это с символическим характером мышления древних?
Если да, то о чем говорит эта символика, кому и зачем адресовано
заключенное в ней сообщение? Вот какие, в частности, ассоциации вызвал
план Аркаима у его первоисследователей Г.Б.Здановича и И.М.Батаниной
(цитирую челябинский сборник): «Такая планировка близка принципу
Мандалы — одного из основных сакральных символов буддийской философии.
Само слово «мандала» переводится как «круг», «диск»,
«круговой». В «Ригведе», где оно впервые встречается,
слово имеет множество значений: «колесо», «кольцо»,
«страна», «пространство», «общество»,
«собрание»…
Универсальна
интерпретация Мандалы как модели Вселенной, «карты космоса»,
при этом Вселенная моделируется и изображается в плане с помощью круга,
квадрата или их сочетания. Аркаим и его жилища, где стена одного дома
является стеной другого, вероятно, отражают «круг времени»,
в котором каждая единица определяется предыдущей и определяет последующую».
И далее формулируется более
широкое обобщение, которое читатель вправе воспринять как методологический
принцип, как ключ к самой главной загадке Аркаима: «В «Стране
городов» поражает не богатство материальной культуры — поражает
ее удивительная духовность. Это особый мир, где духовностью насыщено
все — от поселенческой и погребальной архитектуры до скульптурных изображений,
выполненных из камня»…
Вот
в этом ключе и развертывается исследование К.К.Быструшкина.
… Но именно рельеф материка
обнаруживает яркую, точную и сложную геометрию. Нет никаких сомнений
в том, что здесь мы имеем дело с результатами предварительного проектирования,
который был вынесен строителями в натуру. Не может быть и речи о том,
что Аркаим строился в несколько этапов, по мере необходимости, когда
к уже готовой части пристраиваются новые кварталы. Нет, он строилс
разом, и ясно, что проектным работам предшествовали тщательные проектные
изыскания в плане инженерной гидрогеологии и свойств грунтов. Бесспорно,
заранее были подробно вычислены объемы земляных работ и необходимой
для строительства древесины (тысячи стволов хвойных и лиственных деревьев!).
Аркаим — сооружение не
просто сложное, но даже изощренно сложное. Между тем назначение и функции
его вовсе не очевидны. И только когда в его плане обнаруживается четка
геометрия, появляется надежда буквально вычислить замысел строителей.
Направление поиска подсказывается неожиданно точным совпадением некоторых
важных элементов геометрии и размеров Аркаима с соответствующими параметрами
Стоунхенджа. Во всех археологических публикациях об Аркаиме называетс
диаметр кольцевой стены цитадели Аркаима — 85 метров. Но это несколько
округленно. Если же его измерить с той точностью, котора необходима
для астрономических наблюдений, то получается не идеально правильное
кольцо, имеющее радиусы 40 и 43,2 метра. Между тем радиус кольца «лунок
Обри» в Стоунхендже тоже 43,2 метра. Оба памятника расположены
практически на одной географической широте, оба — в середине чашеобразной
долины с рельефным горизонтом. И это далеко не все: чем детальнее сопоставляешь
оба памятника, тем больше обнаруживается в них точно совпадающих деталей.
Сопоставление между Стоунхенджем
и Аркаимом может показаться вам неожиданным: как-никак их разделяет
протяженность всей Европы, 4 тысячи километров — расстояние неблизкое
и для нынешних средств сообщения. И немалый временной интервал: если
согласиться с традиционными представлениями, то между ними лежит целое
тысячелетие.
С географией
ничего не поделаешь, но хронология — другое дело. В конце концов ее
точность во многом зависит от метода исследования.
Возраст
В знаменитой
книге Дж.Хокинса и Дж.Уайта «Разгадка тайны Стоунхенджа» (Лондон,
1966; Москва, 1973 и 1984) возраст «первой очереди» памятника
— Стоунхенджа-I, как говорят исследователи, — определен в 4 тысячи лет
(точнее говоря, его создание отнесено к XIX веку до н.э. плюс-минус
100 лет). Но это не единственное мнение.
При
использовании классических методов археологии — на основании аналогий
— Стоунхендж получается несколько моложе, о чем говорят и сами авторы
названной книги: «На некоторых из сарсеновых камней Аткинсон обнаружил
в общей сложности тридцать с лишним изображений бронзовых топоров и
одно изображение, по-видимому, кинжала в ножнах того типа, который употреблялс
в Микенах именно в эпоху, установленную предварительной оценкой, — в
1600-1500 годах до н.э.» Выходит, его возраст сегодня где-то около
3500-3600 лет?
Поясним для наиболее дотошного читателя,
что Ричард Аткинсон — это главный среди английских археологов знаток
Стоунхенджа; он долго и упорно противился попыткам применить к объяснению
загадок памятника методы астрономии, но в конце концов стал горячим
энтузиастом астроархеологии. Ну а сарсеновые камни — это мегалиты, обрамляющие
кольцевым «частоколом» центральные сооружения Стоунхенджа.
Тем же, кстати,
методом определялся и возраст Синташты — «по находкам дисковидных
псалий микенского типа, медных наконечников копий с несомкнутой втулкой,
каменных черешковых наконечников стрел, пастовых бородавчатых бусин
и других вещей», как сообщают авторы монографии о Синташте, которые
сами эту работу и проделали (В.Ф.Геннинг, Г.Б.Зданович и В.В.Геннинг).
Тем же методом — и с тем же результатом: XVII — XV века до н.э. А возраст
Аркаима этим традиционным методом оценивается в 37-38 веков.
И снова необходимое пояснение:
Синташта — это название памятника, расположенного на берегу одноименной
речки в относительной близости от Аркаима. Открыт он был полутора десятилетиями
раньше и в два приема — сразу и десятилетие спустя — основательно изучен.
Однако, во-первых, он сохранился гораздо хуже, чем Аркаим; во-вторых,
он достаточно заметно выбивался из системы известных в ту пору археологических
памятников Южного Урала, и его значение было неясно. Открытие Аркаима
послужило как бы толчком для объединения многих разрозненных и даже
загадочных фактов в некую убедительную цепь, в научный обиход вошло
понятие синташтинско-аркаимской культуры. Археологические находки, сделанные
в Синташте, используются сейчас в качестве эталонов для выделения этой
культуры, а ее очагом признана «Страна городов».
Применение методов радиоактивного
анализа «состарило» Стоунхендж на тысячу лет. Теперь «лунки
Обри», относящиеся к этапу «Стоунхендж-I» (те самые,
радиус кольца которых равен 43,2 метра), датируются XXVIII веком до
н.э.
На Аркаиме и сопряженных
с ним памятниках радиоуглеродный анализ делали не менее трех раз, использу
при этом десятки проб. В большинстве случаев получается, что Аркаим
— ровесник Стоунхенджа или даже старше его.
Наконец,
существует еще один метод, названный именем его изобретателя — английского
астронома Джозефа Нормана Локьера, однако применить его можно лишь в
том случае, если дело идет о возрасте древней обсерватории.
Идея Локьера была, в сущности,
проста. На основании изучени конструкции обсерватории определяется заложенное
в ее плане направление на главное астрономическое событие, которое здесь
некогда наблюдалось. Вследствие циклического движени планет и светил
во Вселенной направление это за прошедшие века сместилось, но сейчас
его несложно определить с помощью современных приборов наблюдения. Измерив
угол между прежним (зафиксированным в вечном материале) и нынешним направлениями,
специалист уже без особых усилий вычислит разделивший их интервал времени.
Вот, собственно, и все. Трудность заключалась лишь в том, чтобы поверить:
перед нами действительно обсерватория (а не какое-нибудь оборонительное
сооружение или капище). Но как раз в это поверить было трудно: во-первых,
утонченные астрономические знания никак не вязались с образом «примитивной»
первобытности; во-вторых, было непонятно (по правде говоря, непонятно
и сейчас), зачем нужны были древним людям столь совершенные знания о
движении небесных светил. И Локьеру не верили: уже в 1966 году солидный
журнал «Antiquity» опубликовал статью «Лунные фантазии
на тему Стоунхенджа», направленную против астроархеологических
трактовок памятника и выдержанную, как видно даже по заголовку, в снисходительно-ироническом
тоне. Но по мере накопления фактов становилось все труднее с ними не
считаться…
На
рубеже прошлого и нынешнего веков Локьер впервые в астроархеологии использовал
свой метод для датировки ряда памятников, в том числе и Стоунхенджа.
Его результат подтвердил было мнение археологов, пользовавшихся традиционными
методами: дескать, памятник создан около 3600 лет назад. Однако позже
выяснилось, что он ошибся в определении азимута основного направлени
Стоунхенджа на 20 минут, и это сразу «состарило» памятник
более чем на тысячу лет.
Предположив
в Аркаиме также древнюю обсерваторию и применив метод Локьера, мы установили,
что южноуральский памятник по возрасту равен Стоунхенджу.
Синхронность этих двух памятников означает
многое. В том числе и то, что микенские аналогии имеют совсем другую
направленность, нежели принято считать: предметы цивилизованного обихода
мигрировали не из «культурной» Греции в «дикую» Сибирь,
а как раз наоборот. Означает это еще и то, что в конструкции обоих сооружений
следует искать единую основу, а не отмахиваться от совпадений, полага
их случайными.
Тут,
конечно, есть одна сложность: каменные монолиты Стоунхенджа прошли через
тысячелетия практически без потерь (правда, один из ретивых «реставраторов»,
руководствуясь соображениями вкуса, «подровнял»-таки кое-где
цепочку камней, варварски исказив их астрономически строжайше выверенную
геометрию), а деревянные элементы конструкции южноуральского протогорода
практически полностью утрачены. Они даже не истлели — они погибли в
пожаре, бушевавшем здесь почти пять тысяч лет назад.
Пожар, положивший конец «живой»
истории Аркаима, относится к числу наиболее интригующих загадок этого
памятника. В нем не было бы ничего особенного, если б это было одно
из тех стихийных бедствий, что не так уж редко даже в наши дни в одночасье
уничтожают целые поселения, застигая, как всякая беда, жителей врасплох,
погребая под дымящимися головешками накопленный десятилетиями скарб,
домашних животных и даже самих хозяев, не сумевших вырваться из плена
огня. Необычность аркаимского пожара в том, что он, судя по всему, не
явился неожиданностью для жителей поселения; вполне вероятно, что сами
же они его и сожгли. Ибо только этим можно объяснить тот факт, что в
древнем пепелище отсутствуют какие-либо пригодные для обихода вещи: так
— обломки, черепки. А уж о человеческих останках и речи нет — все ушли
живыми, все ценное с собой унесли. Почему? Одна из правдоподобных версий
высказывается профессором И.В.Ивановым в челябинском сборнике: дескать,
3500 лет назад произошел гигантский взрыв вулкана Санторин (на территории
нынешней Греции), что вызвало экологическую катастрофу. На значительной
части территории планеты установилась погода, подобная той, что прогнозируетс
при наступлении «ядерной зимы». По-видимому, это сопровождалось
какими-то природными аномалиями, которые были восприняты жителями Аркаима
как знамение и принудили их уйти из города, предав его сожжению. Что
ж, такая версия хороша — за неимением лучших. Однако чтоб признать ее
достаточно убедительной, нужно, во-первых, точно установить, что 3,5
тысячи лет назад Аркаим еще существовал (археоастрономические исследовани
К.К.Быструшкина дают основание в том сомневаться); во-вторых, знать
нечто более или менее достоверное относительно верований древних аркаимцев.
Тем не менее остается непреложным факт: построенный враз, по единому
замыслу, протогород Аркаим в одночасье же и перестал существовать, оставленный
всеми жителями и, вероятно, ими же сожженный.
…Но ни пожар, ни время не смогли уничтожить
на Аркаиме «рельеф материка», осталась неизменной также и
линия горизонта, удаленная от памятника на расстояние от полутора километров
на западе до пяти на востоке. А на линии горизонта нами обнаружено не
менее 38 объектов, которые по традиционной археологической классификации
аттестуются нередко как «антропогенный объект неясного назначения»,
а для специалиста по астроархеологии и археогеодезии вполне очевидно,
что мы здесь имеем дело с визирами, которыми пользовались древние наблюдатели
светил.
Суммируя все эти
факты, можно сделать безошибочный вывод: перед нами древняя пригоризонтна
обсерватория. Однако это понятие едва ли известно широкому кругу читателей
и требует пояснения.
Пригоризонтна
обсерватория
Слово
«обсерватория», естественно, известно всем: так называетс
научное учреждение, размещенное в здании особой конструкции и оборудованное
специальными инструментами для систематических наблюдений — астрономических,
метеорологических, магнитных и сейсмических.
Древний
мир знал обсерватории особого рода — таких сейчас не строят. Их называют
дневными астрономическими, или пригоризонтными, обсерваториями Солнца
и полной Луны. Они не были оборудованы сложными приборами, которых тогда
просто не существовало, однако на них тем не менее производились очень
точные наблюдения; высока точность была отличительной чертой такого
рода сооружений.
Как же они
были устроены? Попытаюсь вкратце разъяснить «физику процесса».
Горизонт — единственное
место на небе, где Солнце можно наблюдать незащищенным глазом. Более того,
на Солнце у горизонта можно смотреть и в объектив теодолита без фильтра.
В годы активного Солнца именно у горизонта хорошо видны пятна на Солнце,
их можно считать, наблюдать за их движением по диску и видеть угол наклона
оси вращающегося светила. И все это можно наблюдать даже невооруженным
глазом.
Горизонт — особое
место в поле зрения человека: обращенный к нему взгляд претерпевает искажение
линейной перспективы. Наше восприятие как бы увеличивает все предметы,
близкие к горизонту и находящиеся на горизонте; Луна и Солнце выглядят
вблизи горизонта большими, чем в более высоких точках небесного свода,
и причина тому — вовсе не оптические эффекты, обусловленные состоянием
атмосферы (эффекты эти есть, но они проявляются совсем иначе — например,
сплющиванием и дрожанием нижнего края светила), а причинами психо-физиологическими.
Попросту говоря, особым устройством человеческого мозга. Еще Аристотель
знал об этом. И эта истина прекрасно подтверждается инструментальными
измерениями. Рисунок горизонта с натуры будет очень сильно отличатьс
от фотографии: рисунок более рельефен, и на нем больше деталей. Это
свойство человеческого восприятия диктует особые условия археоастрономических
наблюдений: работать нужно не с фотографией или, скажем, видеозаписью,
а обязательно «на натуре» — там же и так же, как работали
древние коллеги.
Процедура
восхода (и захода) дневного светила длится в наших широтах около 4,5
минуты и занимает на спокойном, ровном горизонте около одного градуса
его дуги. Важные моменты наблюдения — появление первого луча, то есть
самой верхней точки солнечного диска, и отрыв полностью взошедшего диска
от горизонта. Не просто решить, какую из этих двух точек предпочитали
древние астрономы. Теоретически не просто, а практически предпочтение
нижнего края для того, кто этим пробовал заниматься, не вызывает сомнений.
(Тем очевиднее предпочтительность этой точки, если дело касается наблюдений
лунного диска.)
Если строго
с одного и того же места наблюдать восходы и заходы Солнца, отмечаясь
по нижнему краю диска (назовем самый момент отрыва диска от горизонта
или касания его «событием»), то легко обнаруживается, что
каждое утро и каждый вечер событие совершается в разных точках горизонта.
В течение года точка события перемещается по горизонту сначала в одну,
потом в обратную сторону, однако в пределах одного и того же сектора.
Начав наблюдения весной, в марте, мы увидим, что Солнце восходит почти
точно на востоке, но день ото дн точка события все более перемещаетс
влево, то есть к северу, и довольно быстро: каждое утро почти на диаметр
диска. Чтобы убедиться в этом, нужно поставить на горизонте вешки, отмечающие
место события.
Движение точки
события к северу будет происходить всю весну, но суточный ход постепенно
уменьшится и к началу календарного лета, в июне, достигнет едва заметной
величины в одну минуту дуги. В период, близкий к 22 июня, суточный ход
события сократится до полминуты дуги, после чего движение точки событи
пойдет в обратном направлении. Этот момент называется летним солнцестоянием;
слово это и сейчас в ходу, а между тем пришло оно в обиходный язык из
практики пригоризонтной астрономии.
Движение
точки события к югу длится все лето, и суточный ход его увеличиваетс
к сентябрю вновь до размера диска. А после прохождения момента осеннего
равноденствия (21 сентября; в это время точка события оказывается точно
на востоке) ход снова замедляется, пока не остановится вовсе в начале
зимы, 21 декабря: наступит зимнее солнцестояние. Отсюда движение снова
пойдет к северу и к весне достигнет точки востока… Так было и так
будет всегда.
Строгая повторяемость
этого процесса была замечена древними астрономами и взята, что называется,
на вооружение. Точки летнего (на северо-востоке) и зимнего (на юго-востоке)
солнцестояния, ввиду их строгой фиксированности, имели особенно большое
практическое значение. Прежде всего — для точной ориентации в пространстве.
В языке древних греков даже были географические термины, означавшие
направления на летний восход солнца и на зимний восход солнца.
Важность крайних точек событи
определяется и потребностью в точном календаре. Дело в том, что наблюдени
за событиями на горизонте — единственный реальный и доступный дл древних
астрономов способ определить продолжительность года. Даже для ведени
календаря с суточной точностью им нужны были пригоризонтные обсерватории,
дающие возможность фиксировать с предельной для невооруженного глаза
точностью астрономически значимые события.
Число
отчетливо фиксируемых астрономически значимых событий, связанных с наблюдением
Солнца, совсем немного — их всего четыре: две крайних в году точки солнечного
восхода и две — захода. Всего четыре точки на весь поток времени протяженностью
в целый год. В ритме самой жизни были и другие какие-то значимые рубежи.
Скажем, точки равноденствий: в практической жизни они, вероятно, были
даже заметней, чем точки солнцестояний, ибо фиксировали начало и конец
биологически продуктивного сезона в северной Евразии.
Поэтому внимание древних астрономов закономерно
привлекало и другое небесное светило.
Луна движетс по небу (с точки зрения земного наблюдателя)
быстрее Солнца в двенадцать раз. Но движение это сложнее. «Охота
за Луной» — пожалуй, самое интересное и захватывающее занятие в
истории астрономии. Постигнуть порядок и закономерную красоту в ее суточных
восходах и заходах очень непросто — ее движение, на непросвещенный взгляд,
порывисто и непредсказуемо. Тем не менее в пригоризонтных обсерваториях
с незапамятных времен умели разгадывать заячьи петли повелительницы
ночи.
Первый шаг, который
при этом надлежит сделать, — это признать, что наиболее удобна для наблюдени
лунных событий фаза полнолуния. Второй: среди всех полнолуний нужно
выбрать только те, что следуют сразу после значимых событий Солнца,
— это необходимо дл соотнесения в едином потоке реального времени двух
календарей -лунного и солнечного. Труднейшая проблема наблюдения Луны
заключается в том, что наступление полнолуния крайне редко совпадает
со временем появления светила над горизонтом: обычно это совершается,
когда она либо еще не взошла, либо находится уже достаточно высоко в
небе. Зафиксировать точку восхода Луны непосредственно на линии горизонта
прямым наблюдением обычно невозможно, дл ее нахождения разрабатываютс
различные косвенные методы. Предположим, однако, что мы уже научились
это делать. Тогда длительное наблюдение (по одному событию в месяц,
а значимые — четыре раза в год) позволит обнаружить законы перемещени
лунных событий на линии горизонта. И вот эти законы.
Первый: полнолуния, приближающиеся по времени
к моменту летнего солнцестояния, наблюдаются вблизи точки зимнего солнцестояни
и наоборот. Вот это «наоборот» можно рассматривать как основное
правило в отношениях между Солнцем и Луною на нашем небосводе.
Второй закон: события Луны мигрируют
из года в год вблизи соответствующих («наоборотных») точек
Солнца в узком секторе. Цикл миграции — около 19 лет. Когда событие
совершается в самой крайней северной точке сектора, тогда астрономы говорят
о «высокой» Луне; когда оно перемещается в крайнюю южную точку
— говорят о «низкой» Луне. Интервал времени от низкой до высокой
Луны — более 9 лет.
Когда
установлены границы и правила движени точек Луны, наблюдатели могут
приступать к «высшему пилотажу» в технологии пригоризонтной
астрономии. Поистине виртуозной техники и ювелирной точности в сочетании
с педантичным прилежанием требует наблюдение прецессии.
Словари определяют прецессию
(в качестве астрономического понятия) как медленное движение земной
оси по круговому конусу. (Подобные же движения совершает ось гироскопа
или — самый наглядный для непосвященных пример — ось запущенного детского
волчка. Поэтому термин «прецессия» употребляется не только
в астрономии.) Ось этого конуса перпендикулярна плоскости земной орбиты,
а угол между осью и образующей конуса равен 23 градусам 27 минутам.
Вследствие прецессии точка весеннего равноденствия движется по эклиптике
навстречу кажущемуся годичному движению Солнца, проходя 50,27 секунд
в год; при этом полюс мира перемещается между звездами и экваториальные
координаты звезд непрерывно изменяются. Теоретически смещение должно
составлять 1,21 градуса за пять тысяч лет, то есть менее полутора минут
за 100 лет. Значит, за сорок лет непрерывных и скрупулезных наблюдений
(возможен ли более длительный срок наблюдений в рамках одной человеческой
жизни?) преданный своему призванию астроном может обнаружить прецессию
всего в полминуты! В то же время обнаружится незыблемость точек и секторов
равноденствий.
Читателю,
далекому от астрономических забот, вероятно, мало что скажут эти градусы,
минуты, секунды, выраженные, тем более, в цифрах с десятичными дробями.
Они едва ли когда-нибудь пригодятся ему при устройстве своих практических
дел, да и автору они здесь более не понадобятся дл обоснования каких-либо
выводов. Но, думается, их все же стоило привести здесь хотя бы затем,
чтоб показать, сколько утонченной наблюдательности, изобретательности,
сноровки, прилежания, способности к пространственному воображению и
к масштабным обобщениям необходимо было обладать древним астрономам,
чтобы успешно использовать возможности пригоризонтной обсерватории.
Добавлю еще, уже
не прибегая к дополнительной аргументации, что на протяжении года такому
астроному было дано (самой механикой небесных тел) 18 астрономически
и календарно значимых событий (можно сказать иначе: строго фиксированных
точек отсчета, к которым он мог привязать другие свои наблюдения) —
девять восходов и девять заходов. В каждой девятке три события относятс
к Солнцу и шесть — к Луне (три — к «высокой» и три — к «низкой»).
Вот такая «таблица Менделеева» или, лучше, астрономический
«алфавит», в котором, кстати, каждое такое событие имеет свое
символическое обозначение. Но нам нет нужды заходить здесь так далеко.
Астроархеология накопила множество
фактов, свидетельствующих о том, что на протяжении всей древней истории,
начиная со времен палеолита, разные народы Земли строили пригоризонтные
обсерватории, чтобы наблюдать восходы и заходы светил. Только обычно
они были предельно просты: обсерватория настраивалась всего лишь на
одно (из восемнадцати!) значимое событие. До сих пор мы знали лишь один
случай использования нескольких событий на одном наблюдательном «инструменте».
Случай этот называется Стоунхенджем.
Класс
Аркаима значительно выше!
Аркаим как астрономический инструмент
Чтобы
пригоризонтная обсерватория в принципе могла служить инструментом астрономических
наблюдений, для которых она была создана, ей нужно иметь три составных
элемента: рабочее место наблюдателя (РМН), ближний визир (БВ) и дальний
визир (ДВ).
Без дальнего
визира на горизонте нельзя достигнуть требуемой точности. Служить таким
визиром может любая естественная или искусственная деталь ландшафта,
четко фиксирующая точку события и не позволяющая при этом спутать ее
с какой-либо другой точкой горизонта. Это может быть вершина горы или
холма, отдельно стоящая скала, крупный камень. Можно также поставить
большой столб, устроить искусственную каменную горку, прорубить просеку
в лесу или, напротив, посадить дерево на безлесом горизонте; можно насыпать
курган — потом его археологи примут за могильник и станут раскапывать,
тщетно разыскивая погребальную камеру… Многое можно. Но, кстати, на
горизонте Стоунхенджа не обнаружено объектов, которые бы однозначно
могли быть определены как дальние визиры, тем не менее многим это обстоятельство
не помешало распознать в памятнике пригоризонтную обсерваторию.
С ближним визиром проще: он устанавливаетс
всего в десятках метров от наблюдателя и, если сделан «по уму»,
то легко различим. Им может служить «по совместительству»
какая-то другая деталь конструкции. Но тут важно другое: чтобы рабочий
(верхний) край визира с точки зрения наблюдателя совмещался с линией
горизонта, на которой находитсядальний визир.
Что
касается рабочего места наблюдателя, то требование к нему самое простое:
нужно, чтобы оно позволяло надежно фиксировать положение наблюдател
— особенно его головы, даже, может быть, глаза — в момент наблюдения.
И больше — никаких премудростей.
Ситуаци
в целом в точности напоминает прицеливание из ружья: прицел с прикладом
— рабочее место наблюдателя (РМН), мушка — ближний визир (БВ), мишень
— дальний визир (ДВ).
Полева
археоастрономия решает обычно две задачи: астрономическую — вычисление
азимута и поправок (не менее семи) к нему — и археологическую: обнаружение
и верификацию частей «прибора» — визиров и РМН.
Пример Стоунхенджа создает прецедент: на
его примере мы видим, что древние астрономы могли устраивать обсерватории
дл наблюдения с одного места нескольких событий. Обнаруживается также,
что «инструмент», понятный в основном, оснащается еще целым
рядом деталей, назначение которых нам до сих пор оставалось неизвестным.
Теперь же мы получаем возможность поискать разгадки на Аркаиме.
Стоунхендж — Аркаим:
два воплощения одного принципа
Самой заметной
частью конструкции Стоунхенджа являетс кромлех — своеобразный «частокол»
из выставленных по кругу исполинских каменных монолитов. Исследователю
памятника Джеральду Хокинсу удалось «собрать» на кромлехе
Стоунхенджа 15 значимых событий (из 18 возможных). При этом, однако,
ни одно из них не может быть представлено с точностью до одной минуты
дуги. В лучшем случае речь может идти о десятках минут, ибо нет дальних
визиров.
Рабочих мест в компоновке
Хокинса насчитывается 10, ближних визиров 12 (в качестве визиров в ряде
случаев используются и противостоящие рабочие места). В общей сложности
22 элемента, позволяющие наблюдать 15 событий. Это очень рациональное
и экономное решение. Ведь обычно пригоризонтные обсерватории устраивались
для наблюдения одного события и нуждались для того — каждая — в трех
элементах.
Конструкция Аркаима
такова, что наблюдения за горизонтом здесь можно вести только со стен
внутреннего круга, на них нужно разместить и РМН, и БВ: ведь стены внешнего
круга с верхнего уровня цитадели будут смотреться значительно ниже горизонта.
Здесь нами выявлено четыре РМН и восемь БВ, а также 18 ДВ, но компоновка
была решена настолько рационально, что этих элементов хватало для наблюдени
всех 18 значимых событий!
Наблюдение
9 восходов проводилось с двух мест, располагавшихся в западной части
кольцевой стены внутреннего круга. Одно их них находилось строго на
широтной линии геометрического центра этого круга. И на той же линии
было одно из двух мест для наблюдения заходов. Лунные события были распределены
по наблюдательным башням равномерно — по три на каждую.
В качестве БВ использовались кроме четырех
РМН еще семь фиксированных точек на стене внутреннего круга и одна —
на стене внешнего (там ведь, как утверждают археологи, была высока
надвратная башня). Все двенадцать ближних визиров выверены в конструкции
с точностью до минуты дуги и могут быть представлены в виде точек, физические
размеры которых не превышают толщины колышка диаметром менее 5 сантиметров.
Дальние визиры при этом располагаются на выдающихся частях линии видимого
горизонта — как правило, на вершинах холмов и гор, которые к тому же
были дополнительно оборудованы и искусственными знаками — насыпями или
каменными выкладками. Более половины этих знаков хорошо сохранились.
Все детали обсерваторского
комплекса Аркаима являются одновременно фиксированными точками сложной
— уже во многом, хоть еще и не до конца понятой — его геометрической
структуры. Резонно предположить, что выполнение роли инструмента астрономических
наблюдений не было единственной или даже главной функцией сооружения.
Этот вывод следует из того, что далеко не все выявленные элементы конструкции
«города» и знаки на горизонте вокруг него идентифицируютс
в качестве деталей астрономического «инструмента». Отсюда
можно заключить, что выполнение астрономических наблюдений составляло
лишь одну необходимую грань той сложной, комплексной функции, которую
выполняло поселение древних ариев среди просторной долины в глубине
великой Урало-Казахстанской степи. В чем заключалась эта функция? Чтобы
убедительно ответить на этот вопрос, нужно и более детально изучить
конструкцию самого Аркаима, и более полно сопоставить все, что становитс
известным об этом памятнике, с объектами-аналогами, которые обнаруживаютс
в разных частях света.
Однако
оставим для соответствующих специалистов загадки чисто археологические,
исторические; суммируем хот бы то, что нам достаточно достоверно известно
об Аркаиме как археоастрономическом памятнике.
Прежде всего, сооружение, как выяснилось, геодезически
строго ориентировано по странам света. С точностью до минуты дуги на
горизонте выставлены знаки, отмечающие широтную (Запад-Восток) и меридиональную
(Север-Юг) линии, проходящие через геометрические центры конструкции.
(Геометрические центры внешнего и внутреннего кругов лежат на одной
широтной линии и удалены друг от друга на 4 метра 20 сантиметров, причем
внешний круг сдвинут относительно внутреннего к востоку.)
По точности ориентировки конкуренцию Аркаиму
во всем древнем мире могут составить только некоторые пирамиды Египта,
но они моложе лет на двести.
Меридиан
и широтная линия геометрического центра внутреннего круга используютс
как естественная прямоугольная система координат, в которой выстроена
горизонтальная проекци всего сооружения. При построении плана сооружени
в этой системе координат многократно употреблялись одни и те же величины
азимутов радиальных фундаментов, на которых возводились стены фундаментов
помещений внутреннего круга. Более того, в той же системе координат
производилась разметка кольцевых частей с заданными значениями радиусов.
Из всей этой геометрии путем непростых расчетов устанавливается аркаимовска
мера длины.
Редактор
рассудил, что методика этих расчетов не нужна читателю, к тому ж она
увела бы нас далеко за пределы темы. Что касается самого понятия «аркаимовской
меры длины», то, во-первых, надо отметить неслучайность меры длины
в любой системе измерений: аршин, локоть, верста, миля, дюйм, метр —
все это модули неких жизненно важных размеров. Порой, как это видно
даже из самих названий — «локоть», «фут»
(от английского foot — ступня) — они привязываются к параметрам человеческого
тела: довольно зыбкая, надо признать, точка отсчета. Гораздо надежнее,
если в их основе лежат астрономические измерения: таков «метр»
— первоначально он отсчитывался от земного меридиана; в этом ряду надо
рассматривать и аркаимскую меру. Но, как выяснилось по мере накоплени
фактов, в основе каждого из крупных астроархеологических памятников
лежала своя мера длины: специалисты говорят о стоунхенджской мере, о
мере египетских пирамид…
Аркаимска
мера длины — 80,0 сантиметров.
Пересчет
полученных при измерении плана сооружения размеров открывает неожиданные
возможности. Оказывается, что внешний круг конструируется при активном
использовании окружности радиусом в 90 аркаимских мер. Этот результат
дает основание для сравнения плана фундамента с эклиптической системой
координат, используемой дл изображения неба. «Прочтение» Аркаима
в этой системе дает потрясающие результаты. В частности, обнаруживается,
что расстояние между центрами кругов составляет 5,25 аркаимской меры.
Эта величина удивительно близка углу наклона лунной орбиты (5 градусов
9 плюс-минус 10 минут). Сблизив эти величины, мы получаем повод интерпретировать
отношения между центрами кругов (и самими кругами) как геометрическое
выражение отношений между Луной и Солнцем. Строго говоря, здесь фиксируютс
отношения между Луной и Землей, но для земного наблюдателя Солнце движетс
вокруг Земли, и обсерватория создавалась ведь для наблюдения движени
Солнца; следовательно, то, что сегодняшний астроном воспринимает как
орбиту Земли, для аркаимского наблюдателя было орбитой Солнца. Отсюда
вывод: внутренний круг посвящается Солнцу, а внешний — Луне.
Другой результат еще более впечатляет:
площадь внутреннего круга очерчивается кольцом, имеющим радиус от 22,5
до 26 аркаимских мер; если эту величину усреднить — получается где-то
около 24 мер. И тогда окружность с таким радиусом может изображать в
эклиптической системе координат траекторию полюса мира, описываемую им
вокруг полюса эклиптики за период в 25920 лет. Это и есть описанная выше
прецессия. Параметры прецессии воспроизведены в конструкции Аркаима,
во-первых, правильно, а во-вторых — точно. Если согласиться с такой
интерпретацией его конструкции, то следует в корне изменить привычное
представление о квалификации древних астрономов и внести существенную
поправку в историю астрономии, где принято считать, что прецессию обнаружили
греки классического периода, а ее параметры были вычислены только в
прошлом веке. Несомненно, знание прецессии — признак высокого уровен
цивилизации.
Кстати, приложив
эклиптическую систему координат к конструкции Стоунхенджа, мы пришли
к выводу, что главной, если только не единственной функцией этого сооружени
было хранение информации о прецессии.
Продолжая анализ конструкции Аркаима, мы обнаруживаем
в его геометрии и другие астрономические символы. Так, в радиусе внутренней
стены сооружения, исчисленном в аркаимской мере, угадывается число,
выражающее высоту полюса мира над Аркаимом; оно же означает географическую
широту расположения памятника. Интересно (и едва ли случайно), что примерно
на той же широте расположены и Стоунхендж, и курган Аржан на Алтае…
В планировке помещений внутреннего
круга угадывается сложна гармоническая основа для воплощения в архитектурных
формах представлений о сотворении мира и человека.
Рассмотренные приемы далеко не исчерпывают
астрономическую символику, конструктивное богатство и разнообразие приемов,
которыми пользовались великие — без преувеличения — зодчие.
Опыт работы на Аркаиме приводит к
выводу, что мы здесь имеем дело с предельно сложным и безупречно выполненным
объектом. Особая трудность его изучения объясняется тем, что он встает
перед нами из глубины веков сразу во всем своем великолепии и за ним
не просматриваются памятники более простые, как бы подводящие к нему
по лестнице эволюции. Хочется надеяться, что затруднение это временное.
Хот понятно, что гениальных вещей не бывает много.
Аркаим сложнее нас, и наша задача
— подниматься к его вершинам, не разрушая непонятное и не понятое.
Наличие скептиков
обязательно в таком деле, их мнение загодя известно — оно неоднократно
высказывалось по поводу, скажем, египетских пирамид или Стоунхенджа:
всегда, мол, найдется своя мера (в данном случае, аркаимская), которой
удобно оперировать; всегда найдется что и на что делить и множить, чтоб
получить в итоге вожделенные астрономические величины, выражающие отношени
Солнца, Земли, Луны и т.п. И вообще эти загадочные древние сооружени
— точно ли астрономические учреждения? Может быть, это только наши сегодняшние
фантазии?..
Невероятно высокий
уровень астрономических познаний в глубокой древности снимает если не
все, то многие из этих вопросов. Древние обсерватории были, и были результаты
тончайших и длительных астрономических наблюдений. Есть смысл вспомнить,
что в древнем Вавилоне могли точно рассчитывать затмения Солнца и расположение
планет относительно друг друга. В Шумере время обращения Луны было известно
с точностью до 0,4 секунды. Продолжительность года, по их расчетам,
составляла 365 дней 6 часов и 11 минут, что отличается от сегодняшних
данных всего на 3 минуты. Шумерские астрономы знали о Плутоне — самой
удаленной от нас планете Солнечной системы, открытой (выходит, не в
первый раз) современными учеными только в 1930 году. Время обращени
Плутона вокруг Солнца составляет, по сегодняшним данным, 90727 земных
суток; в шумерских источниках фигурирует число 90720…
Астрономы народа майя исчисляли продолжительность
лунного месяца с точностью до 0,0004 суток (34 секунды). Время обращени
Земли вокруг Солнца у них равнялось 365,242129 суток. С помощью точнейших
современных астрономических приборов это число уточнили: 365,242198
суток.
Примеры можно
множить, и все они будут потрясающими… Некоторые исследователи самым
серьезным образом полагают, что кольца Стоунхенджа в точности моделируют
орбиты планет Солнечной системы, что даже и веса каменных блоков подобраны
не случайно — ими записано расположение элементов в таблице Менделеева,
скорость света, соотношение масс протона и электрона, число p… Нечто
подобное говорят и о пирамидах…
Верить
трудно.
Но тем не менее
на нашей планете есть несколько сооружений, поставивших в тупик современную
науку: египетские пирамиды, гигантские рисунки пустыни Наска, Стоунхендж
в Англии, Каллениш в Шотландии, Зорац-Кар в Армении и, похоже, наш Аркаим…
Объяснить, зачем и каким
образом наши предки построили эти удивительные сооружения, трудно. Но
игнорировать их нельзя. Американский исследователь Джеральд Хокинс утверждает,
что для постройки Стоунхенджа потребовалось не менее полутора миллионов
человеко-дней, это огромная, просто неисчислимая трата сил. Зачем? Зачем
Аркаим — крупнейшая и, как показывает К.К.Быструшкин, совершеннейша
пригоризонтная обсерватория — примитивным, полудиким, как принято было
считать, людям, жившим без малого пять тысяч лет назад в южноуральских
степях?
Да что там Стоунхендж
и Аркаим — мы до сих пор не можем разобраться с дольменами: вроде бы
простейшие сооружения, этакий бедный каменный скворечник. А между тем
они непременно имеют астрономически значимые ориентировки и являются,
по сути, древнейшими календарями человечества.
Так, может, мы не очень-то объективно оцениваем
давнее прошлое человечества? Может, в упоении сознанием собственной
цивилизованности (не мнимой ли?) и многознания (не кажущегося ли?),
мы преувеличиваем степень их «примитивности»? А вдруг да были
наши предки не примитивнее нас, но просто жили иначе, по неведомым нам
законам? А вдруг да прав К.К.Быструшкин, утверждающий, что Аркаим больше
нас, и коли мы хотим его понять, то должны суметь подняться к его вершинам?..