Рассказ
Опубликовано в журнале Студия, номер 17, 2013
Посвящается моей маме
I. Немецкий язык
Москва. Июнь. 1947 год.
Мне 10 лет. Новая трёхкомнатная квартира. Коммуналка. Три семьи. Восемь человек. Две кошки и одна канарейка.
Трёхэтажный особняк. Почти в центре города, но уже за Садовым кольцом. Как маленький дворец, возвышается он среди старых построек в окружении голубых полей гречихи на Октябрьском поле. Ведутся ещё отделочные работы, счастливые жильцы благоустраивают свой двор, где я с мальчишками играю до позднего вечера среди цветов около нашего фонтана, и лишь громкие голоса мам и бабушек возвращают нас домой.
Какая сегодня жара! Мне бы на улицу, но уроки… И опять этот немецкий!
Я сижу у окна. В доме пахнет свежей побелкой и масляной краской. Отраженный луч солнца падает на потолок с белоснежной гипсовой лепкой лепестков дуба и непонятных завитков по-кругу, обрамляющих ещё «голую» лампочку на чёрном проводе, блуждает по ещё не обставленной комнате, по коробкам с вещами и книгам, аккуратно связанным белой тесьмой, ласкает большой разлапистый фикус, соскучившийся по свету… И опять возвращается на мою тетрадь немецкого языка. Жужжание осы нарушает наступившую тоску. Полосатая красавица прилетела на запах домашнего варенья и душистого белого хлеба. Села на мою тарелку и лапками стала перебирать крупинки сладостей. Но и она не может мне помочь!
Издалека доносятся мужские голоса и скрип подвесной люльки.
Ведутся фасадные работы нашего дома. Голоса приближаются всё ближе и ближе. От скрежета уже улетела оса, и мой взгляд останавливается на названии газеты, медленно появляющейся всё выше и выше за моим окном.
С замиранием наблюдаю я, слушая до боли знакомый противный язык, и передо мной лицом к лицу, в «треуголке» из старой «Правды», весь в краске, – показался пожилой мужчина и с улыбкой посмотрел на меня…
«Добрый день, девочка! Как дела?» – на плохом моём родном языке произнёс он. Я застыла с открытым ртом. Много видела я военнопленных немцев, которые в строительных батальонах восстанавливают Москву. Колонны утром и вечером проходят под нашим окном. Я наблюдаю за этими людьми, и сложное чувство овладевает мной: страх и жалость! Но так близко, как сейчас, я ещё не встречалась!
Шелест страниц тетради от поднявшегося ветерка вернул меня к разговору. «Учу немецкий…» — вымолвила я. «Давай помогу! – предложил мужчина. – Читай вопрос и записывай ответ!» Записывая корявыми буквами подсказку, поймала его неловкий взгляд на своей тарелке, где так и лежал не тронутый мной сладкий обед.
Я, молча, протянула немцу белый кусок хлеба с моим домашним вареньем…
В этот вечер я первая появилась в нашем сказочном дворе и, счастливая, носилась в брызгах фонтана, наслаждаясь цветущим запахом июня. Домашняя работа написана была на отлично. И мне так хотелось, чтобы за окном ещё раз появился тот немец с газетой «Правда» на голове в тот момент, когда на моей тарелке уже лежали, приготовленные для него, куски душистого белого хлеба с домашним вареньем.
Эту историю рассказала мне моя мама. В руках у меня старая школьная тетрадь, где детской рукой, кривыми буквами по-немецки написано: «DerFrieden, dieFreundschaft»(Мир, дружба).
Москва. Июнь. 1947год.
II Снимается кино
Москва. Июнь. 2012 год.
Я вышла на станции метро «Октябрьское поле» и оказалась на большой оживлённой улице. Перешла через дорогу и направилась к стоящим невдалеке жёлтым трёхэтажным зданиям, объединёнными между собой арками и ажурной оградой, образуя внутри несколько уютных двориков с фонтанами. На фоне построенного серого пятидесятиэтажного небоскрёба домики казались пряничными – нарядными и хрупкими, утонувшими в суете большого города. С полукруглыми балкончиками в обрамлении изящных ограждений в виде ветвистой виноградной лозы с розетками цветов, в листьях которой прячутся бабочки и райские птички. На одном из сооружений возвышается серебристый купол с вертящимся одиноким флюгером. Солнечный фасад украшают белые рельефные пилястры, кокошники над окнами и дубовыми входными дверьми, лепные цифры — 1947 год.
А вокруг шум машин, трясущийся асфальт от движения подземных поездов, гипермаркеты ипоток, спешащих куда-то людей мимо овощных палаток, газетных киосков и игровых павильонов, мимо сидящих вдоль тротуара на ящиках бабушек в платочках, продающих полевые и садовые цветы, завёрнутые в газету. Идёт торговля укропом, редиской, огурчиками и клубникой со своих дачных участков.
Ныне продаётся всё, и даже то, что когда-то принадлежало государству: идёт бойкая торговля каждым метром земли в этом престижном районе северо-запада Москвы. Район Щукино находится недалеко от центра столицы в живописной зоне строгинской поймы Москвы-реки с яхтами, катерами и виндсерфингами. Рядом — тушинский аэродром, откуда взлетают теперь не военные эскадрильи, готовящиеся к параду на Красной площади, а частные лайнеры, планеры и вертолёты. На этой исторической территории проводятся теперь рок-фестивали и праздники города, наполняя зелёные просторы грохотом тяжёлого рока, разрезая небосвод прожекторами, фейерверками и огненными стрелами петард.
Я вошла на территорию тихого дворика. Дворика юности моей мамы и моего детства, островок, утопающий в объятиях старого фруктового сада и липовой аллеи. В лужицах на асфальте плещутся воробьи. А в центре двора бьёт фонтан, с радугой моегодетства! Дворик притягивает своей красотой и приглашает каждого войти, окунуться в одну из историй этих мест.
Подъехал экскурсионный автобус. Через калитку в ажурных воротах вошла небольшая группа туристов и остановилась недалеко от меня в тени старой липы.
Пожилые элегантно одетые иностранцы, осматривая достопримечательности столицы, приехали и сюда — на этот чудом сохранившейся островок истории Германии и России.
И немецкая речь опять зазвучала в нашем дворе, как когда-то – 65 лет тому назад. Девушка-экскурсовод оживлённо начала свой рассказ:
– В народе эти дома называют немецкими. Хотя внешне они напоминают русские усадьбы Х1Х века. Обратите внимание на ограждение балконов и внутреннее убранство комнат с неповторимой лепкой потолков. Эти здания строили немецкие военнопленные ( в1945-1947гг), мастера своего дела: инженеры, строители, архитекторы, все те, кому удалось избежать сибирских лагерей. Они помогали восстанавливать разрушенную Москву, серьёзно пострадавшую во время бомбёжек 1941 года. Такие комплексы возводились во многих частях столицы под руководством известного советского архитектора Д.Н. Чечулина и предназначались для семей офицеров генерального штаба. Поэтому и улицы этого района названы именами военных: ул. Маршала Бирюзова, где мы сейчас с вами находимся, улицы Соколовского, Берзарина, Катукова и других. Но до наших дней сохранился только этот дворик с фонтаном, – продолжала она свой рассказ, – с 2008 года исторический комплекс признан памятником архитектуры ХХ века и охраняется законом. На фасаде вы видели мемориальную доску с гербом Москвы. В течение двадцати лет за этот участок земли шла борьба. Малые постройки собирались снести, быстро нашёлся покупатель на землю и был уже готов проект нового стеклянного небоскрёба. В столице с началом перестройки было разрушено более семисот исторических зданий. Только за последние два года исчез с лица города десяток архитектурных памятников. Их сносили или они сгорали по неизвестным причинам. И только благодаря местным жителям, столичной прессе, немецкому посольству и международному вмешательству, этот архитектурный комплекс середины прошлого века на Октябрьском поле удалось спасти!
Как и шестьдесят пять лет назад здесь бьёт фонтан. Луч солнца преломляется цветами радуги в летящих брызгах на фоне мирного голубого неба. И играют дети.
Я сидела неподалёку, слушала знакомую мне немецкую речь и наблюдала за происходящим вокруг.
От группы туристов отошёл пожилой господин в светлом костюме и, опираясь на зонтик-трость, направился в мою сторону, к подъезду. Подошёл вплотную к дому и, не замечая никого вокруг, стал гладить стену, прикасаясь к каждому выступу кирпича, к каждой ложбинке на её поверхности. Опираясь на чугунные перила, он тяжело поднялся на крыльцо, и присел на ступени рядом со мной, устремив задумчивый взгляд в глубину двора.
За деревьями мелькали люди, доносился шум машин, смех детей и громкие разговоры, порой, переходящие на крик:
…– Внимание! Съёмка пошла! Так, всё, всё! Все отойдите и тишина! «Фриц» поправь свою газетную треуголку! Ты слышишь меня, Алексей? Чтобы был виден заголовок «Правда». Так, господа! Ну, сколько можно!!!! Время — деньги! – кричал невысокого роста, по спортивному модно одетый мужчина в фирменных джинсах, в кроссовках фирмы «Адидас» и в белой кепке.
…– Господа, в чём дело? Что? Кто здесь режиссер? Как скажу, так и будет! Так, массовка пошла! Дама в шляпке, отойдите чуть левее! А ты, мальчик, держи крепко собаку за поводок, чтобы не убежала. Всё! Начали!
Около фонтана стояла группа женщин в разноцветных платьях с белыми кружевными воротниками. Вокруг них, брызгаясь водой, бегали мальчишки в широких штанишках на бретельках с большими пуговицами, в вязаных по колено гольфах и в чёрных ботинках. Пожилая дама в сером платье, катила перед собой низкую, соломенную детскую коляску. И когда она наклонялась к ребёнку, голубая шаль слегка спадала с её плеч. Около дома на натянутых в три ряда верёвках сушилось бельё: рубахи, кальсоны, скатерти и простыни. Между ними бегала маленькая девочка в жёлтом платьице в горох с большим красным бантом на русой голове и радостно кричала:
– Мама, мама, я ветер, я солнце! Мама, ты видишь, всё уже высохло!
– Маня, Машенька, мой красный Бантик, иди скорее домой! -.звала её из открытого окна мать.
– Стоп! Отснято! Всем спасибо! Перерыв пять минут.
– Мальчик в кепке, хватит бегать и подойди к фонтану. А ты, девочка, держи в руках скакалку.
– Где Аня? Классики на асфальте начертили? Замечательно! Теперь эпизод с «Победой». Где машина? – волновался режиссер.
– Сейчас подъедет, Иван Борисович, – ответила ассистентка.
Мимо нас в сторону съёмочной площадки медленно проехала коричневая Победа.
– Так, приготовились! Съёмка пошла!
– Кадр – триста сорок три, – крикнула помощница оператора, и хлопнула полосатой хлопушкой.
О чём думал в этот момент пожилой немец? Мне оставалось только гадать.
А может он и раньше был здесь, промелькнуло у меня в голове. А может, а может…
– Да, – неожиданно сказал на немецком языке пожилой господин, как будто отвечая на мой вопрос, – я снова тут! И как будто ничего не изменилось! Этот дом, цветущая белая сирень, фонтан.…Все, как и прежде! Только деревья стали большими! А прошло с тех пор уже шестьдесят пять лет!
Казалось, что он забыл в эти минуты про свою группу. Забыл про то, что скоро он будет опять в Германии, где его, наверно, ждут дети и внуки. Забыл он и о сегодняшнем дне, целиком окунувшись в своё далёкое прошлое, очутившись опять в этом дворе, у этих стен, которые сам возводил, штукатурил и красил.
Он узнал, увидел себя в молодом русском актёре в треуголке из газеты «Правда» на голове, которого по фильму звали точно так же, как и его самого – Фриц.
– Снимается кино обо мне, – тихо сказал старик, – о моей молодости, и об этом дворике. Кино о той десятилетней девочке, которая поделилась со мной белым хлебом с домашним вареньем. За то, что я помогал ей учить немецкий язык. Моя малярная люлька скрипела тогда по фасаду этого дома, по этим стенам, и я лепил цифры –1947.
– Fritz, Fritz! (Фриц, Фриц), – окликнули его по-немецки.
– Wir müssen gehen, weil auf uns unser Bus schon wartet! (Пора идти, нас ждёт автобус!)
– Ja, ja, ich komme gleich! (Да, да, я сейчас!)
Тяжело поднявшись со ступеней, мой собеседник направился на съёмочную площадкук группе артистов.
Маленькая девочка, сидя на бортике фонтана, уплетала белую булку, толсто намазанную вареньем. Остальные актёры разбрелись кто куда, прячась от дневной жары. Кто-то побежал в магазин за лимонадом и мороженным, а кто-то, лежа на газоне, учил свою роль. Молодой «Фриц» весь в краске с малярной кистью в руке, что-то доказывал и показывал режиссеру.
Пожилой немец подошёл к ним и, извинившись, прервал их разговор. Медленно, видно, вспоминая русские слова, он сказал:
– Добрый день! Меня зовут Фриц. Спасибо вам за этот фильм!
Протянул свою визитку, пожал руку режиссеру и крепко обнял главного героя (Алексея), добавив уже по-немецки:
– DankeDir, meinJunge! (Спасибо тебе, мой мальчик!)
Наверное, онбольше не знал русских слов или просто их забыл. Он бы хотел ещё много рассказать о том времени, поделиться своими воспоминаниями, но его ждал автобус.
Опираясь на трость, старый Фриц направился в сторону ворот с вензелями виноградной лозы, бабочек и райских птиц. К воротам, охраняющим эту историю старого послевоенного дворика с бьющим фонтаном в его центре, охраняющим память о немецком пленном солдате Фрице и о той девочке, поделившейся с ним белым хлебом с домашним вареньем.
Снимается кино.
Жизнь, которая в кино. Или кино – в жизни. Фильм о маленьком дворике с большой историей двух народов.
В этот июньский день можно было потеряться во времени и пространстве. Где кино, а где жизнь? Симбиоз! И где всё настоящее!
Рядом с серебристым новеньким «Мерседесом» на стоянке около дома припаркована коричневая «Победа». На съёмочной площадке перемешалась мода двух веков: сороковых годов прошлого века с модой сегодняшнего дня. Рядом с режиссером в фирменных джинсах и в кроссовках «Адидас» — массовка, одетая по моде послевоенного времени. И во дворе опять звучала русская и немецкая речь – крики режиссера и рассказ немецкого гида.
Эта история произошла не так давно в небольшом старом московском дворике, где снималось кино «Старый дворик».
Москва. Июнь. 2013 год.
АЛЕКСАНДРА ЛЕБЕДЕВА (Германия)