Опубликовано в журнале Студия, номер 16, 2012
ВЛАДИМИР АВЕРБУХ, МИХАИЛ ГОРЕЛИК
ГЕРАЛЬДИЧЕСКИЕ ШТУДИИ
Стихотворение Райнера
Марии Рильке (1875-1926) «Das Wappen» («Герб») (1906) не относится к тем, которые обыкновенно помещают в
избранное. В каком-то смысле это рядовое, проходное стихотворение, одно из
многих. С той необходимой оговоркой, что и рядовые вещи Рильке исполнены блеска
и совершенства. И едва ли не в каждом из них отражается существенная часть его
творчества. В малом отражается большое, в единичном – целое. Отражения –
важнейшая тема Рильке.
«Герб» входит в книгу
«Новых стихотворений другая часть» (1908), публикуемую обыкновенно под одной
обложкой с предшествующими ей «Новыми стихотворениями» (1907), что естественно,
поскольку это разные части единого целого. Общее название этой объединённой
двучастной книги также «Новые стихотворения». Во избежание путаницы полный
корпус будет именоваться далее «Новыми стихотворениями», собственно «Новые стихотворения»
(первая часть книги) – кратко: новыми,
а «Новых стихотворений другая часть» для единообразия – столь же кратко: другими.
«Новые стихотворения»
построены на принципе Ding—Gedicht
(стихотворение-как-вещь) – принцип, акцентирующий автономность и независимость
стихотворения от автора, его объективность: стихотворение самостоятельная
«вещь», живущая своей собственной жизнью, – автор, а вслед за ним и читатель,
намеренно дистанцированы. Идея, к которой пришёл Рильке, работая секретарём у
Родена. «Новых стихотворений другая часть» посвящена «A mon grand Ami August Rоdin» («Моему большому другу Огюсту Родену»).
Стихотворение становится словесным эквивалентом скульптуры, пластического
искусства вообще.
Ding—Gedicht – демонстрация,
апеллирующая к зрению. Было бы неверно утверждать, что принцип этот в дистиллированной
чистоте соблюдён в книге, но он всё-таки соблюдён в очень большой степени.
«Новые стихотворения» – классический пример экфрастической поэзии. «Новые
стихотворения», в отличие от «Часослова», не субъектны, но объектны: автор не
говорит от первого лица, авторское переживание, авторское «Я», вообще авторское
присутствие – явным образом не предусмотрены, однако дистанцирование не
означает отсутствие эмпатии – напротив, оно создаёт дополнительную эстетическую
напряжённость.
«Герб» – выставочное
воплощение принципа Ding—Gedicht в самом простом и
непосредственном виде: герб – вещь не только в специально рильковском, но и в
самом непосредственном смысле. Вот он – герб. Детально визуализирован. Рильке,
вооружась указкой, показывает. Демонстрирует – даже с некоторым суховатым
педантизмом. Мы смотрим. Слушаем уснащённую специальными терминами речь гида:
это то, движение указки, это сё. И это может стать поэзией?
Нижеследующие
размышления – опыт понимания одного стихотворения, через него книги, в которую
оно входит, а в более широком контексте и всего творчества Рильке. Во всяком
случае – шаг в этом направлении.
«Герб» многократно переводился на русский
язык, равно как и на другие языки. Этот текст демонстрирует также и проблемы,
которые приходится решать переводчикам. А отчасти – и как они их решают.
В качестве
иллюстративного материала используются три перевода: Эдварда Сноу[1],
Константина Богатырёва[2] и
Владимира Летучего[3].
Отдельные примеры смыслового и образного несовпадения ни в коем случае не
должны рассматриваться как критические: у каждого из переводчиков есть своя
иерархия ценностей, и если переводчик чем-то в конкретный момент жертвует, то
только для того, чтобы сохранить нечто более для него важное. Объект анализа не
переводы, а само стихотворение: несовпадения с оригиналом приводятся только
лишь для уточнения понимания оригинала и сложности трансформации текста в иную
языковую среду.
DAS WAPPEN[4]
1 Wie ein Spiegel, der,
von ferne tragend, a (см. f)
lautlos in sich aufnahm, ist der
Schild; b
offen
einstens, dann zusammenschlagend a (см. f)
über
einem Spiegelbild
b
5 jener
Wesen, die in des Geschlechts c
Weiten wohnen, nicht
mehr zu bestreiten, d (см. e)
seiner
Dinge, seiner Wirklichkeiten d (см. e)
(rechte
links und linke rechts), c
9 die
er eingesteht und sagt und zeigt. e (см. d)
Drauf,
mit Ruhm und Dunkel ausgeschlagen, f (см. a)
ruht der Spangenhelm, verkürzt, g
12 den
das Flügelkleinod übersteigt, e (см. d)
während seine Decke, wie mit
Klagen, f (см. a)
reich und aufgeregt herniederstürzt. g
Фрагменты текста выделены авторами статьи.
Число слева – номер строки. Далее при ссылке на строку её
номер даётся в скобках.
Буква справа задаёт схему рифмовки (см. ниже).
Маленький формальный комментарий
Сонет. Пятистопный хорей. Заключительные строки первых
трёх строф укорочены на одну стопу.
Схема рифмовки: abab / cddc / efg / efg. Курсив означает женскую рифму.
a почти идентично f.
Очень типичная в поэзии Рильке внутренняя рифма: Weiten – ..streiten (6).
Троекратный повтор гласной: Ruhm und Dunkel (10) – приём, характерный для Рильке, равно как и
рефрен und sagt und zeigt (9). Sagt и zeigt, хотя фонетически не совпадают, дают родственный
звук. В обертонах есть и дополнительная
звуковая перекличка.
Переложить всё это звуковое и ритмическое богатство в
перевод, за исключением общей схемы ритма и рифмы, возможным не представляется.
Во всяком случае ни одному из переводчиков это до сих пор не удавалось.
В сонете
всего два предложения. Одно из них занимает девять строк. Длинные сложные
предложения время от времени встречаются у Рильке и очевидным образом
используются как художественный приём, хотя и не слишком часто[5].
Ганс Берендт, посвятивший «Новым стихотворениям»
монографию, на которую мы и далее будем ссылаться[6],
обращает внимание на разнообразие грамматических форм «Герба» (причастия,
инфинитивы, глаголы во всех временах, предложения без глагола) и многократную
вложенность придаточных (придаточные к придаточным) (Берендт, 333). Намеренно
громоздкая конструкция в первом предложении: der (1) <…> die (5) <…> die (9) (который, которые, которые) воспроизведена в
подстрочнике.
Словарь Рильке (с
несущественными оговорками) обыкновенно прост и прозрачен; «Герб» –
редкий, если вообще не единственный случай, когда Рильке использует в
одном стихотворении три термина, приглашающие неспециалиста посетить словарь: der Spangenhelm (каркасный шлем), das Flügelkleinod (крылатый нашлемник),
die Decke (намёт). Чуть позже эти термины будут объяснены.
Подстрочник
Цель предлагаемого
подстрочника – насколько возможно,
сохранить структуру, грамматические особенности и словарь текста. Задача
создать художественный подстрочник не ставилась.
ГЕРБ
1 Подобен зеркалу, которое несёт издалека
беззвучно принятое в себя, этот щит;
открытый некогда, потом захлопывающийся
над отражением
5 тех сущностей, которые обитают
в далях рода, ставших уже неоспоримыми,
его вещей, его реалий
(правое – слева, левое – справа),
9 которые он утверждает, и говорит, и
показывает.
Над ним, подбитый славой и тьмой,
покоится укороченный каркасный шлем,
12 венчаемый крылатым нашлемником,
а его намёт, как будто с плачем,
ниспадает щедро и бурно.
Построчные комментарии
Число перед комментарием – номер строки.
1. Подобен зеркалу (буквально: как
зеркало).
«Зеркало» – первое существительное
стихотворения, его первая «вещь». Ему предшествуют только два односложных
слова: союз и артикль. Рильке сразу же вводит сквозную тему своего творчества:
отражения. Всё начинается с образа зеркала. Формально его функция скромна и
инструментальна: объяснить, как «устроен» гербовый щит, – фактически же, благодаря
инициальному месту в стихотворении, статус зеркала резко повышается. Слово «щит»
– главный здесь персонаж – появляется только в конце второй строки, это
четырнадцатое слово стихотворения. Да и главность его зыбка: он придаёт зеркалу
истории структуру и форму, становится его сложной рамой: сохранив лишь условно
и декоративно свою природу оборонительного оружия, он почти растворён в природе
подверженного метаморфозам зеркального.
В
переводе Сноу: The shield is like a mirror (Этот щит подобен зеркалу) – щит
предшествует зеркалу. С точки зрения пересказа,
инверсия здесь удобна и уместна, с точки зрения образа и его
динамики, – недопустима. У Богатырёва и Летучего, как и у Рильке,
слово щит завершает вторую строку. При этом Сноу, в отличие от русских переводчиков,
не стеснён дисциплиной ритма и рифмы.
2. Безззвучно. Сокровенные,
таинственные события происходят в мире Рильке в полнейшей тишине. Тишина –
высокий статус события. Тишина, как правило, не отсутствие звука, а нечто,
имеющее самостоятельное бытие. Тишина описывается в разных случаях разными
словами. Lautlos
(беззвучно) используется относительно часто. Один из примеров приведён ниже в
комментарии к четвёртой строке к слову «над».
2. Этот (конкретный)
щит
– щит на гербе. Конкретность, заданная определённым артиклем, подчёркнута
неопределённым артиклем перед словом «зеркало»: ein Spiegel. Вполне естественно предположить, что, создавая обобщённый
образ герба, Рильке всё-таки думал о гербе совершенно определённом. Между тем
зеркало здесь – зеркало вообще: отражательная поверхность. Начиная со щита,
Рильке приступает к последовательному описанию всех элементов герба.
3. Некогда.
В оригинале einstens, когда-то, однажды – в высоком стиле. Что не характерно для Рильке, использующего
обыкновенно усреднённую лексику. Но описание герба и предполагает лексическое
повышение. Правда, этим einstens высокий стиль Рильке и исчерпывается.
3. Захлопывающийся. В оригинале
причастие настоящего времени от
глагола zusammenschlagen, смыкаться, запахиваться. Действие происходит
неодномоментно: щит закрывается, захлопывается постепенно, по ячейкам, по
полям, по «форточкам», по «окнам», как это делается в Windows, своего рода закрытие ставен или створок после того, как
процесс завершён, – герб модифицируется,
дополняется, прежде чем принимает
окончательный вид.
4. Над означает здесь не вертикаль, а
горизонталь, не выше отражения, а перед ним: щит закрывает его, как шторка в
фотоаппарате. В «Пантере» – едва
ли не самом знаменитом стихотворении Рильке (из тех же «Новых стихотворений»,
десятки переводов на русский) – образ
входит в расширившийся на миг и тут же «захлопнувшийся» зрачок пантеры: тот же
эффект «шторки». И в «Пантере», как и в «Гербе», образ входит «беззвучно». Правда,
в «Пантере» образ «перестаёт быть», умирает, в то время как в «Гербе» –
остаётся, живёт, но уже в преображённом виде, приобретая характер неоспоримости: неизменности и
значительности.
5. Сущностей. В оригинале Wesen,
существо, сущность, суть, существование –
во множественном числе.
5, 6. Тех
сущностей, которые обитают
в далях рода, ставших уже неоспоримыми.
Ставших относится к сущностям – не к далям.
6. Ставших уже неоспоримыми. Неоспоримыми только со временем, став же неоспоримыми, зафиксированные
магическим зеркалом щита, перестают меняться: поверхность щита теряет свои
отражательные свойства. Герб как машина, фильтрующая и перерабатывающая:
преображающая случайное, мимолётное, несущественное, преходящее, сомнительное,
спорное – в подлинное, бесспорное, неизменное. Первые строки перевода Богатырёва:
Прежде, словно зеркало,
вбирал он
мишуру пространства – этот
щит.
То, что на входе герба было всего
лишь мишурой, приобретает на выходе подлинность и величие.
7. Реалий. В оригинале Wirklichkeiten, реальности, факты. В переводе Летучего здесь появляются животные – геральдические,
само собой разумеется. На щите в гербе, врезанном в надгробие Рильке,
изображены животные[7]. Не их ли Летучий имел в виду?
8. В оригинале множественные числа: правые
– слева, левые – справа. Существенно вот что: правая и левая стороны в гербе определяются от лица,
несущего щит, так что поле на щите, которое мы видим слева,
– это его правое поле. С учётом
предварительного зеркального отражения происходит двойная инверсия[8], и мы видим правое
слева, как в жизни и как на картинах –
не как в зеркале.
Принято в геральдике (и
не только в ней): правая сторона – сторона добра, левая – сторона зла (культура
наша праворука). Рильке с его геральдической озабоченностью, надо полагать, это
прекрасно знал. Но в «Гербе», как и
вообще в «Новых стихотворениях», этическое измерение отсутствует: добро не
противопоставлено злу, этическое растворено в эстетическом. Понимание двойной
инверсии отражения требует некоторого усилия, и тут же ускользает. Правое и
левое зыбки, относительны, легко меняются местами: правые
– слева, левые – справа.
9. Он – щит, а не герб и не род, что
можно было бы предположить, зная любовь Рильке к игре с неоднозначностью в
местоимениях. Однако в данном случае никакой двусмысленности нет: и герб, и род
в немецком – среднего рода (es, а не
er).
9. Утверждает. В оригинале eingesteht, признаёт, осознаёт.
9. Показывает. Щит больше не зеркало, он уже не
отражает: отражённое ранее – то, что он «закрыл», – оказалось и зафиксировалось
(в ещё раз отражённом виде) на его
поверхности. Тот же приём использует Набоков в «Приглашении на казнь»: в камеру
к Цинцинату вносят шкаф с зеркалом, в котором отражается комната, из которой он
принесён.
10-11.
Над ним (над щитом) … покоится … шлем. Drauf можно перевести
здесь и как «над ним», и как «на нём». Положение шлема над щитом
однозначно не определено: между щитом и шлемом может быть пустое пространство,
но его может и не быть. Сноу полностью сохранил эту неоднозначность, калькировав
немецкую конструкцию. Переводчики на русский интерпретировали drauf по-разному: у Летучего шлем парит (нависает)
над щитом, у Богатырёва шлем на щите лежит.
Решение Богатырёва нельзя признать удачным: «на
щите» – это всё-таки на поверхности щита (напр., сразу приходящее в
голову «со щитом или на щите»).
10. Славой
и тьмой. Гербовый шлем может быть окружён атрибутами воинской доблести
(знамёнами, горнами, оружием) с глубокими тенями. Тени опциональны. Как, впрочем, опциональны и
атрибуты доблести. Слава и тьма могут
предполагать картинку, но вполне могут её и не предполагать: в любом случае они
присутствуют на гербе – если не визуально, то виртуально, имплицитно. Видимо,
этот вариант имеет в виду Берендт (334), говоря об абстрактном характере подбоя:
в сочетании с тремя, следующими друг за другом, U – Ruhm und Dunkel он
призван вызвать ощущение судьбы, рока (Берендт, 334).
Если отбивать такт, – Ruhm—und—Dun—kel.
Dunkel (темнота, тьма) – из тех слов, что определённо
располагаются в начале частотного словаря Рильке[9].
«Слава» и «тьма» асимметричны:
чтобы стать симметричной «тьме», «слава» должна просиять светом. Оппозиция,
имеющая классическое воплощение в русской поэзии:
Так молюсь за Твоей литургией
После
стольких томительных дней,
Чтобы туча
над тёмной Россией
Стала облаком в славе лучей.
Разница в том, что
здесь слава наполнена библейскими лучами,
– между тем у Рильке нет религиозных коннотаций, как нет и этических:
его слава – слава исторических свершений, героизма, величия.
Оппозиция «славы и
тьмы» может быть здесь понята и как оппозиция проявленного и непроявленного,
того, что освещено солнцем и того, что от него скрыто, явленного в дискурсе и
образе и ускользающего от дискурса и образа, но тем не менее мощно присутствующего.
Dunkel у Рильке почти
всегда (хотя и есть редкие исключения)
позитивна. Например, в упомянутом ниже (см. «Место в книге») «Яблоневом
саде». В «Лютне» тьма – это преображаемая в музыку эротическая энергия. В гербе
неразрывно связаны слава и тьма, наполняющие сущности и существа, принесённые
из далей истории.
11. Укороченный.
В оригинале verkürzt, причастие прошедшего времени от verkürzen – укорачивать,
сокращать и, что важно, изображать в ракурсе: деформация шлема, по Берендту
(334), вызвана тем, что мы смотрим на герб снизу вверх. Часто (хотя и не
всегда) позиция наблюдателя (автора, а вслед за ним и читателя) в «Новых
стихотворениях» неявным образом фиксируется относительно представляемого
объекта: следствие всё того же принципа «стихотворение-как-вещь». «Вещь» там
– мы здесь, поэтому мы видим её именно
так.
11. Каркасный
шлем – тип сегментного шлема на
каркасе, распространённого в Европе, преимущественно у германцев, в раннем
средневековье. Каркас представляет собой конструкцию, состоящую из трёх
железных полос: одна – обод шлема, две другие, пересекаясь крест-накрест,
формируют купол. Металлические
или сделанные из иного материала сегменты крепятся к каркасу. Каркасный шлем
неоднократно упоминается в «Беовульфе».
Изображение каркасного шлема
можно увидеть, например, в «Энциклопедии оружия» Вендалена Бехайма («Часть I. “Оборонительное оружие”. Глава “Шлем”»). Это рисунок
археологического артефакта, найденного в германском могильнике и датированногоVII веком. Сегменты не сохранились, так что каркас
представлен в чистом виде, хорошо видно, как он устроен.[10]
Шлем увенчан клейнодом – нашлемником (см.следующий комментарий) – маленькой и
хорошо сохранившейся железной фигуркой кабана (так называемый «кабаний шлем»).
По-немецки Spangen (каркасный) –
звучно и энергично, перезваниваясь, помимо всего прочего, с недалёким
предшествующим ausgeschlagen: schla—gen – Span—gen. По-русски
«каркасный шлем» – невозможный в
поэтической строке техницизм с неприемлемой разляпистой трёхсложностью, с
каким-то вороньим звуком: кар-кас. Вполне понятно, почему Богатырёв переводит Spangenhelm просто как шлем, шлем вообще, никак не
определяемый, Летучий – как золочёный
шлем, Сноу – как visored helm (шлем с забралом): классический
образ эмблематического шлема – видно, и по-английски «каркасный» не проходит,
или забрало показалось ему живописней.
Переводчик в
стремлении создать эстетически значимый образ не может не варьировать оригинал.
Вынужденный отказ от некоторых реалий оригинала, привнесение в перевод элементов,
отсутствующих в оригинале, – неизбежны. В конце концов перевод всегда
интерпретация. Проблема в границах: если целостность образа не страдает, если
образ не меняет свою природу, – всё в
полном порядке. Таковы, например, мишура
пространства Богатырёва и животные Летучего.
Сноу, оснастивший
шлем забралом, равно как и позолотивший шлем Летучий вносят в перевод элементы,
которые, на первый взгляд, не представляются принципиальными: они как будто
ничего не меняют, – но эти кажущиеся
равносильными вариации по-разному влияют
на картинку.
В интерпретации
Летучего в тексте появляется нечто, принципиально в нём не содержащееся: цвет.
Когда Рильке нужно, он вводит в текст цвет – обыкновенно экономно и выборочно,
внезапное цветовое явление даёт сильный эффект. Цвет у Рильке всегда функционален. Но в «Гербе» этого нет.
Золото шлема резко выделяет его на гербе, значение шлема непомерно возрастает.
Но это ничем не обусловлено, выглядит произвольно и нефункционально. Правда, в
защиту золочёного шлема есть что сказать.
Золото (наряду с серебром) в гербах принято. И что, возможно, даже более важно:
Сверху, тьмой и
славой оснащённый,
золочёный шлем навис.
Звуковая перекличка последнего
слова предшествующей строки и первого слова последующей очень в духе Рильке. В
этом стихотворении этого нет, ну так что же: здесь нет – есть в других; в конце
концов Летучий переводит не одно стихотворение – книгу.
И ещё: в стихотворении «Мальчик»
(зима 1902/1903) из «Книги образов» в грёзах мальчика о героическом, придуманном
им, прошлом возникает он сам тёмный, но в
золотом шлеме, который тревожно блестит. И в «Мальчике», и в «Гербе» – одно и то же любимое Рильке слово Dunkel, но в «Мальчике» это прилагательное тёмный , а в «Гербе» – существительное тьма.
В «Мальчике» есть чёткая оппозиция тьмы (тёмная фигура ночью) и отблесков света
на золоте – в отличие от перевода
Летучего, она содержательно обусловлена. Рыцарские грёзы мальчика –
захватывающие картинки, которым ещё только предстоит отлиться в герб.
Вернёмся к неудобному для
переложения на иные языки каркасному шлему. Зачем он вообще Рильке понадобился?
За что такое предпочтение каркасу? Только ли из фонетических и ритмических
соображений? Вполне вероятно: достаточное основание, чтобы украсить текст
энергичным и хорошо ложащимся в строку словом.
Можно, однако, предположить, что каркасный шлем имплицитно вводит важную
для Рильке тему древности рода: раннее средневековье – вот из какого «далёка»
принесло этот шлем зеркало герба.
12. Крылатым нашлемником. В оригинале Flügelkleinod. Flügel переводится на русский язык как «крыло», Кleinod – просто транскрибируется: клейнод, или клейнот; в первоначальном значении
это малая по размеру вещь, подарок гостя, позже – филигранной работы вещь,
маленькая драгоценность и вообще в прямом и переносном смысле всё драгоценное;
знак ордена, часто в форме креста. С
некоторых пор основное значение подразумевает геральдический элемент, в частном
случае, украшение на рыцарском шлеме – то, что зачастую именуется нашлемником,
или навершием, -– укреплённое на верхушке шлема
украшение: рога животных, перья птиц, декоративные крылья и гребни. Отсюда
английское слово для клейнода – сrest, буквально означающее «гребень». Для русского уха
неизбежно возникает омонимия со словом «крест», а в контексте – с крестовыми походами, с крестом как знаком
ордена. Любой шлем стоил дорого и мог принадлежать только знатному человеку –
что касается шлема с крылатым нашлемником, то он был атрибутом особой
знатности. Герб, описанный в стихотворении, демонстрирует древность и знатность
рода. Изображения шлема с подобным нашлемником широко распространены (см напр.,
«Энциклопедию оружия»[11],
на которую мы уже ссылались).
Сноу переводит Flügelkleinod как the winged crest (крылатый гребень), что в общем масло масляное, поскольку в данном
случае «гребень» и «крыло» – один и тот же объект, по-разному названный.
Во всяком случае Сноу даёт легко представимую картинку, идентичную изображённой
Рильке.
Переводчики на русский в этом отношении не преуспели. У Богатырёва:
Сверху шлем на нём [то есть на щите] лежит, обшитый
громкой славою и тьмой,
и мерцаньем дорогих камней.
Таким образом получается, что шлем со всех сторон украшен
(обшит) драгоценностями. Нашлемник
исчез вообще. Понятно, откуда взялись дорогие
камни: они соответствует
первоначальному значению термина «клейнод», но только к картинке Рильке это
отношения не имеет.
У Летучего Flügelkleinod переведён дерзким украшеньем
боковым. Надо
полагать, Летучий имеет в виду крылышки по бокам шлема – иначе понять
невозможно. Но читателю, у которого нет перед глазами оригинала, это просто
никогда не придёт в голову, тем более, что единственное число слова «украшенье»
сбивает с толку. Или он имел в виду что-то другое? Во всяком случае, образ Летучего
невизуализуем – и это в отличие от выписанной Рильке картинки . Кроме того (и
это будет показано чуть позже), для сохранения структуры образа важно, чтобы
крыло венчало шлем: было сверху, но не сбоку.
Но есть и другой вопрос: дерзость украшения. Дерзость
предполагает новизну, оригинальность, вызов. Ничего подобного в стихотворении:
гербовый шлем – один из многих, типичен, легко узнаваем, выверен и обточен
временем, всё, что могло быть когда-то дерзостью, стало канонизированной нормой
– Рильке именно так его и подаёт.
Перейдём теперь от
исторического оружейного дизайна к внутреннему смыслу. Берендт (334): «Шлем
увенчан крылатым клейнодом. Это несомненно притча о метаморфозе, происходящей
по мере движения вверх, притча о страстной тоске по преображению и откровению».
Несомненно! Сильно сказано. Кому
несомненно, кому – нет. Многие утверждения Берендта – самого обстоятельного и
тонкого комментатора «Новых стихотворений»
– кажутся на первый взгляд совершеннейшей фантазией, вчитыванием смысла.
И это касается не только «Герба». Но только на первый взгляд. «Герб» крайне
концентрирован и экономен, и это даёт возможность различных и притом
разноуровневых интерпретаций. По размышлении концепция Берендта не
представляется столь уж фантастической. Если отказаться от интерпретаций и
ограничиться сухой фактологией, можно уверенно констатировать две несомненные вещи, из которых вырастает
понимание Берендта.
Первое. Рильковский герб очевидным образом построен как
машина метаморфоз, преображающая мишуру в величие, случайное в необходимое,
обращающая правое и левое, превращающая зеркало в картину.
Второе. Описание герба построено как пошаговое движение
вверх: щит, шлем, нашлемник – нашлемник
увенчивает не только шлем, но и всю конструкцию. Важно, что это крыло, как бы
сообщающее всей конструкции одушевлённость, возможность полёта. Похоже, что
Берендт прав, особенно, если учитывать, что тема метаморфоз у Рильке не
локальна и не случайна (см. «Место в книге», «Место в книгах»).
Перевод как Богатырёва, так и Летучего, отрезает путь к
подобному пониманию. Переводчики на русский пожертвовали целостностью картины.
13, 14. Его намёт. В оригинале seine Decke (его, то есть шлема, намёт); Decke здесь –
сокращение от Helmdecke. Намёт – геральдическое украшение, обязанное своим происхождением крестовым походам.
Начиная со времён Второго крестового похода (1147-1148) шлем стали покрывать
материей, чтобы защитить его от палящих солнечных лучей. В походе это покрывало
превращалось понемногу в лоскутья. Рваная, грязная, выжженная беспощадным
солнцем пустыни тряпка преобразилась в геральдике в нечто прекрасное, в атрибут
благородства. Прекрасное создаётся (сублимируется) из чего угодно: из лебеды,
из недоброй тяжести, из рвани. Если гербовый
щит увенчан шлемом, шлем почти всегда имеет намёт, состоящий из двух узорных
украшений, обыкновенно в виде листьев, соединённых между собой, выходящих из-за
шлема и вьющихся по боковым сторонам щита.
13. Как будто с плачем (буквально: как
будто с плачами). Стоящее в оригинале во множественном
числе слово Klage может
быть переведено как плач, оплакивание, вопль, рыдание. В Klage
есть живые слёзы – не скупые, не
тихие, но бурные и обильные. Klage – это
ещё и плач как похоронный жанр. Klage
«Герба» апеллирует не только к содержанию, но и к названию
стихотворений, помещённых, как и «Герб», в другой части: «Плач по
Антиною», «Плач по Ионафану». В «Гербе» – оплакивание
не человека, но целой эпохи.
14. Бурно. В
оригинале aufgeregt (взволнованно). У Сноу full of turbulence (исполненный бурности). У
Летучего взволнованно. У Богатырёва падает увядшею листвой. Богатырёв
довольно точно воспроизводит картинку, которую можно увидеть на множестве
гербов: действительно похоже на падающую листву. Но образ в стихотворении
всё-таки совершенно иной: не элегическое кружение осенних листьев, а нечто
исполненное силы и страсти.
Рильке описывает герб снизу
вверх. И завершает падением намёта сверху вниз, намёт как бы проливается плачем, слезами – возникает сквозная для
творчества Рильке тема фонтана. Герб превращается в фонтан.
Двенадцать строк шло описание
жёстких, статичных вещей («вещей»), и вдруг в последних двух строках всё
приходит в движение, оживает, очеловечивается, с сильными, противоречивыми
эмоциями. Эта неожиданная метаморфоза – кода стихотворения.
(Окончание статьи в след. номере журнала).
[1] Rainer Maria Rilke, New Poems: The Other Part, Translated by Edward Snow, North Point Press, Farrar, Straus and Giroux, New York, 1987.
[2] Райнер Мария Рильке. Новые стихотворения.
(Пер.Константина Богатырёва). Серия «Литературные памятники». «Наука». М. 1977.
С. 206.
[3] Райнер Мария Рильке,
Стихотворения (1906-1926), Харьков "Фолио", Москва "Аст",
1999, с. 116.
[4] Rainer Maria Rilke, Sämtliche Werke, Erster Band, Insel Taschenbuch 1101, Erste Auflage 1987. S. 634.
[5] Например, в «Новых стихотворениях»: «Римский
фонтан», «Группа», «Парки, IV», «Парки, VI», «Коррида», «Гора» – состоят вообще
из одного предложения. «Коррида» почти в два раза длиннее «Герба». В «Книге
образов» стихотворение «Осколки потерянных дней» длиной в 70 строк состоит
всего из трёх предложений; первое занимает 37 строк. И всё-таки таких
стихотворений очевидное меньшинство.
[6] Berendt, Hans. Rainer Maria Rilkes Neue Gedichte. Versuch
einer Deutung, H.Bouvier u. Co. Verlag, Bonn, 1957. Далее все ссылки на эту книгу будут даваться
без сносок следующим образом: «(Берендт, <номер страницы>)» или «Берендт
(<номер страницы>)».
[7] Герб на надгробном камне хорошо виден на
фотографии, приведённой, в частности, в: Leppmann, Wolfgang. Rilke. A Life. Translated from the
German in collaboration with the Author by Russel M. Stockman. Verse
translations by Richard Exner. — New York: Fromm International Publishing
Corporation, 1984. — 421 p. Фотография последняя в блоке из четырех листов с
фотографиями между 248 и 249 страницами (т. е. последняя перед c.249).
[8] Берендт (334): «Когда отображение, захлопываясь,
как забрало, замыкается во внутреннем зеркале, стороны меняются местами: что
было раньше справа, оказывается при зеркальном отражении слева, и наоборот».
[9] Cм., в
частности: М. Горелик. Огромно было лето. Вопросы литературы, 2005, №6. М.
Горелик. Дева, дракон и герой. Вопросы литературы 2007, №2.
[11] Там же.