Опубликовано в журнале Студия, номер 16, 2012
* * *
Я иду к тебе поступью тигра – в капкан –
С упоительным рвением, не замечая
Ни людей, затаивших, дыханье, ни ран,
Мне обещанных… Так обещанием рая
Оправдаются слезы, мозоли и пот
Подневольных на воле, свободных в темнице.
Я иду к тебе медленно: медом из сот,
Что, расплавившись, дышит: струится, струится…
Я иду к тебе: солнце восходит, но я
Не взойду – не спущусь, пусть барьеры – горою!
Я иду к тебе – к пешему пешей: земля
Так идет к себе равному – синему морю.
Пусть пришпоренный снег заметает пути,
Мне и снег – проводник, мне и вьюга – подруга.
Я иду к тебе – я не могу не идти! –
Терпеливо и долго: по кругу, по кругу…
И ослепшая от ледяной белизны,
Долго шедшая – да по отвесному краю,
Из прошедшего, из непрожитой жизнисны
Разожгу, разукрашу да разыграю.
Растревожу! Пурга так пурга! В снегу
Отыщу тебя, в адовой тьме кромешной
И в раю непотерянном… На бегу
Лгу-твержу себе, будто иду неспешно…
А у времени в жилах стоит вода:
Тренированной, смелой рукой хирурга
Выжигает – да по сердцу – «никогда»,
И кружит между Питер- и Люксем-бургом,
Время жжет: «никогда», «ни один», «нигде»,
Время жжет, и огнем его не согреться.
Будет сердце – кругами, да по воде,
Будет смерть отражением ста венеций.
…Но качнувшейся капелькой на стекле
Зазвенит (и не колоколом по раю)
Голос: «Знаешь, как долго я шел к тебе?»
Звон ответный – и равный – как эхо: «Знаю».
* * *
Л. Фейербах
Хрустят, как соль, иссохшие поленья,
И что – мое несмелое «люблю»,
Когда империя томится на коленях?
Ты – эта соль: по горсточке в ладонь
Ссыпаешься и жжешь. Первопрестольно
Сгорает Рим! И ты – его огонь,
Незнающий, что делает мне больно.
А где-то музыка, чеканящий тромбон,
Веселый бубен, «до-ре-ми» базара.
Нет, не огонь, а золото корон,
Не гарь, не дым, а сердце – паром, паром…
Высокий мой, мой статный, облака
Плечами задевающий невольно,
Печет прикосновением рука,
Не ведая, что делает мне больно.
А в переулках – голуби, на мед
Последней осени слетаются и кличут:
«Угу-угу…» Ответь, который год
Подряд я умираю?.. Но обычай
Не позволяет просто снизойти,
Сказать: «Пойдем дорогою окольной»,
А я могла бы, я могла б идти
Из Рима в Рим, где не бывает больно.
А там, наверно, звон под купола
Сзывает неустанных пилигримов,
«Быть иль не быть», «была иль не была»,
Как коршуны, не мечутся над Римом.
Иду, не уставая от дорог,
Вслед за тобой к столице хлебосольной.
Ведь сказано: не брат, не волк, а Бог –
Тот человек, что делает мне больно.
* * *
…И всё, что ты скажешь потом, оборвется, слетит,
Пойдет под откос, как вагон на крутом повороте.
И всё, что ты сделаешь после, пускай бередит
Смертельною раной – воронкой в таежном болоте.
Потом, когда – точками – язвы над долгими «i»
Улягутся, кровью пойдут, зачернеют на белом,
Мне будут еще вспоминаться обеты твои:
Молчания, верности, преданности – не телом,
А тем, что легко воспаряет над этим столом,
Над нашей вечерей, над скатертью в розовых пятнах.
И всё, что ты сделаешь после и скажешь потом,
Мне будет, как мертвый язык, бесполезно понятно.
О, как по-мужски я сдержу этот стон, удержусь
От каверзных слез, от нелепой девической драмы.
Спрошу: «Это снег или дождь?» – Это северный блюз
В стекло-барабан отбивает свои телеграммы.
Пока еще штиль – архаичная, спелая тишь,
И в ней назревают слова снеговою капелью…
Но всё, что ты скажешь, и всё, что во мне умертвишь,
По-бабьи – навзрыд – голосит за прикрытою дверью.
* * *
А в птичьем мире снова кутерьма,
Кого-то там клюют, кого-то кличут,
Кромсают день, как мертвую добычу,
И ствол вишневый, словно рябь письма,
Мне ведает про эту долю птичью.
Пойдем, пойдем туда, где время ждет.
Где ты мне снишься зло и еженощно.
Такой высоко-грустно-светлый, точно
Сон – это явь, а не наоборот:
Минуты сыплются, в окне шурша песочно.
И я ищу тебя в своих стихах,
В вишневых письмах, в птичьем крике-гаме,
Вожу тебя-любившими-губами
По воздуху, где о семи холмах
Нежданно Рай раскрылся перед нами.
Ищу тебя и вновь не нахожу,
Лишь чувствую присутствие и даже
Предчувствую, описывая страже
У райских врат, и глаз не отвожу,
Когда редеет сон – прозрачней, глаже…
А в нашей яви пятятся года –
Не по холмам, а плавною рекою,
Ты жив, ты рядом… Но над головою,
Ты слышишь, птицы нас зовут туда,
Где нет тебя и всё же ты со мною.