Опубликовано в журнале Студия, номер 15, 2011
ОЛЬГА ТАИРОВА
Мост, семечки, Толстой, Набоков
| Ночь, улица, фонарь, аптека, Бессмысленный и тусклый свет. Живи еще хоть четверть века — Все будет так. Исхода нет. Умрешь — начнешь опять сначала И повторится все, как встарь: Ночь, ледяная рябь канала, Аптека, улица, фонарь. Александр Блок
|
В маленьком немецком городке Бад Киссинген можно обнаружить довольно большую концентрацию русских. Часто слышу я родную речь на улице, или вижу наших по манере одеваться: женщины ещё женственны, мужчины – мужественны. И не только сегодня здесь много русских, так было и сто лет назад, ведь Бад Киссинген – город курортный, сюда издавна приезжали “на воды”, и уж кто только не приезжал: княгиня Трубецкая, князь Юсупов и другая многочисленная русская аристократия и члены царской семьи Романовых. Бывал здесь Михаил Иваныч Глинка, лечил желудок. Гостил и Александр Константиныч Глазунов; до революции он часто давал концерты в Германии.
Но кто из былых гостей города мне по-настоящему интересен, так это писатели. Лев Толстой посещал Бад Киссинген дважды – в 1860 и в 1879 годах. И неподалеку от дома, в котором теперь живу я, стоит дом с табличкой, на которой написано по-немецки:
“Здесь стоял дом
мастера строительных работ Георга Фусса,
советника магистрата, у которого в 1860 г.
жил в качестве курортника
русский писатель граф Лео Толстой.”
И вот жил он здесь, совершал прогулки, пил водичку, катался на лодочке… Задумывал или писал, может быть, свои нетленки… Мой муж, всякий раз поднимаясь на наш чердак, говорит, мол, пойду, проверю, не запрятал ли “Тóльстой” там свои рукописи… Немцы произносят имя нашего классика именно так: Тóльстой, с мягким “л” и с ударением на первом “о”.
Книги Льва Николаевича и книги о нём самом можно сегодня купить в маленькой книжной лавке, что стоит у моста с фонарями. Эта лавка у моста, кстати говоря, довольно неразборчива: рядом с Толстым на витрине лежат книги о вкусных тортах и книги для похудения, кроваво-мрачные детективы и преждевременные мемуары телевизионных звезд… Но таков ныне спрос – публика просит не только Крейцеровы Сонаты…
Этот мост с книжной лавкой – одно из моих первых впечатлений о Бад Киссингене. Тогда стояла высокая вода от стаявших обильных снегов на предгорьях Рёна, и всё пространство под мостом было покрыто водой. И хотя был ещё день, на мосту на фоне синего зимнего неба горели в два ряда жёлтые фонари. Фонари эти, надо сказать, очень украшают мост и подчеркивают элегантность Регентенбау – концертного зала, напротив которого и стоит книжная лавка у моста. Позже, когда половодье схлынуло, оказалось, что река Фрэнкише-Заале на самом деле скромная и уравновешенная речка, занимающая отсилы треть пространства под мостом.
Однажды, совершая прогулку к Каскаденталь, на лесной тропке мы встретили Толстого. Вернее, конечно, не самого Толстого, а его двойника, реинкарнацию. Это был относительно ещё молодой человек, в светлой льняной толстовке, летних холщовых брюках и соломенной шляпе. Он казался задумчивым, редкая бородка обрамляла его лицо, и шёл он по тропе один, как-то отрешённо, словно не из пункта А в пункт Б, а из прошлого в будущее. “Тóльстой”, — сказала я шёпотом мужу. “
Genau”, – услышала я в ответ.Одиннадцатилетним мальчиком вместе с родителями и гувернёром по фамилии Ленский жил в Бад Киссингене Набоков. На холме, видном почти из любой точки города, возвышаются руины крепости Боденлаубе. Моя дорога на работу и обратно пролегает как раз у подножия этой крепости, стоящей там с
XII века. И моя самая стойкая ассоциация на тему этой крепости – юный Володя Набоков с сачком для ловли бабочек в руке. В 1954 году в своей книге воспоминаний он писал: “У придорожного знака «Nach Bodenlaube» в Бад Киссингене, только что я догнал вышедших на прогулку отца и монументального бледнолицего Муромцева, недавнего председателя Первой Думы, как он обратил кo мне свою мраморную голову и важно проговорил: «Смотри, мальчик, только не гоняться за бабочками: это портит ритм прогулки”.Во время летнего сезона по нашей улице и по мосту с фонарями ездит старинная карета, запряжённая четверкой лошадей. На козлах сидит кучер, рядом с ним – вестовой, оба в ливреях. Как и положено вестовому, он трубит в рожок, возвещая о приближении кареты, ведь карета эта почтовая. Карета эта ездит, как ездила сто и двести лет назад, хотя почтовая её функция давно отпала, осталась функция колорита и атмосферы.
На Курхаузштрассе стоит старый отель и цокольный его этаж занимает Café de Russie. Русская знать, приезжавшая когда-то в Бад Киссинген, говорила по-французски. Иногда по-французски говорить умела она лучше, чем по-русски. Оттуда
и “de Russie”.
Иногда в публике, фланирующей по Кургартену и по мосту, я узнаю курортников XIX-го и начала ХХ века: дам и барышень в шляпках с кружевными парасолями и в длинных платьях с воланами, кавалеров в сюртуках, цилиндрах и с тростями, и даже айфоны у них в карманах не портят этого впечатления. Я уже видела этих отдыхающих на старых картинах, висящих в холле Курхауза. Бад Киссинген – один из немногих курортных городов в Германии, где и сейчас не принято одеваться демократично. Никаких курток от
Jack Wolfskin или джинсов с кроссовками; принятый здесь дресс-код: элегантно и экстравагантно. И даже аристократично, так, как подобает ходить на концерт классической музыки.И вот ходят они неспешно, соблюдающие ритм прогулки и аристократично одетые, по Курхале и Розенрартену, восхищаются розами, фотографируются на мосту с фонарями, едят мороженое, заглядывают в книжную лавку, чтобы купить, может быть, Тóльстого… И книжная лавка эта, как встарь, всё стоит у моста, как раз напротив роскошного Регентенбау с развесистыми хрустальными люстрами внутри.
И соединяет этот мост не только берег левый и берег правый, а по-видимому, ещё вчера и сегодня: на другом конце моста стоит маленькое кафе, а на его витрине белеет заламинированный лист формата А4 с текстом, набранным по-русски:
“Здесь вы можете купить:
русские газеты
русскую водку
пиво
жареные семечки”.