Опубликовано в журнале Студия, номер 15, 2011
ГАЛИНА НЕРПИНА
ПЧЕЛА
Вобрав весь свет и тень
добра и зла,
Взлетает безутешная пчела,
Из вечных странствий
возвращаясь в улей…
Густым янтарным смыслом налита,
Грабительница летнего куста
Летит жужжащей, полной яда, пулей.
Затем, что жизнь обозначает страсть —
Ей нужно долететь или пропасть.
Увидеть распечатанный и жуткий,
Свой разоренный,
свой гудящий дом…
Попасть туда — и умереть потом,
Застыть во времени,
в прозрачном промежутке.
* * *
А что корабль? – такие же дрова…
Но опьяняет запах древесины, —
И океан качает острова
И выгибает гибельную спину.
И тяжко дышит, жадно лижет дно,
Смыкает челюсти, растягивает мили.
Он бесконечность отдал бы за то,
Чтобы вот так ворочаться под килем.
Его душа летит куда-то вбок.
Волна шипит, на звезды натыкаясь.
И розовеет медленно восток,
От страсти океанской раскаляясь…
Блажен, кто понимает шум его
И что он прячет в глубине упрямо.
А с берега не видно ничего…
Холодная пустыня океана.
A POSTERIORI
Ты всё время маячишь на дальнем плане,
Где-то там у финской почти границы;
Пустоту помешиваешь в стакане
И уже окончательно бросил бриться.
Наплевав на физическое расстояние,
Наши ссоры ширятся и крепчают.
Абсолютно просроченное расставание
Люди будто вовсе не замечают.
Настигая холод времён нездешних,
До которых рукою подать как близко,
Мы идём по кругу ошибок прежних,
Совершив последние в этом списке.
В темноту уходят рассвет недавний,
И Нева, по которой гуляет ветер,
И громадный ливень, как гнев нежданный,
Обращённый сразу на всё на свете.
Там в конце, быть может, и брезжит что-то…
Я себе пишу на асфальте мелом,
Что стоят туманы вокруг болота
И мне нет до тебя никакого дела.
* * *
Сплошное небо не пропустит луч.
Тишайший снег, не тронутый распадом,
Идет стеной из помраченных туч.
И землю зачехляет снегопадом.
Минуя древний хаос, он спешит
Не упустить подробности из виду.
И нитками суровыми прошит
Холодный берег здешней Атлантиды.
Счастливый снег, не зная ничего,
Все озарит своей печалью кроткой,
И долгая разлука — сквозь него
Просвечивая — кажется короткой.
И человек, один в своем дому,
Зажжет свечу и спичку бросит на пол,
Припоминая: времени ему
Всего-то и осталось – кот наплакал.
* * *
С собой закончишь разговоры.
На видимую часть земли
Привычные об эту пору
Глухие сумерки легли.
Как можно жить с такой тоскою,
С такой неволею души –
Когда бессмысленной рукою
Ломаешь все карандаши,
Когда дышать – уже отвага,
Когда о смерти думать лень;
Ты, как бездомная собака,
По дому бродишь целый день.
И плачешь, привалившись к двери,
Пока вас ночь не разлучит.
Не потому что ты не веришь,
А потому что Бог молчит.
* * *
Владимиру Корнилову
Круглится летняя дорога.
Коротким счастьем пахнет хмель.
О, чья неясная тревога
Качает ночи колыбель?
Она плывет в воздушной пене —
И так внезапно вдруг видна
Сквозь вероломство светотени
Дневных событий глубина.
И тяжесть Яблочного Спаса
Наутро ссыплется в ведро,
Дыханьем наполняя сразу
Его гремящее нутро.
И птичий свист летит за нами.
У летней жизни нрав простой:
Глядит веселыми глазами,
Играет в зелени густой.
Поймешь — и ничего не надо.
Все дальше, дальше налегке…
И обаяние распада
В уже осеннем холодке.
* * *
Когда новогодняя елка
Последнюю снимет серьгу,
И тонко чернеют иголки
На хрупкокрахмальном снегу,
И утром как будто приснится,
Что свет расширяется вдаль,
Зима начинает двоиться –
И перетекает в февраль.
И в счастье впадаешь, как в детство,
И, сделав горячий глоток,
Забыв потеплее одеться,
С коньками летишь на каток.
Не чувствуешь легкие ноги.
(Ничто еще не решено!)
Скользить по зеркальной дороге
Таинственно, страшно, смешно…
* * *
Предположи, что свет — не только свет,
Где наше слово силится быть словом,
Где разумом разбуженный предмет
Безумием подмигивает новым.
Должно быть, Тот, кто все надиктовал
Про клейкие зеленые листочки,
Не заполняет паузой провал,
Соединив мерцающие точки.
И Он не хлеб насущный дал нам днесь, —
Мы лишь обломки мысли исполинской.
Поля чужие вспахиваем здесь.
Дымится тень оливы сарацинской…
* * *
памяти отца
Мы все еще отбрасываем тени,
Сквозь прошлое пытаясь посмотреть.
Есть право выбора
меж этими и теми,
Единственное право — умереть.
А глубина негаснущего неба?
А гром беззвучный среди бела дня?
Ты есть, ты был,
была когда-то, не был…
Мой бедный, бедный,
слышишь ли меня?
Л Е С
Спокойный ритм, и строгость, и размер —
Все, в сущности, напоминает прозу…
Лишь иногда вкрапления березы
Являют вдруг поэзии пример.
Есть краткий миг, чтоб думать об ином,
Лишь иногда переходящий в вечность.
Все скоро кончится: мне ближе с каждым днем
Безмолвная деревьев человечность.
* * *
Михаилу Письменному
Вместе с летом внезапно
закончился год…
Неминуемый август смеркается грустно.
Лишь часы — как всегда убегая вперед —
Остаются на месте
вполне безыскусно.
Ты стекло осторожной рукою протри,
Потому что ничто не напрасно,
не мелко.
Нужно жить — с этим светлым
пространством внутри —
И следить, как взволнованно
прыгает стрелка.
СЛОВО
Гудящий звук не в силах расколоться,
Рожденный темной мощью и жарой…
В ночи прозрачной — кипарисный строй
Стоит вокруг забытого колодца.
И я спокойно подойду к нему,
И цепью закреплю свою баклагу,
И зачерпну из гулкой бездны влагу,
И не спеша наружу подниму.