Опубликовано в журнале Студия, номер 14, 2010
МИХАИЛ АРАНОВ
“Я ВЕРНУЛСЯ В МОЙ ГОРОД, ЗНАКОМЫЙ ДО СЛЁЗ…”
(Продолжение. Начало очерка см. в №13 “Студии”
Прошлое прорастает в наше сегодня. Не удержусь от банальности: “Самые тяжкие преступления совершались во имя самых прекрасных идей”.1 марта 1881 года был убит царь — освободитель, зачинатель реформ в Российской Империи, Александр II. Если стоять на Казанском мосту, то можно увидеть Храм “Спас-на-крови”.Храм был возведен в 1883-1907 годах, на месте, где был смертельно ранен Александра II.
Император погиб от взрыва бомбы народовольца – террориста Игнатия Гриневицкого на набережной Екатерининского канала (ныне канал Грибоедова).
Можно сказать, что храм – олицетворение допетровского церковного зодчества Московской Руси на берегах Невы. Храм Воскресения Христова “в чисто русском вкусе” сооружен по проекту Альфреда Парланда, который использовал многие композиционные приемы и формы церквей Москвы и Ярославля XVII века.
Живописные композиции из мозаики создавались в мастерской Александра и Владимира Фроловых по оригиналам художников Виктора Васнецова, Николая Бруни и др. Внутри храма мозаика сплошь покрывает стены, столбы и своды. В отделке интерьера использована богатейшая коллекция самоцветов.
Императору Александру II в Петербурге нет ни одного памятника. Российская история не причислила Александра II к сонму “Великих”, как это сделано было с Петром I и Екатериной II. Но недавно появился бюст Александра II на улице Ломоносова, невдалеке от набережной Фонтанки. Я спросил у дежурившего там милиционера:
— Что? Наконец — то появилась надёжная охрана у императора?
— Нет, — ответил постовой, — я охраняю здание Российского банка.
Здание филиала Российского банка облицовано темным гранитом. Под бюстом Александра II надпись золотыми буквами: “Основателю государственного Банка России”. Большего благодарные потомки, видимо, не припомнят.
Но жизнь сама напоминает о бомбе Гриневицкого. Взорван “неизвестными лицами” памятник Ленину у Финляндского вокзала.
В ночь на 1 апреля 2009 года у памятника Ленину на площади Ленина в Санкт — Петербурге сработало взрывное устройство мощностью 300 граммов тротила. Взрывное устройство было заложено между ног бронзовой скульптуры. В настоящее время в “спине” памятника образовалось отверстие размером 80 на 100см.*
Кто не помнит по осени одуряющего запаха антоновских яблок! Кто в конце августа не слышал, как ночью во влажную от росы траву тяжело падают спелые яблоки! А утром, выходя на крыльцо, не радовался цветущей картошке, её веселеньким бело – голубым цветочкам.
Зацвела, значит, через неделю угощу друзей молодой картошкой. Что за прелесть эта молодая картошка! Её не надо даже чистить. Только помыть. И здесь мой сад, и там моё поле. И вот сейчас на моём поле выросла каменная стена в три метра, за нею мрачно маячит замок ненавистного олигарха. “Там через мой вишнёвый сад дорогу в храм чужой сложили”. И вся земля в округе скуплена, инородцеозяйничает на моей земле. Холмы, где веселились берёзовые и осиновые рощи. Рощи, которые осень расцвечивала пурпуром и золотом. И на фоне их яркой зеленью изумруда высвечивались молодые ели. На солнечные поляны выбегали стайки влажных маслят. А в вереске под елью вдруг обнаруживался гриб на толстой, пузатой, как беременная баба чёрной ножке, с маленькой красной головкой. И вот всё это чудо разворочено бульдозерами. И стоят за тяжёлыми заборами ряды пошлых коттеджей, выставленных на продажу. Я уже слышу циничный возглас: “ Чеховские сопли по “Вишнёвому саду”! Мы свой, мы новый мир построим!” Вот какое смешение стилей и верований. И дальше: “ Здравствуй, племя молодое, незнакомое!”. Чиновное “племя, молодое незнакомое” подъезжает теперь к сельской управе на дорогих иномарках. Вот он новый мир! Одно радует – сейчас никто не покупает эти коттеджи.
Финансовый кризис, господа. Это Всеволожский район Ленинградской области, недалеко от Колтуш — посёлка, где разместился известный на весь мир институт физиологии имени И.П. Павлова, и где стоит не менее известный памятник “Собаке Павлова”. А дальше деревни Хязельки и Канисты. И непосвященному слышится в этих названиях финский говор. Здесь и есть “приют убогого чухонца”. Но Александр Сергеевич не совсем прав. Места здесь не убогие — не каменистая, мшистая Карелия. Здесь всё похоже на среднюю Россию. Холмистые поля. В сосновых борах голубые озёра с чистыми песчаными берегами. И финские, добротные дома, хотя и с крышами покрытыми дранкой. Финнов перед войной выселили в Сибирь. Напомню, март 1940 года, только что закончилась не очень успешная, так называемая война с “белофиннами”. В войне 41-45 годов Финляндия была хоть и не очень активным, но союзником Гитлера. Короче, в “последовательной мудрости” товарищу Сталину не откажешь. (Немцы Поволжья, позже чеченцы, ингуши, крымские татары. Не хватило времени только на евреев). В начале пятидесятых годов финнам разрешено было на 24 часа посетить родные места и за бесценок продать свои дома местным жителям.
Где–то невдалеке от деревень Канисты и Хязельки — Коркинское озеро с его золотыми пляжами. И отойти от пляжа пару шагов, под стволами корабельных сосен неглубокие рвы и ямы, наполненные непотребным мусором. И кто помнит сейчас, что эти рытвины когда–то были окопами. Здесь проходила вторая линия обороны Ленинграда.
“Внедорожник ” въезжает прямо на пляж, и мордастые братки моют озёрной водой своё сокровище. А рядом плескаются дети. Среди деревьев выжженные плеши от костров и следы пожарищ. Ну, съел ты свой шашлык, ну не один же ты, ну встаньте вкруг вокруг костра, ну опорожните свои мочевые пузыри на костёр. Три-четыре струи, а какая польза для лесных угодий. Нет, бежит к озеру. Стоит по пояс с блаженной улыбкой и освобождается от пива. А потом опять за бутылку. И кинуть её куда попало. И непременно во “Внедорожник”. И, конечно, драка. И некому разнять драчунов. Воскресенье, милиция отдыхает. Да и кому охота тащится в такую жару в мундире. Нелепо. А без мундира тебя никто и слушать не будет. Тем более, что уже принято “на грудь” законные триста грамм. Это из недалёких девяностых.
Сейчас, конечно, на Коркинском озере благодать. Нашёлся хозяин, взял в аренду озеро. Так и вспоминается благостная песенка: “Человек проходит как хозяин необъятной Родины своей”. Но, заметьте, в песенке всё–таки “ Как”. А тут уже не “как” — действительный хозяин, и бумажка на это есть, и шлагбаум поставил, и охранников мордастых нанял. Вход пять рублей, въезд двадцать. Правильно, надо с богатых шкуру драть. И будто хозяин услышал наши причитания – вскоре стал вход бесплатный, а въезд сорок рублей. И охраняемая стоянка для машин в пятистах метрах от озера.
Накосите, олигархи, пройдитесь, растрясите свои жиры! И окопы с мусором засыпаны. И плешины от кострищ заросли травой. И установлен скромный обелиск “Защитникам Ленинграда” Народу всё это шибко нравится. Швеция, да и только!
А вот где совсем не Швеция, так это кооператив “Озеро”. На озере Комсомольском в районе деревни Соловьёвка (Приозёрский район, Ленинградской области) жители уже несколько лет борются за доступ к воде: судились, жаловались, даже дрались с охранниками. Им говорили, что всё это бессмысленно, потому что один из пайщиков некоммерческого кооператива “Озеро”, огородившего около километра побережья Комсомольского, премьер- министр В.В.Путин. Кооператив “ Озеро” появился на Комсомольском озере в 1994 году. И люди там собрались непростые. Кто же может себе позволить поставить забор по урез воды и перегородить шлагбаумом муниципальную дорогу? В.В. Путин построил здесь свою дачу один из первых. Но с переездом в Москву его здесь не видели. Особенно заметная фигура в кооперативе некто Сергей Фурсенко, с недавних пор президент футбольного клуба “ Зенит”. Знакомая фамилия? Правильно. Это брат министра образования РФ Андрея Фурсенко. С. Фурсенко скупил несколько дачных участков в ста метрах от воды. А потом приобрёл территорию Лесного фонда РФ вдоль береговой полосы. Законность последнего приобретения весьма сомнительна. Внутри этого земельного владения оказалась муниципальная дорога, которой пользуются дачники. Ленинградская инспекция по охране природы предписала С. Фурсенко убрать забор, ограждающий берег. Теперь вместо забора стоят столбики, предупреждающие, что эта территория частная. Формально путь к воде свободен, но если попытаться им воспользоваться, охрана может спустить собак. Садоводы обратились суд. Но решение Приозерского районного суда даже не удивило: “Участок находится в частной собственности, и “неча там шляться кому непопадя””. Таковы гримасы российского капитализма. И нечего рвать рубахи, уважаемые ленинградцы: “За что в блокаду умирали”. С.Фурсенко вправе сказать, что он тоже ленинградец.
В блокаду умерло от голода около миллиона человек. В Смольном работали и водопровод, и канализация, и электричество. В кабинете у А.А.Жданова всегда стояла ваза с пирожными буше.
Ленинградцы ходили за водой на Неву. Напомню, что канализационные стоки из Смольного спускались тоже в Неву.
Промёрзшие комнаты жителей Ленинграда освещались по вечерам керосиновыми лампами. А на выходе из Смольного у “партийцев” можно было выменять золотые серёжки или колечко на буханку хлеба или банку тушёнки.
В районе деревень Канисты и Хязельки (это Всеволожский район) находилось “Подсобное хозяйство”, которое кормило руководство блокадного Ленинграда овощами, мясом, молоком творогом и сливками. Ну, как без сливок можно было приготовить крем для пирожных буше, так любимых товарищем А.А. Ждановым. Руководил “Хозяйством” Константин Яковлевич Репальд, латыш по национальности. Стоит напомнить, каким репрессиям подверглось население Прибалтики при установлении в 1939 году Советской власти. На полях “Подсобного хозяйства” выращивалась картошка, капуста, свёкла. Были парники и теплицы для выращивания огурцов и помидор. Зерновые культуры не практиковались. Вероятно, не хватало рабочих рук. Всего — то в хозяйстве работало с полсотни баб и с десяток стариков. Была конюшня для рабочих лошадей и коровник для молочных коров. На мясо резали больных коров и лошадей — это только для рабочих “Хозяйства”. За этим строго следили те, “кому надо”. Но животные болели редко. Обычно сразу дохли. По заказу из Смольного резали на мясо и телят. Продукты и овощи перевозились в город под охраной солдат НКВД. Удивительную честность и порядочность К.Я. Репальда отмечают люди, знавшие его близко. Человек, “сидевший” в блокаду на “еде”, не позволил себе продать “на сторону” ни килограмма картошки или капусты. Его скромный, финский дом так простоял до семидесятых годов под дранкой и только за пару лет до смерти крышу покрыли железом. Поля “Хозяйства” охранял единственный старик — объездчик, вооружённый берданкой, которая за всё время блокады так ни разу и не выстрелила.
Самое удивительное, что в “Хозяйстве” не случалось грабежей, хотя овощехранилища охранялись не очень молодыми бабами. И в случае тревоги самое большее, что могли сделать женщины, это зазвонить в кусок рельса, висящий на дереве. Хозяйство находилось в десяти километрах от Ленинграда. Городской транспорт туда, естественно, не ходил. Может, это и спасало от разграбления хозяйство Репальда, а самого Репальда по законам военного времени от расстрела “за преступную халатность”. Ведь было страшно – умирал от голода город, а рядом, в незащищенных сараях картошка и капуста. Вторая линия обороны блокадного Ленинграда находилась в километре от картофельных полей. Но снаряды нечасто долетали до полей. Во всяком случае, ни один дом в деревнях, подчиненных К.Я.Репальду не был разрушен артиллерией противника.
Разумеется, “Хозяйство ” не обходилось без присмотра “ Органов”. Деревню Канисты часто навещал майор НКВД по фамилии Хотимлер. В долгие зимние вечера он оставался ночевать у Репальда. Жареная картошка со свиным салом и квашеная капуста со сметаной, да под хотимлеровский спирт сблизили руководителя “Хозяйства” и представителя “органов”. Константина Репальда беспокоило, что он не в партии. На что Хотимлер ему говорил: “ Костя, сейчас быть латышом опаснее, чем евреем. Не высовывайся!” Майор со знаковой фамилией Хотимлер знал, что говорил. Может этот разумный совет и спас в то время Репальда от “своих”.
Семья К.Я Репальда была в эвакуации. В личном хозяйстве Константина Яковлевича имелась дойная корова, за которой ухаживала краснощёкая, не по — блокадному в теле, молодуха Любка. Рядом с “Хозяйством” Репальда находилось ещё одно “Хозяйство” — плодово–ягодное. Там выращивались опять же для Смольного яблони, вишни, клубника и чёрная смородина. Где – то в блокадном Ленинграде под охраной всё того же вездесущего НКВД функционировал заводик по производству плодово–ягодных наливок и вин.
Осенью сорок второго года в Ленинграде появились объявления: “Возьму собачку в хорошие руки”. Предусмотрительные люди готовились к голоду. К декабрю в городе исчезли все кошки и собаки. Зимой участились случаи людоедства. Отрезали мягкие части у замёрзших трупов. Особенно ценилось детское мясо. Даже днём родители опасались оставлять детей на улице. Сначала умирали от голода самые спортивные и высокие мужчины. Потом женщины, потому что отдавали свою пайку детям. А что касалось детей – счастье, если находились сердобольные соседи, которые помогали выжить детям. Они не сообщали властям о смертях и пользовались продуктовыми карточками мертвецов, подкармливая детей.
“Смерть хозяйничает в городе. Люди умирают и умирают. Сегодня, когда я проходила по улице, передо мной шёл человек. Он еле передвигал ноги. Обгоняя его, я невольно обратила внимание на жуткое синее лицо. Подумала про себя: наверное, скоро умрёт. Действительно, можно было сказать, что на лице человека лежала печать смерти. Через несколько шагов я обернулась, остановилась, следила за ним. Он опустился на тумбу, глаза закатились, потом он медленно стал сползать на землю. Когда я подошла к нему, он был уже мёртв. Люди от голода настолько ослабели, что не сопротивлялись смерти. Умирают так, как будто засыпают. А окружающие полуживые люди не обращают на них никакого внимания.
Смерть стала явлением, наблюдаемым на каждом шагу. К ней привыкли, появилось полное равнодушие: ведь не сегодня–завтра такая участь ожидает каждого. Когда утром выходишь из дому, натыкаешься на трупы, лежащие в подворотне, на улице. Трупы долго лежат, так как некому их убирать”, — это свидетельство очевидца.
Кольцо блокады Ленинграда замкнулось 8 сентября 1941 года. В тот же день, под ударом немецкой авиации горели продовольственные склады имени А.Е. Бадаева, где находились основные съестные запасы Ленинграда. Но ведь ещё в августе 41 года военному командованию Ленинградского фронта было ясно, что немцы намерены окружить Ленинград. И в этих условиях, совершенно очевидна была необходимость рассредоточения запасов продовольствия по нескольким складам. Но этого сделано не было. В ту пору руководил Ленинградским фронтом К.Е. Ворошилов. Политическое руководство Ленинградом осуществлял член политбюро А.Жданов. За Климом Ворошиловым был опыт гражданской войны, конница, тачанки, значок “Ворошиловский стрелок” и стихи Льва Квитко*:
Письмо я написал:
-Товарищ Ворошилов,
Я быстро подрасту
И встану вместо брата
С винтовкой на посту”.
Амбициозный Жданов часто от решения трудных вопросов уходил в запой. Водка (у Жданова были серьёзные проблемы с сердцем) ускорила смерть Жданова в возрасте пятидесяти двух лет. Разрешать разногласия между военным и политическим руководством блокадного Ленинграда часто приходилось члену ЦК А.Н. Косыгину. Ему же в этот период приходилось решать многие хозяйственные вопросы Ленинграда, включая вопросы снабжения продовольствием.
Сгоревшие Бадаевские склады дали повод оправдываться руководству Ленинграда за голод. На самом деле на Бадаевских складах практически не было продуктов. И одна из версий гласит, что его подожгли по указанию из Смольного, чтобы скрыть преступную халатность – отсутствие стратегических запасов продуктов питания. А дело было в следующем: ещё в начале августа А.И. Микоян предложил начать массовую поставку продуктов в Ленинград. Но Жданов запретил это делать, вероятно, не без согласования со Сталиным. Аргумент банальный – чтобы не сеять панику. Аргумент в начале войны расстрельный. Аргумент поддерживался “шапкозакидательскими” настроениями довоенных времен, царивших в армии в первые дни войны. Но есть и другая версия – события развивались настолько стремительно, что руководство страны не исключало вероятность сдачи Ленинграда немцам. Тогда зачем врага снабжать едой?
Следует вспомнить историю ещё с екатерининских времен: географическое положение Санкт- Петербурга с военной точки зрения считалось очень уязвимом. И в обязанности градоначальников входило обеспечение города продовольствием на случай осады. Запрещалось продавать продукты питания со складов Санкт–Петербурга. Так известен случай: при Александре I купец Косиковский продал по выгодной цене со своих петербургских складов изрядное количество муки. За что на купца был наложен арест, и купец лишился своего дома и подворья.
На западе немецкие войска стояли в Стрельне, на юге в Пулково. С Пулковских высот немецкая дальнобойная артиллерия обстреливала Ленинград. Пулково и Стрельна находились от границ города в пределах 5-10 километров. В 42 году были нередки военные стычки с немецкими автоматчиками в районе Кировского завода – основной ремонтной базой советских танков. На востоке, во Всеволожском районе, граница блокады проходила от окраины Ленинграда в пределах пятидесяти километров. Фронт находился в районе Ладожского озера и “Невского Пятачка”. “Дорога Жизни” проходила через Всеволожск. По примеру “Хозяйства” Репальда во Всеволожском районе можно было организовать производство сельскохозяйственных и мясных продуктов. На обширных полях можно было бы выращивать и злаковые культуры: овёс и рожь. Тем более, что в деревнях было много пустующих домов после высылки из этого района финнов. Почему –то руководство Смольного не догадалось найти среди ленинградцев ещё с десяток “репальдов”. Это спасло бы от голодной смерти несколько тысяч блокадников. Всеволожский район богат лесными угодьями. Можно было организовать активные лесозаготовки для отопления замерзающего Ленинграда. Для доставки леса, при острой нехватке бензина, использовались бы грузовые машины “полуторки”, которые работали на древесных чурках. Ничего этого сделано не было. Надо было пережить страшные зимы 41 – 43 годов, унёсшие около миллиона жизней ленинградцев, чтобы только весной 43 года вышел специальный указ, разрешающий организацию огородов в парках и садах города.
В газетах блокадных времён можно было прочитать: “к 43 году было восстановлено теплоснабжение, и начали ходить трамваи”. Действительно, стали ходить трамваи по Невскому, по Садовой к Кировскому заводу. По Литейному на правый берег Невы, где находились оборонные заводы. Что касалось “теплоснабжения” — даже первые послевоенные годы Ленинград в основном обогревался печами. Круглые, до потолка печки, покрытые рифлёным железом. Во многих квартирах были роскошные изразцовые камины “Серебряного века”. Но они “жрали уйму дров”, а тепла давали очень мало. В основном, дымили. Дымоходы этих вестников “Серебряного века” не прочищались, наверное, со времён Блоковской “Незнакомки”. Да и кто помнил тогда в суматохе будней о “Серебряном веке”. В массовом сознании А.Блок – всего лишь “розовая водичка”. А. Ахматова — “упадочнические стоны”. Но и тогда никто не назвал бы Анну Ахматову “Ахметовой”, а Антона Чехова “великим украинским поэтом”. Это сейчас всё проще – и нынешний президент Украины В.Янукович не стесняется своего невежества. Как говорится, короля делает свита. А в свите Януковича главные – это “донецкие” и среди них наиглавнейший олигарх Ринат Ахметов. Не мудрено Анну перепутать с Ринатом. А нам остается только схватиться за голову: “Боже, кто нами правит!”.
И к большинству ленинградцев понимание величия Ахматовой и Блока придет значительно позже. Только в шестидесятых годах на Невском проспекте появится библиотека имени А. Блока.
А пока к зиме надо было копить денег на дрова, напилить их и сложить в подвал в свою клетушку, иначе за зиму разворуют. У каждого жильца в подвале дома была своя клетушка. Это была единственная привилегия коренного ленинградца.
(Продолжение следует)