Опубликовано в журнале Студия, номер 14, 2010
* * *
Приезжайте в Тригорское…
А. Пушкин
Прошу приехать на недельку,
Я вам скучать ни дня не дам.
Я буду нежен в понедельник,
Во вторник слепо предан вам.
А в среду на одном дыханье
Я сочиню стихи о том,
Что жизнь без вас полна страданья.
И запишу их в ваш альбом.
В четверг предвидеть молчаливо
Желанья ваши буду рад,
А в пятницу красноречиво
Молчать, ловя ваш каждый взгляд.
В субботу кем вы захотите:
Телохранителем у вас
Я буду иль, как похититель,
Я вознесу вас на Парнас.
Я в воскресение цветами
С утра осыплю ваш порог.
И всю неделю — вместе с вами,
И каждый день — у ваших ног.
Прощание
Вокзала шум. Прощанья горький опыт.
Плач матерей. Колёс вагонных стук.
В глазах тоски непостижимый омут,
Страданий гнёт, отчаянье, испуг.
Вокзала шум. Толпы безликой ропот.
Не разомкнуть тугие кольца рук,
Уста от уст не оторвать. Торопит
Зовущий вдаль гудка протяжный звук.
Зачем спешат в далёкую дорогу
Все поезда? Нам не унять тревогу:
Какой нам путь укажет грозный перст?
На склоне дня дымит закат багровый.
Ещё мгновенье — и наступит новый
Отсчёт времён: вдовства тяжёлый крест.
* * *
Простите тех, кто вас умней.
В том, что у них ума палаты
И мысль их ярче и острей,
Они совсем не виноваты.
Простите их. Судьба сама
Накажет их весьма сурово.
Что много горя от ума
Ни для кого уже не ново.
Вам эта не грозит беда.
Пути другие вам открыты.
И дай вам Бог, чтобы всегда
Вы были счастливы и сыты.
Altstadt Spandau
Altstadt Spandau старше, чем Берлин.
Ещё во времена средневековья
В обнимку с Коломбиной Арлекин
Гулял здесь, хохоча и сквернословя.
Проваливались в пропасти миры,
А Цитадель цела. Её бойницам
И стенам крепостным до сей поры
Тяжёлый топот крестоносцев снится.
В дни праздников, печалей и невзгод,
Колоколами дали оглашая,
Как символ веры и её оплот,
Стоит собор святого Николая.
А рядом улочки, пивнушки и кафе.
И площадь — к ней, как на весёлый праздник,
Сходилися на аутодафе
Цвет общества и толпы черни праздной.
Заранее стекался весь приход,
Чтоб зрелищем блестящим насладиться
Сильней всего безумствовал народ,
Когда сжигали грешниц бледнолицых.
Прошли столетья. Ливни смыли прах
С мощёных улиц, площадей, строений,
Исчезли с лиц уныние и страх –
Следы былых страстей и искушений.
Забыв невзгоды пройденных дорог,
Здесь шастает с утра до тьмы дремотной
Улыбчивый — без страха и тревог –
Народ разноязыкий, беззаботный.
Кто по делам, а кто — шалтай-болтай.
Не перечесть здесь баловниц фортуны.
И грешниц среди них — хоть отбавляй,
Изнеженных, прекраснолицых, юных.
Непостижим соблазн их красоты.
А ножки, о mein Gott, какие ножки!
Открыты плечи, спины, животы,
Блестят в ушах и на пупках серёжки.
* * *
Давно исчезла зла и страха власть,
не искушают душу мне соблазны.
Ни суета, ни пагубная страсть
Уж больше надо мною не всевластны.
Исход всех дел мне виден. Их исток.
Когтистой лапой не терзает совесть,
Когда листаю за листком листок
Воспоминаний собственную повесть.
Все отданы долги. Вино до дна
Всё выпито, и отгремели медью
Громкоголосой трубы. Тишина
Пронзительна, как будто перед смертью.
* * *
Мы оставим на время
Нам прежде заказанный мир:
Парки Сиднея, трассы
Берлина и камни Голгофы,
И приедем в Москву,
Соберёмся в одной из квартир,
Где когда-то читали
Друг другу крамольные строфы.
Там как будто ничья
Ни к чему не касалась рука:
Стены в тех же обоях,
И люстра всё та же, и мебель.
Чувство старой тоски
Прихватив с собой издалека,
Каждый вспомнит, что он
Так давно в этих комнатах не был.
Нас поздравят с приездом
Давнишние наши друзья,
Кто не сбросил ещё
Жизни бренной нелёгкое бремя.
Кто-то скажет: за встречу
Такую не выпить нельзя,
А другой позвонит,
Что для встречи не выкроит время.
Не таясь, мы расскажем
Про жизнь свою всё без прикрас —
Где и как обжились
И какие томят нас заботы.
А потом и припомним
Стихи, вдохновлявшие нас,
И в прошедшие годы
Смешившие нас анекдоты.
Только эти стихи
Прозвучат и не в лад, и не в такт,
Прошлых дней анекдоты
Окажутся мало смешными.
Очень многое будет
Воспринято нами не так,
Как когда-то. И время
И сами мы стали иными.
Мы приедем в Москву —
Неразлучные прежде друзья.
В нашей шумной беседе
Проклюнется грустная нотка.
Нам за встречу такую,
Конечно, не выпить нельзя,
Но покажется вдруг
Очень горькой “Московская водка”.