Опубликовано в журнале Студия, номер 13, 2009
“Нет ничего лучше Невского проспекта в Петербурге; для него он составляет все. Чем не блестит эта улица – красавица нашей столицы! Я знаю, что ни один из бедных и чиновных ее жителей не променяет на все блага Невского проспекта. Не только кто имеет двадцать пять лет от роду, прекрасные усы и удивительно сшитый сюртук, но даже тот, у кого на подбородке выскакивают белые волоса и голова гладка, как серебряное блюдо, и тот в восторге от Невского проспекта. …Всемогущий Невский проспект!” (Н.В. Гоголь).
Всё так же Гороховая, Невский и Вознесенский проспекты сходятся на Адмиралтействе. И в перспективе Невского виден золочёный кораблик. Невский прекрасен, как и сто пятьдесят лет назад, когда шагал по нему в черной крылатке Николай Гоголь. И не зря именно Гоголя угораздило поместиться в Александровском саду среди славнейших людей России: А. Горчакова, М. Глинки и М. Лермонтова. Достойный квартет – дипломатия, музыка, поэзия и проза. В начале Александровского сада когда-то смотрел на Дворцовую площадь друг и наставник русских царей Василий Жуковский. А вот его бюста нет! Наверное, украли. Стоит пустой гранитный постамент. И только надпись на граните золочёными буквами:
“Поэзия есть Бог в святых местах земли”. В святых-то местах земли есть Бог. Но есть ли он в славном городе Санкт–Петербурге?
И ещё на постаменте высечено признание А. Пушкина В. Жуковскому:
Его стихов пленительная сладость
Пройдёт веков завистливую даль.
И, внемля им, вздохнёт о славе младость,
Утешится безмолвная печаль,
И резвая задумается радость.
А задумаются ли о русской славе потомки А. Пушкина и В. Жуковского, достопочтимые петербуржцы? Вот Александрийский столп на Дворцовой площади. И опять Пушкин:
Я памятник себе воздвиг нерукотворный,
К нему не зарастёт народная тропа…
Не заросла народная тропа к Александрийскому столпу: двадцать восемь венценосных двуглавых орлов пропало с решетки, обрамляющей Александрийский столп. А всё началось с организации катка на Дворцовой площади. Нерентабельной оказалась Дворцовая площадь, и ее сдали в аренду!..
Но никак не могут сдать в аренду Елисеевский магазин. Золотая колбаса продавалась бы в нем. И потому разумнее организовать там магазин дорогой одежды от Пьера Кардена и Кристиана Диора.
И сразу вспоминается ателье женской одежды шестидесятых годов на Невском. И название его по-советски серое — “Ателье”. В народе ателье было известно как “Смерть мужьям”. Тут и добавить нечего. В то нищее время не каждому случалось стать модным. Чиновный люд донашивал полувоенные френчи “под вождя”. Простой народ – гимнастерки и военные кителя. Кстати, мода на полувоенный френч осталась от
А. Ф. Керенского. И товарищ Сталин, и Лёва Троцкий, и вожди помельче, вроде Маленкова, всегда красовались во френчах. Только Владимир Ленин не брезговал интеллигентским пиджачком. Это так, к слову.
Модницы занимали очередь в ателье “Смерть мужьям” с ночи. Ах, эти белые ленинградские ночи! “И не пуская тьму ночную на голубые небеса, одна заря…” и т.д. и т.п. К утру дамам пописать приспичит. Благо, в семь утра открывались Центральные кассы аэрофлота, что напротив ателье.
Рассказывала знакомая старушка: “Молодая евреечка говорит мне: “Я отлучусь на минутку. Вы запомните меня, Иванова я, Иванова”. А я отвечаю: “А я – Раппопорт. И вы меня запомните”. И мы обе захохотали. Молодые были, всё понимали. А я там шила платье из панбархата на шифоне. Вы, конечно, не знаете, что такое шифон, – рассмеялась мелким бисером. – Мы, бывало, придем с моим Раппопортом в гости, он в костюме из шевиота. Это когда он служил в Германии после войны, выменяли мы отрез шевиота у немца за три буханки хлеба и пять пачек папирос “Казбек”. Нет. Не “Беломорканала”. “Беломорканал” давали только младшим офицерам. А мой Раппопорт был полковник. – И опять мелкий бисер: – Все, бывало, говорили: └Ах, какая чудная пара: русская красавица и красавец грузин!“ — А Раппопорту нравилось, что его грузином считают. Как в кино: “Свинарка и пастух”. Он и усики └под артиста Зельдина“ отпустил”.
А пока глядят мутные, грязные окна Елисеевского магазина на Невский проспект, и его роскошные люстры опутаны паутиной. А городская Управа все думает, как бы подороже продать его залы.
И не скоро еще мои земляки, петербуржцы, смогут забежать на праздник к Елисееву за сёмгой “слабой соли”, краковской колбасой и бутылкой армянского коньяка. Впрочем, вкусы изменились: куда там армянский коньяк, когда рядом стоят французский и английское виски!
“Елисеевский магазин не будет перепрофилирован, и точка в этом вопросе поставлена, – заявила губернатор Валентина Матвиенко в эфире ТРК “Петербург”. Напомним, что скандал разгорелся 14 сентября 2005 года, после публикации информации о том, что права на аренду помещений проданы московской парфюмерной компании “Арбат Престиж”. Елисеевский должен был превратиться в магазин элитной косметики. Но, слава Богу, пока этого не случилось.
Двести лет назад Елисеевы – купцы, предприниматели, банкиры, общественные деятели. Родоначальником их был выходец из крестьян Ярославской губернии Петр Елисеев (1775 — 1825), открывший в 1813 году в Санкт–Петербурге торговлю фруктами. Кстати, под Ярославлем, в селе Гаврилов Ям, у Елисеевых были обширные оранжереи, где выращивали лимоны, апельсины и ананасы. Наибольшего размаха товарищество “Братья Елисеевы” достигло в 1913 году. Управлением товарищества занимался его главный совладелец, внук Петра Елисеева – Григорий (1858 — 1942).
Елисеевым принадлежала кондитерская фабрика, пять магазинов (наиболее известный — на Невском проспекте) и две лавки в Апраксином дворе, где велась торговля фруктами, гастрономией, кондитерскими и табачными изделиями. Григорий Елисеев был крупным акционером Санкт-Петербургского ссудного банка, председателем правления общества “Новая Бавария”. Владел домами на Биржевой линии, на набережной Макарова, Невском проспекте, на набережной реки Фонтанки. Его сын, Сергей Елисеев (1889 – 1975), ученый – востоковед, специалист по истории культуры Японии, преподавал в Петербургском университете. Эмигрировал во Францию в 1917 году.
А рядом с Елисеевским уже подрастают наглые и молодые конкуренты – магазины типа “Пятёрочка”. “Пятёрочка” нос держит по ветру, стоило Владимиру Владимировичу Путину отлучиться на минутку, водка “Путинка” тут же была пущена на дешевую распродажу. “Ну просто смешные цены!”. Вместо 180 рублей – 90 рублей. Как не купить, как не помянуть В. В.! Король умер, да здравствует король! И уже предлагается народу водку “Медведовка”. А ведь В. В. предупреждал: “Ненадолго отлучусь”. Покупая уцененную водку “Путинку”, я сказал продавцу: “Ну что? С глаз долой, из сердца вон?” Продавец опасливо оглянулся вокруг и негромко (и стены имеют уши) проговорил: “Платите и идите, идите, товарищ!” Я его понял и понес “Путинку”, как знамя верности заветам.
Кроме магазинов “Пятёрочка”, есть в Питере и колбасные лавки. Окорока, буженина, сардельки. Глаза разбегаются. И продавщица – ядрёная девка, как с картины Малявина. Щеки красные, толстые, и сама сочится, как ветчина времен застоя. Прошу продавщицу: “Мне бы ветчинки”. Та смотрит на меня коровьими глазами: “Какая ветчина?! Вот есть бок. Есть грудинка. Есть шейка, окорок. Может, рулет подойдёт?” Похоже, что слово “ветчина” ей незнакомо.
“Ветчина – просоленное, копченое мясо окороков свиной туши”. (Краткий энциклопедический словарь. 1953 год).
И в той же лавке на стене висит не очень свежий листок:
“Храм во имя Святых Царственных Страстотерпцев у Ульянки на реке Новой”. Написано кириллицей. Под листом ящик для пожертвований, похоже, что пустой.
На другой стороне реклама: “Яйца Синявинские. Особо крупные. Дай бог каждому”.
У нас нынче без Бога – никак! Только слово “Бог” пишут с маленькой буквы.
Каждый клочок земли на Невском проспекте должен приносить доход. А тут туалеты возле библиотеки имени А. Блока простаивают. В смысле, дохода нужного не приносят.
Еще несколько лет назад в женском туалете у входа сидел половозрелый кавказский мужчина: “Дэнги давай”. В мужском – еще вполне востребованная женщина. Не удивляйтесь: нам же сообщили когда-то, что “у нас секса нет”.
Это были самые лучшие туалеты Ленинграда. Там не пахло мочой, кафель у писсуаров не успевал пожелтеть, и даже была туалетная бумага. Стоял резкий запах хлорки, что убедительно говорило про неусыпную заботу власти о здоровье народа. Польские дезодоранты были редкостью, и их дарили женщинам только на Восьмое марта. Иногда туалет заполнялся запахом мужских духов “Шипр”. Значит, ждали хозяина города, первого секретаря Ленинградского обкома КПСС Георгия Васильевича Романова. Хозяин пожелал посмотреть “что и как”. Мог заглянуть и в отхожее место. Г.В. Романов был в ту пору соперником М.С. Горбачева на место Генсека. И судьбу Михаила Сергеевича, а значит, и судьбу Советского Союза решил на пленуме ЦК КПСС всего один голос. Голос – А.А. Громыко. В ту пору министра иностранных дел. Известного в мире дипломатии как “господин Нет”. А ведь Георгий Васильевич был гораздо круче Михаила Сергеевича. (Круче бывают только крутые яйца.) Уж при нем бы никто не заикнулся о “гласности” и “социализме с человеческим лицом”. И не всплыл бы никакой Ельцин. Но не обошлось бы и “малой” кровью, которую пустили “саперные лопатки в Тбилиси”, “танки в Баку” и “рижский ОМОН”. Г.В. Романов не оглядывался бы на Запад. И не исключено, что события развивались бы в нашей стране по югославскому варианту. Так что случись стать Г.В. Романову Генсеком, жили бы мы сейчас совсем в другой стране. А может, и совсем бы не жили…
Весной 2008 на 86-ом году Г.В. Романов ушёл из жизни. Смерть его вызвала легкий шорох в прессе и негромкие комментарии в сослагательном наклонении: “Если бы, то было бы…”
Грустно все это. Вернемся лучше к легкомысленному разговору о туалетах. Там же на Невском, в мужском туалете, была комнатка, где уборщица хранила швабры, половые тряпки и ведра. Стоял в этой комнате обитый черным дерматином топчан, который, если вдруг невмоготу, можно было арендовать за три рубля на полчаса для “любви на скорую руку”. Напомню, что тогда коньяк “Дагестанский” (три звездочки) стоил четыре рубля сорок копеек. В том же туалете можно было получить телефончик “своего” врача из кожно-венерического диспансера. Но это уже за отдельную плату. Знающие люди утверждали, что эта услуга стоила того. “Любовь на скорую руку” не всегда заканчивалась благополучно. Низка была в ту пору культура любви. Народ стеснялся покупать презервативы. Это много позже люди познакомились со словом └Condome“, а особенно продвинутые высоко ценили американскую новинку с “усиками”.
“Чувих мы клеим столярным клеем”, – тогда мы еще не знали, что эта рифма называется омонимической. Это было давным-давно.
Сейчас на месте славных туалетов на Невском находится магазинчик “Сувениры”. Блестящие стенды с матрешками, значками, посудой – исключительно русский колорит. Магазин почти пуст. Юноша-продавец заинтересованно смотрит на посетителя. Вопрос, что было здесь раньше, остается без ответа. Плохо, плохо молодежь знает историю своего славного города.
Напротив Казанского собора в углублении между домами Невского проспекта стоит лютеранская церковь. В советское время там был плавательный бассейн. Сейчас в церкви восстановлена служба. Немногочисленные прихожане говорят по-русски. Возрождаем духовность.
И тут же, рядом, в полуподвале, где когда-то была мясная лавка, теперь ресторанчик с кавказкой кухней. Это и подкупило. Я решил зайти. Настоящий “Кавказский ресторан” – напротив. Его подвалы смотрят грустными пустыми окнами на ликующий Невский. Ждут своего часа на распродаже, как и Елисеевский магазин.
Посреди пустынного зала ресторанчика светится углями жаровня. Шашлыки готовятся здесь же в зале, на глазах у посетителей. Заказал бутылку “Киндзмараули”. Кто помнит – это грузинское, полусладкое, красное вино.
Неслышными кошачьими шагами скользит позалу юноша. Его черкеска перетянута на тонкой талии черным шнурком. Как дань памяти “Кавказскому ресторану” заказываю шашлык из баранины. Когда-то помню, нежнейший барашек так и таял во рту! Волнующие воспоминания времен застоя. И первые разочарование: “Киндзмараули” оказался кисловат.
“Грузинское “Киндзмараули” чаще всего изготавливается из более дешевых сортов винограда, а не из тех, что указаны на этикетке. Но если вы увидите бутылку этого вина от семидесяти тысяч рублей, то получите шанс откушать настоящего “Киндзмараули”. Шанс, но не 100 % уверенность”, – писала “Самарская газета”. Замечу, что мое “Киндзмараули” стоило двести рублей. Так что у меня никаких шансов не было.
Можно, конечно, не доверять “Самарской газете”. Всё-таки провинция.
Вот и шашлык из баранины. Сначала он мне показался пережаренным. Потом показалось, что ножи ресторанные слишком тупые. И, наконец, пришлось признать, что это мясо не для моих зубов. Юноша в черкеске с восточной нежностью в глазах и русским изгибом спины “чего изволите” ласково объяснял, что, мол, “если хотите помягче, надо заказывать шашлык из свинины”. И тут же подозрительно посмотрел на меня. В его глазах мелькнул страх, что он допустил бестактность, предлагая свинину. Не правоверный еврей ли его клиент, ну, на худой конец – не мусульманин ли?.. Но я не разрешил его сомнений и сурово потребовал счёт. В счете стояла только стоимость “Киндзмараули” – двести рублей.
— А шашлык? – растерянно спросил я. И услышал гордый ответ:
— Он же вам не понравился.
Ответ, достойный джигита. В желтых глазах горца светилось явное презрение. Презрение, с каким где-нибудь на глухой, горной дороге убивают кровника.
Когда-то вход в Эрмитаж был со стороны Невы. И очередь – чуть ли не от Дворцового моста. Теперь вход в Эрмитаж – со стороны Дворцовой площади через очаровательный дворик. И никакой очереди: падает интерес народа к “высокому”. Но там, во дворике, встречают посетителя львы из дутой пластмассы, размалеванные аляповатой, барахолочной краской. Пусть отсутствие вкуса, но почему подделка? Где невский гранит?
Зато явно не подделка – это туалеты Эрмитажа. Реликты. Унитазы, на которых можно сидеть только “орлом”. Как в сортире какой-нибудь дремучей войсковой части.
Какой-нибудь въедливый читатель справедливо упрекнет меня: пишешь, мол, о Северной столице, и так много про туалеты! Что-то не ладно у автора с этим вопросом.
Но и Валентина Матвиенко, люди не дадут соврать, как-то не без иронии заметила: “Мало, мало у нас в Питере туалетов. Пора уж ставить мемориальные доски: “Здесь был туалет”.
— А нынче здесь китайский ресторанчик, – добавил бы автор.
Поддержал бы меня и великий Пикассо. В ответ на упреки в том, что его картины непонятны, он сказал: “Может быть, меня когда-нибудь поймут через дизайн унитаза”.
Летом 2007 года в немецком городе Мюнстере проходил фестиваль “Скульптурные проекты”. И публику совершенно не шокировала тема фестиваля – “Клозет как предмет искусства”.
А это – когда ещё трамваи ходили по Невскому. На мосту через Мойку трамвай притормаживал, и малолетняя шпана гроздями неспелого винограда висла на его подножках и “колбасе”. У здания школы, где на стене синим пятном выделялась надпись: “Эта сторона наиболее опасна при обстреле”, трамвай притормаживал, давая осыпаться “винограду”.
А напротив школы, на улице Гоголя, стояло здание в строительных лесах, разрушенное прямым попаданием бомбы. Замечательно это здание было тем, что один из его рабочих-строителей, за “ударный труд” был удостоен “Сталинской премии”. В стране рабочих и крестьян “Сталинская премия” рабочему – совсем нечастое событие. А на углу Невского и Гоголя уже светился скромными витринами “Генеральский магазин”, где отоваривался по карточкам высший офицерский состав. Однако и рядовой мог туда зайти и купить за большие деньги черную икру и сыр “со слезой”. Но ни один рядовой не решился бы на такой отчаянный поступок.
— Ленинградцы, дети мои. Ленинградцы, гордость моя, – слышится голос акына Джамбула из блокадного Ленинграда.
А сейчас, когда Ленинград стал снова Петербургом, в словах акына слышится мне некая ирония.
Но в сердце стучат бессмертные строчки А. Пушкина:
Красуйся, град Петров, и стой
Неколебимо, как Россия.
Да умирится же с тобой
И побеждённая стихия.
В это хочется верить. А что же еще остается делать, господа?…