Опубликовано в журнале Студия, номер 12, 2008
времена года
* * *
моне
день солнечен и сливочен,
так воздух по весне
в линялом небе вымочен
и выстиран моне,
и сушится ванильное
на улице бельё,
и в лужицу чернильную
глядится ворoньё,
a солнце огнестрельное
гуляет по дворам
и красками пастельными
палит по воробьям.
* * *
ренуар
как девочки его прозрачны,
так дочери твои светлы.
ещё летает призрак дачный
под мятным пологом ветлы,
и оттеняет зелень клёна
нагую матовость плеча,
и осуждают анемоны
бездонным взглядом палача.
беседка тает в повилике,
девичий смех летит гурьбой,
и бант колышется, двуликий —
и розовый, и голубой.
* * *
ван гог
этот воздух покорёженный
и колючий стебелёк…
будто баловался ножиком
на последней парте Бог.
будто намертво и заживо
одноухий дирижёр
окунул в минор оранжевый
фиолетовый мажор.
вот и смотрит по-циклопьему
увядающий гибрид,
как на снег ложатся хлопьями
охра, кадмий, лазурит.
* * *
малевич
графитное небо, жемчужный квадрат
зажжённого в полночь окна
нас выбрала в спутники влёт, наугад
летящая в холод страна
закон гравитации времени прост
и двойственен, как монохром —
ты чёрная кошка, твой снежный хвост
сливается с белым ковром
вращайся по кругу, попробуй поймай
родившийся заново снег
квадратный зима испекла каравай
горелый, как выпавший век
* * *
А через тыщи лет услышишь смех,
заметишь старшей дочери румянец,
одной из вероятностных помех
ты стал, в своей отчизне иностранец.
Что выбрал ты в горячке на кресте,
и от какой иной судьбы отрёкся?
Мир также поклоняется звезде,
горящей высоко, на дне колодца,
и также отмечает рождество,
встречая ветвью пальмовой, еловой,
в сочельник зажигает божество
и ловит рыбу в утвари столовой.
Ты смотришь сверху, снизу, сбоку, из –
на праздничную пляску светотени,
и голубем садишься на карниз,
и просишься ребёнком на колени.
Ты всюду и во всём, ты — я и он.
Ты ниточка вселенской паутины,
и времени тождественный канон
загадочной улыбки Магдалины.
* * *
и тимофеевки привет,
и ковыля поклон,
и чёрной рощи силуэт
ветрами опалён,
и расплескавшийся закат
на блюдечке пруда,
и огневые облака,
летящие туда,
где отрешённый взгляд реки
встречается с твоим —
всё попадёт в черновики
неистощимых зим.
* * *
хрустальный снег, сусальный день, искусны козни декабря,
сбивает утро набекрень, сажает ночь на якоря.
куда ни плюнь — кругом бело, где ни причаль — повсюду тьма,
ты смотришь старое кино, там снова новая зимa.
куда бы ни был твой исход, как белый шарик нe крути,
зима везде тебя найдёт и за измену отомстит.
под богом или под ножом, отрёкшись или возлюбя,
куда бы ты ни отошёл, иконой смотрит на тебя.
* * *
касание руки,
пунктиром тонкий штрих,
вся ночь — черновики,
соавторство двоих.
отброшенная прядь,
pacсыпавшийся жест,
измятая тетрадь,
оконный благовест.
мерцание колен,
сияние плеча,
замедленный рефрен,
вчерашняя свеча.
* * *
купола на ходулях, вековые ветра,
удержусь, упаду ли в опрокинутый рай?
венценосный сан марко, голубей кутерьма,
захмелевшие арки, золотая тюрьма.
адриатика крепко обнимает погост.
в этом городе ветхом, что ни улица – мост,
что ни суша, то площадь, что ни крыша, то склеп,
что ни камень, то мощи, что ни храм, то вертеп.
вырезают гондолы имена по стеклу,
в этом городе полом бьётся эхо разлук.
старый мир умирает у зевак на виду,
проплывая над раем – удержусь, упаду?
* * *
синяя птица в моём окне
в детство берёт разбег,
синяя птица поёт весне
и оживает снег,
танец его — голубая ртуть,
трепетная как смерть,
птичий удел в тишине тонуть,
и задыхаясь, петь.