Рассказ
Опубликовано в журнале Студия, номер 11, 2007
Я лечусь у русскоговорящих врачей, где нередко встречаю своих земляков-одесситов. Стоит закрыть глаза, прислушаться — и мне кажется, что я сижу в Городском саду на Дерибасовской и сквозь неумолчное журчание фонтана слышу свой город.
Но это Берлин.
В комнату ожидания входит большая, полная дама лет семидесяти пяти. Рот её плотно сжат, глаза сурово смотрят на сидящих пациентов, словно те хотят отобрать у неё что-то самое дорогое. Огромные груди неспокойно шевелятся под ярким платьем, как футбольные мячи в сетке футболиста, идущего на тренировку. В её ладони утонула ручка маленького, худощавого старичка на голову ниже её ростом. В свободной руке у него толстенная книга. На старичке аккуратно сидит тёмный твидовый костюм, а туфли блестят, как новые пятаки.
— Садись, Лёвочка! – громко и повелительно говорит женщина, опускаясь в кресло. Металлические направляющие сидения жалобно лязгнули, как буфера столкнувшихся железнодорожных вагонов.
— О чём эта книга, Лёва? — строго спрашивает она.
— Не знаю, только взял из библиотеки.
— Что значит, не знаешь? А ну, дай сюда! Я так и знала. Посмотри на эти буквы, Лёва. Можно подумать, что ты что-то увидишь. Ну, читай уже, читай, не теряй времени. Нужно иметь соображение, чтобы взять такую толстую книгу. Тебе что, так много осталось?
Она тяжело вздыхает.
— Ты считаешь, что я скоро умру, — робко улыбается он.
— Типун тебе на язык, Лёвочка. Я этого не сказала. Просто, зачем рисковать? И вопше неизвестно, кто раньше. Разве тебя интересует, как я себя чувствую? Вот читать за проституток целый день ты можешь! А потом всю ночь крехцаешь.* Иди уже к врачу, малхамовэс,** тебя зовут, и не забудь после застегнуть ширинку.
Он посмотрел на неё с укоризной.
— Не смотри на меня так, ты иногда забываешь не только её застегнуть, но и положить своё хозяйство на место. Да, я знаю, тебе неприятно слышать, но это же правда.
Дама умолкла. Большие пальцы сцепленных рук, лежащих на коленях, закрутились, как две белки, догоняющие друг друга в некоем крохотном колесе. Она нервничала. Все её мысли были там, в кабинете, где её Лёвочку осматривал врач. Чтобы отвлечься, нужно было с кем-то поговорить. Взгляд её задержался на пустом кресле рядом с моложавой женщиной, и она быстро села рядом.
— Дамочка, вы из наших?
— Наверное, да.
— С откудова сами будете?
— Из Питера.
— Из Ленинграда? Слушайте, там же одни бандиты! Идет себе человек по улице, думает за хорошее, а из чердака в него стреляют и убивают насмерть. Ну, как можно, как можно стрелять в живого человека, я вас спрашиваю?!
— А Вы, наверное, из Могилева? – спросила новая знакомая.
— Ну что за люди, — всплеснула руками полная женщина, — как только узнают, что его зовут Лёва, сразу считают, что он из Могилёва. Чтоб Вам было известно, мы — таки с Одессы. Сложив руки на груди, она гордо посмотрела на собеседницу.
— Извините меня! Я знаю, что Одесса интересный город.
— Или!
— Но я никогда там не была.
— Ви не были в Одессе? О, это большое несчастье! — она покачала головой, — а за Привоз слыхали?
Соседка пожала плечами. Полная женщина с жалостью посмотрела на неё.
— Слушайте сюда. К примеру, вам нужно пару крылышек на бульончик для ребёнка или пару задних четвертей на жаркое. Идёте себе от ворот прямо, туда, где стоят с курями, и берёте всё, что вам нужно. Или захотели овечью бринзачку, так идёте ещё дальше и попадёте в молочный корпус, а там…
Она покачала головой и шёпотом произнесла:
— А если вам, не дай Бог, нужно что-нибудь золотое,например, колечко по сходной цене, так поверните направо, где торгуют красками. Подойдите до цыган и скажите старшенькому: «Я от дяди Йоси», и сразу получите ответ: «К вашим услугам, мадам», — и всё, больше ничего не нужно объяснять.
Она мечтательно вздыхает.
— Ах, какие люди жили в Одессе! Даже наши бандиты — это что-то особеннова. Мишка Япончик… Человек с тонкой еврейской душой… Я уже не говорю за погромы. У нас были такие погромы, пальчики оближешь. Ну а потом, при Советах, этот мишигенер*** «Мишка режет Кабана». Ви спрашиваете почему? Таки я вам скажу честно: не знаю. Просто его так называли. Это был такой бандит! Он крутился на одной ноге и пел: «Гричаныки, гричаныки, а жиды начальники». Пел, пел, а потом оказалось, что он турецкий шпион. Как вам это понравится? А Карабас? Вы не слыхали за Карабаса? Это же был главный бандит Советского Союза! Когда он шёл в баню на Прованской улице, так два бугая стояли у ворот, два бугая у дверей и два бугая в парильной. А во всей бане, таки-да, никого не было. А… бандитам всё можно.
А какие были хозяйственные начальники! Возьмите хотя бы Синицу. Не какая, дамочка, а какой. На минуточку, он был секретарь обкома. Что вы знаете, дамочка… Это была та ещё свололчь, но хороший семьянин. Что было, то было, зачем наговаривать на человека! Синица так любил свою жену, что построил большой железный мост до тёщи, чтобы ей было близко ходить до дочки. А Эдик Гурвиц, бывший мэр, был ещё тот балабус**** толчка на седьмом километре?! Или возьмите бывшего мэра Боделана — все аптеки и санатории города подарил жене. А мой за пятьдесят лет ни одного цветка. Но что делать, каждому своё. Дай Бог Лёвке здоровья.
Она заволновалась, легко поднялась, подошла к двери кабинета врача и прислушалась. Потом вернулась на своё место.
— Готыню, Готыню, как вы думаете,- шептала она, повернувшись к соседке,- когда Лёвочка один у доктора, я могу быть за него спокойная?
— Наверно.
— А… Я вас умоляю, эти доктора… Я ему сама самый лучший врач, чтоб вы-таки знали.
Она помолчала.
— Женщина, я вам скажу всю правду, как родной матери, он сильно истрепался. Когда-то это был настоящий бандит.
Глаза соседки сузились.
— Не, не думайте, что он убивал или, не дай Бог, грабил. Он просто был большой супник. Я вас спрашиваю, дамочка, есть разница между бандитом и супником? Сама же отвечаю: никакой! Вы не знаете, что такое супник? Не знаете? Боже мой! Это мужчина, который каждый раз ест суп у другой бабы. Вы меня понимаете? Что значит терпела? Когда узнавала, брала свою подругу Хасю, царство ей небесное, красный кирпич и шла бить стёкла. Таки полгода было спокойно. Дай Бог, чтоб у вас было столько здоровья, сколько я побила окон.
— Но причём здесь я и моё здоровье, — удивилась собеседница, — вам всю жизнь изменял муж, а вы так печётесь о нём?
— Дамочка, я на вас удивляюсь, но это же мой супник, мой. Что вы смотрите на меня такими зверскими глазами? Чего вас так холера душит? Я вас чем-то обидела? Вы не хотите иметь здоровье? Так и не надо, так фонтан и не шпринцает.
— Извините, у меня просто один глаз стеклянный.
— Боже мой, боже мой, что же вы раньше не сказали. Мужчина? — она поцокала языком, расскажите подробней, как это произошло, я вам что-нибудь посоветую.
— Что вы можете мне посоветовать?
— Дамочка, я не перестаю на вас удивляться. Пятнадцать лет я проработала санитаркой в еврейской больнице. Вы знаете за еврейскую больницу в Одессе? Нет? Мне вас жалко. В этой больнице каждый врач — профессор, каждая сестра — врач, каждая санитарка — фельдшер. Так я могу вам что-то посоветовать? То-то же. Вы такая бледненькая. Скажите, у вас есть любовник?
— У меня есть муж.
— Сочувствую. В вашем возрасте нужен второй мужчина.
— Вы сумасшедшая! — возмутилась соседка.
— Ша! Пусть будет ша! Не горячитесь, что я такое сказала? Скажу по правде: один глаз не предел.
— Что значит не предел? Я могу потерять второй глаз?
— Нет, нет, Боже сохрани. Это не предел, чтобы завести хахаля. Конечно, если муж узнает, он может выбить и второй глаз, но это бывает редко.
Соседка побледнела.
— Откуда вы всё знаете?
— Дамочка, когда вам стукнет столько, сколько мне…, — она осеклась, — ша, я не имею права разглашать.
— Вы что, вчера поженились?
— Почему вчера, мы уже живём пятьдесят лет.
— И муж не знает сколько вам лет?
— Запомните, дамочка, жена для мужа всегда должна быть немножечко загадкой.
В дверном проёме комнаты ожидания появился маленький старичок с сияющёй улыбкой.
— Бебочка! — воскликнул он, — у меня упал сахар!
Из ширинки весело выглядывала пола белой сорочки с перламутровой пуговицей.
————————————————
*крехцаешь /идиш/ — стонешь.
**малхамовэс /идиш/ — смерть моя.
***мишигенер /идиш/ — сумасшедший.
****балабус /идиш/ — хозяин.