Опубликовано в журнале Студия, номер 9, 2005
Любите ли вы театр?
А.П.Чехов
В парижском аэропорту к некоему пассажиру, мающемуся в ожидании отложенного рейса, подсаживается случайный собеседник. Лезет с дурацкими разговорами, нагл, прилипчив, глумлив, бесцеремонен, развязен, отделаться положительно невозможно, предохраниться невозможно, на “оставьте меня в покое” не реагирует, даже воспламеняется ещё более, готов раскрыть свою помоечную душу, с наслаждением раскрывает, несёт околесицу, Господи, три часа до вылета, преследует по всему аэропорту, не съездить ли по физиономии, не обратиться ли в полицию, омерзительный говорун, повышает градус, смакует гадости, определённо сумасшедший, красноречив, наблюдателен, точен в деталях, убедителен, плотояден, ужимчив, разглагольствует о янсенизме, притом большой балагур: постоянно невротически шутит, Паскаль с иезуитами присутствуют виртуально, Янсений (за кулисами) отбрасывает тень Августина (на сцену), естественно, я на стороне иезуитов, солидарность с Арамисом, но ведь и кардинал Ришелье (вражина!) против янсенистов, и Анна Австрийская, Мазарини читал “Письма” и посмеивался, импортировали из Голландии, вот и гнусный тип из Голландии тоже.
Поначалу ситуация представляется забавной (не господину – зрителям), но потом уже не до смеху. Нечаянный собеседник рассказывает ошеломлённому, но поневоле увлекающемуся протагонисту историю своей большой любви. Как он (девственник) встретил девушку своей мечты на кладбище и изнасиловал в склепе. Необыкновенные ощущения! Как, страдая, искал её потом десять лет, не помышлял об иных женщинах, а найдя, неузнанный, насладился беседой, а узнанный, всё-таки взял да и зарезал. Никакого тривиального секса: хватит уже, сколько можно, одного раза вполне достаточно, прекрасное должно быть эксклюзивно, повтор неизбежно привёл бы к профанации. Что значит персонаж с тонкой внутренней организацией, с культурным воображением! Прилагаются подробности: в каких местах желанного тела манипулировал кухонным ножом. С тех пор десять лет только о ней и думает. Однолюб, однако.
Всё-таки не зря янсенисты почитали театр мерзостью, а драматургов отравителями колодцев, не зря. Одолей Паскаль Арамиса, что стало бы с французским театром?
Надо вам сказать, я ведь совершенно не театральный человек, то есть совершенно, последний раз был в театре в третьем классе, смотрел “Синюю птицу”, не понравилось, меня туда не влечёт, лучше пойду гулять в Сокольники, и вот приезжают родственники из Сан-Франциско, юг, западное побережье, далеко безмерно, Макар телят не гонял, глухая провинция, если родился в империи, жить лучше, наверно, там, не знаю, на чей вкус, кому как, хорошо ли скифам в Фессалии? тоже мне юг, купаться холодно, пятнадцать лет Москвы не видали, озабочены культурной программой семнадцатилетней дочери, откуда у неё русский? Кремль, Третьяковская галерея, Пушкинский музей, Старый Арбат, Бульварное кольцо, Патриаршие пруды, правильно, вся культура, какая ни есть, здесь, есть, я вас спрашиваю, в Сан-Франциско Третьяковская галерея и Патриаршие пруды? пустой вопрос, правда, у них Золотые ворота, но ведь Маргарита над Золотыми воротами не летала, ведь не летала? далась им эта Маргарита, всё равно памятник не ей, а Крылову, вот театр ещё, какой театр? да почём же я знаю, какой, да я последний, кого можно об этом спросить, а мы-то считали тебя интеллигентным человеком, при чём тут театр, идёмте лучше в Сокольники: там хорошо, там набухают почки, там поют птицы, там прекрасные конные милиционеры гарцуют на прекрасных лошадях по прекрасным лесным и весенним тропинкам – зачем театр?!
Мы смотрим на афишу, я вижу словосочетание “Роман Козак”, оно кажется мне смутно знакомым, я исхожу из того, что, если я слышал это имя, да ещё и запомнил его безо всякой надобности, наверно, он очень знаменитый человек. Вот, говорю, Козак. Они говорят: мы не знаем кто такой Козак (будто я знаю!), мы доверяем тебе девочку – ведь ты не поведёшь её на какую-нибудь ерунду или гадость?
Цена билетов поражает воображение: семьсот пятьдесят! Это надо же. И места не лучшие. Я чувствую себя как некий Рип ван Винкль: пока я гулял в Сокольниках, прошло триста лет и цены на театральные билеты подросли. Зал полон, ложи не блещут только из-за отсутствия лож, вот, говорят, народ нищает, питает отвращение к культуре, предпочитает квасу пепси, утоляет духовный голод жалкими суррогатами – да ничего подобного! растёт благосостояние трудящихся, тяга к высокой культуре как никогда велика, просто чудовищно велика, во времена моей юности (порой у них бывали сходки) мы обсуждали, доживёт ли СССР до 1984 года, но пророчество о модном московском спектакле с янсенистской проблематикой при полном аншлаге (и при том безо всякой политической подоплёки) показалось бы мне куда более смелым, впрочем, янсенизм ни при чём, народу нравится некрофильство, народу нужен стих таинственно-родной, это как раз то самое.
Я в тихом ужасе, янсенисты правы, похулив Корнеля с Расином, Маяковский показал себя настоящим янсенистом, хотя и непоследовательным, я боюсь взглянуть на легкомысленно доверенную (и доверившуюся) мне девицу, что происходит в её заморской голове? и всё равно искоса поглядываю, ах, не уйти ли?
Между тем градус повышается, хотя, казалось бы, после приключения в склепе и манипуляций кухонным ножом, ехать как бы уже и некуда. Но это потому, что у вас недостаток воображения: ехать всегда есть куда. Выясняется, что последний акт любовной драмы случился как раз десять лет назад, день в день, и соответственно, кладбищенская акция двадцать лет назад, и тоже день в день. Десять лет спустя, двадцать лет спустя – чтобы ни для чего не нужный Арамис не чувствовал себя одиноким.
Мало того, господин, насильственно втянутый в историю свалившегося с неба балагура и казавшийся до поры до времени случайным объектом его домогательств, сам персонаж этой истории: он муж, то бишь вдовец, несчастной жертвы. Стало быть, злодей выслеживал его, дабы предстать в юбилейный день во всём блеске своего красноречия и вполне насладиться произведённым впечатлением. Задержать же рейс – проще простого: стоит только сообщить о бомбе на борту.
Понятно, что злодею трудно найти более благодарного слушателя, однако же цель рассказа не только эстетический эффект, но и увлекательный психологический эксперимент: возбуждённому вдовцу предлагается немедленная сатисфакция – убивец приглашает его в туалет, где тот может вонзить в нечистое сердце нож, припасённый устроителем представления как раз для этой приятной надобности. Дьяволов водевиль. Интересно, как он оказался с ножом в зале ожидания аэропорта? Куда смотрит служба безопасности? Терпение: сейчас всё станет ясно.
Законопослушный, хотя и терзаемый страстями, господин полагает, что для таких случаев существует полиция. Полицейские ведут себя, однако, престранно: просят его предъявить документы, а проверив, советуют не злоупотреблять спиртным. Герой обескуражен не меньше зрителей. Злодей гнусно хихикает. Герой требует объяснения. Нет ничего проще: убийца невидим для полицейских, ибо вообще не существует в материальном мире – он фантом подсознательного, внутренний двойник героя. Герой сам женоубийца. Такой приличный господин. Кто бы мог подумать?
Да, но он же не насиловал в склепе. То есть как это не насиловал?! А мысленно! Таки да, мысленно и впрямь было. Убивать, на мой вкус, тоже следовало мысленно. Во всяком случае это было бы последовательно: ведь в спектакле всё происходит именно так. Надо полагать, он это мысленно и проделал, но был автором (лицом заинтересованным) оклеветан. Ладно, автор хотел как лучше, простим ему.
В общем пересмешника пришлось убить. Пассажиры задержанного рейса могли видеть, как некий человек с криком “Свободен! Свободен!” бился головой об стенку, пока не упал замертво. Материализация метафоры. Метафизическая стена. Тотальное освобождение. Занавес.
Уф! Достоевский, Фрейд, Оскар Уайльд. Не только “Дориан Грей”, но и “Редингская тюрьма”. Можете дополнить этот ряд самостоятельно. Омерзительно. Главное, сделано хорошо – во всех компонентах: драматургия, режиссура, минималистская сценография, а как двигаются по сцене! Два часа два человека разговаривают, целых два часа, только два человека, только и делают, что разговаривают. Ничего не происходит. И всё равно не скучно. Какое там! Тем более омерзительно. Любавичский Ребе говорил: “Вы там, где ваши мысли. Будьте в хорошем месте”.В юности я любил Достоевского, у меня к нему свои счёты, сильное пристрастное отношение.
Расколотить голову о стенку – кардинальный способ освободиться. По всему выходит, что и единственный. А что прикажете делать, если терапия бессильна? Я бы к этому доктору не обратился. Янсений (а вослед за ним и Паскаль) полагал, что человеческая природа насквозь порочна, скептически относился к свободе воли, уповал исключительно на благодать. И чем это отличается от кальвинизма? Понятно, что не нравилось иезуитам (не только это). Прошло триста пятьдесят лет. Время показало, что первые две идеи могут легко обходиться без третьей.
В сценических небесах висит огромная глыба. Рано или поздно упадёт на голову непременно. Вполне античное представление о жизни. Но я не культуролог, я обыватель, притом у меня с детства метафизическая близорукость: я прекрасно знаю, что если подниму лицо, то увижу не камень, а солнце, звёзды, птиц или ветки деревьев. А если бы зрение было в порядке, мог бы увидать ангела. Впрочем, каждый видит своё. Но в театр я теперь не ходок. Немедленно отправляюсь в Сокольники – врачевать культурную травму.
Вы спросите: а что же моя юная спутница? Спектакль её позабавил. Моё смущение – ещё больше.
“Косметика врага”. По роману Амели Нотомб. Театр “Сатирикон”. Режиссёр Роман Козак. Художник Александр Орлов. В ролях: Роман Козак и Константин Райкин.