Опубликовано в журнале Студия, номер 8, 2004
КОМЕТА Комета - предвестница грозных событий, Горящий свой хвост распростерла в ночи, - Ниспосланный Роком основ разрушитель Крылатому воинству знамя вручил. Грядущего хаоса верные слуги, Промчатся они, словно смерч, над землей. В ночной тишине слышу трубные звуки И цокот копыт их коней громовой. ВИДЕНИЕ Иду в толпе, не различая лиц, Не отражаясь ни в одной витрине, По городу иду, как по пустыне, Путь освещают всполохи зарниц. Белеет храм, здесь опускаюсь ниц. Недвижимый лежу в грязи и глине, И слезы жгут глаза, и сердце стынет, А в небе грохот тысяч колесниц. Разверзлась твердь и столб огня ударил. Земля пылает, всюду запах гари, Лишь храм стоит, как прежде нерушим, Златой свой купол вознеся высоко. Засыпан пеплом, я в грязи пред ним Лежу в оцепенении глубоком. *** Н. К. Нести свой крест, хрипя и стиснув зубы, До дней последних мы обречены, Тяжелый крест из древесины грубой, Не возроптав, не разогнув спины. Плюют в лицо, швыряют камни в темя. На ребрах мясо сбито до кости. Сколь ни целебно, не излечит время Того, кто обречен свой крест нести. *** Мир за окном - цветное полотно. На нем дома, деревья, люди, птицы. Поток автомобилей с ревом мчится. По снегу такса семенит смешно. В полтретьего уже полутемно. Я закрываю книжную страницу Про журавля, что в небе, и синицу В чужих руках иль в клетке? Все равно. Как Соловей-разбойник чайник свищет. Иду на кухню, ведь духовной пищей Желудок не наполнить, сколь ни ешь. И подступает скучный зимний вечер, И нечем залатать в бюджете брешь, И плачет горько, как ребенок, ветер. ТАК ЗДЕСЬ ВСЕГДА И так всегда здесь - эти их красные рожи в подъезде - Погромщиков слободских и мясников Охотного ряда. Средь шума большого города, а особо - в предместье. В полуденный липкий зной и под шорох сухой листопада Поспешно продравшись через ряд их гадливых ухмылок, Я чувствую себя совсем никому не нужным и лишним. И странный запах всегда здесь - трески и прелых опилок. И чье-то сморщенное лицо в окне на этаже нижнем. *** Душа мертва. Утихла боль тупая. Вползает, корчась, в комнату рассвет. Дождь бьется об асфальт, с него смывая В числе других мой одинокий след. Я мокрый плащ повесил в коридоре, Войдя в свой дом, который потерял. Душа мертва и не саднит от горя, И дальний путь лежит через вокзал. Вокзальный сумрак. Вечное мельканье Лиц незнакомых, грохот поездов. И миг неотвратимый расставанья Приблизился, перехватил дыханье, Вбивая в глотку рвань прощальных слов. ЖАЖДА ШТОРМА А он, мятежный, ищет бури... М. Ю. Лермонтов Спасенья нет от этих Вечных бабок. Они, увы, не кормят голубей И не гуляют в парке, где так сладок Прозрачный воздух в глубине аллей. О нет, они из сумрака квартиры Следят за всем, творящимся вокруг. Уверен, точки нет на Карте мира, Свободной от назойливых старух. Вот я сижу один в пустой квартире, Едва дыша, как мышь в чужом углу, Боюсь и воду слить в своем сортире, И хлипкой доской скрипнуть на полу. Перечитал недавно книгу Хармса: Там пачками старухи из окон Вниз выпадают - торжество баланса Над хаосом... плюс пышность похорон. Хармс хулиган, а если без фантазий, За это схлопотать здесь можно срок. И, стиснув зубы, нужно ждать оказий - Вдруг рухнет на старушку потолок Иль наводненье подойдет лихое И смоет разом старых гарпий сонм. Устроит шторм, тайфун вполне устроит, Я жду, я ожидание сплошное, Как будто в ожиданьях есть резон. УПРЕК Заскорузла душа, занемела. Опрокинулось зренье во тьму. Измытарено бренное тело, и пришло помраченье уму. Оглянешься назад - лишь руины, и во тьме не забрезжит просвет. Жизнь кончается явкой с повинной. Поднебесный высок кабинет. Но тебя там не ждут, не надейся. Пётр не вынесет ключ от ворот. Равнодушьем клеймен и злодейством - от тебя мертвечиной несет. Прожигать с "беспечального детства" Начал жизнь - и весьма преуспел. Промотал в дым чужое наследство. Проиграл все, профукал, проел... Заскорузла душа, зачерствела и, предчувствуя вечную тьму, плачет тихо, что ввысь не взлетела, не познала небес синеву.