Опубликовано в журнале Студия, номер 7, 2003
Зеркало в доме – дело самое обыденное, да только есть в нём некая загадка. Почему-то не всякий может пройти мимо, не глянув в него хотя бы мельком. Частенько смотрятся в зеркало не только, когда причесываются, бреются или, если женщина, губы подкрашивают, а просто так, чтобы поинтересоваться, какой ты из себя в данный момент.
Впрочем, некоторые люди вовсе избегают зеркал. Знаю одну даму, у которой в доме ни одного зеркала нет. Хотя не могу сказать, что она не хороша собой. Очень даже хороша. Вот только непонятно, как ей удается поддерживать свое личико в самой лучшей форме.
Мужчины, за некоторым исключением, к зеркалу относятся иначе, чем женщины,– более рационально. У женщин отношения с ним сложнее, интимней. Дети – те тоже частенько заглядывают в зеркала. Маленький человек пытается понять, что он из себя представляет, знакомится с собой. Отношения человека с зеркалом – вещь в некотором смысле загадочная. Неспроста люди издавна приписывают зеркалу некие мистические, а то и магические свойства. Считается, например, что разбитое зеркало – к беде. На зеркале гадают о суженых, а кое-кто видит в нем то, чего на самом деле нет. А может быть, было?
Нет, не такая уж простая штука – зеркало…
Свою карьеру Андрей Миронович Пряхин, ветеран уголовного сыска, начинал рядовым следователем в петроградском Угрозыске почти мальчишкой, в начале двадцатых годов, то есть в самый разгар НЭПа. Я познакомился с ним, когда он был уже на пенсии, в Ленинграде, году в семьдесят втором, во время съёмок “Достояния республики” – фильма по сценарию, написанному мною и Авениром Заком, с которым мы долгие годы работали вместе. Не помню, кто привёл Андрея Мироновича на съёмки, кажется, сам Володя Бычков, наш режиссер. Пряхин как-то сразу стал нашим добровольным консультантом. А поглядев готовый фильм, с застенчивой улыбкой признался, что напомнил ему Олег Табаков его самого, каким был в молодые годы.
Наверно, он и в самом деле был этаким бравым пареньком с маузером в деревянной кобуре, висящей через плечо. Впрочем, маузеры к тому времени, кажется, вышли из употребления. Ну, если не с маузером, то со смит-и-вессоном или браунингом за поясом. Сын рабочего Путиловского завода, то есть происхождения самого пролетарского, он, конечно, чувствовал себя хозяином жизни и к тогдашним буржуям–нэпманам относился с ненавистью и презрением. А к тем кто их грабил, не сказать, чтобы с сочувствием, но все же с некоторым пониманием. Что не мешало ему быть верным стражем революционной законности.
Однажды в декабре двадцать третьего года послали его в квартиру на Троицкой, у Пяти Углов, в которой произошло ограбление с отягчающими обстоятельствами, а именно – с убийством хозяина, человека лет пятидесяти, владельца одного из самых больших кондитерских магазинов тогдашнего Петрограда. Однако если к ограблениям богатеев Пряхин относился в некотором смысле снисходительно, то убийство, даже нэпмана, никакого снисхождения у него не вызывало.
Случилось это в канун Рождества, часов около семи. Было уже темно. Зимой в северной нашей столице ночь, как известно, начинается довольно рано. Пряхин явился на место происшествия в начале одиннадцатого. Квартиру, в которой было совершено преступление, он застал ярко освещенной огромными хрустальными люстрами.
Пряхина нэпманская квартира раздражала своими до блеска начищенными полами, дорогими коврами и обилием совершенно ненужных для нормальной жизни вещей, вроде картин в массивных золоченых рамах, крохотного круглого столика на тонких гнутых ножках, множества фарфоровых статуэток на полках и этажерках и огромного, чуть ли не от пола до потолка, зеркала в витиеватой резной раме, в котором Пряхин отражался в полный рост.
Судя по всему, хозяина прикончили ножом в спину обыкновенные грабители. Он лежал в кабинете возле стоявшего в углу сейфа. Сейф был распахнут, а на ковре, рядом с телом хозяина, огромной черной кляксой расползлось кровавое пятно. По-видимому, хозяин пытался помешать грабителям. Милиционеры унесли тело убитого, и в начале двенадцатого Пряхин, после тщательного осмотра места преступления, приступил и допросу свидетелей.
Домработница или, как тогда говорилось, прислуга, – крепкая, скуластая бабенка лет тридцати, ходила в магазин. Вернувшись, обнаружила, что дверь с черного хода не заперта, а из окна в гостиной несет холодом – стекло было аккуратно вырезано. Заглянув в кабинет, обнаружила тело хозяина и тут же побежала сообщить в милицию.
Молоденькая жена убитого, которую Пряхин поначалу принял за его дочку, тоже мало чем могла помочь следствию: в момент ограбления она была у парикмахера, делала причёску перед тем, как идти в церковь. А придя домой и узнав от домработницы об ограблении и убийстве, не взглянув на убитого, бросилась в свою комнату и обнаружила, что из заветной шкатулки исчезли все драгоценности, а из платяного шкафа – лучшие ее наряды, в том числе две шубы – чернобурая и котиковая, модный костюм, выписанный из Парижа, и множество других туалетов. Отвечая на вопросы Пряхина тоненьким, срывающимся голоском, она то и дело подносила к глазам кружевной платочек, перечисляя похищенные вещи.
Расследование преступлений в те времена имело мало общего с современной методикой. Никаких снятий отпечатков и тому подобного не применялось. Больше полагались на интуицию и знание криминального мира. Пряхин осматривал место происшествия и напряженно перебирал в уме всех хорошо известных угрозыску петроградских квартирных грабителей – налётчиков, пытаясь угадать, чей почерк у данного ограбления. В квартиру на третьем этаже бандиты проникли по пожарной лестнице, через окно, вырезав стекло: похоже на недавнее ограбление на Лиговке Сенькой Скороходом. Но Скороход на “мокрое дело” не пошел бы, такого за ним не водилось.
Шкатулка с драгоценностями вскрыта аккуратно, без повреждения, – похоже на Устюжанина. Однако Устюжанин ничего, кроме драгоценностей, не берёт, тряпками не интересуется. Да и сейфы не его специальность. По сейфам работают Сенька Прокуднн – Кроха и Лёшка Самохин – Копчёный. Но оба ходят в одиночку, а тут вроде действовали по меньшей мере двое: одному столько одежды не унести. К тому же у Пряхина сложилась уверенность, что удар ножом в спину нанесен одним из налетчиков, когда хозяин схватился с другим.
Покуривая самокрутку и перебирая в памяти петроградский преступный мир, Пряхин сидел в кресле напротив того зеркала в резной раме и, глядя на свое отражение, неожиданно подумал, что еще недавно в нем вот так же отражались грабители.
– И такая, знаете ли, дурацкая мысль пришла в голову, – сказал Андрей Миронович, – ну просто мальчишеская, знаете ли, фантазия… Смотрел я, смотрел в зеркало и почему-то вспомнил, что моя старшая сестра вышла замуж за того, кого видела в зеркале во время гадания в ночь под Рождество. И хоть был я в то время уже убежденным атеистом, однако подумал, что если потушить свет да поставить две свечи, – вдруг появится кто-нибудь? Как раз самый канун Рождества, да и время около двенадцати… Ну, подумал, подумал, да сам над собой и посмеялся. Ставить свечи перед зеркалом, конечно бы не стал, но в этот момент погасло электричество, что частенько тогда случалось.
Пряхин крикнул, чтобы принесли лампу или свечи. Через несколько минут в комнату вошла домработница с двумя свечами в бронзовых подсвечниках. Одну поставила на столик с тонкими ножками, другую – на этажерку с фарфоровыми статуэтками. Так свечи оказались по бокам зеркала, и в нём отразилось их колеблющееся пламя. И вдруг в тусклом мерцании свечей Пряхин различил там, за стеклом, фигуры двух мужчин!.. Один в кожаной тужурке и в меховой шапке-кубанке, похоже, кричал и ругался, а другой растеряно смотрел на финский нож, который держал в руке. Видение это, едва промелькнув, исчезло, – и тут же вспыхнул свет. Пряхин невольно зажмурился, потом открыл глаза и увидел в зеркале только свою растерянную физиономию.
Toго, что в кубанке, Пряхин узнал: Андрей Жарков, известный еще до революции налетчик по прозвищу Ищи-свищи, славившийся своей неуловимостью. Его лицо Пряхин хорошо помнил, – как раз недавно архивист Угрозыска показывал сыщикам фотографии знаменитых бандитов.
Очень удивился Пряхин!.. Однако совсем не тому, что вообще что-то увидел в зеркале, а тому, что увидел не кого-нибудь, а именно Жаркова, о котором думал перед тем, как погас свет. На дело Ищи-свищи ходил, как правило, не один, – брал напарника-“шестерку”. Чтобы тот, попавшись, и отвечал за ограбление, а сам Ищи-свищи оставался неуловимым. Если это в самом деле Жарков, то понятно, что прикончил нэпмана напарник, а Жарков, избегавший “мокрухи”, того ругал. Однако Пряхин вспомнил, что Жарков был вроде адъютанта у атамана Григорьева и погиб еще в восемнадцатом году.
– Чепуха какая-то, – подумал он и засомневался, действительно ли видел в зеркале этого Жаркова-покойника. Просто почудилось. Во всяком случае, докладывать начальнику угрозыска о своем странном видении не решился – засмеют.
Дело об убийстве на Троицкой осталось не раскрытым, “висяком”, как говорят нынче. А месяцев через пять, в начале июня, Пряхину поручили “нанести визит” в подпольный игорный притон на улице Красных Зорь, как в то время назывался Каменоостровский проспект. Притон находился на первом этаже дома номер 26/28, в котором много позже жил Киров.
В большой комнате, обставленной вполне по-домашнему, шла игра в рулетку. Игроков было человек десять. Крупье, немолодой человек с нафабренными и загнутыми вверх усами, испуганно взглянул на револьвер в руках ворвавшегося в комнату Пряхина, выскочил из-за рулеточного стола и бросился к боковой двери, где его встретил один из сопровождавших Пряхина милиционеров.
И в этот момент Пряхин увидел в зеркале, висевшем на противоположной от окна стене, лицо человека, запомнившееся ему с того декабрьского вечера. На этот раз он был не в кубанке и кожаной тужурке, а в безукоризненном бежевом костюме и белой рубашке с галстуком-бабочкой. На какое-то мгновение Пряхин решил, что ему это чудится – опять зеркало! Но прежде чем он успел осмыслить увиденное, Жарков, – а Пряхин уже не сомневался, что это был именно он, – бросился к окну, выбил громадное, во всю раму, стекло и выпрыгнул на улицу. Пряхин с револьвером в руках кинулся за ним, но того и след простыл. Ищи-свищи, если это был он, и на этот раз оправдал свое прозвище.
При допросе содержателя игорного притона Пряхин выяснил, что человека, выпрыгнувшего из окна, тот видел впервые, а кто из постоянных посетителей его привел, не заметил.
Пряхин назвал ему несколько придуманных им фамилий, в том числе Жаркова, но имя Жаркова не произвело на того никакого впечатления.
– Вы же понимаете, – заискивающе улыбаясь, сказал он, – наши посетители предпочитают не называть своих имен…
Кого же видел Пряхин? Жаркова? Но ведь тот погиб…
Погиб или не погиб? Этот почти гамлетовский вопрос не оставлял Пряхина в покое.
То, что он дважды видел отражение Жаркова в зеркале, Пряхин не сомневался. Вот только… оба раза – в зеркале…
Мы слушали рассказ Пряхина в номере Володи Бычкова в гостинице “Ленинградская”, возле Московского вокзала. В раскрытое окно врывался шум привокзальной площади, несколько нарушавший мистическую прелесть этой истории. Слушали с незаметной для старика иронией. Лелик Табаков улыбался своей обычной обаятельной, сочувственно-лукавой улыбочкой. Володя Бычков поддакивающе кивал, прихлебывая из граненого стакана водку c томатным соком. Авенира Зака и меня история с зеркалами интересовала не так чтобы очень, но вот Пряхин, – мы мысленно прикидывали, не пригодятся ли его рассказы для нового сценария? (Между прочим, историю с налетом на игорный притон я всё же использовал в фильме “Золотая речка”: через окно бежал один из главных героев, великолепно сыгранный Кайдановским).
А Андрюша Клименков, администратор, прикрепленный к нашей съемочной группе от Ленфильма, не то чтобы поверил в возможность появления в зеркале прежнего отражения, однако всерьез заинтересовался личностью Жаркова. Заручившись соответствующим документом от дирекции Ленфильма, он проник в Центральный Архив Ленинградского Угрозыска. Папку с делом Жаркова найти ему удалось, но она оказалось пустой. Вернее, в ней лежала всего одна бумажка, в которой значилось, чго дело Жаркова передано Ленинградскому управлению НКВД, и дата – 17 марта 1937 года. Еще одна загадка: с какой стати органам понадобилось затребовать дело обыкновенного уголовника? Впрочем с этим ведомством связано столько загадок, что еще одной можно и не удивляться.
На этом поиски Клименкова должны были бы закончиться: добраться до архива “Дома на Литейном” простому смертному невозможно. Однако новая загадка еще больше разожгла интерес Клименкова к личности Жаркова. Работая администратором на картине режиссера Эрмлера, он по служебной надобности часто общался с неким ответственным работником госбезопасности. Заинтересовав его пряхинской историей и особенно тем обстоятельством, что дело Жаркова было затребовано на Литейный, Клименков попросил выяснить, зачем оно понадобилось органам. И вот что оказалось: в январе 37-го НКВД арестовал за контрреволюционную деятельность по статье 58-10 проживавшего на Разъезжей улице старшего бухгалтера “Ленхладпрома” Жаркова Андрея Александровича.
Имя Андрея Жаркова, знаменитого Ищи-свищи, было слишком хорошо известно, чтобы работники НКВД не заинтересовались: а не тот ли самый этот Жарков? Оказалось – тот самый. Во всяком случае, если судить по его собственному признанию, сохранившемуся в деле, он сообщил, что вырученные от продажи награбленного деньги шли некоей антисоветской организации. Впрочем, чего стоят признания, сделанные в том самом тридцать седьмом, хорошо известно. Не исключено, что арестованный органами бухгалтер вовсе не Ищи-свищи, а признание, что он тот самый, у арестованного просто выбили…
Однако Клименков был уверен: Жарков. Конечно, признания в связи с антисоветской организацией сделаны им по принуждению, а вот его неуловимость связана как раз с тем, что вел он жизнь с виду вполне добропорядочную, и Пряхин видел в зеркале самого Ищи-свищи.
Вполне допускаю, что из окна игорного притона выпрыгнул именно тот, кого Пряхин якобы видел в зеркале на квартире убитого нэпмана, но не мог же он в самом деле видеть сохранившееся отражение.Или все же мог? Есть такая фантастическая теория, утверждающая, что все происхо-дящее незримо запечатлевается на поверхности окружающих нас предметов. А что, если в самом деле так? Что, если и в зеркалах сохраняются прежние отражения, а мы просто не умеем их видеть, не фиксируем в своем сознании, потому что не верим, что такое возможно.
Сэмюэл Уордпол рассказывает, что его друг Льюис Кэрролл, автор “Алисы в Зазеркалье”, однажды высказал мысль, что легендарные английские привидения появляются именно из зеркал, где сохранилось их отражение. Вряд ли Кэрролл говорил об этом всерьез. Однако, что такое, в сущности, знаменитая улыбка Чеширского Кота? Не то же ли самое сохранившееся отражение?