Опубликовано в журнале ©оюз Писателей, номер 16, 2015
Виктория Борисовна Добрынина родилась в
1950 г. в Харькове. Окончила Харьковское государственное художественное
училище, работала педагогом, воспитателем детсада. Книги стихов
«Светлым-светло» (Х., 1993), «Вас любящий навеки остаюсь» (М., 1993) «Вечные
темы» (Х., 2001), «В свою пору» (Х., 2007), публикации в журналах «Радуга»,
«Ренессанс», «Харьков — что, где, когда», «Антологии современной русcкой
поэзии Украины», сборнике «Дикое поле» и др. Лауреат премии Международного
фонда памяти Б. Чичибабина (2001). С 2007 г. живёт в Эрфурте (Германия).
* * *
Так
полюбила засыпать,
Так радуюсь потёмкам.
Упасть в казенную кровать
И чувствовать обломком
Себя.
Всей жизни прошлой, той,
В прозрении и страхе,
С её проклятой простотой,
В разодранной рубахе, —
Рванул в отчаянье с груди,
И пуговкою в угол
Душа забилась.
Посиди
На посошок, на убыль.
Здесь сладко спится. Сон, как дом
Родной. (Морфей, подкорка…)
Бог даст — мы пуговку найдём.
Во сне. Под койкой.
* * *
А
Бог остался там, в двух сутках
Езды, за польскою границей,
За «пани», за последней шуткой
Водилы, за слезой-зеницей
Служебной псины. Всепородно
Печальны псы и всенародно.
А Бог довёз меня до рая,
Свернул к обратной борозде,
И я одна осталась.
Врали,
Что Бог везде.
* * *
Сентиментальность
немецкая,
Склонность, любовь к безделушкам.
Видно, недодана детская
Мера сбеганья к подружкам,
Жизнь дворовая, вольготная,
Классики, дочки-матери.
Плюс ещё — мрачная готика.
Минус — на дряхлом катере
Рыболовлею передночною
Взросло болеть с пацанвою…
Так что цветочки да рюшечки
—
Те ещё, в общем, игрушечки.
* * *
Отечественный
графоман
Монументальней за границей.
Река по камушкам слоится,
И, как хозяйку доберман
На поводке,
Влекут проулки.
Вся жизнь посвящена прогулке.
На родине суровый быт
И климат, и читатель тоже,
Он искушён, он в корень зрит,
Он откровений ищет, дрожи
Какой-то тонкой, чёрт возьми,
Нюансов, изысков, подвохов,
Он не тупеет от возни
Житейской, не приемлет вздохов,
Живёт на выдохе, снуёт
По строчкам взглядом неподкупным.
А заграница, та даёт
Не гениальным стать, так крупным,
Храня уютную печаль
Безделия в родной шарашке,
И заводской многотиражки
Неистребимую печать.
* * *
Цена
заплачена смешная,
Полжизни, в общем, полцены.
Простили все, кому должна я,
Во покидание страны.
Так провожают в путь последний,
Того, кто безнадёжен был.
И разошлись. И дождик летний
Зной пригасил и пыль прибил.
Ещё по случаю помянут,
Придёшься к слову, так сказать.
И на клочок судьбы помятый
Таможня шлепает печать.
Как в путь последний. Без полушки.
Советуют не брать ни кружки,
Ни книжки даже, ни подушки,
Из разорённого гнезда…
Недаром снятся мне подружки,
Исчезнувшие навсегда.
* * *
Я
не то что готова статистом, готова
Быть кулисою пыльной в театре Господнем,
И глядеть из угла, и не вымолвить слова,
Лишь бы только успеть наглядеться сегодня
Опереток Его трёхгрошовых, банальных,
До оскомы знакомых, стократ перепетых,
Неумелых хористочек в платьицах бальных,
Тяжелеющих тружениц кордебалета.
Пусть всё будет до сладости провинциально,
Но сегодня, поскольку сюжеты Господни
Развиваются, мало сказать, гениально,
Но зато обрываются, будто бы сходни
Пароходные, прямо над глубью, над бездной,
Так что, «завтра» не факт, что настанет на утро,
А настанет, так, может, придётся болезной
Примадонне грести на лодчоночке утлой,
Выдираться на скалы и с голоду пухнуть,
Не толкай меня, Господи, на авансцену.
Сил осталось на столько, чтоб только не рухнуть,
Не испортить спектакль, удержаться за стену.
* * *
Путешествовать?
Бродить?
Шею вывернуть, глазея,
На обломки Колизея?
Только душу бередить.
Площадь? Улочка? Собор?
Розы? Прозелень фонтана?
Да, бродила неустанно
В юности, лелея вздор.
Сквер? Архитектура? Быт?
Замок? Кранах? Псы? Охота?
Гобелен? Потомок гота?
Вижу, вижу, пьян и сыт.
Понимаешь, ни души
Что в Париже, что в глуши,
Уж конечно, не в Париже.
Разве что Лотрек, Дега,
Ренуар, пикник, бега,
Плечико красотки рыжей…
А роднее — ни фига.
* * *
Меня
по крупицам лепили
Все те, что меня не любили,
Я им благодарна сполна.
Кому — бирюзовые штили,
Кому — штормовая волна.
Меня как прибрежную гальку
Смывало, швыряло, несло,
Но каждому встречному гаду
Спасибо, что мне не везло.
Так хамством меня обкатало,
Что, в общем-то, довело
Почти что до идеала.
Но тем, что меня полюбили
И держат ещё на плаву,
Пошли же им, Господи, штили.
Иначе зачем я живу?