Опубликовано в журнале ©оюз Писателей, номер 15, 2013
Дмитрий Александрович Казаков родился в 1989 году в Николаеве. Окончил Николаевский колледж культуры и искусств, режиссёр театрализованных представлений. Основатель поэтической группы «Лига эМ». Публиковался на сайтах «Полутона», «ЛитFest», в альманахах литературных фестивалей и местных периодических изданиях. С 2013 года живёт в Киеве.
* * *
ты будто кнопка лифта с меткой вверх
то — смета смерти как подшивка поджимает снизу
в подмышки солнце режется, хотя на вырост брали
считать ли мёртвыми тех, кто ещё не есть?
зачем качели в шторм на палубе? часы сдаются с боем
набит желудок дура чучело и касса
по сути, может быть до года — в сутках
ещё меня волнует скорость свечки:
рассчитывать её по таянью? ещё как?
так можно память вольно толковать
так можно заставать тебя врасплох по уголкам губ
так можно
так
стекло
небо многоопытно река престарела срезываешь
цедру ковыряешь ногтем кокон
вальдшнеп наверно петь умеет по-немецки или ещё как
и эдак проплывают гаснут ну знаешь
лучше не озвучивать имена а то
к ним ещё необходимы местоимения
ты вы он она
они
а они — и не они вовсе потому и проплывают
кактус и ёж по иголочке повыдерганы
ежевикой сочатся
а ты в кромешной шляпе
в горошек/в дырочку/вусмерть
чтобы прогуливаться
прогуливаешься
но это тоже называние имён
и подкатывает к горлу имярек
всех престарелых
всех одних и не тех же
(в одну дважды не)
граждане! —
стрежень графитовый оболочка из древесины — реактор
стержень урановый графитовая оболочка —
карандаш вечный солнечный непроливающийся
как дождь на сахар
комкается склеивается стекленеет хиросимой
амфитеатр воронки покат и скользок
хор выцвел в пепел
пел пел и перепел
подкудахтывах точно перепил
ссохся
под надбровными дугами неба
шерсть сахарная — брови
сантаклаус ненавистный борода-стекловата
и ель на ветвях сахарная пудра вата
пусть снег невозможный выпадет
пусть черви роют норы
пусть бобр ноет — впору
ныть ему ослепша
грибы Бора в их расцвет увидаша
теки река безымянная впадай
взрывайтесь вены водопадов
лязгайте цикады
стрекозы мозаику глаз выпучивайте
напомните Богу о радуге
* * *
С. В. и Е. П.
убаюкивающе обволакивает, —
вспыхивать!
нет, не то
спина согрета солнцем, по спине мурашки
распрямляюсь: цветок.
а мог бы
и не тужиться
тень от идущего покачивается
тень от смоковницы — покачивается
два ветра — внутренний, внешний — синхронны
всё покачивается. даже центр
нет — Центр
он — прежде всего:
дышит
не понимаю не могущих совладать с морской болезнью,
ведь и они — покачиваются.
затакт?
не в?
..
в кадре борт корабля
(допустим, левый)
скучающие лица
радостные лица
детские лица
пьяные лица
лица
перегнувшиеся через борт
острым углом
фигуры
* * *
А. С.
тени бросаются в глаза больше чем свет
бросаются больше чем то
что их отбрасывает
когда-то все предметы
отбросят тени
как ящерица — хвост
эти сгустки
ртутно стекутся вместе
в одну лужу ночи
и улетят туда
где их больше никто
ничто никогда не осветит
здесь останется утро
и целый огромный сад
свежих буйно растущих теней
прогуляемся там после полудня
только своей не трогай —
взлетишь как на картине М. Шагала
* * *
К. Л.
Здравствуй
какой ты год
знаешь мне сегодня
постоянно хочется твердить
«здравствуй здравствуй —
и снова, — здравствуй»
какой ты б выбрал зодиак
а календарь
пусть пахнет высохшей
и съёженной календулой
ты, здравствуй,
год какой?..
однако
а есть одно такое что-то
об этом не прошепчет разнотравье
но сосчитай их все: прилив-отлив
и смены запахов
пусть сырость засуха и сели
не выступят морщинами земле
здравствуй!
а после станет полость —
приникни к стенкам
спи, который год
* * *
по пятницам чужая речь
обугливается до междометий
возьми согретую смолу умой глаза и шею
как ровно дышит снящийся помпеям —
поднялся пепел опустился — геркуланум
не знает кто здесь имена их?
проходят по рядам со стетоскопом
и каждого десятого прощают
—
таких не видел децимаций ни акрополь
ни вечный город столько раз запечатлённый
на плёнку цифру что стал больше фоном
чем городом который
чем городом в котором
чужая речь так въелась в эти плаццо
что статуи постачивали швабры
в их трещинах сейчас находят буквы
и иероглифы
и память
не находят
* * *
что ветры притянуты за уши —
за ними застёгнуты помочи
с нередкой фамилией Савушкин
приходит и кушает корюшку
что племя его одинакое
от ласк уменьшительных суффиксов
и глаз никогда не закапывал —
свалялись в перекати-улицы
что в крови ея блудит нарочный
и сам-брат а вместе-сестра стал’ быть
а буде их боле — опарыши
опоры разинутые столбы
* * *
вот смотрит паук из путаниц фасеточных
и я играю с ним в такую вот игру
называю форму, удерживая на вытянутых
от любопытства мухи мрут
он говорит размеренно и вдумчиво
артикулируя из хелицер
мучные звуки соком желудка смоченные
с поправкою на глазомер
на этот раз какой он лапой слушает
головогрудь предчувствует ли шею
поговаривают твой дельтаплан тенёт —
предтеча воздушного змея
* * *
корзина пóлна моисея иоанн
тут негде голову приткнуть и душно
иди к столу то не твоя река
ты перепутал город. чистотел
наружно — или выступит на срезе
какой воды ты помнишь щекотали
худые пальцы струи. твоего
они впитали тела пот и память
по ним и восстанавливать, рекут
гляди пока что как танцует дочь их
тебя потом на слушании спросят
тянула ли носочек выворотность стоп
была ли строго на восток и запад
мы вечно путаем иван или илья?
сподручно с телом взятым быть?
не проваливаешь стопы в пар:
там душно — не потеют?
* * *
Кругом возможно Бог
А. И. Введенский
куда уходит заднее число
переминаясь с нá ноги на нóгу
натягивая нá ухо пантуфль
без задника обратное сегодня
(кому четвёртая — кому вообще стена)
оно не различает серый шифр
проложенный по дну и пузырьками
затем что плоско там по-своему всему
затем что там планета — точно блин
а житель бирюзовой атлантиды
не принимает свет берёт дыханьем
и так реестр полон запятых
и этак росту не хватает у котурнов
куда без задней мысли не приди
там и останешься не на ночь а напротив
куда построишь дом без задней двери
туда и побежишь когда горит
о том и будешь помнить баррикады
для тех же целей есть допустим бог