Опубликовано в журнале ©оюз Писателей, номер 15, 2013
Виктор
Iванiв
родился в 1977 году в Новосибирске. Окончил Новосибирский государственный
университет (1999). Кандидат филологических наук (2006). Автор книги стихов
«Стеклянный человек и зелёная пластинка» (2006), книг прозы «Город Виноград»
(2003), «Восстание грёз» (2009), «Дневник наблюдений» (2011) и «Чумной Покемарь» (2012). Публиковался в «їП»
№ 13, журналах «Дети Ра», «Воздух», «Интерпоэзия»,
«Волга», «Уральская новь», «Сибирские огни», альманахах «Вавилон», «Черновик»,
«Новая Кожа», «Стетоскоп», а также московских антологиях «Время Ч»,
«Нестоличная литература», «Чёрным по белому», «Анатомия ангела», «Братская
колыбель», «9 измерений». Шорт-лист
премии «Дебют» в номинации «поэзия» (2002, 2012), Премии Андрея Белого в
номинации «проза» (2009); Международная отметина имени Давида Бурлюка Академии Зауми (2003). Лауреат Премии Андрея Белого
в номинации «проза» (2012). Живёт в Новосибирске, работает библиотекарем в
ГПНТБ СО РАН.
М. Г.
Просквозило, поспала с открытыми глазами.
Черногорская пословица
Шофёр автобуса указал перстом на стойку автомата по продаже билета и смылся с чемоданом. Догонять его пришлось на задворках вокзала, но уже в другом городе. Он ведь ездил по кругу на станции возле поилки кофейного автомата. В захолустье надвигалась пустынная буря, вокруг ходили жёлтые карабинеры в шарфах. Дорога начиналась так: выпрыгнув из окна и оставив отпечатки пальцев в глубокой и окаменевшей кирпичной балконной пыли, она вскочила из гроба и обернулась своей дочерью, такой похожей теперь. Метнувшись в метро и возникнув испугом, поцеловала. Скоро подбежали ещё несколько пав, и все направились медленным шагом вдоль по тополевым улицам к театру Красной армии — Богини троечной Ирис. Шагали в теплыни и тенях к скверику, где привалившийся к забору Веничка зажимал руками чемодан. Он верно направил пути стрелок для спурта и опоздания на рейс. А чемодан с шофёром остались за кордоном в полной недосягаемости.
Он прыгнул в окно кинотеатра с велосипеда и оказался в фойе. Филармонические старушки и с ними одна молодая сразу всё поняли, но спросили на всякий случай: «где билет, и где вы сидите». Он ответил, что «сейчас заберёт, потерял в туалете», где женщины ссали в большие ящики стоя. «Быстрее, быстрей проходите», попросили его билетёрши. На сцене шёл фильм о том, как мать собирала сына в школу, одевая его в рукодельный костюм, и как все смеялись над ним, будущим отцом и мужем. Эта семейная история подробно была пересказана в фильме о старом времени. Конец её оказался простым: бабушка завещала приз лотереи двум братьям, а потом спрятала его в книгу старого фамильного шкафа и забыла. Через 10 лет после её смерти уже на краю раздела имущества деньги забрал старший брат, а младший, тот, что в рукодельном старомодном свитере, сделался шулером. Он и прыгал в окошко кинозала и затем вышел вон по подземному переходу.
Однажды он обмотал полотенцем своё смуглое робкое тело, и надел белую рубашку, и качался в ней, совершая жесты египетской мумии, перенося туфли, надетые на руки, из одной комнаты в другую. Затем спал как ребёнок в чёрных одеждах, окутанный белой простынёй. Прострельный взгляд фанатика заставлял его истово орудовать в старой деревенской церкви фотоаппаратом немецкой марки и затем на приёме у майора.
В австрийской имперской конюшне цвели портьеры штор на курортных водах. Росли медунки и на горах горели платья солвенок. Быстрые и спокойные радостные глаза открывали дороги в темнеющие ночи. Цвели травницкие цветы, грелись на солнце и не вяли. На высокой горе у надгробия зажгли негасимые факелы на пустотелых борщевиках: летало пение и тарелочки со свечами гасли у церкви высокой, и неслись жалобы ламии, отощавшей от голода, в цветном платье. Народ стоял вокруг и подмахивал перстами вверх. Розы благоухали на могильном камне со строгим ошейником. Высокие тени и лунные светы наполняли синие сумерки южной ночи балканским весельем. В медленном автобусе по извилистой дороге он засыпал и просыпался, пока не заснул и не проснулся. Мотоциклист с чемоданом уехал под вечер в полную неизвестность.
Он стал играть на скачках, проснувшись среди ночи, в стойле у коня отвалилось копыто и пролетело мимо его головы как хоккейная шайба. Когда он вышел на улицу с постоялого двора, там его уже ждали. Проход с задней стороны дома также был заблокирован, и поэтому он провалился сквозь землю, обнаружив погоню уже на верху горы, она проскочила вперёд него, а он пошёл через лес. На вторые сутки он вышел к третьему городу, где его уже ждал чемодан.
В зелёном тополевом краю, где остановились времена года, керосинили американского ребёнка, который сидел с двумя старыми нюхачами, а затем поехал на велосипеде «Школьник» прямо через улицу. Ребёнок кричал: «всё под контролем!» — и выдвигал требования безопасности. Детская яростная радость, перенятая от матери, залоченная на английский замок. На голове сквозь комариную марлю неслось лицо его, не понимающего ничего о том, что двое взрослых, Олень и Лось, ведут его через опасную территорию зоосада мотоциклистов. За работу сопровождения и вспомоществования Лось дал Оленю велосипед покататься. Олень тут же понёсся и тотчас гробанулся: машина в одну сторону, велосипед в другую, а сам Олень в третью. Велосипед сломался. Тогда Лось сказал Оленю: отремонтируй его и заплати моему знакомому монтёру 10 тысяч. Которых у Оленя не было, и поэтому его отправили в суд.
Как-то раз встретились два немца со сломанными пальцами, только один из них надевал чулок на длинную ногу, а второй подрался. При следующей встрече первый сломал опять палец на ноге, а второй вновь запер себя на балконе.
Я уже давно не боялся, что кто-то скажет, что я похож на своего отца. Я уже это знал от мамы, каждую неделю слышал. С ней же сравнивали реже и всё больше чужие. Этого долго не происходило, и я уже забыл думать об этом и даже уехал в другой город. Вернулся я уже, когда мама перестала узнавать меня, она называла меня другими женскими именами и говорила делать три разных дела в одну секунду и повторяла заново каждую минуту одну и ту же фразу: «принеси чаю, вымой пол, и выброси мусор», одновременно. Потом она совсем отключалась от этого и занималась только делами кооператива, в котором порубили все дерева во дворе, залили асфальтом дорожки, выкорчевали также все старые скамейки. Это было в тот год, когда город решил стереть, отрубить половину своего прошлого. Все стали готовиться к зимним холодам уже летом, и были правы, потому что в один день прорвало дамбу, лопнули все трубы, погас свет и исчезли лекарства. Старики остались в голодных квартирах, а молодёжь превратилась в мародёров, мордоворотов, бегающих с топорами по лавкам и высаживающих двери и стёкла. Стали трахать трупы. Как раз накануне этого дня были похороны, кто-то сказал: «ты так похож на свою мать». Я плюнул в пол на поминках, забрал своих и вышел вон. На следующий день прорвало дамбу или что-то произошло ещё, я не помню уже точных дат, потому что после этого дня перестали начинаться сутки. Точнее, они укладывались в минуты на остановке в часах круглогодичного дня.
До этого был ещё один день, впервые с 1990-го года мы с мамой пошли в кино, как и 20 лет назад, была гроза, и тени прошлого ласково лизали нам ноги. Оказывается, что до сих пор где-то снимаются хорошие фильмы. Он так похож на Антона, так похож на Пашу, говорила мама, когда сын вытаскивал неходячего отца из горящего дома, обмотавшись в мокрое клетчатое одеяло. Они выплыли на резиновой лодке из-за угла через пять минут после пребывания в плавящихся витринах шкафов и падающих балках. Мы так плакали, плакали, плакали.
Они побежали под проливным дождём к австрийскому посольству, чтобы успеть на автобус с другой стороны здания. Первый прорвался, а второго тормознули. В результате первый уехал с вещами другого в нужном направлении, а судьба второго осталась неизвест-на.
Вампиры плясали на квадратной сцене с двойной лестницей, пока била молнией гроза, перебегая от столба к столбу. В возникшей перестрелке он перестрелял их всех и возвращался по конской земле в упавшем тумане под синими фонарями и ушёл так, что никто его потом не нашёл.
В башне винтовой лестницы, ведущий на 30 этаж, где прежде был бордель карлиц, он потупился по всем ступенькам и увидел литаврическую страну, со всех сторон окружённую горами, на которых стояли церкви для отражения нападения осман и совершения литаний. А по ночам зимней порой по тропам вышагивали куренты, и били в февральский колокольчик, а у кукольного театра светились тени зари, кулис, женских румян. Звучали страшные и манящие рассказы о том, какие духи живут здесь среди этих людей, и что на самом деле было в Сараево.
После этого фрателли д’Италиа поволокли его к самолёту, в котором толпились одни уже добрые хомяки и вздумывались подступавшие сумерки рассвета, и рожа его была измазанная в красной солнечной каше и стекленела глазами под бдение сонного летучего тарантаса.
И тогда он взял чемодан, изрыгнул в метро вожатая, который остался за дверьми и усмехнулся в чапаевские усы, и поехал из другого города на самом медленном в мире поезде чух-чух-чух по задворкам Италии.