Рассказы
Опубликовано в журнале ©оюз Писателей, номер 12, 2010
Дмитрий Алексеевич Данилов родился в 1969 году в Москве. Рассказы и повести собраны в книги «Чёрный и зелёный» (СПб., 2004), «Дом десять» (М., 2006). Публиковался в журналах «Новый мир», «Русская жизнь», альманахе «Топос», ряде зарубежных изданий. Переводился на голландский, английский, итальянский. Работает редактором журнала «Prime Russian Magazine». Живёт в Москве.
ОГРОМНЫЙ ПОСЁЛОК
Огромный посёлок, конца-края не видно, бесконечный.
Можно идти или ехать очень долго, и вокруг всё время будет этот огромный посёлок.
Дома, домишки, домики, двух-, трёхэтажные кирпичные дома, скромные, из серого или красного кирпича; одно- и двухэтажные покосившиеся бараки; неисчислимые, как песчинки в заброшенной детской песочнице, домики «частного сектора»; сараи, хозяйственные пристройки, будочки; фабрики и заводики, склады, пакгаузы; железнодорожные платформы и конечные остановки автобусов; пустыри, стройплощадки, пребывающие в запустении; люди.
В огромном посёлке живёт огромное количество людей. Такое, что даже представить невозможно. Огромное количество людей, равномерно размазанное тонким слоем по бескрайней плоскости.
Когда-то здесь была просто пустая поверхность Земли, пересекаемая вялыми речками и еле заметными холмиками. Потом появились люди. Появились деревеньки. Мало-помалу появились фабрики, мастерские, железнодорожные станции. Вокруг этих хозяйственных объектов, подобно накипи или грибковой культуре, образовывались новые поселения людей, фабричные, станционные посёлки.
Люди так и не смогли построить здесь что-нибудь грандиозное, например, металлургический комбинат или завод по производству электровозов или трассу формулы один, ничего такого, вокруг чего мог бы образоваться город. Экономических и трудовых порывов людей хватало только на тихие текстильные и швейные фабрики, хлебопекарни, ремонтные мастерские, и получился не город, а посёлок.
Правда, очень большой, огромный.
Вот, например, посёлок Первомайский, около одноимённой фабрики, потом небольшой пустырь, за пустырём — посёлок железобетонного комбината, рядом железная дорога, станция, станционный посёлок, мост, речка, а за речкой посёлок имени Фрунзе…
А если в другую сторону пойти, то будет то же самое — посёлок Вагоноремонтный, посёлок Северный, хотя, непонятно, по отношению к чему он северный, наверное, по отношению к посёлку Вагоноремонтный, а по отношению к посёлку Ударник он будет не северным, а восточным, может быть, имеется в виду по отношению к экватору или к Индийскому океану, в общем, странное название, и везде невысокие кирпичные дома, бесконечный частный сектор, пустыри, сараи.
Впрочем, все эти названия условны, никаких чётких границ нет. Например, неизвестно, к какому именно посёлку относится вон тот серый сарай, к посёлку Вагоноремонтный или Северный, или на территории какого посёлка расположена заброшенная стройка, посреди которой возвышается бетонная коробка со страшными пустыми чёрными окнами.
Вот, допустим, собирается человек ехать в город, берёт чемодан или сумку или несколько сумок или чемодан и сумку, идёт на конечную остановку автобуса около магазина продукты, едет на автобусе, автобус наполняется тётками, всегда почему-то много тёток в автобусах, в посёлке вообще много тёток, тётки разговаривают о воспитании детей и домашнем консервировании, человек приезжает на станцию, покупает в ларьке пиво или газированную воду или ещё какую-нибудь покупку делает, долго ждёт электричку, электричка приходит, садится в электричку и едет, очень долго едет, пьёт своё пиво или газированную воду, в окнах мелькают двух- и трёхэтажные дома среди деревьев, частный сектор, сараи и фабрики, потом от выпитого пива или газированной воды начинает хотеться в туалет, а в электричке туалета нет, и использует в качестве туалета переход между вагонами или просто забывает о своём желании пойти в туалет и засыпает, просыпается, выходит, идёт в станционный туалет, садится в другую электричку (не забыв предварительно купить пиво или газированную воду) и опять монотонно едет среди двух- и трёхэтажных домов, частного сектора, гаражей и сараев, потом ещё пересадка, и вот наконец город, машинист отрывисто объявляет хриплым голосом название конечной станции, совпадающее с названием города, человек выходит из электрички, вот, он приехал в город, и видит около станции двух- и трёхэтажные дома, идёт по улице, вокруг начинается частный сектор, гаражи, вдали виднеется небольшое фабричное здание, это город, это называется город.
Потом человек едет обратно, дремлет в сонных зелёных вагонах, движущихся мимо двух- и трёхэтажных домов, делает пересадки, следит, чтобы не украли чемодан или сумку, и приезжает на ту же станцию, с которой уезжал, долго ждёт автобус, едет в автобусе с тётками, которые разговаривают о мужьях и самолечении, выходит на остановке около магазина продукты, идёт к дому, поднимается по лестнице, входит в квартиру, ставит на пол чемодан или сумку, целует жену, устало утирает рукавом пот со лба и говорит: «Ну, вот я и вернулся, вот я и вернулся».
ПЕРВЫЙ ЧЕЛОВЕК
Бывает так, что уже пора уходить, чего сидеть, надо идти, да, всё уже обсудили или все гости разошлись или просто время уже, пора, пора идти, а человек понимает, что пора уходить, но что-то медлит, то ли сказать что-то ещё надо, недоговорённость какая-то, или просто хорошо и не хочется уходить, ещё бы посидеть, но надо уходить, надо, и человек тогда встаёт и начинает уходить, начинается процесс ухода, он идёт сначала в туалет, потом в ванную комнату, моет руки, вытирает их полотенцем, потом в маленьком коридорчике начинается суета, суета, обувается, завязывает шнурки, они не завязываются, он завязывает, а другой человек, который провожает, вышел проводить и теперь стоит и смотрит, как тот, первый человек, собирается, завязывает шнурки, надевает верхнюю одежду, берёт с собой какой-то свёрток, который ему дал второй человек, подарил что-то, может, или книжку дал почитать или видеокассету посмотреть или компакт-диск послушать, и ещё что-то берёт, зонтик, может, или трость какую-нибудь, и вот наконец он всё взял, собрал, надел и обулся, надо прощаться, человек говорит формальные, ничего не значащие слова, что-то вроде пока или спасибо или ну пока или созвонимся или я позвоню, эти слова совершенно не обязательно говорить, в них не содержится вообще никакой информации, но их надо сказать, потому что если ничего не сказать, просто повернуться и уйти, то некрасиво получится, хотя по смыслу верно, а второй человек шелестящим эхом повторяет слова первого человека, и они совершают какой-то физический контакт, тут возможны варианты, целуют друг друга в лица или в руки или обнимают или обмениваются рукопожатием, а иногда и все эти варианты вместе или два или три из четырёх, а если вообще ничего такого не происходит, то значит отношения людей носят поверхностный характер или они поссорились, первый человек открывает дверь, или её открывает второй человек, потому что там надо знать, как замки открываются, первый человек ещё раз оборачивается и говорит пока или удачи или созвонимся или позвони мне, и наконец уходит, а второй человек закрывает дверь, закрывает дверь, закрывает дверь и остаётся дома.
Первый человек вызывает лифт и ждёт, когда он подойдёт, или идёт пешком по лестнице, если этаж невысокий, лифт подходит, человек идёт по лестнице, человек начинает ехать в лифте вниз, в лифте совершенно нечего делать, это время, проведённое в пустоте, даже мысли в лифте не думаются, и можно только рассматривать кнопки или надписи на стенах, а что их рассматривать, обычные надписи, и человек стоит и ничего не делает, так редко удаётся ничего не делать, совсем редко, и почти все эти случаи — в лифте, а если другой человек заходит в лифт, то возникает неловкость, люди смотрят в разные стороны, чтобы не смотреть друг на друга, потому что это, конечно, совершеннейшая дикость — в лифте смотреть на постороннего человека, человек спускается пешком по лестнице, надписи, лестница, мусоропровод, лифт приехал на первый этаж, от лифта надо спуститься ещё по короткой лестнице и выйти во двор, серое небо и дождь и двор, серый двор и небо, и человек может совершить что-нибудь такое, что любят описывать писатели в литературе, «зябко поёжиться», «поднять воротник пальто» или там «закутаться в кашне» или «укрыться под зонтом», а может ничего такого не сделать и просто идти под дождём, дождь не сильный, моросящий и совершенно не обязательно что-то поднимать и в чём-то кутаться и ёжиться, зачем ёжиться, человек просто идёт, и если посмотреть из окна, то можно увидеть, как человек идёт к остановке и стоит на остановке, идёт дождь, идёт троллейбус или автобус или маршрутное такси, человек уезжает, его больше не видно, тем более что серый день уже стал серым вечером и чёрной ночью, и первый человек, подрёмывая, едет в метро среди людей и огней далеко, далеко, куда-то очень далеко.
ДОМ НА СЕВЕРЕ МОСКВЫ
Дом во Владыкино, там, где пересекаются Савёловская и Окружная железные дороги и где много одинаковых угрюмых красных гостиниц.
Огромный сталинский дом, очень высокий, по высоте — примерно как известный дом в начале Варшавского шоссе или на берегу Яузы рядом с метро «Электрозаводская».
Дом занимает целый квартал. Фактически, это несколько примерно одинаковых домов, расположенных по периметру квартала и соединённых переходами. Но переходы весьма капитальные, и получается один гигантский дом.
Бледно-жёлтые стены. С улицы во внутренний двор (почти бескрайний) ведёт парадный вход, помпезный, с колоннами, высотой этажа до пятого. Дом облезлый, обветшавший. От стен и колонн во многих местах отвалилась штукатурка.
Внутри дома чего только нет. Например, огромный рынок. Входишь через старую покосившуюся деревянную дверь в подъезд, поднимаешься по широкой, полутёмной лестнице, уставленной коробками и тюками, попадаешь в коридор, и там торговые ряды, куча народу, с потолка свисают какие-то тряпки, всё завешано тряпьём, как на обычном вещевом рынке, только тут очень темно, тесно, идёшь сквозь суетящуюся толпу, и твоего лица касаются свисающие сверху тряпки, народ галдит, туда-сюда носятся вьетнамцы… Если подняться на этаж выше, там тоже рынок, и ещё выше — рынок, он огромный, по лестницам снуют люди, которые тащат на себе огромные баулы с тряпьём, кто-то курит, кто-то пьёт пиво на лестничных площадках.Но не только рынок, не только. Если пройти до конца по почти бесконечному рыночному коридору, оказываешься на другой лестнице, широченная лестница, квадратом опоясывающая пустой объём, колоссальное помещение получается, широкие пыльные окна, пыльный дымный свет, тени, далеко внизу люди, и сверху люди. Какие-то коридоры, кабинеты, очень много всего, всё старое, облезлое, нигде не делался ремонт годов, наверное, с 50-х, как дом построили, так он и стоит.
А чтобы перейти из одной части дома в другую, надо идти по тонкому фанерному листу, а внизу под ним ничего нет, огромная высота, но по-другому нельзя перейти из одной части дома в другую, что делать, идёшь, страшно, а что делать-то.
Какой-то магазин. Здесь можно купить прохладительные напитки, тёплые, противные. Чуть подальше продают, кажется, компьютеры. А дальше опять коридоры и двери в кабинеты. Всё рассохшееся, деревянное, стёртый скрипящий паркет, и пахнет чем-то деревянным, а стены выкрашены в неопределённый цвет.
И не то чтобы это был некий лабиринт, из которого трудно выбраться, нет, всё более или менее понятно, идти туда и туда, потом по лестнице, потом по коридору, потом на этаж выше, потом опять по коридору, и ещё много лестниц и коридоров, и вокруг галдящий рынок, и надо ещё вон туда повернуть и вон туда, и потом по лестнице, и ещё вбок по коридору, и опять вниз по лестнице, и потом по фанерному переходу над бездной, осторожно, потом ещё через рынок, по коридору, налево, один пролёт вниз по лестнице, ещё вон туда, потом повернуть за угол, и по лестнице уже вниз, и там облезлая деревянная дверь на улицу, нет, всё понятно и не заблудишься, но всё же как-то тревожно и неприятно там находиться, в этом доме.
Выйти на улицу и долго смотреть на облезлый парадный вход в бескрайний двор, и думать: да, вот такой странный дом, и трудно оторваться, так он зловещ и прекрасен, этот несуществующий дом во Владыкино, там, где пересекаются Савёловская и Окружная железные дороги.
ЧЁРНАЯ МЕТАЛЛУРГИЯ
Мелентьев сидел на скамеечке посреди металлургического производства. Вокруг всё гремело, лязгало, двигалось, вращалось, и преобладал оранжевый цвет на серовато-чёрном фоне. Летели искры, лился оранжевый металл, нагретый до невозможной температуры.
Он приехал сюда в короткую командировку и уже успел сделать все свои дела — «переговорил» с Бондаренко, передал документы для Павла Иннокентьевича. Теперь Мелентьев сидел на маленькой скамеечке в ожидании комбинатского автобуса, который каждые два часа отправлялся в центр города. На улице ждать холодно, потому что зима, а здесь тепло, потому что расплавленный металл, и Мелентьев ждал здесь, ему разрешили, ему сказали посидите вот здесь, в сторонке, на скамеечке, не бойтесь, не забрызгает, хе-хе, посмеялись, шутка, дескать, нехорошо так посмеялись, и вот он сидел и ждал.
Огромный цех, не разглядеть потолка и стен — они далеко. Ковш, в ковше — расплавленный металл. Внизу — что-то наподобие железной дороги. Последовательность вагонов, каждый из которых — сосуд, готовый поглотить порцию металла. Ковш наклонялся, и металл лился в подставленный вагон. Оранжевый металл, искры, оранжевое на чёрном, высокая температура. Вагонная цепочка с лязгом перемещалась, ковш снова кренился, и нагретое оранжевое вещество струилось в очередной вагон, и снова оранжевые искры на чёрно-сероватом фоне.
Над ковшом, высоко-высоко, была устроена галерея, скорее даже мостки, хлипкие железные мостки, и на этих мостках, над ковшом, стояли два человека и показывали руками вниз, на ковш с расплавленным металлом. Мелентьеву вспомнился слышанный им когда-то давно рассказ о случае, произошедшем в начале восьмидесятых годов на заводе «Серп и молот». Какой-то мужчина пробрался в точно такой же цех, где разливали расплавленный металл, залез на такие же мостки над ковшом, бросил в ковш портфель-«дипломат», промахнулся, портфель упал просто на пол, а мужчина прыгнул в ковш с расплавленным металлом. А в портфеле-«дипломате» нашли какие-то никому не нужные бумажные обрывки. Рассказчик, пожилой, алкоголического склада человек произнёс в конце загадочные и страшные слова: «ну, конечно, процесс сразу остановили, эту сталь ведь в дело уже не пустишь». Долго ещё потом Мелентьев, тогда совсем молодой, подростковый, в сущности, человек, представлял и додумывал запредельно ужасающие подробности этого происшествия. Целый ковш расплавленного металла, безнадёжно испорченного находящимся внутри сгоревшим человеческим телом. Осталось ли хоть что-нибудь от этого тела? Наверное, осталось, иначе, если бы ничего не осталось, можно было бы спокойно продолжать разлив стали, а так сталь оказалась испорченной, химический состав изменился, свойства стали изменились, а значит, из неё уже нельзя изготовить полезные для народного хозяйства железяки. А куда потом дели эту испорченную сталь? И как извлекли из неё то, что осталось от человеческого тела? Ведь должна же быть какая-то комиссия по этому делу, опознание… Хотя, какое уж там опознание… Но, может быть, как-то и опознали, ДНК там какое-нибудь… А почему этот человек не съел, скажем, пачку таблеток или не повесился или не купил в воинской части пистолет или автомат и не застрелился или не надышался бытовым газом или не бросился, в конце концов, под поезд, тем более что совсем рядом располагается Курское направление Московской железной дороги и там очень интенсивное движение пригородных и дальних пассажирских поездов, у железнодорожных составов очень длинный тормозной путь, у грузовых поездов он достигает полутора километров, и машинист всё равно не смог бы ничего изменить, или не придумал какой-нибудь другой, менее болезненный способ изъятия себя из потока так называемой жизни, а избрал способ невиданный, изуверский, сверхчеловеческий? А портфель-«дипломат» можно было бы просто бросить в реку или сжечь или просто оставить дома, а никому не нужные обрывки бумаги сжечь или бросить в реку или спустить в унитаз или просто ничего с ними не делать, оставить как есть и просто тихо повеситься или съесть пачку таблеток или застрелиться из незаконно приобретённого оружия или припасть к холодному металлу Курского направления Московской железной дороги. Так бы поступил нормальный, трезво мыслящий человек, в здравом уме и твёрдой памяти, твёрдо стоящий на ногах, добившийся в жизни успеха и высокого положения, знающий что почём, нормальный человек. А тот человек был, наверное, не такой, не трезво мыслящий, не твёрдо стоящий, не добившийся, не нормальный.
В груди у Мелентьева разлилось нежное, уважительное чувство по отношению к неведомому герою этой давней полузабытой истории.
Мимо прошёл человек, а навстречу ему — другой человек, они поравнялись, и из их встречи высеклось, подобно искоркам, несколько слов, и до Мелентьева донеслось «мать», «…ий цех» и «рот», и они разошлись и продолжили движение, один ушёл вправо, а другой влево.
Под ковш подкатился очередной вагон, и полилась широкая струя оранжевой стали. Полетели оранжевые на чёрном фоне искры.
Мелентьев автоматически, не отдавая себе отчёта размышлял о том, что будет, например, если вот этот ковш сорвётся со своих креплений. А что, ведь металл устаёт, Мелентьев где-то слышал об этом, слышал термин «усталость металла», ведь от такой работы вполне можно устать, эта работа — наклонять тяжеленный ковш — тяжела даже для металла, и что же будет, если ковш сорвётся? Потечёт расплавленный металл, потечёт… Люди, люди… Потечёт. Очень горячо, очень… Горячо, ох… Поток расплавленного металла, текущий по грязноватому полу, крики, шипение.
Мимо прошёл ещё один человек, молчаливый, сосредоточенно идущий в заданном направлении, и до Мелентьева опять донеслось слово «мать».
До автобуса ещё долго, ещё целых сорок минут. Занять себя, занять. Мелентьев ворочал в уме ментальные конструкции разной степени сложности.
Интересно, для чего требуется наибольшая храбрость — для того, чтобы прыгнуть в ковш с расплавленным металлом, или просто прыгнуть с очень большой высоты, или обвязаться взрывчаткой и взорвать себя, а заодно, раз уж так получилось, и ещё кого-нибудь, или ударить президента республики в солнечное сплетение, или направить самолёт на дом?. . Наверное, страшнее всего — ударить президента республики, это надо быть совсем отчаянным человеком, это ж ведь трудно даже представить, что потом будет, а на втором месте — прыгнуть в расплавленный металл, а всё остальное уже гораздо проще, направить самолёт на дом — вообще фигня, почти как компьютерная игра, но это только по сравнению с ударить президента или прыгнуть в металл, а так вообще-то очень страшно, очень, хладнокровно выбрать курс, прицелиться, развить максимальную скорость, и не свернуть, не уйти в сторону, ужас, очень страшно, очень. Но прыгнуть в металл — страшнее.
Или если ковш не сорвётся, а просто что-то не сработает, и струя металла польётся мимо вагона, прямо на пол, ох, искр будет, салют прямо, наверное, а там люди, горячо…
Вспомнилась статья в случайно подвернувшемся научном журнале о технологии изготовления каких-то огромных стальных болванок. На опредёленной стадии изготовления болванки разогреваются до восьмисот градусов. И для охлаждения их помещают в ванну с расплавленным цинком, температура которого — всего четыреста градусов. В расплавленном цинке стальная болванка остывает, остывает… Прохлада расплавленного цинка. Отдохнуть от июльской жары в ванне с расплавленным цинком… Прохлада, отдохновение. Жара, отпуск, июль, солнце. Отель, коктейль, бассейн, ванна с расплавленным цинком. Всё включено.
Подошёл человек.
— Вы тут что? Откуда?
— Я… мне сказали тут… разрешили. Командировка. Автобус.
— А.
Человек отошёл.
Где-то далеко слева что-то грохнуло. И ещё раз грохнуло. С разных сторон понеслось «мать» и «рот». Послышался протяжный лязг. Летели искры, оранжевые искры на чёрном фоне, искр было много, очень много, гораздо больше, чем обычно. «Мать!» Искры.
Мелентьев встал и быстро зашагал по длинному тёмному коридору к белеющей вдалеке открытой двери, к автобусу, к леденящему холоду белого зимнего дня.
ОНИ РАЗГОВАРИВАЮТ
Поезд едет, и за окном проносятся объекты и события. Вот некоторые из них.
Огромная груда битого кирпича пополам с мусором, очень большая. Даже не груда, а просто поверхность земли, усеянная битым кирпичом и мусором. Посреди этого пространства стоят два автомобиля — старенький «москвич» и замызганный, убогий «уазик». Видно, что машины, что называется, «на ходу», что они приехали сюда своим ходом и способны самостоятельно отсюда уехать. Значит, эти машины вместе с управляющими ими людьми приехали сюда специально, с каким-то умыслом, на эту огромную кучу битого кирпича и беспорядочного, мелкого мусора. Двери машин открыты. В машинах сидят люди и разговаривают.
Разбитая грунтовая дорога, некое подобие железнодорожного переезда, сломанный шлагбаум. Около шлагбаума на каких-то то ли пнях, то ли камнях, то ли тумбах сидят женщина и мальчик. Может быть, это мать и сын, или бабушка и внук, или тётя и племянник, или вообще не родственники, а просто соседи, или совсем незнакомые люди, может быть, они только что впервые в жизни встретились, прямо здесь, у заброшенного железнодорожного переезда. Они разговаривают.
Маленькая, затерянная в лесах железнодорожная платформа. Даже не верится, что здесь останавливаются поезда или даже электрички. Нет, разумеется, они здесь не останавливаются, это даже представить невозможно, чтобы вот тут, у такой малозаметной, почти несуществующей платформы остановился железнодорожный состав. Тем более что вокруг — сплошные леса, и нет никаких населённых пунктов, и даже не видно хотя бы тропинки, уходящей в лес. На платформе — несколько мужиков. Человек восемь. Обычные мужики. Один из них лежит на платформе, некоторые сидят на корточках, некоторые стоят. У одного в руке бутылка. Чего они ждут здесь? Может быть, электричку, чтобы доехать до Бологого или Окуловки или Малой Вишеры или Угловки или Мстинского моста? Но это они зря, потому что никто здесь не остановится, это совершенно ясно. А может быть, они ничего не ждут, а просто проводят время на природе, выпивают, может быть, им просто хорошо здесь, и они никуда не собираются ехать, просто вот так стоят, сидят, лежат, выпивают и разговаривают. Да, они разговаривают.
СОЛНЦЕ
Маленькие тёмные квартиры. Однокомнатные, двухкомнатные, редко — трёхкомнатные. Квартиры в так называемых «хрущёвских» или «брежневских» домах, хотя выражение «брежневский дом» почему-то не прижилось. «Сталинский дом» — это дом, построенный при Сталине, кирпичный, с толстыми стенами и высокими потолками, прочный и, возможно, красивый. «Хрущёвский дом» — это дом, построенный при Хрущеве, пятиэтажный и убогий, с низкими потолками, такие дома считаются некрасивыми, хотя они и не лишены какого-то особого очарования, и сейчас, когда прошли десятилетия, можно сказать, что они прекрасны. А дома, построенные при Брежневе, почемуто обычно не называются «брежневскими домами», это странно, ведь они построены при Брежневе, но вот как-то не сложилось в народе так их называть.
Маленькие тёмные квартиры в хрущёвских и брежневских домах. В них всегда темно. Из окон видны только деревья. Зимой — бесконечные переплетения голых веток на фоне бледно-серого неба, летом — сплошная невыносимая зелень деревьев, сквозь которую лишь иногда можно увидеть, что где-то там тоже небо, то есть в ясный летний солнечный день можно понять, что там, за окном, светло, потому что где-то там есть солнце и голубое небо, но здесь, в квартире, темно, всегда темно. И даже если зажечь все осветительные приборы, будет темно, потому что этих приборов мало и все они ветхие и маломощные, под потолком тусклая лампочка в 40 ватт (такие бывают?), и в углу мрачный траурный торшер, и железная настольная лампа на столе, произведённая в 60-х гг. XX в., она уже не работает, а в торшере тоже лампочка на 40 ватт, вот и весь свет, темно, темно.
На окнах занавески и так называемый «тюль», обязательно должен быть тюль, чтобы было всё время темно. Занавески можно отодвинуть в стороны, но тюль отодвинуть не удастся, он прикреплён к многочисленным маленьким железным штучкам, которые, в свою очередь, прикреплены к так называемому «карнизу», они, эти маленькие железные штучки, по замыслу их создателей, должны легко скользить в пазу карниза, но замыслы создателей потерпели крах, и маленькие железные штучки не скользят, они застревают в кривом и ржавом от времени пазу, и ничего невозможно поделать с этой пеленой, вечная бледная пелена, за которой медленно шевелится мутно-зелёная масса зелёных деревьев.
И ещё сыро. В щели между панелями просачивается влага, бледные обои намокают, они всегда мокнут, и на них образуется плесень, особенно осенью и зимой, но и летом всё это продолжает мокнуть, потому что из-за деревьев и вообще из-за обстоятельств жизни в квартире темно, и влага не просыхает, и всё время запах сырости, и даже в жаркий летний день, лёжа на старом пыльном диване с выступающими пружинами, хочется укрыться одеялом, потому что влажно и холодно, влажно, холодно и темно.
Тесно, хотя вещей вроде бы немного и вещи все маленькие и ничтожные, кургузая мебель, какие-то полусуществующие табуретки, столики и столы, можно прожить в такой квартире многие годы, и всё равно каждый день ударяться ногой об угол дивана и локтем об угол шкафа, потому что всё неудобно, и самый модный дизайнер интерьеров, ловко орудующий в телепередаче «Квартирный вопрос», ничего не смог бы поделать с этим угловатым убожеством, выступающим из тёмных закоулков маленьких квартир в хрущёвских и брежневских домах.
А на Крайнем Севере, в Мурманске, Воркуте или Норильске, принято летом выезжать на юг, всем, поголовно, потому что у них там осенью, зимой и весной солнца вообще нет, они живут много месяцев среди мутной темноватой хмари, и солнца им катастрофически не хватает, отсюда усталость, депрессии, склонность к самоубийству и т. д., и вот летом они все массово едут на юг, даже если человек получает в месяц три или четыре тысячи рублей, он во всём себе отказывает и каждый месяц откладывает деньги, а потом покупает у себя «на предприятии» «путёвку» как-нибудь там «через профсоюз» со скидкой, и едет сам и везёт свою семью на юг, вялые утомлённые люди со своими полупрозрачными зеленоватыми детьми едут в длинных зеленых вагонах на юг, туда, где море и солнце. На юге они начинают «купаться» и «загорать» и моментально обгорают, потому что их кожа не привыкла к массированным воздействиям солнечной радиации, и потом весь месяц пребывают в мучительных волдырях, и лучше бы они вообще никуда не ездили, а сидели у себя на Крайнем Севере, там летом красиво, солнце не заходит круглые сутки, но нет, так ведь нельзя, надо ехать на юг, все едут, надо ехать на юг, к морю и солнцу.
Поезд Москва—Мурманск едет по северу Карелии или югу Мурманской области. Июль, два часа ночи. Поезд едет медленно, потому что по этой железной дороге нельзя ехать быстро, её строили наспех в 1916 году, была война и нужно было срочно проложить железную дорогу к морю, и теперь поезда идут по этому участку медленно. Кругом лес, лес, и вдруг — открытое место, и на этом открытом месте стоит гигантский заводской корпус, одинокий огромный заводской корпус, и кругом ничего нет, даже подъездных путей, и непонятно, как же работает этот завод, ведь к нему надо подвозить сырьё и увозить готовую продукцию, и должны быть подъездные пути и вокруг завода заводской посёлок и так далее, но ничего этого нет, просто завод на ровной голой земле, а мимо завода бежит небольшой мальчик, просто бежит куда-то, как на картине знаменитого итальянского художника Джорджио де Кирико, куда он, интересно, бежит, куда в этом месте можно бежать, но он бежит, а низко над горизонтом висит солнце, ведь нельзя же совсем без солнца, не могут ведь люди жить без солнца.
100 ЭПИЗОДОВ ЧАСТНОЙ ЖИЗНИ
1. Однажды я вошёл в двенадцатиэтажный дом и поднялся на второй этаж.
2. Однажды я очень долго говорил по телефону.
3. Однажды я неспеша шёл по 2-й Тверской-Ямской улице.
4. Однажды я сел в автобус и проехал на нём определённое расстояние.
5. Однажды я расстался с одним человеком и больше никогда его не видел.
6. Однажды я с интересом читал одну интересную книгу.
7. Однажды я выключил компьютер и лёг спать.
8. Однажды я сильно устал и лёг спать.
9. Однажды я сильно устал и просто присел на стул.
10. Однажды я много работал и сильно устал.
11. Однажды я лёг спать, а компьютер оставил включённым.
12. Однажды я ничего не делал, но всё равно сильно устал.
13. Однажды я лёг спать и никак не мог уснуть. Тогда я встал и включил компьютер.
14. Однажды я работал до пяти утра и лёг спать. Потом встал в восемь утра и опять стал работать.
15. Однажды мне надо было работать, а я не работал и целый день занимался какой-то фигнёй.
16. Однажды мне надо было работать, а я первую половину дня занимался какой-то фигнёй, а потом всё-таки начал работать.
17. Однажды мне надо было работать, но меня отвлекли чрезвычайные обстоятельства.
18. Однажды я собрался было провести день в праздности, но неожиданно пришлось делать срочную работу.
19. Однажды я выполнил высококвалифицированную работу, а мне за неё не заплатили.
20. Однажды я выполнил кое-какую работу, и мне заплатили несколько меньше, чем я ожидал.
21. Однажды я выполнил простую, в сущности, работу, и мне заплатили гораздо больше, чем я ожидал, к тому же раньше срока.
22. Однажды мне заплатили деньги за работу, которую я выполнил очень давно; на эти деньги я уже и не рассчитывал.
23. Однажды я вообще не работал.
24. Однажды я не работал и смотрел в окно.
25. Однажды я смотрел в окно и увидел, как мимо проехал легковой автомобиль.
26. Однажды я смотрел в окно и увидел, как мимо прошёл человек.
27. Однажды я смотрел в окно и увидел, как прямо напротив моего окна остановился автомобиль.
28. Однажды я смотрел в окно и увидел, как огромный пассажирский самолёт сделал вираж и совершил посадку в аэропорту Домодедово.
29. Однажды я смотрел в окно и увидел, как мимо шёл человек, а потом остановился и лёг на землю.
30. Однажды я смотрел в окно и увидел, как какой-то человек шёл, а потом остановился и помочился прямо напротив моего окна.
31. Однажды я смотрел в окно именно в тот день, когда в Подмосковье горел торф, и ничего не было видно.
32. Однажды в Подмосковье со страшной силой горел торф, но я всё же нашёл в себе силы выйти из дома, поехать в Москву и встретиться с одним человеком.
33. Однажды я встретил одного человека прямо на улице.
34. Однажды я встретил одну женщину в подземном переходе под Манежной площадью.
35. Однажды я пришёл на деловую встречу, и она прошла чрезвычайно успешно.
36. Однажды я сильно опоздал на важную деловую встречу, и она прошла чрезвычайно успешно.
37. Однажды я заранее пришёл на одну деловую встречу; ничего хорошего из этого не вышло.
38. Однажды я случайно встретил женщину, которая была ко мне чрезвычайно благосклонна.
39. Однажды я хотел встретиться с одной женщиной, но встреча не состоялась.
40. Однажды я встречался с одной девушкой на станции метро «Сокол» в центре зала. Она немного опоздала, но ждать её было приятно.
41. Однажды я встречался с одной девушкой на станции метро «Площадь Ногина» (ныне — «Китай-город»), но она всё перепутала и ждала меня совсем в другом месте, и встреча не состоялась.
42. Однажды я встречался с одной девушкой на станции метро «Полянка» у глухой стены; я приехал вовремя, а она чуть раньше, и мне было немного неловко из-за того, что она меня ждала.
43. Однажды я встретился с одной девушкой, которая демонстрировала полное ко мне безразличие.
44. Однажды я встретился с одной дамой, которая оказывала мне знаки внимания, а я думал совсем о другом.
45. Однажды я встретился с одной дамой, которая оказывала мне знаки внимания, а я тоже оказывал ей знаки внимания.
46. Однажды я встречался с одной девушкой на станции метро «Октябрьское поле» в центре зала, и встретился. Это было хорошо.
47. Однажды я встретился с одним человеком, который меня сильно удивил.
48. Однажды я встретился с одной дамой, которая меня сильно обрадовала.
49. Однажды я провожал одну сильно пьяную девушку до станции метро «Ждановская» (ныне «Выхино»).
50. Однажды я, будучи сильно пьяным, проводил одну девушку до станции метро «Динамо», а потом уснул в метро и ездил до самого его закрытия.
51. Однажды я уснул в метро и уехал хрен знает куда.
52. Однажды я уснул в метро и проснулся бодрым и отдохнувшим.
53. Однажды я ехал в метро и держался за поручень.
54. Однажды я ехал в метро и уступил место элегантной даме.
55. Однажды я ехал в метро и уступил место убогой старушке.
56. Однажды я ехал в метро и не уступил место тётке с сумками.
57. Однажды я ехал в метро и не уступил место элегантной даме с кошёлками.
58. Однажды я ехал в метро и пил пиво из стеклянной бутылки.
59. Однажды я ехал в метро и пил джин-тоник из алюминиевой банки.
60. Однажды я ехал в метро и пил напиток «Отвёртка» из алюминиевой банки.
61. Однажды я ехал в метро и пил пиво из алюминиевой банки.
62. Однажды я ехал в метро и пил сухое вино из маленького картонного пакетика.
63. Однажды я ехал в метро и пил напиток «Спрайт» из пластмассовой бутылочки.
64. Однажды я ехал в метро и пил водку из стеклянной бутылки.
65. Однажды я ехал в метро по Филёвской линии и любовался окрестностями.
66. Однажды я ехал в метро по Арбатско-Покровской линии, по открытому участку между станциями «Измайловский парк» и «Первомайская», и любовался окрестностями.
67. Однажды я ехал в 95-м автобусе от станции метро «Каширская» до Капотни и любовался окрестностями.
68. Однажды я ехал на троллейбусе Б по Садовому кольцу и любовался Садовым кольцом.
69. Однажды я ждал троллейбуса Б, но подошёл 10-й троллейбус, и я поехал на нём.
70. Однажды я ждал трамвая А, но подошёл 39-й трамвай, и я поехал на нём.
71. Однажды я ждал 266-го автобуса, но подошла 17-я маршрутка, и я поехал на ней.
72. Однажды я поехал на 17-й маршрутке до станции метро «Тушинская», но метро уже не работало.
73. Однажды я приехал домой, на станцию метро «Курская», с последним поездом метро.
74. Однажды я приехал домой в четыре утра.
75. Однажды я приехал домой в семь утра.
76. Однажды я вообще не приехал домой и не приезжал в течение трёх суток. Это породило некоторые проблемы.
77. Однажды я приехал домой часов в семь вечера, но и это породило некоторые проблемы.
78. Однажды я приехал домой грустный и подавленный.
79. Однажды я приехал домой с цветами и бутылкой шампанского, потому что произошло радостное событие.
80. Однажды я приехал домой в сильном раздражении.
81. Однажды я приехал домой смертельно уставший.
82. Однажды я приехал домой в радостном возбуждении.
83. Однажды я приехал домой, а дома никого не было. Это меня обрадовало.
84. Однажды я приехал домой, а дома никого не было. Это расстроило меня. Я не находил себе места.
85. Однажды я приехал домой, а дома было неожиданно много народа.
86. Однажды я приехал домой, и всё было как обычно.
87. Однажды я целый день провёл дома.
88. Однажды мне не хотелось никуда выходить из дома, и я никуда не пошёл.
89. Однажды мне не хотелось никуда выходить из дома, но пришлось выйти.
90. Однажды я собирался выйти из дома, но мне позвонили и сказали, что надобность в этом отпала. И я остался дома.
91. Однажды я сидел дома и ничего не делал, просто смотрел на стену.
92. Однажды я сидел дома и пытался ничего не делать. Получалось с трудом.
93. Однажды я сидел дома и целый час почти ничего не делал.
94. Однажды я сидел дома и изводил себя мелкой, ненужной деятельностью.
95. Однажды я сидел дома и пытался ничего не делать. В результате я просто уснул.
96. Однажды я сидел дома и пытался ничего не делать, но меня отвлекли телефонным звонком.
97. Однажды я сидел дома и пытался ничего не делать, но меня захватили важные, неотложные дела.
98. Однажды я сидел дома в более или менее спокойном состоянии.
99. Однажды я сидел дома и на минуту почувствовал себя совершенно умиротворённым.
100. Однажды я сидел на скамеечке, и ничто не могло вывести меня из состояния полного, абсолютного покоя.