Стихи
Опубликовано в журнале ©оюз Писателей, номер 11, 2009
Светлана Наумовна Бунина
родилась в 1974 году в Харькове. Окончила филологический факультет Харьковского государственного (ныне — национального) университета. Доктор филологических наук. Автор монографии «Поэты маргинального сознания в русской литературе начала ХХ века (М. Волошин, Е. Гуро, Е. Кузьмина-Караваева)» (М., 2005), составитель (совместно с Л. С. Карась-Чичибабиной) «Собрания стихотворений» Б. Чичибабина (Х., 2008). Стихи публиковались в «©П» №4, журналах «Новая Юность», «Новый берег», «Радуга», «СТЫХ», альманахе «Ариергард», интернет-журнале TextOnly и др. Автор и ведущая программы «Частная коллекция» на Литературном интернет-радио. Живёт в Москве.
МЕТЕОСВОДКА: АВГУСТ
* * *
Городок назывался Нижний Ярыхин.Сбился за стёклами. Зима блистала.
Жизнь у разбитого паслась корыта,
У раскуроченного пьедестала.
Шагнула с поезда, как в ухо дунула, —
Что есть слова как не тёплый воздух?
C виском сходящийся прежде дула,
Леском струящийся прежде голого
Следствия (горнего) отторжения —
От ностальгии, от паранойи…
Кругом, насколько хватило зрения,
Носилось тонкое и немое.
* * *
Дрожание тем подноготных,шмелей золотых
На линиях нотных, вольготных,
на долях шестых,
Томящих сурово и зябко —
от улицы вверх
Срывается вловкую шапка,
течёт фейерверк.
И те, предстоящие снизу:
за, передо мной,
Лишь птичьими спинами сизы
в грязи площадной.
Чуть, тонкими нитями, целы —
и держатся врозь,
Как души у водораздела,
где ждать довелось.
* * *
СлавеЕхали на «Пальмире», пугали рыбу —
Оторваться от города, там недолго.
А языком ворочали глыбы, голыши, осколки:
Тело — рыжее озеро, чувство долга
Направляет ржавую молвь к рассвету,
Складками обозначившись, старит кожу.
Только-то и того, что слышали эту…
Тихую… Ничего другого.
И всё же, всё же!
О любви
Сбился: вот потокВ семь потов (на восток
Поезд) —
Бог, человек без черт,
Большее положил в конверт.
Так и
Горбится горизонт…
И: не поднять ли зонт,
То есть
Не осушить ли глаз,
Не отменить ли раз
Знаки?
— Знал слова. А слова к роману
Двигались… (Может, стану
Нем?) — Кардамон, корица
Очищают запахи у причала. —
Девочка, девочка, начни сначала.
Подними ресницы.
* * *
Благодарю за сон,Где слитным взмахом
Деревьев, рукавов речных, завидных городу,
Мы стали заодно.
Ни бывшее, ни будущее, ни
Простое настоящее (не все значенья — разгадать,
Не всё — значенья).
Мы были так понятны, словно мысль
Входила в мысль, и опыт в опыт:
Усилий, перебежек, неудач.
Мы были так верны тому, что свыше
О нас подумали (не все значенья —
Для спящих, есть для тех, кто лепит сны.
И в нас они нуждались)…
Вот солнце: плоское. Вот горизонт:
Не стронулся с насиженного места.
Но шире кажется, а смысл точней.
Благодарю: не рай.
Мне лежбища теней
Не нужно (все значенья — чтобы оспаривать).
Я видела, как ты идёшь к себе.
Как теплишься на расстояньи жеста.
* * *
Браво же, сон. Никуда не детьсяДанности — поспешит искать
Ближнее сердце в районе сердца
(И ошибается! И опять
Выпустит.) Разве бывали рядом?
В вафельной кухне вдыхали газ…
Всем звукорядом, как туш — в рояле,
Желтофиоли нуждались в нас,
Заспанных. Вот по какому праву
Мышца, запавшая за рубеж,
Не проговаривается сразу.
А выговаривается. Без.
Те же, душа и старение
Вот теперь и подумаешь, право, чтодело не в те-
И не в теме, душа моя, ленточка, дело в тебе.
Громоздящейся нежно и ровно в саду величин.
Для страниц с родословной мужчин
Отделяющей узкое место. Вот спорый язык
Между старыми скалами движется. Движет кадык,
Но подчас уязвлён. Но почти равномерно погас.
Не печалься, душа моя, лодочка, это о нас —
Не о тех, для кого. Не о тех, за кого и к кому.
Кость пленяется кротостью. Краткость снисходит к уму.
И опять наважденье дословно вело б наобум.
Но
в тебе
Растворяется шум.
* * *
В високосный год горит височная кость —О том, что избыток солнца, зима длиннее
На февральский наст зияющий, на вопрос
Что за нею?
За ней — по виду новая Кострома —
Ритуальная часть сознания: перевалы,
Букварные сумерки. Чтобы дойти ума,
Тело распаляется небывало.
Солярным знаком выгнется этот день,
Сама снаружи — и говорить не в силах.
Поддавшись общему бедствию, между стен
Испепеляется, так и не научив их
Сущему слову. Старится Робинзон,
Ищет наследников, хочет пойти на ласку.
Но вот же дивная местность: асфальт, вазон —
Ничто не напоминает его Аляску.
Метеосводка: август
1
08.08.2008В великой низости души…
Цветаева
Пока выводят на поверку
И проверяют на поверхность
(Шероховата, как ни ставь) —
Душа оправдывает вплавь
Своё предначертанье. Просто
Рим ей привиделся. И он-то
Кровавит плечи, плющит лоб…
Она оправдывает, чтоб
С теченьем нефти, сходом гнили —
Лавиной! — гладко хоронили.
Чтоб мягким выстлали помост.
Пока шероховатость звёзд!
2
Всё это, Господи, только повод,Чтобы услышать Тебя. Как овод,
Правда: кружит, жужжит
Впереди себя, награждая язвой,
Спесью в печени. И последней, явной
Праздностью. На меже
Карандашной время штрихов и точек.
С возрастом Ты исправляешь почерк —
Вот и лежат в столе
Белые (хризантемы? к терниям!)
Стопки бумажные. Только перья
На лобовом стекле.
3
Смрад истории. Приходи, владей:Здесь писал иконы Рублёв Андрей.
Каждый новый день говорит: «Я краше,
Почти не палач и почти не страшен», —
И глаза у него затянуты серой
Непрозрачной… верой.
Напоминание: кости людей, животных —
Все съедаемы. Потому бесплотных
Проще посылает Отец навстречу.
Сказался видимым, был замечен —
Ещё и пальцами тычут рьяно:
«Коротка ли рана?»
За этим пастбищем смотришь: что же
Такое совесть? НЕ осторожность.
Глаз усомнившийся — явный повод,
Совесть за то, чтоб попасть под молот
Не прибедняясь. Захочешь — скажешь.
(«И на хлеб её не намажешь,
Правду!»)…
Я не ты, история, я не жупел,
Которым пугают в начальных средних.
Перед кирзой твоей стою разутой
Без ставки: нации, поправки: денег.
Застанешь — завтра проснусь единственно,
Чтобы расслышать твои зенитки.
Но мне плевать на твою воинственность:
Стало быть, там, где Фуко и Шнитке,
Буду отказывать тебе в сознании,
Хоть ты вещественна, хоть ты вальяжна.
Быть правдой — выправить билет в изгнание.
Мне стыдно, история.
Мне не страшно.
4
Земную жизнь пройдя до полузабытья,Настольным ужасом питаясь
(Никто не побуждает жить, но я
Ещё ребячески пытаюсь), —
Подумаешь: как дорого стоять
На воздухе, всего немного с краю…
(Никто не понуждает длить, но я
Отчаянно не умираю,
Отчаянно. Отчизну холодя
С её не в меру пылким телом.)
Под голосом одним — земную жизнь пройдя,
Стократ отождествляясь с целым.
* * *
Вот звуки голубей, часов,Вот я, на большее готова,
Вот, начиная с полшестого,
Соединенье голосов.
Фонарь собой утяжелён,
Офорт божественно замирен —
В нём очевидный смысл замылен.
Вот восемь. Тянется паслён
К стеклу — и я встаю на свет.
Нет, девять: главное детали.
А дальше столько будет стали
Из труб подветренных в ответ.
* * *
Времябьёт себя по рукам.
Начинается
ледоход на реке Медянке.
Между городом
и другим
напряжение сил.
Так
отделённое от лекал
тело — лётчика на гражданке —
лепит (иже, еси)
нежность,
собороподобность. Перво-
слух
истончается до золотого среза,
землю
клюют усы.
Где этот ангелоплечий деспот,
змей-воздыхатель
с глазами Цеза-
ря в остальные часы?
В остальные часы
он спит.
На веранде
пыль и моль затевают танец,
дети шалят в кустах —
и никого не находят. Разве
мнился
разноголосой банде
Бог? Пустота густа.
Гость! Положи себя под подушку,
не сходи
с мелового круга,
не забывай, как звать
первую канарейку-подружку,
громовержца-
пьянчугу,
вдохновенную мать —
смертны. И подражать негоже.
От тебя
зависит наутро
сводка
прошедших битв,
оставайся в живых — как будто
говорящим о нас —
и всё же
о тебе говорит
то,
что выше заговорённых
тем. Во времени не рождённый,
вылепи
свой секрет:
реку Медянку, лёд, водокачку
город-свод
и его собачку.
В Тело Вошедший Свет!