Стихи. Перевод с украинского Константина Беляева
Опубликовано в журнале ©оюз Писателей, номер 9, 2007
Перевод Константин Беляев
Роман Анатольевич Трифонов
родился в 1976 году в Харькове. Окончил филологический факультет Харьковского государственного университета. Автор книги стихотворений «На кордонi iмперiй» (1999); соавтор и составитель коллективных сборников «Весло слова», «Wесло. Vерсiя 2.0», «Харкiв Forever». Публиковался в журналах «Харьков — что, где, когда», «СТЫХ», «Дети Ра», в Интернете: «Артвертеп», «Проза», «Футурум-арт» и др. Работает в Харьковском национальном университете им. В. Н. Каразина, преподаёт украинский и старославянский языки. В русском переводе стихотворения публикуются впервые.
Анна Владимировна Яновская
родилась в 1980 году в Харькове. Окончила филологический факультет Харьковского национального университета им. В. Н. Каразина. Публиковалась в коллективных сборниках «Весло слова», «Wесло. Vерсiя 2.0», «Харкiв Forever», альманахе «Левада», журналах «Сад Б. П.», «Харьков — что, где, когда», «СТЫХ», «Дети Ра», «Всесвiт», газете «Наша Нiва» (в переводе на белорусский язык), в Интернете: «Артвертеп», «Футурум-арт», «Вавилон». Переводит на украинский современную австралийскую, новозеландскую, африканскую, британскую поэзию. Работает в Харьковском национальном техническом университете «ХПИ», преподаёт английский язык.
Константин Александрович Беляев
родился в 1971 году в г. Сосновка Львовской области. С 1972 года живёт в Харькове. Окончил факультет иностранных языков Харьковского государственного университета. Эссе и переводы с английского языка публиковались в «їП» № 1, № 2, № 4, а также в харьковском журнале «В кругу времён»; стихотворения — в «їП» № 10, альманахе «Вавилон», журнале «Воздух», на сайте Vernitskii Literature, в переводе на украинский — в антологии «Готелi Харкова» (Х., 2007). Соавтор (с А. Краснящих) книг «1000 псевдонимов» (Х., 2002) и «Харьков в зеркале мировой литературы» (Х., 2007).
Роман Трифонов
Десь у твоїх легенях
якi ти бережеш вiд протягiв i димiв
як музейнi доглядачi — старовиннi iкони
ще не з’явився звук
за ним не прийшов iнший
потiм ще
i ще
вони йдуть
такi рiзнi химерної вдачi
невипадковою компанiєю
бо разом легше i не так лячно
поспiшають
але не завжди втрапляють вчасно
на транссонний експрес
щоб промчати пустелю сновидь
на хитливий пором
щоб перепливти рiчку вагань
на останню маршрутку
щоб не звертати на манiвцi недослiв
отож часто мусять чекати
повертати
розпитувати зустрiчних про дорогу
аби встигнути
туди
де зараз товчеться юрмисько
таких як вони а не таких
до пункту
що зветься
моє чекання
Где-то в твоих лёгких
которые ты бережёшь от сквозняков и дымов
как музейные смотрители — старинные иконы
ещё не явился звук
за ним не пришёл другой
потом ещё
и ещё
они идут
такие разные чудаковатые
неслучайной компанией
ведь вместе легче и не так страшно
спешат
но не всегда попадают вовремя
на транссонный экспресс
чтоб промчаться пустыней снов
на шаткий паром
чтоб переплыть речку сомнений
на последнюю маршрутку
чтоб не сворачивать на околицы недослов
так что часто должны ожидать
поворачивать
расспрашивать встречных о дороге
чтобы успеть
туда
где толчётся скопище
таких как они а не таких
в пункт
что зовётся
моё ожидание
твоя земля
дивиться на мене
свiтлоземними очима
з кожного кириличного
просвiту в дверях
електронного листа
з темою
soon summer
i я думаю
якої мастi конi
що несуться крiзь твої сни
саме зараз
бо рiзниця в часi
твоєму i моєму
дозволяє бути в цьому певним
а покажи менi людей у яких час збiгається
навiть коли вони сплять в одному лiжку
навiть коли не єдиний раз
i я вгадую
якi обличчя у вершникiв
якi дороги вони обирають
i головне чому
i чи ти чуєш звуки того невпинного руху
чи у твоїх вухах як чаїнки на дно
досi
осiдають
деннi ролики європа плюс
я надiслав тобi дванадцять снiв
бандероллю до запитання
кажеш вони не дiйшли ще
а вже @
сiм по сiм разiв обернулася навколо себе
кажеш митниця
ставиться до снiв
надто прискiпливо
i часто залишає
хiба що брунатнi обгортки
iз затертими описами
ранкових пробуджень
а листи твої доходять безперешкодно
i в них сотнi рядкiв про щастя
насправдi про щастя
хоч зовнi про втому час музику
та iншу повсякденну антропологiю
i я вже точно знаю
яке воно твоє щастя
пiсочне
як печиво
очiкуване
як кава
на пiску
яку принесе
не такий уже й далекий кельнер
ранок
твоя земля
глядит на меня
светлоземными глазами
из каждого кириллического
дверного проёма
электронного письма
с темой
soon summer
и я думаю
какой масти кони
что несутся сквозь твои сны
прямо сейчас
ибо разница во времени
твоём и моём
позволяет быть в этом уверенным
а покажи мне людей у которых время совпадает
даже когда они спят в одной постели
даже когда не единственный раз
и я угадываю
какие лица у всадников
какие дороги они выбирают
и главное почему
и слышишь ли ты звуки того вечного галопа
или в твоих ушах как чаинки на дно
всё ещё
оседают
дневные ролики европа плюс
я отослал тебе двенадцать снов
бандеролью до востребования
говоришь они не дошли ещё
а уж @
семью семь раз обернулась вокруг себя
говоришь таможня
относится к снам
слишком придирчиво
и часто оставляет
разве что коричневые обёртки
с затёртыми описями
утренних пробуждений
а письма твои доходят беспрепятственно
и в них сотни строчек о счастье
на самом-то деле о счастье
хотя внешне об усталости времени музыке
и прочей повседневной антропологии
и я уже точно знаю
какое оно твоё счастье
песочное
как печенье
ожидаемое
как кофе
на песке
тот кофе что принесёт
приближающийся кельнер
утро
Авторизованный перевод с украинского Константина Беляева
* * *
сiрi осики неначе твiй класицизм о мiсто
мудрий хтось розсадив цi колони в таких кварталах
пiдлiткам що iдуть повз довгу цю лавку вдень
палить худi лопатки пам’ять широких дощок
з-пiд яких пiдiймається запах землi
просякнутої слиною та попелом
хтозна
що тут ростиме опiсля
* * *
серость осин точно твой классицизм о город
рассадил кто-то мудрый эти колонны в таких кварталах
подросткам идущим вдоль длинной этой скамьи
жжёт худые лопатки память широких досок
из-под досок вздымается запах земли
набухшей слюною и пеплом
как знать
что здесь вырастет после
НА ЗЕМЛ╡
твої слава й неслава невiдомi панi
у печерах темних трамваїв
шуб копицях тяжких
iз затуленими обличчями
просто тебе не чути
бо їх розiвчено чути i бачити
от тiльки читати й досi вчать
щоб читали що має стояти перед очi та вуха
а повторами тiльки повторами дихають цi будинки
ними балакають телевiзор i радiо й бабки на лавцi
i вища атестацiйна комiсiя —
ВАК
НА ЗЕМЛ╡
зупинити цю карусель
чия сила
сказати їм
їхньою мовою
пояснити цим стiнам
деревам
предметам
що не зрадять
як простодушно вмiють зрадити люди
злiпиш з усiх своїх бажань i думок одну
щоб до самої смертi дурної тiльки її висловлювати
станеш рупором їй i почесним її малярем
i напишеш своє iм’я поряд iз iменням ЗЕМЛ╡
сотнi й сотнi разiв
бо повторами i закляттями всує дихає свiт вколо тебе
свiт звуження розуму червоної цегли задушливих телепрограм
i собачих темних калюж
а коли прийде каральний загiн iз густим вапном
лiтери кинуться врозтiч
як дикi безумнi вiвцi
яких саме тому все одно усiх не передушиш
НА ЗЕМЛЕ
твои слава неслава неизвестные дамы
в пещерах тёмных трамваев
шуб тяжёлых копнах
с укрытыми лицами
просто тебя не слышно
ибо их отучили слышать и видеть
вот только читать до сих пор ещi учат
чтоб читали то что должно стоять перед глазами ушами
а повторами только повторами здания эти дышат
ими болтают телевизор и радио и бабки на лавке
и высшая аттестационная комиссия —
ВАК
НА ЗЕМЛЕ
остановить эту карусель
чья сила
сказать им
их языком
объяснить этим стенам
деревьям
предметам
что не предадут
как простодушно умеют предать люди
слепишь из всех своих желаний и мыслей одну
чтоб до самой до смерти дурацкой только её выражать
станешь рупором ей и почётным её живописцем
и напишешь своё имя рядом с именем ЗЕМЛИ
сотни и сотни раз
ибо повторами и заклятьями всуе дышит мир вкруг тебя
мир сужения ума красного кирпича удушливых телепрограмм
и тёмных собачьих луж
а когда придёт карательный отряд с густою извёсткой
буквы бросятся наутёк
как дикие сумасшедшие овцы
которых именно потому всё равно всех не передушишь
* * *
Це така вже осiння сутiнь — хтось у зiр домiшав пiску.
╡ обличчя, котрi назустрiч, закодованi.
Бо важливi
тут насправдi слова i рухи;
осiнь вмiло тебе шифрує,
огортає, мов кiсточку слива,
i дарує тобi на вибiр все помiчене на вiку.
* * *
Уж таков он, осенний сумрак — кто-то в зренье подсыпал песку.
И лица — те, что навстречу — запаролены.
Но правдивы
не они, а слова и движенья;
осень ловко тебя шифрует,
пеленает, как косточку слива,
и дарует тебе на выбор всё замеченное на веку.
НОВИЙ ПОБУТ
(цикл)
1
Тихе вулиць бузiння i пиво на темному мостi.
╡ себе тобi шкода, як лампу пiдсвiтки у бростi —
Забобон буржуазний, — тодi як кордонами мiста
Ходить сон, ходить темiнь.
Ненавидиш бути iскристим.
2
Спека.
Розглядаєш картинку на папiрцi вiд цукерки,
доїденої по дорозi.
Над тобою — бетонна сiнь.
За тобою
хтось виклав на стiнi замки й вершникiв.
Пiд тобою — вiтер
пересипає в долонях
обгортки цукерок.
А ти — не археолог,
не детектив,
i всi автори тут для тебе —
загадка.
3
У сусiднiй кiмнатi хтось чiтко промовить: «Нє нада!» —
але звуки повз тебе прокотяться теплим клубком —
i раптово вiдчиняться всi чорно-бiлi ляди,
i на їхнiй межi балансуєш ламким пiшаком.
Хтось пiд краном собi з голови вимиває мороку,
щоб думки залишились, та тiльки не тi, що були,
щоб край лiжка йому не з’явились недобрi пророки
iз очима, блiдими, мов ягоди омели.
4
Розмова
╡де в далечiнь.
Тверезий, — тобi почесне мiсце на пiдвiконнi,
Споглядай пурпурове небо над мегаполiсом,
Сьорбай вогонь iз вигадливого наперстка.
Маленька лампа на кухоннiм столi.
Гiсть i господар розпалюють люльку.
Дим
Обсiдає твiй нюх задушливим вiником.
Гiсть i господар перейнятi,
Зайнятi
Кожен своїм
╡ говорять злагодженим дуетом.
А ти
Визираєш назовнi
З поверху, пiдтопленого темрявою двора,
Завезений з доброї волi
Старовинним ╢ратчастим лiфтом.
Мiсто
Темнiшає, сплутує ще свiжi твої слiди.
Ось на всю стiну карта ╙вропи:
Спробуй,
Вiдслiдкуй свiй маршрут,
Познач мiсцеперебування.
У просторi є невагомiсть,
А в часi — ото таке, як зараз.
Тут тобi й ночувати:
Серед iндiйського шмаття, складаного велосипеда,
Архiвiв i мiкросхем, розсипаних по пiдлозi,
Пресованих схiдних пахощiв, дерев’яних вагiтних слоникiв —
Позначених мудрою загадкою речей,
Тiльки припалих пилюкою,
Шкарпеток, якi, мов коти, ховаються пiд канапу.
А вранцi прийде холод i чiткiсть думки,
Вiрна дорога далi й чиїсь прихильнi обiйми.
Прийде з кухнi господар, який ходив по живильну вологу.
╡ з поверху на поверх,
Як у годиннику,
Буде тихо
Пересипатися
Пiсок.
5
Свiту цього переходи пiдземнi,
дим непочатий
ставлять на тебе, ставлять на мене
рiзнi печатi.
Як каруселi накатанi рухи,
звичнi принади
влипнуть у вiчi, вгрузнуть у вуха,
в нирках осядуть.
Вiтер заносить пилок i насiння
в клавiатуру;
звiдси ж береться трава мiж камiнням
давнього муру.
Ключ i замок, та на дверях застигли
перестороги.
Зрештою, що там — злото i срiбло?
пил i стоноги?
НОВЫЙ БЫТ
(цикл)
1
Тихий улиц гудёж, мост и пиво на парапете.
И себе тебя жаль, будто лампу подсветки при свете —
Предрассудок буржуйский, — когда по предместьям-границам
Ходит сон, ходит тьма.
Ненавидишь сиять и искриться.
2
Жара.
Разглядываешь картинку на бумажке от конфеты,
доеденной по дороге.
Над тобой — бетонная сень.
За тобой
кто-то выложил на стене замки и всадников.
Под тобой — ветер
пересыпает в ладонях
обёртки конфет.
А ты — не археолог,
не детектив,
и все авторы здесь для тебя —
загадка.
3
За стеной чей-то голос отчётливо скажет: «Не нада!» —
только звуки прокатятся мимо горячим клубком —
и откроются вдруг чёрно-белые люки-квадраты,
и меж них балансируешь хрупким бессильным коньком.
Кто-то, кран отвернув, из башки вымывает мороку,
чтобы мысли остались, но вышли дурные следы,
чтоб у края постели не видеть недобрых пророков —
тех, чьи очи бледны и мутны, как омелы плоды.
4
Разговор
Идёт вдаль.
Трезвый, — тебе почётное место на подоконнике,
Созерцай пурпурное небо над мегаполисом,
Прихлёбывай пламя из вычурного напёрстка.
Маленькая лампа на кухонном столе.
Гость и хозяин раскуривают трубку.
Дым
Обседает твой нюх душным веником.
Гость и хозяин озабочены,
Заняты
Каждый своим
И говорят слаженным дуэтом.
А ты
Выглядываешь наружу
С этажа, притопленного темнотой двора,
Завезённый по доброй воле
Старинным решётчатым лифтом.
Город
Темнеет, путает ещё свежие твои следы.
Вот на всю стену карта Европы:
Попробуй,
Отследи свой маршрут,
Обозначь местопребыванье.
В пространстве есть невесомость,
А во времени — вот такое, как нынче.
Здесь ты и заночуешь:
Средь индийского барахла, складного велосипеда,
Архивов и микросхем, рассыпанных по полу,
Прессованных восточных ароматов,
деревянных беременных слоников —
Отмеченных мудрой загадкой вещей,
Только присыпанных пылью,
Носков, прячущихся, как коты, под диван.
А утром придёт холод и чёткость мысли,
Верная дорога дальше и чьи-то приветливые объятья.
Придёт из кухни хозяин, ходивший за живительной влагой.
И с этажа на этаж,
Как в часах,
Будет тихо
Пересыпаться
Песок.
5
Мира сего переходы подземные,
дым непочатый
ставят на мне, на тебе разноцветные
знаки-печати.
Как карусели накатанный гуд,
те же привады
влипнут в глаза, в уши вползут,
в почках осядут.
Ветер нанёс пыльцы с семенами
клавишам впалым;
так же трава прорастёт меж камнями
древнего вала.
Ключ и замок, но при входе — заклятья,
не подступиться.
Что ж там такое — серебро-злато?
пыль и мокрицы?
Авторизованный перевод с украинского Константина Беляева