Рассказы
Опубликовано в журнале ©оюз Писателей, номер 8, 2007
Алексей Вячеславович Цветков (младший)
родился в 1975 году. Окончил Литературный институт. Многолетний лидер студенческого профсоюза «Защита», «Фиолетового Интернационала» и других радикальных общественно-политических организаций. До весны 1998 года ответственный секретарь газеты «Лимонка». Книги прозы «The» (1997), «Сидиромов и другая проза» (1999), «TV для террористов» (2002), «Баррикады в моей жизни» (2006), книги публицистики «Анархия Non stop» (1999) и «Суперприсутствие» (2003). В настоящее время — сотрудник издательства «Ультра.Культура». Живёт в Москве.
ЗАКАДРОВЫЙ КЛАРНЕТ
Два человека идут по лестнице в богатом доме. Они одеты в приличные и, видимо, дорогие костюмы. Поднимаются, обсуждая закадровую музыку, которую обычно слышит только зритель:— Вам нравится?
— Ну, у нас нет выбора. Хотя могло бы быть в этой сцене что-нибудь и посовременнее. Динамичное такое, знаете…
— А мне очень нравится. Вот сейчас, подождите, вот должен вступить кларнет.
Поднимает палец. Второй вежливо ждёт. Кларнет за кадром не вступает. Музыка продолжается без него. Оба идут дальше, на площадке останавливаются перед какой-то дверью.
— Да… — растерянно говорит пообещавший кларнет.
— Ничего, — успокаивает его второй и стучит в дверь, — такое случается со всеми, откуда мы точно можем знать, что и когда… Да жизнь утратила бы всякий интерес, если наперёд знаешь…
— Я был уверен, — удивлённо и печально говорит первый господин, отпирая дверь магнитным ключом.
И тут вступает кларнет. Это происходит почти на минуту позже обещанного. Первый господин счастливо замирает в дверях и жмурится, улыбаясь. Второй стоит на площадке за его спиной и довольно кивает. Им очень хорошо сейчас. Это тихий триумф. Сноп счастья. Всё-таки они оба кое-что знают о закадровой музыке.
ПРОГНОЗ
Он говорит. Лампочка на длинном проводе начинает качаться над головой. И чем страшнее речь, тем сильнее размах лампочки. Тени устроили качели в комнате. Он перечисляет мне города, цифры, дни, и вдруг я понимаю, что всё, что он говорит, это только прогноз погоды.ЧЕТЫРНАДЦАТЬ РОМАНОВ АЛЕКСЕЯ ЦВЕТКОВА1
1. Здравствуйте, я первый роман. Почему нас, романов, здесь так много? Ну, чтобы наш автор попал в какую-нибудь книгу рекордов. Ну и ещё затем, чтобы побыстрей опубликовали. «Это роман?» — с надеждой спрашивает любой издатель. — Да что роман! — гордо, даже заносчиво, отвечает наш автор, здесь целых четырнадцать романов. Ну не отвечать же ему — «роман как форма устарел вместе с индустриальным обществом и способом производства, и выполняет потому реакционную, инертную роль», — то есть не отвечать же автору то, что он, действительно, думает? Тогда у него не получится романа с издателем, и вы четырнадцать романов не прочтёте. Допустимый то есть обман.Для беллетризма здесь недостаёт какого-нибудь идиотского сравнения, вроде четырнадцати ворот, ведущих прочь из имперского Рима. Если вы любите почитать, считайте, что оно тут есть.
2. Я роман о лучах, возбуждающих неутолимый голод. Облучённый закармливает себя чем попало до смерти. Террористы направляют эти лучи на известных, точнее, «влиятельных», людей, и сначала губят их имидж, разум, а потом и саму их жизнь уничтожают. Лучи неутолимого голода идут из аппарата — булимитора. Это устройство, впитывающее в себя голод четырнадцати тысяч, ежедневно умирающих на Земле от истощения. В итоге для элиты на всякий случай публичное и отвратительное обжорство становится светской нормой, чтобы облучённые не отличались внешне от нормальных и чувствовали себя полноценными в последние дни своей жизни. Со спортивной стройностью покончено. В моде накладные животы и даже щеки с искусственно вкачанным человечьим жиром. Солидарность с гибнущими выражается в непрерывной трапезе вместе с ними. «За одним столом» — примерное название.
3. Я роман о том, как парню по мейлу приходят ссылки, он на них жмёт и там описывается вся его жизнь за истекшие сутки, включая всякие интимные занятия, у которых нет свидетелей, и даже сны и мысли. То есть кто-то следит за ним. Где был. Что делал. О чём думал. Следит по-настоящему. Внутри и снаружи всё видит. И парень понимает, что есть некая третья позиция по отношению к этим двум: внутри-снаружи. Некто есть одинаково третий по отношению к «я» и «остальные». Такая фабула позволяет рассказать всю его видимую-невидимую жизнь через эти ссылки. Ссылка приходит в виде кружевного пятна — рисунка, на который он жмёт и попадает на «свой» сайт. В этом сложном пятне (герой его называет «блёр пришёл») парню видится каждый день разное, то череп с крыльями, то открытый гроб, то зубастая вагина. Ему снится, что это пятно — разорванный янычарами ковёр, на котором была выткана правдивая карта райского сада. И, конечно же, этот сон тут же добавляется на «его» сайт с издевательскими пометками третьей силы.
4. Я роман о том, как в богатую секту, верящую в переселение душ, приходит молодой человек и утверждает, что он душа основателя культа, почившего двадцать лет назад. Самозванец требует передать ему все денежные счета и управление церковью. Он с блеском выдерживает все проверки и, возглавив культ, оказывается всего лишь приятелем агента федеральной безопасности, знавшего об этих сектантах всё. Да и сам основатель культа, оказывается, был агентом этих самых служб специальных. Так что всё на своих местах, пока в мире есть службы.
5. Я роман об инопланетянах, тайно явившихся на землю с одной только целью: выкрасть «Чёрный квадрат» Малевича. Вначале они пытаются его тихо купить у банка, которому принадлежит шедевр, а чтобы незаметно, подменить точной копией. Но банк запрашивает столько денег, а получив, не выдаёт квадрат, подсовывает гуманоидам как раз копию, и запрашивает потом ещё столько, что это вызывает гиперинфляцию на всей планете. Никто не понимает, откуда взялись не отличимые от настоящих деньги в таком количестве. Никто не знает, что купюры напечатаны внутри летающих тарелок. Биржу трясёт. Инопланетяне быстро догадываются, что их наебали, и возвращаются за подлинным Малевичем. Очень агрессивно настроены теперь к людям. А у людей всё уже всплыло на поверхность — журналисты раскопали правду. И против инопланетян за наш квадрат начинают войну самые экстремистские слои человечества, тогда как правительства готовы сдать картину, подарить то есть на время «во имя безопасности и межпланетной дружбы», раз им так нравится. На фоне мировой партизанской войны с пришельцами высказываются версии, что «Чёрный квадрат» — это изображение чёрного знамени русских анархистов, с которыми Малевич дружил в 18-ом году, или образ мекканской Каабы мусульман, перед «абстрактным» искусством которых художник всегда преклонялся.
6. Я роман о том, как изобрели-таки машину времени, но путешествовать во времени она, конечно, не позволяла, это бы уничтожило всякую действительность, а позволяла смотреть на экране любую эпоху и любое место. Как охрана всё видит через камеры в супермаркете. Жизнь людей будущего замерла, превратившись в одно большое реалити-шоу. Ну то есть в просмотр чужих жизней. Икс влюбляется в Игрек, жившую семьсот с лишним лет назад, и смотрит её с самого детства. Но он влюбляется не просто так: постепенно Икс осознаёт, что он любит смотреть на Игрек лишь постольку, поскольку сам чувствует кожей чей-то постоянный взгляд. Кто-то из послезавтра, ещё не рождённый, влюблён в Икс и смотрит всю его жизнь, хотя его жизнь и есть сплошное подглядывание за Игрек. Санитарные огни инквизиции целуют колени Игрек и отражаются на стенах тысяч комнат во множестве веков2.
7. Моё рабочее название — «В тени». Солнце усилилось в три раза и люди бегут впереди него, чтобы всегда жить ночью, хотя земля всё более пустыня. Под землёй прячется, охлаждая жизнь электричеством, вторая раса людей. Третья живёт в закрытых домах-колбах с затемнёнными стёклами у морей. Подземная раса — «кроты», уменьшились и согнулись. Морские стали почти что рыбы. И только бегущие всё ещё похожи на нас и ждут уменьшения Солнца. Первыми вымрут бегущие. Их называют «тень» или «иоанны». «Тень» смотрит на свой бег как на подвиг и служение, как на искупление всех прежних людских грехов. «Рыбы» или «соломеи» склонны к играм и истерике, они прячут свой страх в экстазе. «Кроты» или «ироды» всё глубже себя хоронят, они почвенники, любят землю. Когда Солнце успокаивается, бегущих «теней» уже нет, «рыбы» посходили с ума и не замечают перемен, а кроты слишком глубоко закопались, да и такое Солнце им, «иродам», теперь только разрушит всю структуру, они мутировали и не видят на поверхности3.
8. Моё рабочее название «Ебущиеся черти».
Вы уж, братья, мне поверьте: / Есть ебущиеся черти, / Если много станешь знать, / Тех чертей не избежать.
За этот безобидный стишок поэта-матершинника начинают жёстко преследовать. Оказывается, всякому, достигшему доступа к принятию неотменяемых решений в любой области, наносят визит эти самые существа и имеют его во все отверстия. И потом каждый год ебущиеся черти приходят в этот день и делают своё дело, где бы ты ни был, с кем бы ни обедал. На этом солидарность хозяев мира держится4. А поэт не знал ничего, он сочинил просто так, интуитивно, когда слушал, обкурившись, Пи Орриджа. То есть он поэт настоящий, в его стихах выражается мировая проблема в обход его личных желаний. Меня будет приятно читать всем сторонникам конспирологии и теорий заговора, а также всем отчуждённым от принятия решений людям, ведь, получается, что опускают-то не их совсем, а как раз самих опускателей.
9. Моё предположительное имя — «Специальный канал». Пафосный зачин: «Я начинаю этот дневник, потому что программы с выигранного канала не пишутся на видео. Моё видео в порядке. Голова тоже. Просто на специальном канале действует некое, не ясное мне, препятствие. Не пишется даже звук на диктофон. Я ещё не знаю, буду ли писать сразу во время просмотра — жаль, там нету рекламных пауз — или после, по памяти, самое важное. Самое странное. Посмотрим. Я пишу исключительно для себя, чтобы легче было когда-нибудь разобраться, снова взвесив в мыслях увиденное. Точнее, показанное. Не думаю, что буду кому-то давать эти записи. Хотя я ведь не знаю, что именно тут будет завтра написано. Нужно просто протянуть руку к пульту, набрать комбинацию цифр». У обычного человека выиграла это вещание спутниковая антенна. Сколько нас таких? — задаётся он. — Кто смотрит ещё? Почему именно это? — Извините, мы не имеем права разглашать подобное, — ответили в офисе по телефону. — Хотите, отключим? Но после отключения вас, скорее всего, не впустит к нам охрана, сэр. А ещё вероятнее, вы вообще не отыщете наш офис, потому что он находится внутри совсем другого офиса и никому ещё не приходило в голову искать нас там, где мы есть. Герой отказывается отключаться. Зовёт полюбоваться друзей, но они, посмотрев, избегают героя, как чем-то нехорошим заражённого, больше не приходят. Чей это эксперимент? Спецслужб? Инопланетян? Мирового масонского правительства? Такая фабула позволяет использовать все самые странные места из своих записных книжек как пересказ передач специального канала. По сети герой находит «клуб отключённых». Они сличают впечатления, записи, воспоминания, но идти к герою смотреть ни за что не хотят — боятся, что теперь наказуемо.
Первой его передачей на специальном канале была почти безобидная. Оказывается, Моцарт был отравлен не за разглашение каких-то масонских тайн («Волшебная флейта»), доставшихся ему в ложе, а за их вольную трактовку. Никто его не травил. Токсикация наступает в таких случаях сама собой. Нормальная реакция организма на преступление против собственного смысла. Фильм был, впрочем, почти не об этом, а о биохимическом механизме неотвратимого наказания. О необратимости реакции. О молекулярных подробностях внутреннего трибунала. Выступали медики, ссылались на микроскоп. Это тоже зародыш романа, но сделаем из него внутреннее украшение — передачу специального канала. Найдя-таки их офис, герой получает новый приз. Он становится сотрудником специального канала, хотя по-прежнему не понимает, что это такое и откуда берётся. «В перспективе мы видим в вас автора целого цикла передач».
Финиш: «Специальный канал начинает заранее определять мою жизнь. Вообще-то мне это нравится. Легче, успешнее, интересней. Вот только не знаю, куда оно в итоге ведёт. Но от этого ещё интересней. Заранее дам себе слово ни о чём потом не жалеть»5.
10. Я роман, написанный от имени демонов, путешественников сквозь людей. Возможное название «Гоги and Магоги». Люди для них внешние, малопонятные и малоинтересные звенья цепи, по которой они двигаются к своему энергетическому центру, к единственной реально существующей личности. «Вы называете нас…» — мог бы сказать некто из них, но они не общаются с людьми, люди — это просто транспорт, доставляющий к цели. Они могут в каждого. Такое вселение в человека опознается окружающими как высокое безумие, гениальность, а выселение приводит к трагической гибели носителя. «Машина, в которую однажды сели, уже не сможет ехать без хозяина». Двенадцать сброшенных сознаний-тел — кратчайшая дорога к Единому6. «Мы вирус и единственное оправдание бытия ваших тел-носителей». «Если вы не для нас, то зачем вы?» «У нас нет тел, но есть планы». «У нас нет воспоминаний, но есть судьба». «В этом романе мы наконец-то заявим о себе откровенно. Быть использованными, стать нашей жертвой — это лучшее, что может с вами случиться, и это единственное предназначение всего вашего вида. Мы вытащили вас из обезьян, чтобы двигаться в вас к Единому. Но вы по-прежнему сопротивляетесь. Мы никуда не ведём вас. Мы сами идём сквозь вас. Вы — наш транспорт и больше ничего». Мистика с еслиугодным политическим подтекстом. «При этом мы — полная противоположность вам, если нас разделить. Вы цепляетесь за своё бытие, длите жизнь лекарствами, продолжаете себя в детях, а то и замораживаетесь до лучших времен. Мы делаем всё, чтобы избавиться от своего бытия, присутствия, существования, оборвать эту болезнь, излечиться от любой реальности, свернуть свою деятельность и лишиться всякого места, достигнув Единого, сгореть в его орбите. Совершая самоубийство, вы становитесь отдалённо похожи на нас, но, конечно, любое ваше самоубийство — это наше “эхо”, отзвук нашего присутствия в вас, конец оболочки, в которой мы побывали. Зачем вы нам? Пройти всю цепочку. Нам почти так же трудно перестать существовать, как вам — продлить жизнь. Кто проходит от — до, исчезает отсюда и нигде не появляется. Это наша мистерия во имя отсутствия». Демоны рассказывают свои истории, в которых с трудом узнаются все поворотные моменты истории человечества. Однажды демон возьмёт тебя, как ребёнка или деву в танце, положит твой затылок в свою ладонь, подхватит за талию, оторвёт от земли. И вот ты уже ничего не можешь сделать, потому что он смотрит в твои глаза и кружит тебя. Если этого не случится, значит, ты жил низачем и так и не пришёлся к селу.
11. Роман «Покушение». Сектанты готовятся застрелить-отравить гастролирующую звезду. Считают, что когда он (играя на терменвоксе) руками на концертах машет, от этого не только звуки, но и многие другие события совершаются нехорошие, которые приближают общий финиш. И звезда тоже так считает. Собственно, он и есть, в тайне от себя, создатель этой самой веры. Сказал по секрету девушке своей, что музыка — это только прикрытие для приказных жестов, а от девушки сектанты узнали и стали сравнивать: взмах рукой — взрыв, щелчок пальцами — покушение, землетрясение — удар кулаками в воздух. В итоге они убеждают его завязать. И даже тайно покаяться. Везут в свою церковь. Выходит на сцену в последний раз. Не справляется с собой. Поднимает руками такое цунами, что этот день объявлен рекордным по катастрофам. После концерта они его, абсолютно счастливого, убивают. Он очень вежлив, устал, спокоен. Не сопротивляется. Оставляет письмо, в котором всё объясняет всем. Тихая, даже ласковая казнь. После его смерти назавтра спокойствие не настаёт. Катастрофы продолжаются. Девушка звезды понимает, что он это всё сочинил про жесты и, значит, казнён зря. Но сектанты иного мнения: просто есть в мире ещё кто-то, отдающий злые приказы и надо всех их найти и обезвредить, убеждением или казнью7.
12. Моё примерное название — «Русское сафари». Будущее: кто мог-хотел, уехали отсюда, остались только истинные почвенники, точнее, лесовики. Янки ездят сюда на охоту «за бородами». Билл тоже отправляется, остаётся в лесу, с нуля изобретает православие, водку, песню про пропащую голову и примыкает, наконец, к «бородам». Откуда брались «бороды» — не задумывался, и вот теперь знает: из охотников, которым настолько понравилось жить в лесу, что они решили превратиться в добычу. Ландшафт берёт своё. Тайга гипнотизирует. Но главное! Без чего всё будет не то. Билл познакомился в тайге с инопланетянами. И знакомит с ними свою жену, когда она, через год после его невыхода на службу, находит его и пытается вернуть в Новый Йорк. Мыслящие пришельцы — это микроскопические алмазы. Билл, впрочем, различает их без увеличения, глаза стали, как у Левши лесковского. Этими алмазами усеян весь русский лес после взрыва тунгусского метеорита8. Они — одна из многих причин мутации «в бороду», хотя ни одна из причин не главная. — Но ведь они молчат? — осторожно спрашивает жена Билла, миссис Смит, разглядывая пришельцев через сильное стекло. — Молчат? — возмущается Билл (сменивший имя на Был Былович), окончательно понимая, что эта женщина с вертолёта никогда и никак не могла быть его женой и зачем-то его обманывает. — Посмотри! — почти кричит он. — Они блистают! Был Былович поворачивается и идёт, без дороги, в чащу. Ему видно, как они мудро и щедро блистают везде, в каждом стволе, луже, под каждой кочкой. — Ну раз уж я добралась в этот редкий охотничий район — решает миссис Смит, окончательно поняв, что это, напоминающее ей фолкнеровского медведя, существо никогда и никак не могло быть её мужем. Наверное, виноват феномен ложных воспоминаний, иногда вызываемых новым антидепрессантом, назначенным ей. Она вскидывает ружьё и стреляет в трещащую кустами спину. В конце концов, и на лекарство, и на врача, прописавшего лекарство, можно подать в суд.
13. Рабочее имя — «Антиикона». Герой знакомится с ними, заплатив за них в автобусе штраф. Он возвращается с выставки своего друга, ставшего художником, и сожалеет о своей жизни, скормленной «обстоятельствам», в тот момент, когда слышит их разговор с контролёром, вполне философский, насчёт того, что глупо спрашивать одинаковую цену за проезд с тех, кто едет по совершенно разным делам и адресам. Сдружившись со странной компанией, он веселеет, но начинает догадываться, что они не кто иные, как террористы, не имеющие мотивов, держащие город в ужасе и не выдвигающие требований. Их зовут — Сал, Бер, Йон, Рош9. Они меняют пол и характер по ситуации. Проникаясь к герою доверием, новые знакомые ведут его к Алихне — девочке, живущей на даче вместе с маленьким мадагаскарским лемуром. Лемур, не умея разговаривать, тем не менее, держит сознание Алихны под полным контролем. Алихна рисует тёмную икону с непонятным изображением. Считается, это лемур руководит шедевром. Герой подозревает, что тёмная икона пишется кровью, но не может выяснить, чьей. Антиикона, на которой не скажешь что, начинает навязчиво сниться ему и мерещится в любых окружающих пятнах, лужах, облаках, следах. Оказывается, террористы вообще работают на обезьян и против людей, отсюда темнота их мотивов. У обезьян грандиозное будущее, но в прошлом они должны постоянно поддерживать причины именно для такой, собственной, истории. В трансе герой попадает в грядущий город обезьян, похожий на цветастый бескрайний ковёр символов и значков. Там никто не разговаривает, но все общаются очень сложными жестами. Когда-то люди научили их глухонемому языку и общению с помощью картинок, просто ради эксперимента, но это сняло с тормоза эволюцию. Герой видит себя мумией, лежащей в их музее, и только тогда понимает все смутные пророчества Алихны о посмертном признании в ином мире. Из мумии забрали всю кровь для антииконы. Обезьяны унимают его тоску по человеческому прошлому, посвящая: реальность есть только ритмичное дрожание, вибрация абсолютных и потому не существующих геометрических фигур. Колебание в одну сторону — человек, отклонение в другую — обезьяна. Колебание в одну — он, отклонение в другую — она. Реальность — это язык немого и ухо глухого.
14. «Рыба, которая умела молчать». Вам мало этого названия?
1
А. К. У Вадима Калинина в №7–8 «НАШего» за 2003 г. было «20 ненаписанных рассказов». Но там концепт и подача другие: только начало и конец рассказа, а в середине — точки, чтоб читатель додумал и доиграл сам.
2
К. Б. Натан Эйдельман, киноповесть «Пра-пра…» (1965) — тютелька в тютельку.
АЛЕКСЕЙ ЦВЕТКОВ (мл.). В 88-ом году Семён Пахмутов, прозревший писатель, начал свой текст так: «Не стоит всю ответственность за размах репрессий возлагать на Сталина. Не меньше виноват и Лаврентий Берия. В ЦК его прямо так и называли: правая рука Сталина».
Но эссе Пахмутова не напечатали. Оказалось, по непостижимому совпадению, другой писатель уже принёс в редакцию точно такой же текст, где всё сказано так же, до запятых. И сделал другой писатель это раньше на целую неделю.
Ровно через год Семён Пахмутов решил не сдаваться и переписать так: «Не стоит всю ответственность за размах репрессий возлагать на Сталина. Не меньше виноват и Михаил Калинин. В ЦК его прямо так и называли: носовой платок Сталина».
Но эссе Пахмутова не напечатали. Оказалось, по непостижимому совпадению, другой писатель уже принёс в редакцию точно такой же текст, где всё сказано так же, до запятых. И сделал другой писатель это раньше на целую неделю.
Ровно через год Семён Пахмутов решил не сдаваться и переписать так: «Не стоит всю ответственность за размах репрессий возлагать на Сталина. Не меньше виноват и Андрей Вышинский. В ЦК его прямо так и называли: меткий каблук Сталина».
Но эссе Пахмутова не напечатали. Оказалось, по непостижимому совпадению, другой писатель уже принёс в редакцию точно такой же текст, где всё сказано так же, до запятых. И сделал другой писатель это раньше на целую неделю.
Ровно через год Семён Пахмутов решил не сдаваться и переписать так: «Не стоит всю ответственность за размах репрессий возлагать на Сталина. Не меньше виноват и Георгий Маленков. В ЦК его прямо так и называли: страшный фурункул Сталина».
Но эссе Пахмутова не напечатали. Оказалось, по непостижимому совпадению, другой писатель уже принёс в редакцию точно такой же текст, где всё сказано так же, до запятых. И сделал другой писатель это раньше на целую неделю.
Ровно через год Семён Пахмутов решил не сдаваться и переписать так: «Не стоит всю ответственность за размах репрессий возлагать на Сталина. Не меньше виноват и Лазарь Каганович. В ЦК его прямо так и называли: слуховой аппарат Сталина».
Но эссе Пахмутова не напечатали. Оказалось, по непостижимому совпадению, другой писатель уже принёс в редакцию точно такой же текст, где всё сказано так же, до запятых. И сделал другой писатель это раньше на целую неделю.
Ровно через год Семён Пахмутов решил не сдаваться и переписать так: «Не стоит всю ответственность за размах репрессий возлагать на Сталина. Не меньше виноват и Сергей Эйзенштейн. В ЦК его прямо так и называли: глазное яблоко Сталина».
Но эссе Пахмутова не напечатали. Оказалось, по непостижимому совпадению, другой писатель уже принёс в редакцию точно такой же текст, где всё сказано так же, до запятых. И сделал другой писатель это раньше на целую неделю.
Ровно через год Семён Пахмутов решил не сдаваться и переписать так: «Не стоит всю ответственность за размах репрессий возлагать на Сталина. Не меньше виноват и Валериан Куйбышев. В ЦК его прямо так и называли: кремлёвская таблетка Сталина».
Но эссе Пахмутова не напечатали. Оказалось, по непостижимому совпадению, другой писатель уже принёс в редакцию точно такой же текст, где всё сказано так же, до запятых. И сделал другой писатель это раньше на целую неделю.
Ровно через год Семён Пахмутов решил не сдаваться и переписать так: «Не стоит всю ответственность за размах репрессий возлагать на Сталина. Не меньше виноват и Андрей Жданов. В ЦК его прямо так и называли: белый клык Сталина».
Но эссе Пахмутова не напечатали. Оказалось, по непостижимому совпадению, другой писатель уже принёс в редакцию точно такой же текст, где всё сказано так же, до запятых. И сделал другой писатель это раньше на целую неделю.
Ровно через год Семён Пахмутов решил не сдаваться и переписать так: «Не стоит всю ответственность за размах репрессий возлагать на Сталина. Не меньше виноват и Трофим Лысенко. В ЦК его прямо так и называли: ядрёный табачок Сталина».
Но эссе Пахмутова не напечатали. Оказалось, по непостижимому совпадению, другой писатель уже принёс в редакцию точно такой же текст, где всё сказано так же, до запятых. И сделал другой писатель это раньше на целую неделю.
Ровно через год Семён Пахмутов решил не сдаваться и переписать так: «Не стоит всю ответственность за размах репрессий возлагать на Сталина. Не меньше виноват и Никита Хрущев. В ЦК его прямо так и называли: подкожный жир Сталина».
Но эссе Пахмутова не напечатали. Оказалось, по непостижимому совпадению, другой писатель уже принёс в редакцию точно такой же текст, где всё сказано так же, до запятых. И сделал другой писатель это раньше на целую неделю.
Ровно через год Семён Пахмутов решил не сдаваться и переписать так: «Не стоит всю ответственность за размах репрессий возлагать на Сталина. Не меньше виноват и Георгий Жуков. В ЦК его прямо так и называли: режущий ноготь Сталина».
Но эссе Пахмутова не напечатали. Оказалось, по непостижимому совпадению, другой писатель уже принёс в редакцию точно такой же текст, где всё сказано так же, до запятых. И сделал другой писатель это раньше на целую неделю.
Ровно через год Семён Пахмутов решил не сдаваться и переписать так: «Не стоит всю ответственность за размах репрессий возлагать на Сталина. Не меньше виноват и Максим Горький. В ЦК его прямо так и называли: набухший аппендикс Сталина».
Но эссе Пахмутова не напечатали. Оказалось, по непостижимому совпадению, другой писатель уже принёс в редакцию точно такой же текст, где всё сказано так же, до запятых. И сделал другой писатель это раньше на целую неделю.
Ровно через год Семён Пахмутов решил не сдаваться и переписать так: «Не стоит всю ответственность за размах репрессий возлагать на Сталина. Не меньше виноват Иоахим фон Риббентроп. В ЦК его прямо так и называли: любимый сон Сталина».
Но эссе Пахмутова не напечатали. Оказалось, по непостижимому совпадению, другой писатель уже принёс в редакцию точно такой же текст, где всё сказано так же, до запятых. И сделал другой писатель это раньше на целую неделю.
Несмотря ни на что, Семён Пахмутов продолжает писать. Он уверен в том, что однажды обгонит другого писателя и мы узнаем от него, кого именно в ЦК прямо так и называли: «кашевидный стул Сталина», «пианола Сталина» и даже «обведённая мелом тень Сталина». В сознании Пахмутова уже брезжит догадка, как переиграть другого писателя. Для этого нужно вставить в текст, упомянуть там, самого себя и покаяться в причастности к репрессиям.
3
К. Б. Уэллс, «Машина времени» (1895). Элои, морлоки… + раздувшееся Солнце из финала.
4
А. К. Ну да, анекдот такой есть, про кузнеца, который вылечил всю деревню от пьянства.
5
А. К. Ага, Кафка. «Замок» — «Процесс».
К. Б. Скорее «Улитка на склоне» АБС (линия Переца).
6
А. К. «Лёд» — «Путь Бро» — «23000»?
К. Б. Точно.
7
А. К. Или музыкант запустил перед смертью неостановимую программу разрушения.
8
А. К. Опять «Лёд» и «Бро»?
9
А. К. А. К. Ну да, а как же иначе?