Рассказы
Опубликовано в журнале ©оюз Писателей, номер 5, 2003
Александр
Моисеевич Мильштейн родился
в 1963. Окончил механико-математический факультет Харьковского госуниверситета,
работал во ВНИИ «Гидропривод», ВИПИАСУ «Трансгаз» и
прочих интересных местах. С 1995 живёт в Мюнхене. Проза и переводы с немецкого
публиковались в журналах «Нева»,
«Крещатик», «22», «Чайка», «На!!!». В 2002 в московском
издательстве ОЛМА-Пресс (серия Бориса Кузьминского
«Оригинал») вышла книга избранной прозы «Школа
кибернетики».
АВТОР И ИСПОЛНИТЕЛЬ
Только в печатной версии
АЙ
Совпадение, конечно, случайное, но чем-то и забавное… И не ограничивается тем, что я улетал из Нью-Йорка в том же 1993-м году, что и Ай, и тоже после вполне отдельной нью-йоркской жизни, — ко всему ещё в том же году я написал рассказ под названием «Ай»… Ясно и без чтения, что имелся в виду не Ай Вэйвэй, который, как художник к тому моменту, м. б., уже вполне и состоялся (или, во всяком случае, как фотограф), но о котором я тогда, конечно, ничего не слышал. Забавно также то, что Ольга Лебёдушкина в своей статье, вышедшей за год до того, как рассказ вышел в журнале «їоюз Писателей», упоминала его, описывая мою книгу («Школа кибернетики»), — в которую рассказ не вошёл, я его в последний момент оттуда исключил, в общем-то, по просьбе главреда, но вполне с лёгким сердцем, осознав, что эти детские игры со словами во взрослую книгу брать не стоит… И нигде-нигде он до этого не появлялся, и никто из моих знакомых (тех, что читали рассказ) не знал О. Лебёдушкину (я у всех спрашивал), а я её статью впервые заметил лет через семь после её выхода. Как будто «Ай» там всё-таки был, невидимый, независимый — самопорождающаяся чернильная сущность… Вспомнил об этом, когда читал, а потом и пересказывал в своей статье, как после закрытия эккаунта Ай Вэйвэя на твиттере он стал размножаться: тут и там появились сотни, тысячи, а потом и сотни тысяч «Ай Вэйвэев». Читать не обязательно, но так, на всякий случай, это тот самый «Ай», написанный по случайному стечению обстоятельств в тот же год, когда другой Ай уехал в Китай.
Ай
«Dzien dobry, pan!» — слышит Ай и вздрагивает. Прохожий видит, что обознался. «Или pun или пропал», — произнося эти слова, Ай приподнял над головой шляпу.
Шляпу? Ну да. Man in hat tans in Manhattan. Солнца, правда, пока нет, но оно здесь непредсказуемое. Просто — сказуемое. Почти как в Укбаре, слегка cолнсит сквозь серую кальку. Но всё же «tan» — это слишком. От силы — апрель, или от бессилия ветер в спину. Или я — никто, или Manhat… «Tan» — only for pun, — думает Ай, но на 42-й улице шляпу срывает ветер, она летит в поток машин, и остаётся только “man”. Надолго? Oh, it depends… Он? Нет, это уже не местоимение. Может быть, это глаз, Eye? Или… Но в том-то и дело, что нет уже никаких «или»… Английская версия «Соглядатая» — это и есть «Eye»… Да и в других местах, особенно весной — «I’m opening myself as Eye in the middle of the town…» Может быть, Ай — кино… Про восточное едино-бодрство… Но тогда при чём здесь «про»? При том, что если дать слово Аю, это будет не рассказ, а что-то другое… Словарь для тех, кто хочет разучиться говорить по-русски и по-английски…
Aй только и делает, что его составляет. От A-я до Ая, от A-z до Аз. Кажется, на Манхэттен-бич (да-да, бывший интеллигентный че в шляпе загорал… Находясь при этом во втором томе Пруста. После слов: «…можно быть неучем, составлять глупые каламбуры, и при этом…» проходившая мимо Тина сказала, что он уже весь красный, нельзя с его кожей так долго быть на солнце… И он пошёл за ней в океан… Сосредоточенно плыли, пока Ай не приземлился на покрытый водорослями камень… Тина повисла в воде рядом с ним… «You know», сказала она, «most in the world I don’t like to touch seaweeds». Он сказал, что «seaweeds» по-русски это и есть «тина». «But you know», —строго сказала она, — «I don’t like it at all». Она была против языковых игр… Хотя и не всех… И потом, через год после того, как они расстались, она всё-таки подыграла… Случайно встретились на Бликкер-стрит. «С кем ты теперь спишь?» — спросила она. «Спроси лучше, с кем я не сплю», — попросил он. «C кем ты теперь не спишь?» — послушно спросила она. «Ни с кем», — сказал он. «Очень остроумно», — сказала она. И пошла дальше. А потом была Аяко, которая сказала, что «ай» по-японски — «любовь»… И Ай подумал, что ребус наконец-то разгадан… Но Аяко исчезла… Прислала открытку со словами: «Я решила, что мы с тобой снова должны стать людьми». Она решила! Ай в вагоне метро… Напротив лиловый джанки… «Фантомас, — говорит Ай, — фантом аз… Маска, я тебя узнал!»
Ай заходит в кафе, берёт кофе, бэйгел, становится у окна. Вдали виднеется известный Мост, на прописную «М» натянуты тросы… Выпив кофе, Ай идёт к выходу, но останавлвиается у стеклянной двери и смотрит, как по ней сбегают прозрачные тараканы… Думает, не переждать ли в кафе… Но потом толкает дверь и выходит… «Это не дождь, — ощущает протянутой ладонью, — а дождество… Субъекта и объекта… Субъекта и судьекта… Объекта и объедка…» Он стоит на перекрёстке Адамз-стрит и Кадмон-плаза. Светофор как будто сломался, Ай уже долго стоит. Чувствуя, как превращается в статую. В памятник Адаму Кадмону. Достаёт сигарету, но она проваливается сквозь пальцы. Падает дальше сквозь вентиляционную решетку метро. Ай поднимает глаза и видит граффити, написанные красной краской. Почерк трудно разобрать, но Ай успевает заметить, как «man» переходит со стены дома на бок проезжающего «вэна». «По-немецки “man” — не человек, — думает он, — …а то же самое, что по-английски “оne”». «А вот и он», — радуется Ай, видя, что на светофоре загорается зелёный человечек, — man in hat tans in Man-hat-tan…», — напевая эту частушку, Ай переходит улицу и исчезает в толпе.
1994—2003, 2011