Опубликовано в журнале СловоWord, номер 78, 2013
ПРОЗА
Андрей Мурай
Шерлок Холмс и русский демон
В конце марта 2013 года я зашёл на Бейкер-стрит навестить старого друга. Миссис Хадсон шепнула, что Холмс хандрит. Знаменитый сыщик уже давно не брался за громкие дела, много курил и часто подолгу простаивал у окна. Что-то надломилось в нём после расследования крупного политического дела в России. В Лондон вернулся другой человек – с обострившимися чертами лица, нервный, в то же время флегматичный и тяжёлый на подъём. Даже новости преступного мира Холмс воспринимал без энтузиазма. От миссис Хадсон я узнал, что русские заплатили ему сколько, что дальнейшая работа просто потеряла всякий смысл.
С тревожными мыслями я поднимался на второй этаж по знакомой лестнице, которая показалась мне длиннее и круче, чем прежде. Отчасти в том были виноваты сырость и крупнокалиберная пуля, застрявшая в ноге со времён афганского похода.
Холмс, ссутулившись, застыл в своём любимом кресле и с брезгливым выражением лица смотрел на газету. Увидев меня, он смял газету и сказал:
– Дорогой друг, наконец-то я дождался повода для радости. Мы с вами стали видеться настолько редко, что позвольте ваш визит отнести к большим и долгожданным событиям.
Мы с удовольствием пожали друг другу руки.
– Признаю вашу правоту, Холмс, но, поверьте, обстоятельства, обязательства, договоры с издательствами… Расскажите, как ваши дела? Что нового случилось?
– Садитесь напротив, мой дорогой друг, и я всё расскажу вам без утайки. Случилась старость, Уотсон. А с ней уныние, нежелание что-либо предпринимать. Табак опостылел, кокаин меня уже не берёт, а от нынешних газет тошнит. Вы не поверите, я даже попробовал читать Шекспира, но дурацкое желание расследовать злодейства Клавдия или Яго не даёт мне возможности насладиться сюжетными построениями и прочими художественными достоинствами произведения… Да, я даже не предложил вам утренний кофе. Слышу шаги миссис Хадсон, что же заставило её подняться к нам?
Холмс нехотя встал с кресла и распахнул дверь.
– Мистер Холмс, к вам джентльмен, где-то я его видела, но никак не могу припомнить, где.
Миссис Хадсон протянула визитку, на которую Холмс взглянул мельком.
– Всему виной, моя дорогая, ваша страсть к теле-интоксикации мозга. Если бы не телевизор, этот кадильник лжи, вы бы слыхом не слыхивали о нашем сегодняшнем посетителе. Дэвид Кэмерон, премьер-министр Соединённого Королевства! Ничего не поделать, просите…
Высокий, приятной наружности мужчина лет сорока пяти вошёл энергично и решительно.
– Мистер Шерлок Холмс… О, доктор Уотсон! Какое счастье застать вас вместе. Гордость нации!
Холмс ответил едва заметным кивком.
– Хорошо, что вы не стали прятать своё лицо. Король Богемии явился в эту комнату в маске.
– Ну, к чему бесполезный маскарад. Да и что можно скрыть под маской от сыщика такого уровня…
– Не будем терять драгоценное время занятого государственного деятеля. Присаживайтесь и расскажите, что привело вас ко мне, господин премьер-министр.
Наш гость занял гостевое кресло, тяжело вздохнул и сказал:
– Смерть бывшего русского олигарха, проживавшего до последнего времени в Лондоне под именем Платон Еленин. Найден мёртвым в ванной комнате своего особняка.
– Я читал отчёты Скотланд-Ярда, – оживился Холмс. – Сначала охранник нашёл тело, потом бывшая жена нашла шарфик, потом медэксперты обнаружили следы на шее, потом кто-то ещё обнаружил, что сломано ребро, потом выяснилось, что на шее следы от удушения. Я ждал, что к концу марта обнаружат пять пуль в сердце, но пока такой информации не поступало. Сдаётся мне, господа, что первое апреля в Скотланд-Ярде наступило раньше времени…
Холмс потянулся за трубкой.
– Что и говорить, там ныне собрались пытливые ребята… Но, если перед ними была поставлена задача напустить тумана, то они справились. Такого тумана не было в Лондоне со дня основания города.
Наш гость нервно мял руки и чуть покачивался в кресле, а Холмс продолжал веселиться:
– Я всегда считал сыщика Лестрейда ненаблюдательным, нерасторопным профессионалом с умом плоским и неповоротливым. Но теперь я понимаю, что он был самый способный из всех сотрудников, работающих в Скотланд-Ярде… Уотсон, не забудьте напомнить, чтобы я отнёс букет незабудок на его могилку.
– Мистер Холмс, – взял себя в руки Кэмерон, – сейчас моя единственная незабудка – это злосчастное тело бывшего… Скажем как в паспорте, Платона Еленина. В деле много вопросов, вы правы, я это констатирую с болью, наши сыщики оказались, мягко сказать, не на высоте. Мир в недоумении. А если вы посмотрите русский интернет! Радуются, как дети… Редкий случай, когда весь мир потешается не над ними… Вы наша последняя надежда. Я знаю, что вы неохотно берётесь за новые дела…
– Я вообще за них не берусь.
– Но тут особый случай. Дело государственной важности, поставлена на карту и честь мундиров, и честь нации. Если вас интересует предполагаемая сумма…
– Деньги мне не нужны, славой меня обеспечил мой дорогой Уотсон, которого мы оба имеем счастье ныне лицезреть, честь нации и мундиров – понятия ныне совсем уж абстрактные… Ну разве что развеяться… К шестнадцати часам я вас попрошу…
– Моя машина к вашим услугам.
– Кэб! Я вас попрошу подать кэб.
Кэмерон поморщился и, немного помолчав, сказал:
– Хорошо. Пусть будет кэб.
Когда высокий гость откланялся и ушёл, Холмс обратился ко мне:
– Дорогой Уотсон, вы мне бывали нужны и как верный товарищ, и как восторженный зритель, но в этот раз я поеду один. Не обижайтесь, поймите – так надо… Вас же я настоятельно попрошу подойти на Бейкер-стрит завтра: клянусь, от меня вы получите подробнейший отчёт, а миссис Хадсон угостит вас прекрасным утренним кофе…
Признаться, я был обижен, хотя и привык к странностям Холмса. Почему он не пригласил меня с собой, как это было заведено между нами раньше?.. Однако, поразмыслив, я решил просто набраться терпенья. Если он поехал один, значит, так действительно надо.
На следующее утро я застал Холмса уже в ином состоянии. Работа подействовала на него ободряюще. Он был подтянут, деловит и оживлён:
– Дорогой Уотсон, вы всё-таки обиделись на меня вчера. Не надо отрицать, я слишком хорошо вас знаю, чтобы по мимике вашего лица не понять этого. Но поймите, дорогой друг, есть места, куда не приглашают близких сердцу людей… Вы готовы меня выслушать?.. Прекрасно. Премьер-министр нам не помешает. Я связался с ним вчера поздно вечером. Пришлось признаться, что я не Господь Бог, и это был единственный правдивый момент нашего разговора. Далее я говорил, что упущено время, что никаких улик найти уже невозможно, что дело кажется мне безнадёжным, что работа в современных условиях не для меня. Как говорят в России, прикинулся валенком. Вижу недоумение на вашем лице, Уотсон.
– Я не узнаю вас, Холмс.
– Один момент, Уотсон, и я вам всё объясню. Премьер после тяжёлой паузы спросил, не подскажу ли я коллегам по сыску путь, по которому может пойти следствие. И тут я поступил излишне щедро. Дал им ниточку. Впрочем, скорее всего, эта ниточка превратится в камень, брошенный в болото тупости и непрофессионализма…
– Холмс, не слишком ли вы…
– Нет, Уотсон, не слишком. Напротив, я излишне добр. Я попросил премьера озадачить сыщиков вопросом, почему зубы тщательно изучаемого ими тела находятся в идеально здоровом состоянии? Как будто и не жевали они ничего.
– Видимо, забота о полости рта…
– Нет, Уотсон… Ну к этому мы ещё вернёмся, а пока отвечу вам на вопрос, который не был вами задан, но которой витает в воздухе – откуда идёт моё неприятие нынешних молодцов у власти?.. Предположим, что некоему злоумышленнику удалось украсть пару тысяч фунтов из английского банка и умотать с ними за пределы королевства. Его тут же объявляют преступником и начинают преследовать. И это справедливо. Когда же очередной русский жулик крадёт миллионы из беспризорного русского бюджета и заявляется с ними в Лондон, его встречают с распростёртыми объятиями, объявляют беженцем, продают ему английский паспорт, и живёт он с ним припеваючи, щедро делясь наворованным. Вот чего я не приемлю. Конечно, старой доброй Англии больше нет, но какое-то уважение к правосудию со стороны государства должно оставаться… Поймите, Уотсон, я не питаю к России особых симпатий…
– Почему, Холмс, неужели вас там обидели?
– У меня украли любимую трубку… Причём сделали это люди, которые толком не знали, куда и каким концом её вставлять… Только, я вас умоляю, Уотсон, не надо об этом писать. Я связан словом джентльмена…
– Клянусь, Холмс, я унесу эту тайну в могилу.
– А вот с этим попрошу вас не спешить. Могил вокруг меня и так предостаточно.
– Холмс, вы начали было рассказ о России.
Холмс тяжело вздохнул.
– В прошлом веке меня пригласили расследовать дело о пропаже президента Ельцина. Ситуация была аховая: хватились поутру – пустая комната и пустые бутылки. Сыщики облазили все тамошние реки и каналы. Президент под действием алкоголя, бывало, прыгал в реку с моста или барахтался в канавах. Людей заставили достать весь ил, от них пахло тиной и лягушками. На это ушло полмесяца.
– Холмс, а как же государственная деятельность? Управление страной?
– Газеты послушно писали, что президент работает с документами, приёмы, визиты отменили, телефоны отключили. Потом… Вы помните дело с духовым ружьём и охотника на тигров Себастьяна Морана, на которого с вашей любезной помощью мы надели наручники в пустом доме?
– Как можно забыть, я до сих пор с содроганием вспоминаю лицо этого человека, я описал этот случай…
– Блистательно описали, мой друг. В том деле была восковая кукла, которую полковник злодейски продырявил. Припоминаете?
– Как сейчас вижу этот чёткий силуэт…
– Так вот, русские пошли примерно тем же путём. Они посадили на рабочее место Ельцина куклу, которую называли между собой, то «Беней», то словом «дубль». Сделано было очень похоже, а поскольку двери в кабинет закрывали быстро, «президента» можно было видеть только мельком. Посвящённые выходили из кабинета, говорили, что рукопожатие главы государства твёрдо, как никогда, что он бодр и ведёт исполинскую работу по продвижению к процветанию.
– А на самом деле?
– На самом деле дочь президента расписывалась за него настолько похоже, что даже я не мог отличить подделку от оригинала. Так что с управлением страной никаких проблем не было.
– Холмс, как же нашли его? И где?
– Уотсон, вы знакомы с моим дедуктивным методом? Он помог мне и на этот раз. Не буду вдаваться в подробности, но мне удалось выяснить, что президент решил припасть к истокам. И припал так, что мы насилу его оторвали. Его нашли в Сибири, в окрестностях небольшого села со странным названием «Бутка». Зрелище было не для слабонервных. «Чмо болотное», – вырвалось у одного из добровольцев.
– Да, но такое определение больше подходит к собаке Баскервилей.
– Примерно так это и выглядело… А через день я был уже в Лондоне. И знаете, кто принёс мне гонорар за мои труды?
– Кто же, Холмс?
– Человек, послуживший причиной нынешней неразберихи в Скотланд-Ярде… Да-да, Уотсон. Он вошёл: живой, нагловатый, чтобы не выразиться сильней, в дорогом костюме, с внушительным саквояжем, говорил быстро и непонятно что. Но насторожило меня не это… Повеяло профессором Мориарти, с которым я так удачно разминулся над Рейхенбадским водопадом… Кстати, о сумме гонорара. Скажу так: то, что я запросил когда-то с герцога Холдернесского, выглядит мелкой подачкой в сравнении с содержимым саквояжа. Я спросил, не надо ли мне где-нибудь расписаться? Он рассмеялся и вынул книгу с вашими, мой друг, сочинениями в русском переводе. Без удовольствия, я поставил автограф на обратной стороне обложки. Когда он ушёл, я проветрил. Эта комната привыкла к различным непривычным запахам, но, пожалуй, запах серы я ощутил впервые.
– Холмс, мне кажется, такие шутки в отношении покойника…
– Уотсон, не спешите разделять общие заблуждения. Послушайте внимательно… Позвольте только, я набью трубку… Вчера я даже не заходил в ванную, где нашли бездыханное тело так называемого Платона Еленина. Вечер я провёл в его рабочем кабинете. Не самый упоительный вечер последних лет. Атмосфера неприятная, гнетущая. Самым плодотворным был осмотр библиотеки, поскольку первым делом я незаметно для переводчика забрал вашу книгу с моим автографом…
– Холмс, ну это же…
– Да, Уотсон, вы правы – нехорошо. Запишите на манжете: «испорченный век испортил и его». Соглашусь с тем, что раньше я бы никогда так не поступил, но, подумайте сами, не оставлять же свой автограф непонятно кому.
– Где же книга?
– Вчера сгорела в этом камине. Не спрашивайте – почему. Хотя бы потому, что он держал её в руках. Продолжая осмотр, я обратил внимание на седьмую книгу Моисея.
– Неужели вы и её…
– Нет, Уотсон, я не собираюсь связываться с нечистыми силами. Последней в первом ряду стояла книга, название которой мне пытались перевести трижды. Я ничего не понял, но зато в этой книге встретилось отчёркнутым слово – «дубль». Когда же на письменном столе я увидел фотографию овечки Долли, загадка была решена. Всё встало на свои места. Нужны были лишь подтверждения. И нужны были быстро…
– Холмс, что у вас встало на места и где? Я ничего не понимаю.
– Терпенье, мой друг, терпенье. Вы помните Картрайта?
– Не тот ли это мальчуган, который помогал вам в особо сложных расследованиях?
– Совершенно верно. Мальчуган подрос и организовал шайку, которая держала в страхе весь Лондон. Иногда я обращался к нему по старой памяти, а вчера вечером позвонил его сыну.
– Холмс, вы стали прибегать к помощи…
– Да, Уотсон, старых знакомых, скажем так. Я попросил Картрайта-младшего поговорить с женщиной, которую сыщики Скотланд-Ярда приводили в ванную комнату после смерти предполагаемого Еленина.
– Холмс, посылать к беззащитной женщине, как я понимаю, отпетого мерзавца?! Она же могла…
– Успокойтесь, Уотсон, Картрайт-младший утверждает, что она практически не пострадала. Даже была рада тому, что ей предоставляется возможность облегчить душу признанием.
– Признанием в чём, Холмс, у меня голова идёт кругом.
– Тогда только сухие факты. За огромные деньги Еленину сделали его клон. Он давно задумывал имитировать свою смерть. Все эти безумные траты, разводы, суды – дымовая завеса. Итак, клон сделал. Но он – новенький, а тело Еленина прожило большую и бурную жизнь… Еленин и его сообщница, за которую вы пытались заступиться, взялись за дело: почти месяц они били, истязали, морили голодом этот несчастный клон. Ещё они унижали его национальное достоинство. Хотя, Уотсон, есть ли у клона национальное достоинство?
– Холмс, вы говорите невероятные вещи…
– Невероятны они только на первый взгляд, Уотсон… В обмен на свободу сообщница подробно описала, как они доводили клон до нужного состояния. Ужаснулся даже Картрайт-младший… Потом клон был задушен в ванной… Она держала, он – душил…
– Какое злодейство! И её отпустили?
– А что прикажете делать? В уголовном кодексе не предусмотрено наказаний за соучастие в убийстве клона. Да и не хочется мне связываться с этим Елениным. Я знаю печальную участь тех, кто вставал на его пути… Он не жалеет ни врагов, ни друзей. В России его называли Распутиным, Великим Комбинатором Злодейств, Фаустом и Мефистофелем в одном флаконе… Но я склоняюсь к мысли, что Фауст тут ни при чём. Он – демон.
– Холмс, значит, этот, как вы предполагаете, демон жив и об этом знаете только вы?
– Я отвечу вам, Уотсон, на ваш вопрос. Но сначала угадайте, что означает по-русски БАБ.
– Я думаю, что это русский кэб.
– А вот и нет. Это аббревиатура бывшего имени нашего демона – Борис Абрамович Березовский. Так вот, в русском интернете стали мелькать лозунги: «БАБ – жив!» Иногда пишут длиннее: «БАБ – жил, БАБ – жив, БАБ – будет жить!» Уверен, так это и есть. Он переживёт нас с вами, Уотсон, такие не умирают, сидя в ванной. Скоро или в Аргентине, или на Кубе объявится лысоватый и сутулый господин по имени Ваня Чегеваркин, или Филя Кастров. Он будет сорить долларами, поить длинноногих девок виски и доставлять большие хлопоты местным судам… А те, кто поверил в лондонскую инсценировку, те, кто больше всего радовались, били в барабаны и порывались сплясать на гробу, получат от БАБа, который жив, весточки уже к лету…
– Я надеюсь, Холмс, нас среди них…
– Не будет, Уотсон. Я рад, что вы начали понимать: время бороться со злом закончилось, нынче со злом принято сотрудничать. К чему нам с вами чёрные метки от русского демона?.. Давайте пить кофе!.. Где же эта миссис Хадсон!?