Опубликовано в журнале СловоWord, номер 78, 2013
ИСКУССТВО ПЕРЕВОДА
Евгений Соколовский
Поэзия Игоря Губермана по-русски и по-английски
Три с половиной года назад я задумал создание книги переводов гариков И. Губермана на английский. Его хлёсткие, глубокие и актуальные четверостишия показались мне именно той поэзией, которая может найти отклик у англоязычного читателя. Готовя книгу, я перечитал порядка 6,000 гариков (Губерман утверждает, что их уже 9,000) и почувствовал, что заметно помудрел. Для своей книги я выбирал именно те гарики, которые, по моему мнению, несли наибольший философский заряд, пусть и облечённый в шутливую форму. Я выбрал 75 гариков из сборников разных лет и отправился в духовную одиссею.
Как всегда, я старался сохранить прежде всего содержание, ритм и рифму каждого четверостишия. Что касается содержания, то некоторые гарики Губермана настолько глубоки, что порой я постигал их скрытые смыслы только в процессе перевода, а сохранить ритм и рифму помогала версификационная техника переводчика с 15-летним стажем. В некоторых гариках сопротивление материала было небольшим, и я практически мгновенно находил решение. Но бывало и так, что мне приходилось тратить до 30 часов на тщательное отделывание сложного гарика, включая шлифовку с двумя экспертами – Элиной Швачкиной и Томасом Фаррингтоном.
Именно Элина, зная оба языка, не раз помогала мне находить более точные эквиваленты русским словам и выражениям, в то же время следя за правильностью моего английского. Порой, когда мне не хватало изобретательности, чтобы найти удачное решение, она приходила мне на помощь, напитывая меня знаниями и идеями. Так, например, идиома, предложенная Элиной для второй строки следующего гарика, сделала его более энергичным и сильным:
Никуда ни уйдя ни на чуть,мы все силы кладём на кружение,
ибо верим не в пройденный путь,
а в творимое нами движение.
Having made no progress at all,
we keep chasing our tails till exhaustion;
for our trust in advancement is small,
yet we value engaging in motion.
В свою очередь, Томас не раз проявлял свою недюжинную силу. В частности, в этом гарике:
Бывает – проснёшься, как птица,крылатой пружиной на взводе,
и хочется жить и трудиться;
но к завтраку это проходит.
В начале я хотел сделать перевод со следующей третьей строкой: «
devising pursuits and embarkments«. К сожалению, я не знал, что слово «embarkment» означает не пускаться в путешествие, а взойти, подняться на борт. Проницательный Томас указал на эту проблему, и я добился более «чистого» варианта: One day you wake up like a skylark,a winged express at its fastest,
devising pursuits to embark on,
but this disappears by breakfast.
Я безмерно благодарен Элине и Томасу за их высокопрофессиональную работу, которая заметно помогла мне с книгой.
Процес
c перевода обогащает переводчика, и я не исключение. Зачастую, чтобы нащупать правильную дорогу, я должен был рыться в книгах, говорить с людьми, которые жили в одно время с Губерманом в СССР, да и просто много работать с различными словарями. Вдобавок к сильному интеллектуальному толчку, гарики Губермана обогатили меня эстетически, улучшили моё знание русского и английского языков, и доставили мне читательское наслаждение, не говоря уже о радости от самого процесса перевода.Существует мнение, что пересадить Губермана на почву другого языка практически невозможно. Да, американскому читателю порой трудно понимать реалии русской жизни, но таких гариков в книге меньшинство. Я старался выбрать гарики общечеловеческие, философский посыл которых интернационален. Вот, например, один из них, относящийся ко всем жителям нашей планеты:
А время беспощадно превращает,летя сквозь нас и днями и ночами,
пружину сил, надежд и обещаний
в желе из желчи, боли и печали.
Yet time displays relentless disposition
to trade, as days and nights rotate and vanish,
our vigor, expectations, and ambitions
for melancholy, bitterness, and anguish.
Иногда мне приходилось переводить не напрямую, а используя обходные пути, чтобы воссоздать на английском эффект оригинала. Так, например, чтобы передать понятие «человек» в следующем гарике я использовал выражение «
a man of honor.» У самого кромешного пределаи даже за него теснимый веком,
я делал историческое дело –
упрямо оставался человеком.
When the utmost limit was right by,
and my evil era had me cornered,
I was making history as I
stubbornly remained a man of honor.
Если мне приходилось что-то прибавлять от себя, я старался, чтобы это не противоречило содержанию и настроению гарика. Так, например, в следующем гарике я охарактеризовал
liquor как debilitating; этого прилагательного в оригинале нет, но оно смотрится очень органично в переводе. В целом, я переводил близко к тексту и в то же время следил, чтобы это не мешало качеству языка и не делало перевод громоздким. Чтоб дети зря себя не тратилини на мечты, ни на попытки,
из всех сосцов отчизны-матери
сочатся крепкие напитки.
Lest the maturing children implement
designs trailblazing and unequalled,
the ample nipples of their motherland
burst with debilitating liquor.
На обложке книги изображён мост, который символизирует связь между двумя культурами. И если по этому мосту пройдут англоязычные читатели, значит, он был построен не зря. А русскоязычные читатели смогут насладиться гариками, сравнивая их с переводами, либо соглашаясь с моими решениями, либо, быть может, находя лучшие.
Я хотел бы закончить это небольшое эссе словами благодарности И. Губерману за его творчество и разрешение издать книгу. Моё уважение к этому человеку, прошедшему через суровые испытания и сохранившему себя как личность, придавало мне силы в процессе создания книги, а следующий гарик я переводил с комом в горле:
Даже в тесных обьятьях землибуду я улыбаться, что где-то
бесконвойные шутки мои
каплют искорки вольного света.
Even then, in the confines of Earth,
I will happily smile in the knowledge
that my jokes, never stifled by force,
sparkle on unencumbered by bondage.
Спасибо вам, Игорь Миронович.
В заключение – репрезентативная подборка гариков:
* * *
|
Каков он, идеальный мой читатель? С отчётливостью вижу я его: он скептик, неудачник и мечтатель, и жаль, что не читает ничего. |
Who, after all, is my ideal reader? I conjure up an image quite distinct: he is a skeptic, failure, utter dreamer and, what a pity! does not read a thing. |
* * *
|
Как ни туманна эта версия, но в жизни каждого из нас есть грибоедовская Персия и есть мартыновский Кавказ. |
While it is only a hypothesis yet in the life of every man exists Martynov’s gory Caucausus and Griboedov’s mad Tehran. |
* * *
|
Ссорились. Тиранили подруг. Спорили. Работали. Кутили. Гибли. И оказывалось вдруг, что собою жизнь обогатили. |
Quarreled. Tyrannized the ones we loved. Reveled. Worked inspiredly. Debated. Perished. And, surprisingly enough, found, that after all, enriched life greatly. |
* * *
|
Ничто не ново под луной: удачник розов, жёлт страдалец, и мы не лучше спим с женой, чем с бабой спал неандерталец. |
This world remains the same, all right: the winners thrive, the losers languish, and we embrace our wives at night just like the cavemen who have vanished. |
* * *
|
Забавный органчик ютится в груди, играя меж разного прочего то светлые вальсы, что всё впереди, то танго, что всё уже кончено. |
A funny small instrument plays in my chest, rotating two opposite melodies — a waltz reasserting a hope for the best, a tango affirming finality. |
* * *
|
Что с изречения возьмёшь, если в него всмотреться строже? Мысль изречённая есть ложь… Но значит, эта мысль – тоже. |
What, after all, is stated by an aphorism I closely look at? A thought when voiced becomes a lie… But then this thought is also crooked. |
* * *
|
При сильно лихой непогоде тревожится дух мой еврейский, в его генетическом коде ковчег возникает библейский. |
Whenever the sky rains its hardest the Jew within me becomes anxious because my genetic code harbors the biblical Ark poised for action. |
* * *
|
Обживая различные страны, если выпало так по судьбе, мы сначала их жителям странны, а чуть позже мы странны себе. |
As we try to become integrated into different nations abroad early on we seem odd to the natives, later on find ourselves to be odd. |
* * *
|
Сбываются – глазу не веришь – мечты древнеримских трудящихся: хотевшие хлеба и зрелищ едят у экранов светящихся. |
The dream Roman citizens cherished turned into pedestrian circumstance: we happily dine watching channels combining indeed bread and circuses. |
* * *
|
И спросит Бог: никем не ставший, зачем ты жил? Что смех твой значит? – Я утешал рабов уставших, – отвечу я. И Бог заплачет. |
And God will say to me: a failure. What was your mission? Why your laughter? – I comforted the slaves who labored – and God will hark, and weep thereafter. |