Опубликовано в журнале СловоWord, номер 76, 2012
НАШИ ИНТЕРВЬЮ
Наташа Шарымова
БРОДСКИЙ НА СУШЕ И НА МОРЕ
Живут в Петербурге два молодых человека. Павел и Александр. Актёр и филолог. Ранней весной этого года они (вместе с другими волонтерами) подключились к деятельности
Cанкт-Петербургского Регионального Общественного Фонда создания Литературного музея Иосифа Бродского[С2] , и жизнь забила ключом. У Фонда появился сайт и группа «ВКонтакте». Кроме того, ребята организовали целую серию мероприятий – спектаклей, поэтических вечеров, выставок, под общим названием «Лето Бродского в Санкт-Петербурге. Цель проста: организовать народный сбор средств и привлечь внимание к делу, грозящему затянуться на десятки лет. Активную поддержку Фонду оказали Музей Анны Ахматовой в Фонтанном доме, МЦБС им. Лермонтова и Российская национальная библиотека.Широко известно, что на выкуп последней комнаты в квартире №28 на втором этаже дома №24 по Литейному проспекту (вход с улицы Пестеля, бывшей Пантелеймоновской) – денег нет. Правительство молчит, Министерство культуры молчит, петербургские власти молчат. И олигархи помалкивают. Отдадим справедливость – с помощью Альфа-банка в квартире было выкуплено три комнаты, а средства на выкуп четвертой предоставили ОАО «ТНК-ВР Менеджмент» (Москва) и Группа Компаний ЦДС (С.-Петербург).
Невыкупленной остается всего одна комната площадью 44,7 кв.м. С учетом особого статуса квартиры и растущих запросов владелица этой комнаты четко свои условия не определяет, предпочитая оставаться в этой квартире, но, судя по предварительным разговорам, ее требования приблизительно могут быть расценены в 450 000 долл. (около 14 млн.руб.). Плюс – ремонт. Суммы получаются астрономические.
Подключившиеся весной волонтеры оказались энергичными оптимистами. Тем более, что в далеком (недалеком) прошлом есть убедительные примеры. Как сообщает Википедия, «… в 1860 году по инициативе выпускников Царскосельского лицея, в котором учился Пушкин, была объявлена подписка по сбору средств на сооружение памятника в Санкт-Петербурге. Было собрано около 13 тыс. рублей. В 1870 году проводится новая подписка по инициативе лицеиста Якова Карловича Грота, и к 1880 году удаётся собрать около 106 тыс. рублей. 6 июня 1880 года москвичи собрались на Страстной площади, в начале Тверского бульвара, где ликованием встретили открытие памятника. В 1950 году монумент был перемещен на другую сторону Тверской (улицы Горького) и развернут на 180 градусов». Конец цитаты.
Можно сказать, сбор народных средств – развитая тенденция: Вспомним, как собирались деньги на памятники Минину и Пожарскому, Столыпину, Богдану Ступке, Виктору Цою, Егору Летову, кадету Мише Изместьеву, новгородским ополченцам, жертвам нацизма и так далее. Согласитесь, ведь музей – тоже своего рода памятник, аккумулирующий в себе прошлое, настоящее и будущее. Благородное начинание…
– Старомодно!? Совершенно не согласна с вами и надеюсь что на Музей Иосифа Бродского деньги соберут не за тридцать лет, а гораздо раньше: всё-таки существуют новые технологии. Хотя предсказать результат трудно. На дворе –
XXI век, потепление, глобализация и повальный консьюмеризм. Смею полагать, что базовые ценности меняются медленнее, чем внешние обстоятельства жизни, и любовь к изящной словесности до сих пор жива[С3].Пока же я беседую (по сети) с Александром Левашовым, автором экскурсии «Прогулки с Бродским», и пытаюсь уяснить, что к чему. Саша Левашов – в Петербурге, я – в Нью-Йорке. Думаю, настала пора водить экскурсии по местам Бродского и в Большом Яблоке.
– Саша (или Александр, как скажете), у вас на страничке «ВКонтакте» приведены стихи Ходасевича:
Моих творений не понять»
– и чуть ниже, оттуда же:
«Ни грубой славы, ни гонений
От современников не жду…».
Всегда ли поэт остается непонятым современниками? С какими психологическими особенностями человеческого сознания, на ваш взгляд, это связано?
– Мне кажется, что поэт остаётся непонятым абсолютно всегда. Бродский в этом плане особенно отличился, но несколько в другом смысле, нежели все остальные. Поэзия, как, в общем-то, и все виды искусства, никогда не выходила из сферы игры. А среди критериев игры, как мы знаем по Хёйзинге (Йохан Хёйзинга – нидерландский философ, историк, культуролог; среди его трудов – «Homo Ludens. Опыт определения игрового элемента культуры» – А.Л.), одним из основных является отсутствие цели. То есть главное в поэзии – сам процесс творчества, а не гонорар. И в этом смысле поэт (да и любой творец) настроен на другую волну, нежели общество: общество прагматично. Большинство не понимает поэта (а иногда даже и не принимает) на ценностном уровне.
В случае с Бродским непониманию способствует ещё и то, что он в прямом смысле непонятен. Его стихи написаны не просто на русском языке, но на языке поэзии: чтобы их понимать, нужно хорошо знать, что такое метафора, перифраз, метонимия и прочее. Нужно хорошо знать литературу – хотя бы русскую, чтобы улавливать аллюзии, без знания которых текст порой становится крайне сложным для восприятия. Например, строки «Колыбельной Трескового мыса» – «Лучше взглянуть в телескоп туда, / где присохла к изнанке листа улитка», кажутся странными, если не знать, что это аллюзия на Пруста; их смысл можно очень упрощённо, опуская Прустовские коннотации, выразить так: «лучше вспоминать юность». Обычный человек язык литературы и тем более язык поэзии знает дурно. Во многом в силу того, что ценности другие, во многом – из-за школьного образования.
– Какие стихи Бродского для вас лично представляют наибольшую ценность? Какие его строки вы помните наизусть?
– Однозначно «Колыбельная Трескового мыса». Это, на мой вкус, лучшее стихотворение Бродского и, пожалуй, лучшее, что вообще было написано в русской поэзии. Именно в этом тексте знаменитый композиционный принцип Бродского (я имею в виду то, о чём он писал Я. А. Гордину из ссылки, насчёт дерева и ленточки в наряде девы) – обретает наивысшее воплощение. Оно построено с математической точностью. Особенно мне нравится IX часть:
как ночь о лампе.
Мысль выходит в определенный момент за рамки
одного из двух полушарий мозга
и сползает, как одеяло, прочь,
обнажая неведомо что, точно локоть; ночь,
безусловно, громоздка,
но не столь бесконечна, чтоб точно хватить на оба.
Понемногу африка мозга, его европа,
азия мозга, а также другие капли
в обитаемом море, осью скрипя сухой,
обращаются мятой своей щекой
к электрической цапле.
В этом образе всё. Человек ворочается в постели и не может уснуть. А уснуть он не может потому, что, как было сказано раньше, «в полушарьи орла сны содержат дурную явь /полушария решки», т. е. от тоски по тем, кто остался в другом полушарии Земли, сон стал неотличим от действительности, и функции полушарий мозга полностью перепутались, он стал работать хаотично. И при этом человек сравнивается с земным шаром, потому что «снявши пробу с / двух океанов и континентов, я / чувствую то же почти, что глобус. То есть дальше некуда. Дальше – ряд / звёзд. И они горят», т.е. он находится в тупике, совершенно безвыходном положении. И тема тупика раскроется в следующей главе («сохрани эту речь; ибо рай – тупик») с её проникновенными строками:
угол стола: ты увидишь, это
вызовет боль. Там, где вещь остра,
там и находится рай предмета;
рай, достижимый при жизни лишь
тем, что вещь не продлишь.
То, что в моём изложении всё это звучит так запутанно, только подтверждает гениальность этих строк: в прозе всего их смысла просто-напросто не выразить. Во всяком случае, адекватное изложение будет длиннее всего нашего интервью. И при этом оно не будет таким целостным, как эти стихи. В «Колыбельной трескового мыса» Бродский достигает необычайной спаянности разных образов и мотивов, разбросанных здесь и там по громадному тексту (360 строк). Это, наверное, и есть то ускорение сознания, о котором он всё время нам твердил.
А наизусть я помню довольно многое – я вообще очень люблю читать стихи наизусть. Ту же «Колыбельную» помню. «Портрет трагедии», «Прощальную оду», «Натюрморт», «Сидя в тени», «Развивая Платона», «Строфы» 78-го года, «Два часа в резервуаре», «Услышу и отзовусь». «Чаепитие» мне очень нравится. Бродский вообще как-то легко запоминается.
– Похоже, с понятиями «творец», «игра», «публика» и с вашими личными предпочтениями мы определились. Перейдем непосредственно к ИАБ. В какой-то момент Фонд создания музея Бродского и вы решили, что настало время популяризации творчества и жизни ИАБ. Как это произошло? Когда вы подготовили первую экскурсию? Не страшно было? Ведь неизбежны упрощения, укрупнения, уплощения и пр.
– Да как-то произошло. Фонд существует с 1999 г., и раньше деньги собирали исключительно по крупным компаниям. Только в начале этого года к М. И. Мильчику, главе Фонда создания Музея Иосифа Бродского, пришёл Паша Михайлов с предложением организовать общественность.
Паша поставил моноспектакль по стихам Бродского, «Retweet«. Выручку от проданных билетов он отдавал в Фонд. Как раз на одном из этих спектаклей мы с ним и познакомились. Вместе мы организовали установку ящиков для сбора пожертвований в нескольких книжных магазинах Петербурга.
К нам начали приходить новые волонтёры, и мы устроили большое собрание, на котором кроме нас были учредители Фонда – М. И. Мильчик, Я. А. Гордин, Н. И. Попова. Мы обсуждали, что можно сделать кроме спектакля и установки ящиков для пожертвований в книжных магазинах Петербурга. И кто-то сказал, что надо бы водить экскурсии.
Я этой идеей загорелся. Начал собирать материал. Вначале, конечно, боялся этих экскурсий, как будто в космос надо было лететь. Времени на подготовку практически не было. Были только большие проблемы с устной речью и непреодолимый страх публичных выступлений. Первые несколько прогулок прошли, откровенно говоря, не очень хорошо – в плане организационном и композиционном. Но если бы я тогда не начал вести «как есть», то сейчас, думаю, продолжал бы ещё готовиться. Так что худа без добра не бывает.
Мне очень помогли два человека – Екатерина Печеник, сотрудник музея Анны Ахматовой в Фонтанном доме, и Анна Михайлова – тоже профессиональный экскурсовод, автор нескольких экскурсий. Екатерина была на первой моей экскурсии, внимательно всё выслушала, и потом мы часа полтора обсуждали всё это, она советовала, как лучше выстроить маршрут, как обыграть переходы от одной точки к другой.
Анна пришла в качестве слушателя на одну из моих экскурсий, после чего написала мне обстоятельное письмо с критикой отдельных недочётов. Под её чутким руководством я написал текст экскурсии, технологический маршрут. В общем, помощь этих двух замечательных девушек была просто неоценима. А сейчас уже и собственный опыт появился: начал шутить, хорошо освоился с материалом, стал гораздо увереннее.
– Я видела где-то в сети нелепые комментарии по поводу ИАБ (но я их тут же – по Фрейду – потеряла и не могу найти). А Павел Михайлов мне говорил, что многие никогда не слышали имени Бродского, а многие имеют о нем превратное представление. Разделяете ли вы точку зрения Павла? Учитывая упадок культуры чтения…
– Мысль, которую выразил Паша, не нова. Сам Бродский говорил, что аудитория поэзии редко когда насчитывала больше одного процента населения. А в Интернете чего только не пишут. Если в недавнем прошлом образом пустой болтовни были бабушки на лавочках, то очень скоро, лет через пять, я уверен, это будут комментарии в социальных сетях. Пусть люди говорят всё, что придёт им в голову. В конце концов, если они не читают – им же самим от этого хуже.
Ко мне на экскурсии приходит множество людей, которые творчество Бродского знают и любят. Кто-то больше, кто-то меньше. Но очень многие после экскурсии говорят, что начали смотреть на его стихи по-другому – или хотя бы что экскурсия стала для них поводом перечитать любимые тексты. С этими людьми мне общаться интересно. Мне, во всяком случае, приятно, что я показал новый угол зрения тем, кто в этом действительно нуждался. А до остальных мне, если честно, дела нет.
Насчёт «упадка культуры чтения» распространяться не хотелось бы: я слишком мало знаю, чтобы говорить на эту тему. Меня окружают люди, которые читают много и регулярно.
– Насколько я понимаю, Фонд проводит два вида экскурсий: пешеходную и водную. Расскажите, пожалуйста, об особенностях каждой из них? Кто гиды?
– Пешеходную провожу я. Мы собираемся у Спасо-Преображенского собора и обходим несколько кварталов – проходим по Литейному, заворачиваем на Шпалерную, выходим на набережную и идём к Прачечному мосту, сворачиваем на набережную Фонтанки и идём до 22 дома, где был второй суд, и оттуда возвращаемся дворами на Преображенскую площадь.
Водную ведёт Паша Михайлов. Корабль приходит к причалу на углу набережной Робеспьера и Потёмкинской улицы. Они делают круг по Неве – подплывают к заводу «Арсенал», проплывают мимо «Крестов», мимо Финляндского вокзала с памятником Ленину, описанном в эссе «Путеводитель по переименованному городу». Потом проплывают под Прачечным мостом, плывут по Фонтанке до Крюкова канала, по Крюкову до Мойки – и по Мойке через Зимнюю канавку обратно в Неву. Покружив у стрелки Васильевского острова, возвращаются к причалу. Всю дорогу Паша читает стихи. Это, безусловно, его конёк. Своим чтением он создаёт совершенно потрясающую атмосферу, вы как будто попадаете в другой мир. Я больший упор делаю на биографию и на популярный разбор каких-то стихотворений – чтобы люди понимали, что нового сделал Бродский в литературе. У меня экскурсия, наоборот, очень академична.
– Какие экскурсии будут проводиться в этом и следующих годах?
– В октябре, скорее всего, уже уйдём на зимние каникулы. А весной – возобновим…
– Петербург, конечно, входит в число красивейших городов мира. Узнают ли ваши экскурсанты «стишки» ИАБ, посвященные Северной Пальмире?
– Людям интересно посмотреть на места, которые Бродский упоминает в стихах – тем более, что он редко называет их прямо: «…и на одном мосту чугунный лик Горгоны / казался в тех краях мне самым честным ликом».
– Кто приходит на экскурсии? Где записываются, покупают билеты? Как это происходит?
– Приходят самые разные люди. В основном студенты, что не может не радовать. И студенты, насколько я понимаю по долетающим до меня обрывкам разговоров, не только филологических специальностей.
Было такое: раз к группе присоединился типичный пролетарий. Я стоял с табличкой. Он подошёл: кепка на затылке, треники в носки заправлены. Спрашивает, кто такой Бродский. Я в двух словах рассказываю – и он покупает билет. Ничего, прошёл весь маршрут. Даже посмеялся – правда, кажется, когда я рассказывал о Большом Доме.
На пешеходные экскурсии можно записаться в группе «Прогулки с Бродским» в «Контакте». Билеты же оплачиваются на месте – мы начинаем, как я уже говорил, у ворот Спасо-Преображенского собора. Каждую субботу в 13.00, как по часам. На водные экскурсии билеты продаются в кассах музея Ахматовой в Фонтанном доме. Люди из-за рубежа могут заказать экскурсию на нашем сайте и на страничке в Facebook.
– Были ли какие-нибудь вопросы от экскурсантов, которые вам запомнились? Помните, в «Заповеднике» у Довлатова вопрос: «Это Псковские дали или нет?»
– Точно были, но прямо сейчас мне их не вспомнить. Это были даже не вопросы, а разговоры с некоторыми экскурсантами – о поэзии, о каких-то интересных деталях в стихотворениях Бродского. Спрашивают в основном о музее – когда будет выкуплена последняя комната; спрашивают о родственниках, о том, где похоронен Бродский и где ему поставлены памятники.
– Насколько я знаю, деньги от этих экскурсий идут в Фонд создания Музея. Расскажите об этом и о Фонде подробнее.
– Как я уже говорил, Фонд был основан в 1999 г. по инициативе друзей и знакомых Бродского. С того самого времени продолжается работа. М.И. Мильчик, Я.А. Гордин, Н. И. Попова, А.Ю.Арьев (всех, к сожалению, не перечислить) – просто героические люди.
В этом году к делу подключились мы с Пашей. Мы собираем деньги с общественности, в основном через сайт Фонда. Комнату на эти деньги мы, конечно, вряд ли выкупим: сумма неподъемная. Но их хватает, чтобы оплачивать коммунальные услуги и не трогать средства, которые Фонду уже удалось накопить. Кроме того, мы привлекаем к проблемам Фонда общественное внимание, а это тоже хорошо: выше вероятность, что найдутся люди, имеющие желание и возможность пожертвовать большие деньги. Но нужен, конечно, талантливый и грамотный фандрайзер, а таких людей практически нет.
– Их вообще не существует в природе. Это один из распространенных мифов. Чтобы заниматься подобной деятельностью, нужно изучить множество документов и правил. И только. Это скучно, никто не хочет скучать – только за большие деньги.
– Да, до того, чтобы появились самостоятельные специалисты-фандрайзеры, переходящие от фонда к фонду (как менеджеры по продажам в бизнесе), в нашей стране, насколько я знаю, дело пока не дошло.
– Не приходилось ли вам слышать какие-нибудь анекдоты о Бродском, в стиле Хармса или анекдотов о Чапаеве?
– В книжке Людмилы Штерн («Поэт без пьедестала») есть очень забавный эпизод: «Однажды за несколько минут до перерыва я услышала раздраженные мужские голоса, доносящиеся со двора. Слов не разобрать, но кто-то с кем-то определенно ссорился. Я выглянула в окно, и перед моими глазами предстало такое зрелище. На пинг-понговом столе сидел взъерошенный Бродский и, размахивая ракеткой, доказывал что-то Толе Найману, тогда еще находящемуся в до-ахматовском летоисчислении.
Найман, бледный, с трясущимися губами, бегал вокруг стола и вдруг, протянув в сторону Иосифа руку, страшно закричал. С высоты третьего этажа слов было не разобрать, но выглядело это как проклятие. Бродский положил на стол ракетку, по-наполеоновски сложил руки на груди и плюнул Найману под ноги. Толя на секунду оцепенел, а затем ринулся вперед, пытаясь опрокинуть стол вместе с Иосифом.
Однако Бродский, обладая большей массой, крепко схватил Наймана за плечи и прижал его к столу. Я кубарем скатилась с лестницы и подбежала к ним.
«Человек испытывает страх смерти, потому что он отчужден от Бога, – вопил Иосиф, стуча наймановской головой по столу. – Это результат нашей раздельности, покинутости и тотального одиночества. Неужели вы не можете понять такую элементарную вещь?»
– Думаю, анекдоты в полном смысле слова, как про Чапаева или Чебурашку, появятся лет через тридцать. Нужно, мне кажется, чтобы увеличилась дистанция между нами и Бродским. Всё-таки анекдоты рассказывают больше о культурных героях, а сейчас ещё живы многие, кто помнил Бродского как человека.
– Не снится ли Вам ИАБ? Если снится, что говорит, что делает?
– Ой, нет, не снится. Разве что в тех снах, которые наутро сразу же забываются.