Опубликовано в журнале СловоWord, номер 75, 2012
Марина Георгадзе
1966 – 2006, август
6 лет… У нас – не веселее
И не трагичнее пока,
Как лес – всё мшистей и дремлее,
Чуть больше пней и сушняка.
А как у Вас? всё передряги?
Всё приключения, поди?
При Вашей, милая, отваге
Всё впереди, всё впереди…
Подряд и наугад сканированные страницы из книжки «Я взошла на горы Сан-Бруно…»
| МАКИ Все норовят любить и умирать. Мне не понятны эти два занятья. Я продолжаю голову ломать, срываясь то в могилы, то в объятья. Гремит ли свадьба в круговых тостах, на панихиде плачут ли по кругу, я вместо боли ощущаю страх и не веселье чувствую, а скуку. И белка вновь мелькает между спиц. И смех звенит как муха в паутине. И я спасаюсь от горящих лиц там, где травой взошел вчерашний ливень, где коршун застывает над скалой как гласная в ивритском алфавите, где жизнь и смерть, сливаясь на прямой, проходят через небо белой нитью – там облаком становится висок и шелестят тела существ бескровных. Но вновь ко мне взывает из-под ног сердцебиенье маков красно-черных… ГОРА 1 Когда-то были мысли и силы. Но это было сто лет назад как желтый сахар Зубалашвили, который давно с производства снят. Теперь я только плачу и падаю. Взамен меня каждый день с утра в окне встает, огромна и рада, от птиц раскалываясь, гора. И все, что давно как чашка разбилось, все, что как нитка оборвалось – в окне моем пыльном соединилось, горой зеленою поднялось. И словно от турок и коммунистов туда, незыблемы и чисты, сбежали от смерти моей и жизни зеленая мощь, голубые мечты. 2 – Помнишь, как спешно я шила чехол для подушки будто на свадьбу, или украсть бриллианты? Только затем, чтоб удобней чужому мужу бросить подушку в чехле на чужой диван. – Помнишь, как я спешила быть странником и поэтом? Будто слова забыты, а страны сгорели. Помнишь, как я кричала, что времени нету? И вот, все поздно, мы все равно не успели. И вот – заслышав сирены помощи скорой, кидаемся к двери – но некуда больше спешить. И наша жизнь превратилась в зеленую гору, которая нам уже не принадлежит. | АНГЕЛ И МЫ В ту избу, где мы пили, где дым и смех, и окно стоит на полу, вдруг зашел мужик, посмотрел на всех и шагнул, и присел в углу. И сказал: «Я в лесу охотником был, видел много зверей и птиц. И случайно ангела застрелил. Он большой как десять орлиц. Он лежит и стынет там, где упал. Не поднимешь, как ни тяни. Я ведь раньше ангелов не видал, только слышал – бывают они. Подстрелил я ангела просто так. Перьев много как от пурги. Что ж вы смотрите, будто я вам враг? – Это вы друг другу враги.» Да, конечно не ты. Конечно, не я. Только ангела очень жаль. Побелела от перьев его земля, замостила моря печаль. И теперь меня целых тыщу лет будет мучить солнечный свет. И я буду с ружьем по лесам ходить, убивая зверей и птиц. (cтр.152-153) МЕЖДУ БАГЭБИ И САБУРТАЛО Горы лежат как распахнутый том. Небо напротив красным пошло. Ветер воюет с железным мостом между Багэби и Сабуртало. Вот я стою на железном мосту. Слева – Багэби, курчавый как жизнь. Справа – как смерть небоскребы взвились, тоже прекрасные. Что предпочту? Это совсем не добро и не зло. Это – два берега Вэре-реки. Это – Багэби и Сабуртало друг против друга словно враги обречены друг на друга смотреть. Как ты ладонью ни заслонись, но никогда не забудешь пpo смерть, И никогда не забудешь про жизнь. Двум берегам как индус поклонюсь. Ни одного не хочу выбирать. Бедной душе так тяжел этот груз горя и радости. Ей бы витать в грезах блаженных на месте пустом. Ей бы пропасть между вечных страниц. Видеть: огни на верандах зажглись. Слышать: клокочет вода под мостом. (стр. 146-149) |
(Из очерка “О Париже”, стр. 222)