Опубликовано в журнале СловоWord, номер 75, 2012
ПУБЛИЦИСТИКА
Илья Басс
О политических симпатиях и еврействе
Гертруды Стайн
В 2010 году в Филадельфии открылся великолепный музей Истории Американского еврейства. Среди портретов знаменитых американцев еврейского происхождения висит и портрет писательницы Гертруды Стайн и, вроде бы, занимает законное место. Тем не менее, немалое число людей ставят под сомнение правомерность присутствия ее портрета в музее.
В 1996 году в среде почитателей писательницы и стайноведов разразилась буря: в небольшом израильском политическом журнале Натив появилась заметка-интервью шведского ученого Густава Хендрикксена, бывшего члена шведского комитета по присуждению нобелевских премий. Критикуя решения Нобелевского комитета, присудившего премии Ицхаку Рабину, Шимону Пересу и Ясеру Арафату, престарелый профессор, преподававший когда-то Библию в университете города Уппсала, упомянул и Гертруду Стайн. По его словам1, Гертруда возглавила в 1938 году кампанию по присуждению Адольфу Гитлеру Нобелевской премии мира, обратившись за поддержкой к ряду знакомых интеллектуалов. Комитет якобы отверг это предложение вежливо, но твердо.
 Гертруда Стайн |
Никаких доказательств в подтверждение своих слов ни профессор, ни журнал не привел. На сайте комитета (http://www.nobelprize.org) в базе данных имя профессора Хендрикксена не числится. В анналах Нобелевского комитета обращение Гертруды Стайн также не зарегистрировано. Имеется обращение члена шведского парламента Е. Брандта в 1939 году, предложившего (в знак протеста против политических дебатов в Швеции) и тут же отозвавшего кандидатуру Адольфа Гитлера. Скорее всего, профессор Хендрикксен в связи с преклонным возрастом (в период интервью он находился в доме для престарелых) что-то напутал, да и журналист мог поместить непроверенные факты.
Нигде и никем слова Хендрикксена не подтверждены, никто и нигде не упоминал инициативы Гертруды. Да и маловероятно, чтобы Стайн могла инициировать подобного рода действия – она знала свое место: одно дело царствовать в парижском салоне на улице Флерюс 27, другое – затевать политические кампании, которых она всегда сторонилась. И уж наверняка нашлись бы адресаты, к которым Гертруда обращалась.
Статуя закачалась, но не свалилась, общественность успокоилась. Однако заявление Хенрикксена побудило к дальнейшему розыску и… последовал очередной скандал. В газете Нью-Йорк Таймс Мэгезин от 6 мая 1934 года обнаружилась статья журналиста Лансинга Уоррена, который приводит интервью с Гертрудой Стайн, включая следующие ее слова: «Я считаю, Гитлер заслуживает [нобелевской] премии мира, потому что устраняет все элементы соперничества и борьбы в Германии. Изгоняя евреев, а также демократические и левые элементы, он удаляет все, что подстрекает к подобным действиям».
Вот так! Не более и не менее. Журналист не приводит никакого объяснения сказанному, все просто и буднично. И ни опровержения, ни разъяснения не последовало! Конечно, надо иметь в виду, что в 1934 году имя Гитлера было популярно в большинстве стран мира, особенно в Соединенных Штатах Америки. Никто не верил (скорее, не хотел верить и видеть) в начавшуюся антисемитскую кампанию в Германии.
Голоса специалистов-стайноведов разделились. Большинство не решилось развенчивать литературную икону и поспешило заявить, что слова Гертруды, несмотря на ее запутанную политическую позицию, следует рассматривать не иначе как черный юмор, нечто вроде иронии или сарказма. Действительно, наделив фразу звуковой интонацией, можно изменить смысл сказанного, но возможную иронию не упоминает ни журналист, ни сама Гертруда.
Оправдательные изыски вроде «черного юмора» звучат неубедительно. Возможно, до самой Америки события в Германии еще не докатились, но Франция и Париж в те годы открыли границу и служили прибежищем для начавшегося потока немецких евреев, бежавших от преследования нацистских властей. Вставив в интервью фразу «изгоняя евреев», она тем самым продемонстрировала, что прекрасно знала о происходящем у соседей. К тому же Гертруда, хоть и жившая по полгода в сельской местности и без радио, но регулярно читавшая газеты, не могла не знать. Элис Токлас, лесбийская партнерша писательницы, в своей Поваренной книге2, выпущенной в 1954 г., как бы мимоходом открывается: «Это случилось в 1936 году и мы уже знали странного Гитлера». Тут уж здравому человеку не до иронии.
Вполне понятна реакция возмущенного рецензента на книгу Стайн Войны, которые я видела3, написавшей в газете Нью-Йорк Таймс: «Неужто мисс Стайн так никогда и не видела в Париже, начиная с 1933 года, ограбленных, избитых, измученных беженцев? <…> Где же были глаза мисс Стайн, те глаза, которые смогли безошибочно распознать значимость Пикассо?»4
Пиетет, высказанный Гертрудой Стайн германскому канцлеру, подтверждается и рядом других свидетельств.
Вспоминает американский писатель и журналист Джеймс Лафлин, продолжительное время гостивший у Гертруды в середине 1930-х годов:
«Когда на выходные дни из Парижа приезжал Бернар Фей5, тогда-то по-настоящему и начинались дискуссии. Два старых приятеля знали друг друга настолько хорошо, что могли соревноваться, подтрунивая над интересами и увлечениями каждого. Их дуэт доставлял истинное удовольствие. Элис и я всегда внимательно слушали. Но обмен мнениями, который довелось подслушать однажды под вечер, причинил мне беспокойство. Они беседовали о Гитлере, говорили о нем, как о великом человеке, сравнимом разве что с Наполеоном. Как такое могло произойти? Преследование фюрером евреев к тому времени уже широко освещалось во Франции. Миссис Стайн была еврейкой, а Фея чуть не убили боши. Я не мог поверить такому странному разговору. Но позднее все прояснилось, особенно в отношении Фея»6.
Анализ самой обширной и доверительной переписки Гертруды с близким другом, журналистом и театральным критиком Ван Вехтеном, ничего серьезного в опровержение сказанных Стайн слов не показал. А вот в подтверждение стоит упомянуть хотя бы открытку, посланную ею Ван Вехтену в конце мая 1936 года. И что же она выбрала? Изображение Der Volksranzler Adolf Hitler – народного канцлера Адольфа Гитлера!7 Видимо, зная ее пристрастие к фюреру, другой ее молодой друг, писатель Торнтон Уайлдер, в начале сентября 1935 года послал из Австрии, еще до аншлюса, похожую открытку с изображением Unser Volkskanzler Adolf Hitler8.
Американский писатель и публицист Джеймс Лорд приводит слова рассерженного и недоумевающего Пикассо, сказанные в 1945 году: «Гертруда – настоящий фашист. У нее всегда была слабость к Франко. Представляешь! И к Петэну тоже. Знаешь, она писала речи Петэну. Можешь вообразить такое? Американка. Да еще еврейка»9.
Разумеется, «фашист» уж чересчур сильно сказано по поводу «слабости» к генералиссимусу, но негодование французского испанца-коммуниста вполне объяснимо.
Нельзя согласиться и с теми, кто называет ее предательницей. Она никого не предала, из-за нее никто не погиб. Да, она помогала Петэну, переведя его речи, но вреда эти переводы никому не нанесли. Не повлияли они и на американо-французские отношения. Да и большая часть французов относилась к Петэну с пониманием и поддержкой.
Если не появится каких-то иных доказательств, что вряд ли произойдет, утверждения, что Стайн номинировала Гитлера на премию мира или предпринимала какие-либо шаги в этом направлении, можно считать полностью вымышленными. Это, однако, не меняет того факта, что вождь нацистов, стремившийся к истреблению евреев, пользовался одно время (в 1934 году, во всяком случае) симпатией еврейки Гертруды Стайн.
Почтение, высказанное писательницей Гитлеру в 30-е годы, есть результат ее полнейшей ассимиляции и крайне правой позиции в вопросе о политической власти. Она была республиканкой, не одобряла Новый курс Рузвельта, равно как и всей его политики, боялась социалистов и коммунистов. Политику Рузвельта считала патерналистской.
По ее мнению, интеллектуалов не следует допускать к управлению государством: «У них умственный перекос». Стайн полагала, что их интеллект, идеи и теории только мешают, тогда как в практической деятельности следует руководствоваться инстинктом: «Лучшими руководителями являются люди, следующие своим инстинктам, а в демократиях это еще более необходимо, чем где бы то ни было». Признавая за «саксонским» элементом стремление к доминированию, она находила истинными демократиями лишь Америку и Францию. И далее: «Что важно, так это соревнование, борьба, интересы, активность, которая заставляет людей жить и получать удовлетворение в соответствии с инстинктами, которые наилучшим образом обеспечивают эмоционально благоприятную атмосферу для каждого индивидуума. Возведение Китайской стены всегда плохо. Протекция, патернализм и подавление естественных поступков и элементов соревнования ведут к скудоумному существованию и стагнации. Это верно в политике, литературе и искусстве».
В 1940 году в книге Париж Франция10, опубликованной в тот день, когда пала столица, она писала: «Сколь много я ни напишу, этого будет недостаточно, чтобы подчеркнуть, насколько важно быть консервативным, хранить традиции, чтобы быть свободным. Свобода и эмоциональность в искусстве вполне уживаются с консерватизмом в политической жизни». Интересно, видела ли она кадры специальной выставки «дегенеративного» искусства (entartete kunst) в Германии в 1937 году с издевательскими антисемитскими подписями в адрес художников?
Война не изменила ее мнения. Свою длинную тираду в послевоенной книге Войны, которые я видела по поводу иммигрантов она заканчивает следующим утверждением: «Натурализация – глупость <…> Пусть у них [иммигрантов] будут все права на проживание в стране, право на труд, на все удовольствия предоставляемые этой страной, но не право стать гражданином. Гражданство есть право по факту рождения и должно оставаться таковым.»
Задумывалась ли Гертруда Стайн, сколь много натурализованных граждан стали истиными детьми приютивших их стран?
Политическая мешанина всегда приводит к противоречиям. Ратуя за сильную власть и одобряя Гитлера, Гертруда на минуточку «забывала», что нацистские законы запрещали не только современное искусство, но и гомосексуализм и лесбиянство. Следуя инстинкту и Гертруде, человечеству, наверное, надлежит презирать сексуальные меньшинства хотя бы из-за их нетрадиционности. Однако она сама, будучи в лесбийском браке, не только находила нормальными лесбийские отношения, но и привечала людей с нестандартной сексуальной ориентацией. Среди ее близких друзей были гомосексуалисты – художник Челищев, писатель и фотограф бисексуал Ван Вахтен, писатели Сэмуэль Стюард и Торнтон Уайлдер, композитор Вирджил Томсон и др.
Гертруда стала одной и едва ли не первой из весьма малочисленной группы американских писателей, кто не боясь, открыто устанавливал контакты с чернокожими американцами в годы неприкрытого и массового расизма. В числе ее друзей значились такие личности, как Поль Робсон, регулярно навещавший Гертруду, известный американский писатель-негр Ричард Райт, неоднократно писавшей о дружбе со Стайн и ее влиянии на свое творчество. Он признал это открыто и на конгрессе американских писателей в 1937 году. Когда Райт переселился во Францию в 1946 году, Гертруда и Элис были членами комитета, приветствовавшего его прибытие. (Можно вспомнить и приглашение певцов-негров для исполнения ролей в опере Томсона-Стайн Четыре Святых в 1934 году.)
Такое вот неконсервативное «братство угнетенных» в ту пору, когда и негры и евреи подвергались в Америке жестокой дискриминации.
Еврейкой же Гертруда была разве что по рождению. Ни в религиозном (к примеру, посещение синагоги), ни в политическом (участие в еврейских организациях), ни в этническом (соблюдение праздников) отношении к еврейскому этносу ее причислить трудно.
Гертруда нигде не упоминает об антисемитизме в школьные годы. Лео более откровенен: «Я настрадался от еврейского комплекса, от ощущения того, что я еврей. <…> Я был единственным еврейским мальчиком в классе».11 Лео всегда считал ассимиляцию разумным и необходимым решением еврейской проблемы. Неудивительно, что сестра, для которой брат был высшим авторитетом, вторила ему. В свои 22 года, будучи студенткой колледжа Радклифф, она представила эссе под длинным названием Современный еврей, который отказался от веры своих отцов, может в разумных пределах и постоянно верить в изоляцию.12 Эссе со всей очевидностью демонстрирует познания Гертруды в области Библии и еврейских традиций, – результат ее воспитания с детства. Смысл статьи сводится к двум аспектам (дихотомии) ее национального сознания: одной стороной евреи обращены к обществу, в котором живут, а другой – внутренней – обращены к иудаизму. По мнению Стайн тогдашнего образца, ассимиляция как внешняя сторона жизни вкупе с агностицизмом, чей «иудаизм не является символом веры, а религией стремления к достижениям», вполне приемлема. Внутренняя же сторона еврейской жизни не должна допускать смешанных браков, сохраняя тем самым еврейскую расу от исчезновения. Под расой, по всей видимости, Гертруда понимала нечто вроде еврейской «общности». Гертруда отвечает «да» на все вопросы, касающиеся несоблюдения [выделено мной, И.Б.] еврейских правил, традиций и вероучения, и при этом полагает, можно оставаться евреем.
И в шутку и всерьез заметим: Гертруда исполнила сказанное в 1895 году в точности: отмела всякую внешнюю связь с еврейством, т.е. ассимилируясь, и «женилась» на еврейке, как бы последовав, по ее определению, «внутренней стороне» еврейской жизни! Призыв в конце статьи «Пусть иудаизм означает единство людей, образующих между собой братство…» – в течение последующих лет для себя она исключила.
После Первой мировой войны Гертруда вернулась, по крайней мере, текстуально, к проблемам еврейства и, в частности, к созданию еврейского государства. Свои тогдашние мысли она изложила в небольшой работе-эссе Грезы Сиониста, датированной 1920 годом.13 Эссе состоит из 16 строк, содержание его местами довольно туманно, и трактовать его можно по-разному. Речь, безусловно, идет о возникшем после войны 1914-1918 годов движении за создание еврейского государства. И на этом фоне Гертруда заявляет в предпоследней строчке: «Я не хочу отправляться в Сион». И еще одна фраза оттуда, эхо ранней Гертруды: «Иудаизм должен определяться религией». Можно понимать эту фразу и так: если не исповедуешь иудаизм, то не можешь считаться евреем.
Она отстранилась от еврейства и в своих произведениях. Один из литературоведов высказался таким образом: «Если вы сможете найти еврейство у Стайн, вы сможете найти его везде».
Линда Вагнер-Мартин, профессор английского языка и литературы, указывает, что имевшиеся в черновиках романа Становление Американцев прилагательные «еврейский», «еврейская» Гертруда в процессе правки постепенно заменяла на «германские». Так же она поступила и с именами, так что к концу работы над романом в тексте едва ли остались ощутимые сведения о том, что речь идет о еврейских семьях.14
Такая необъяснимая позиция писательницы удивила некоторых ее современников. В письме к критику Александру Вулкотту в сентябре 1933 года американский писатель Торнтон Уайлдер, тогда еще лично не знакомый с Гертрудой Стайн, спрашивает:
«Говоря о Фее, я вспомнил о его лучшем друге – Гертруде Стайн. Я полагаю, ты прочел Элис. Б. Токлас. Так вот, Гертруда Стайн – крупная, спокойная, приятная дама, не так ли? Не будучи предубежденным, не обращая внимания на мнение остального мира – будь оно хорошим или плохим? [sic!]. ТОГДА: почему она никогда не упоминает, что она или Мисс Токлас – еврейки? И почему в той куче страниц, которые я оказался в состоянии осилить из тысячестраничного произведения («первая великая книга, написанная в будущем») Становление Американцев, она не упоминает, что семья, которую она анализирует в таких деталях, есть семья еврейская. И почему, присваивая фиктивную фамилию своей семье, она придумывает такую, которую едва ли можно назвать еврейской?»15
Публично, впрочем, Гертруда от еврейства не отказывалась. Случайные упоминания, даже проблески гордости за принадлежность к еврейству можно найти в переписке. Например, в одном из писем к своим приятелям, супругам Эбди, она с удовольствием сообщает, что Пикассо назвал ее «настоящей еврейской матерью».16 Известно выражение Гертруды: «Евреи произвели на свет трех оригинальных гениев: Христа, Спинозу и меня».
Композитор Вирджил Томсон, хорошо знавший Стайн, перечисляет евреев, с которыми у Стайн сложились теплые отношения: франкоязычный поэт Тристан Тцару – румынский еврей, один из основателей дадаизма («как двоюродный брат» Гертруды), скульпторы Джо Давидсон и Жак Липшиц и др. Но, добавляет Томсон, «[она] не чувствовала себя солидарной с еврейством. <…>. И хотя хорохорилась, называя себя ‘плохой еврейкой’, по крайней мере, она не представляла себя как христианку». Католику Томсону особенно убедительным подтверждением этому показались слова Стайн в их споре о божественном спасении на небесах: «Когда еврей умирает, он мертв».17
В своей книге Les Precieux Бернар Фей уделил дружбе с Гертрудой отдельную главу с символичным названием Запах Розы.18 Рассказывая о совместных долгих прогулках и происходивших одновременно дискуссиях, он описывает, как однажды Гертруда повернулась к нему, посмотрела прямо в глаза и сказала: «Выложи правду, Бернар, признайся, ты чересчур умен, чтобы не быть евреем». Фей пытался убедить ее в обратном, но безуспешно.
Нечто подобное вспоминал и упомянутый выше Ван Вехтен. Она искала наличие у родителей Авраама Линкольна еврейской крови, что, по ее словам, прояснило бы многое в его карьере.19
Сэмюэл Стюард оставил описание любопытного разговора с Гертрудой Стайн незадолго до Второй мировой войны. В нем явственно ощущается латентный отзвук комплекса неполноценности, именно еврейской. Американец Стюард пожаловался, что ему не удавалось наладить контакт с британцами. Гертруда объяснила, что наличие у него шотландской крови делает его в глазах британцев полукровкой, вроде безродной дворняжки. «Высшие классы, – пояснила Гертруда, – и относятся к себе как к таковому. А низшие классы рассматривают себя стоящим на низшей по сравнению с их высшим классом ступени».
И продолжала: «…У меня прошлое ортодоксальной еврейки и я никогда не скрывала этого. Когда я отправилась в Англию читать лекции в Кембридже, я прекрасно провела время там, потому что никто не ожидал, что я еврейка.»20
Изменилось ли мировоззрение 70-летней Гертруды после Второй мировой войны, можно только догадываться. Но, по всей видимости, кое-что можно выяснить по одной из последних работ Войны, которые я видела. Она впервые и открыто обсуждает преследование евреев, включая упоминание о деле Дрейфуса. Стайн как бы невзначай рассказывает случай с еврейской женщиной, хорошо известной в парижской среде. При начавшемся преследовании евреев в Париже она с семьей скрылась в Шамбере, недалеко от Билиньина, где жила Стайн. Когда же немцы полностью оккупировали Францию и евреев заставили сделать специальную отметку в документах, женщина заявилась в префектуру с просьбой занести этот «факт» (выражение Гертруды) в ее удостоверение. Префект отказался удовлетворить просьбу, поскольку она не смогла представить доказательства ее еврейства! «Таким было большинство французских чиновников», – заключает Гертруда, тем самым предоставляя читателю верить, что в противном случае она сама пошла бы в префектуру. Но посмотрим, как она объясняет причину преследования евреев: «У людей всегда существовало огромное стремление к известности21, весьма огромное стремление к известности, и те, кто преуспевал лучше, обладал лучшими инстинктами к достижению известности, у того появлялась бoльшая вероятность оказаться преследуемым, и это вполне естественно (курсив мой, И.Б.); здесь, я думаю, и кроется первопричина преследования избранного народа».
Чуть дальше Стайн объясняет преследование завистью тех, у кого стремление к известности меньше, чем у преследуемых. Иными словами, евреи сами виноваты – сидели бы тихо, ассимилировались, и все было бы в порядке.
Имя Гитлера часто приводится в упомянутой выше книге и как обычно одновременно с Наполеоном – старые увлечения не отмирают легко. Однажды для него даже нашлось слово «чудовище». Пытаясь изменить впечатление у тех, кто обладает хорошей памятью и помнит ее довоенную оценку Гитлера, Гертруда отсылает к эпизоду 1935 года. Тогда во время многолюдного домашнего обеда она якобы предсказала, что Гитлер намеревался разрушить Германию, поскольку он – австриец, а австриец в сердце своем несет ненависть к Германии. Трудно избежать резкой оценки подобного высказывания 70-летней женщины, полностью оторванной от реальности.
В коротеньком эссе Размышления об атомной бомбе22, написанном в 1946 году, сразу же после атомной бомбардировки Японии, очевидна необъяснимая индифферентность по поводу случившегося: «Меня спросили, что я думаю об атомной бомбе. Я ответила, что не обнаружила у себя никакого интереса к этому. <…> Существует столь многое, чего следует бояться, так что за прок беспокоиться об этом».
Противоречивой она была, таковой и сохранится в истории. А ее портрет пусть остается в музее американского еврейства. В конце концов, она была американкой, еврейкой по рождению и, чего тоже не отнять, знаменитой. Жаль только, что устроители Сан-Францисской выставки23 в 2011 году, посвященной Гертруде Стайн – выдающейся фигуре американской литературы 20-го века – предпочли не замечать «скользких» моментов в биографии писательницы.
ПРИМЕЧАНИЯ
1
Цит. по Mahler J. How Gertrude Stein Sought Nobel Prize for Hitler. Forward, New York, Feb. 2, 19962
The Alice B. Toklas Cookbook. Wakefield Press, Cambridge, Massachusetts, 19953
Stein G. Wars I have seen. Random House, New York, 19454
Libby Benedict, The Disillusionment That Calls Itself Objectivity. The New York Times Book Review (May 20, 1945)5
Историк и литератор, близкий друг Гертруды, Директор Национальной библиотеки Франции в 1940-1944 годах,сотрудничавший с нацистским режимом и осужденный за коллаборационизм
6
The way it wasn’t: from the files of J. Laughlin. A New Directions Book, New York, 20067
The Letters of Gertrude Stein and Carl Van Vechten, 1913-1946. Columbia University Press, New York 19868
The Letters of Gertrude Stein and Thornton Wilder. Yale University. Press, New Haven, 19969
Lord J. Six exceptional women: Further Memoirs. Farrar, Straus and Giroux, New York, 199410
Stein G. Paris France. Liveright, New York, 197911
Journey into self: being the letters, papers. and journals of Leo Stein. Crown Publishers, New York, 195012
The Modern Jew Who Has Given up the Faith of His Fathers Can Reasonably and Consistently Believe in Isolation — Текстможно найти в Интернете. См. http://digilib.bc.edu/reserves/en713/hask/en71303.pdf
13
Stein G. The Reverie of the Zionist. In Painted Lace and Other Pieces. New Haven, Yale University Press, 195514
Wagner-Martin L. Favored Stranges. Rutgers University Press, New Brunswick, New Jersey. 199515
T.Wilder to Alexander Woollcott (Letter, September 16, 1933). Papers of Alexander Woollcott, Houghton Library, HarvardUniversity, Cambridge, Massachusetts
16
Stein G. Letter to Robert and Diana Abdy, c.1938 (Gertrude Stein and Alice B. Toklas Collection, Yale Collection of AmericanLiterature, Beinecke Rare Book and Manuscript Library), letter 13
17
Thomson V. Virgil Thomson. A.A. Knopf, New York, 196618
Fay B. Les Precieux. Librairie Academique Perrin, Paris, 196619
Kellner B. Baby Woojums in Iowa. Books at Iowa 26 (April 1977)20
Steward, S. Dear Sammy: Letters from Gertrude Stein and Alice B.Toklas. Houghton Mifflin, Boston, 197721
Стайн использует слово publicity, что в данном контексте можно перевести и как пассионарность22
Stein G. Reflection on the Atomic Bomb. Black Sparrow Press, New York. 197323
Seeing Gertrude Stein: Five Stories Contemporary Jewish Museum, San Francisco, October 14, 2011 through January 22, 2012