Часть 2
Опубликовано в журнале СловоWord, номер 73, 2012
ФАНТАСТИКА
Лев Либерман
Падение Икара
Фантастическая история
(Продолжение. Начало в № 72)
4. Москва
В самолёте Л. чувствовал себя очень неуютно. Впервые в жизни он летел бизнес-классом и окружающие его леди и джентльмены, казалось, глядели на него с презрением, не без основания подозревая в нём выскочку, которому не место среди достойных людей. «Ну и фиг с вами», – подумал он и погрузился в свои мысли. Ему было о чём подумать. Во-первых, он на всякий случай позвонил сыну и сестре и спросил, что они делали в то время, когда он беседовал с инопланетянином. Увы! Всё подтвердилось. Сын был в цехе, а сестра садилась в автобус с тем же номером. Звонить Обаме Л. уже не стал. Разговор с женой, как не странно, оказался намного легче, чем он опасался. Жёны, как известно, делятся на две категории. Одни считают, что их мужья годятся только выносить мусор и даже в этом нуждаются в непрерывном и строгом руководстве именно со стороны жены. Другие, напротив, полагают, что их мужья недооценены обществом и по праву должны занимать в этом обществе значительно более высокое место. Впрочем, необходимость в руководстве со стороны жены и в этом варианте сомнению не подвергалась. Относясь полностью ко второй категории, жена Л., в общем-то совсем неглупая женщина, не увидела ничего странного в том, что какие-то люди не нашли более подходящего человека на пост президента, чем никому не известный нищий эмигрант.
– Откуда они о тебе узнали? – всё же поинтересовалась она.
Возможно, на столь легкомысленное отношение повлияли сладкие мечты о том, как удивятся и как обзавидуются подружки, когда она станет президентшей. В том, что это произойдёт, она не сомневалась, веря в своего мужа и в своё руководство.
– Они читали мои статьи, – объяснил Л. Он действительно напечатал пару статей на политические темы в местной русскоязычной газете, – и посещали наш клуб. (Л. от скуки изредка посещал клуб «По интересам», где группа старцев, поразительно похожих на пикейных жилетов из романа «Золотой телёнок», обсуждала последние мировые новости, причём две трети присутствующих не умели пользоваться интернетом.) – Видимо, там они меня и приглядели.
Объяснение удовлетворило жену. Также спокойно она приняла известие о том, что её поездка в Москву откладывается и что она должна держать язык за зубами относительно истинных целей неожиданного отъезда мужа. Находиться в чужом для неё городе без знакомых, то есть сидеть дома и ждать, когда вернётся усталый муж, не подходило её деятельной натуре. Насчет конфиденциальности поездки Л. был спокоен: обладая множеством недостатков, вообще свойственных женщинам, его жена могла хранить любую тайну, в чём он неоднократно убеждался. Но когда он сообщил, что посетители привезли некую таблетку, последнее изобретение кремлёвских лабораторий, которая чрезвычайно благотворно действует на организм, она заупрямилась.
– Я не хочу принимать какие-то странные лекарства. Покажи мне сертификат! – заявила она.
Это было бы затруднительно для Л., т.к. чудодейственную таблетку он только что собственноручно соорудил, затолкав капсулу обычного аспирина в ягоду клюквы, отчего она приобрела странный вид. Он продолжал настаивать. Как ещё он мог впоследствии объяснить жене изменения, которые будут происходить с ней? Ведь когда она их почувствует, она испугается и побежит по врачам. Что тогда делать? Как объяснять, что многочисленные хворобы вдруг исчезли? А что они исчезнут, Л. не сомневался: в этом он верил Владимиру. Привлекать внимание медицины к их семье Л. совсем не хотелось. Неожиданно светлая мысль пришла ему в голову.
– Таблетка обладает существенным омолаживающим эффектом – от 10 до 15 лет, так они сказали. Но если ты не хочешь, давай отдадим её какой-нибудь твоей подруге. Не пропадать же добру. Они говорят, таблетка продаётся в Москве за 2000 долларов, и их не достать. Ну подумай – какой им смысл нас обманывать?
Идея оказалась правильной.
– Ладно, – нехотя согласилась жена. –Давай.
Она протянула руку.
– А ты?
– Я сразу съел.
Жена проглотила таблетку и запила водой.
– Кисло почему-то, – пожаловалась она.
– Мне тоже так показалось, – согласился Л.
Покупка костюмов и прочих аксессуаров превратилась в пытку для Л., который как и большинство мужчин терпеть не мог магазинов, кроме продовольственных и винных, зато доставила огромное удовольствие его жене. Впервые в жизни она могла тратить деньги, не задумываясь особо о ценах. Не обошлось, естественно, без пополнения её гардероба: не пристало жене кандидата в президенты носить одежду двухлетней давности. Л., понимая женскую натуру, не препятствовал ей, однако поставил жёсткое ограничение: во-первых, никаких цацек, во-вторых, никаких Гуччи. Скромненько, главное – со вкусом, не забывай, что мы пенсионеры. Если тебя спросят: на какие деньги вы это приобрели? – Что ты будешь отвечать? Жена понимала, но временами глубоко вздыхала: уж очень хотелось купить…
Тем временем самолёт набрал высоту и стюардессы начали разносить напитки. Л. отказался от шампанского – праздновать ему было нечего, а на поминках шампанское не пьют – и взял только бутылочку пива. Приговоренным к смерти, где-то читал он, перед казнью позволяют заказать обед по вкусу, правда выпивку не дают. «А у меня всё наоборот», – угрюмо подумал он. В трагическом исходе его поездки он не сомневался. Наконец, был подан обед, который Л. съел без всякого воодушевления. Но полный желудок и вторая бутылочка пива перевели его мысли в несколько иную, более оптимистическую плоскость. Он вспомнил – и не первый раз – слова пришельца о том, что его жизнь теперь полностью изменится и станет намного более интересной и яркой. Тогда Л. не обратил внимания на эти слова – ему было просто не до этого – но его подсознание их не забыло. Причина была ясна: пенсионная жизнь тяготила Л., хотя он бодрился и старался не признаваться себе в этом. Действительно, размеренная однообразная жизнь не могла быть в кайф энергичному человеку, сохранившему ясность ума и ещё не погрязшему в болезнях. Ситуация усугублялась отсутствием близких друзей или хотя бы достойных собеседников. «Были бы деньги, можно было бы хотя бы путешествовать, но это тоже надоедает», – иногда размышлял Л. чисто риторически, потому что денег не было и не предвиделось. Он был хорошим специалистом в своей области, но найти достойную работу было невозможно из-за возраста и неважного знания языка. Поэтому нынешняя смена жизненной ситуации затрагивала некоторые струны его слегка авантюристичной натуры. Нет, он, конечно, не рвался на баррикады и всё бы отдал, чтобы вернуть то – теперь такое невообразимо далёкое – утро, но упрямство, всегда присущее ему, призывало его не сдаваться и даже находить некоторое удовольствие в происходящем. Страха, однако, было намного больше. «Голову на плаху добровольно класть не буду», – твёрдо решил он и заставил себя отключиться от проблем. Самолёт гудел, одни пассажиры читали, а большинство спало. Мысли лениво бродили в голове, постоянно обращаясь к прошедшей неделе. Обещания Владимира относительно омоложения пока сбывались. Неприятные ощущения, о которых он предупреждал, сводились к лёгкому зуду и непроизвольныму подёргиванию конечностей. Л. улыбнулся, вспомнив прощальную ночь, которая, похоже, была следствием омоложения, и подумал, что не против повторить её прямо сейчас. Планов на будущее он не строил, решив все вопросы решать на месте. Устройство, которое пришелец ему имплантировал, – Л. назвал его по-английски дивайс – практически не проявляло себя, что было неудивительно, поскольку Л. не контактировал с пытающимися обмануть его людьми. Сергей звонил каждый день, но ничего нового не сообщал. Незаметно Л. задремал и проснулся, когда стюардессы разносили ланч. Он чувствовал себя абсолютно нормально, но перед посадкой его затрясло так, что сосед, китаец, с которым они на протяжении полёта не обменялись ни словом, недоуменно посмотрел на него и отодвинулся. Толчок самолёта о землю возвестил о прибытии на историческую родину. Прошлое кончилось. Начиналось суровое настоящее. «Что ждёт их? Гибель или сдача?», – из далёкого детства всплыли в памяти строки К.Симонова из поэмы о переходе армии Суворова через Альпы.
Это был не первый прилёт Л. в столицу после его эмиграции. Родной аэропорт встретил его как всегда неприветливо. За три года здесь мало что изменилось. Во всяком случае, туалет Л. нашёл без труда, ориентируясь не столько по указателям, сколько по запаху. Так же неприветливо и враждебно вели себя пограничники. Л. невольно вспомнил улыбающихся контролёров в американских аэропортах. «Почему они здесь такие злобные?» – снова удивился он. Дожидаясь багаж, он позвонил жене, доложил о благополучном прилёте и получил выговор за поздний звонок. При этом она всплакнула и попросила его быть осторожнее. Л. только усмехнулся. Несчастный случай сейчас разрешил бы все проблемы.
Сергей, как и обещал, встретил Л. в зале ожидания. Обменявшись приветствиями и дежурными вопросами-ответами, они вышли на улицу. Сергей достал телефон и вызвал машину.
– При шофере о делах говорить не нужно, – предупредил он. – Сейчас мы поедем на Вашу квартиру и там решим, что делать дальше. Эта машина и шофер будут закреплена за Вами.
Вид у Сергея был не очень: тусклый взгляд, мешки под глазами. Видно было, что переход от престижного места секретаря министра к должности секретаря не-пойми-кого давался ему нелегко. Л. не осуждал его. «Скоро и я буду таким же или хуже, – подумал он. – И никакое омоложение не поможет». Подъехалa машина. Шофер вышел, вежливо поздоровался и представился:
– Николай.
Л. представился тоже, назвав себя по имени-отчеству. Не зная, как вести себя в его новом статусе, он всё же обменялся рукопожатиями с шофером, решив не выпендриваться раньше времени. Разговор в машине был не о чём – погода, природа. Дорога заняла около часа, в основном, из-за пробок. Л. с интересом следил за движением, удивлялся лихости московских водителей и понял, что водить здесь машину он смог бы только после длительной тренировки. Его это мало обеспокоило: он знал, что этого ему делать не придётся. Дом, в котором Л., вероятно, предстояло жить довольно долго – до переезда в президентскую резиденцию, xa-xa – был 3-x этажным, старой постройки, без лифта и расположен рядом с парком, что очень порадовало Л. Трёхкомнатная квартира на верхнем этаже была меблирована недорого, но выглядела уютной. Окна выходили во двор. Шофер занёс чемодан и ушёл. Л. и Сергей остались одни. Они уселись на диван.
– Хорошая квартира, – похвалил Л. – И месторасположение замечательное.
– Выбирали специалисты по безопасности, – пояснил Сергей. – Ну, и, конечно, чтобы было комфортно жить. Кстати, Ваш шофер, Николай, он одновременно и Ваш телохранитель и порученец. Первое время Вы можете ездить без дополнительной охраны, но потом появится машина сопровождения.
Л. содрогнулся. То, что издали казалось игрой, пусть и страшной, оборачивалось ещё более страшной реальностью.
– Кто сейчас решает эти дела? – спросил он.
– Вам говорили, что Вам подготовлена команда. Все они находятся в том же положении, что и мы с Вами, т.е. завербованы Владимиром, – стал объяснять Сергей. – Желательно сегодня, если Вы не слишком устали, познакомиться с ними. Вы можете нанимать людей дополнительно, но никто из них, естественно, не должен знать об истинных заказчиках проекта. По указанию этого, Владимира, – он с трудом выговорил имя. – До сих пор увязку всех вопросов производил я. Теперь разделение обязанностей в команде должны произвести Вы и по возможности быстрее. Время поджимает, а работы выше головы.
Л. немного подумал.
– Что толку откладывать? – решил он. – В ледяную воду лучше нырять, чем заходить постепенно. Я готов, – сказал он.
– Этот, Владимир, будет присутствовать тоже, – добавил Сергей.
Л. поёжился. Видеть инопланетянина ему совсем не хотелось. Воспоминания о первой встрече, особенно о том чувстве беспомощности перед неодолимой силой, которое охватило его тогда, были крайне неприятны.
– А куда денешься, – вздохнул он. – Только разложу вещи, чтобы не помялись, приму душ и переоденусь.
– А я пока позвоню, – откликнулся Сергей, довольный его быстрым согласием. – А по пути мы перекусим. Кстати, – спохватился он – Eжедневно будет приходить экономка. Уборка, стирка, приготовление еды, в общем, ведение домашнего хозяйства. Эта сторона жизни не должна Вас беспокоить.
– Очень хорошо, – сказал Л. – Tолько, пожалуйста, экономку немолодую, – добавил он, вспомнив ревнивый характер супруги и не желая дальнейших неприятностей.
Слово «некрасивую» он сказать постеснялся.
– Хорошо, – улыбнулся Сергей, догадавшийся, конечно, о причинах необычной просьбы.
Дом, в котором размещался штаб, представлял собой небольшой двухэтажный особнячок, слегка утопленный в ряду похожих домов, так что перед перед ним образовалась парковочная стоянка, на которой сейчас ждали хозяев четыре машины. Секьюрити, молодой рослый парень с кобурой на боку встретил их у входа.
– Главный босс, – указывая на Л., сказал Сергей.
– Очень приятно, Василий, – отозвался охранник и отошёл к своему столу в глубину вестибюля.
Они поднялись на второй этаж.
– Это приёмная и вот дверь в Ваш кабинет, – открыл Сергей одну из дверей. – Раздевайтесь, отдохните немного. Все уже собрались.Через несколько минут появится «этот» и я приглашу Вас в конференц-зал.
Он ушёл. Л. разделся, прошёл к столу, сел в кресло и огляделся. Кабинет был стандартным: два стола буквой Т, стулья у столов и у стен, два кресла с журнальным столиком между ними – для доверительных бесед, шкаф со стеклянными дверцами, заполненный какими-то книгами, сейф, маленький холодильник и бар – пока пустой. За столом была ещё одна дверь. Л. встал, подошёл к ней, открыл и обнаружил маленькую меблированную однокомнатую квартиру, отличительной особенностью которой являлся широкий диван, – личные апартаменты, как он догадался. Он вернулся за рабочий стол, сел, закрыл глаза и постарался расслабиться. Он не сомневался, что команда не воспримет его с восторгом. Кто он и кто они? Заграничный пенсионер и состоявшиеся деловые люди. Каковы бы не были объединившие их обстоятельства, они остаются людьми со всеми их недостатками: самолюбием, нежеланием работать в команде или на дядю, заурядным пьянством и многим другим. Но «Других писателей у меня для Вас нет», – вспомнил он ответ вождя народов т. Сталина писательскому начальнику Фадееву на его жалобы о лени и склоках подчинённого ему контингента. «Было чувство юмора у старика, было, – признал Л. – Правда, довольно своеобразное.» В дверь постучали.
– Войдите! – откликнулся Л.
Вошёл Сергей.
– Пора идти, – сказал он. – «Этот» будет с минуты на минуту, а он должен входить последним, когда все в сборе.
– Пошли, – согласился Л. – Кстати, Сергей, как получилось, что ты всё организуешь? Остальные не возражали? – спросил он, когда они шли по коридору.
– Я был первым в команде и я давал «этому» кандидатуры специалистов. Они знают, что я – временная фигура и молчат. А почему «этот» выбрал меня, я не знаю.
Имя пришельца он называть перестал. Дверь в конференц-зал была полуоткрыта. Л. толкнул ее и вошёл. Шесть пар глаз смотрели на него. Он знал, что главное сейчас – спокойствие, внешнее и внутреннее, что впечатления первой минуты знакомства зачастую являются решающими в дальнейших отношениях. Не торопясь, он подошёл к главному столу – столы здесь, как и в его кабинете, стояли буквой Т, только были большего размера – пододвинул стул и сел сбоку. Выдержав паузу, он сказал, изо всех сил стараясь, чтобы его голос не дрожал:
– Я думаю, вы все знаете, как меня зовут, но на всякий случай представлюсь, – и он громко, медленно назвал свою фамилию, имя и отчество. – Вас я попрошу отложить представления, пока нас не покинет наш – назовём его так – работодатель.
Все промолчали, только кто-то сказал:
– Понятно.
Через минуту дверь открылась и Владимир вошёл в комнату. Поздоровавшись – присутствующие без энтузиазма ответили ему неразборчивым гулом – он уселся на председательское место. Он выглядел точно так же, как неделю назад: суровое неподвижное лицо без намёка на мимику. Когда он заговорил, Л. опять обратил внимание на полное отсутствие эмоций в его голосе.
– Я здесь для того, чтобы представить вам кандидата в президенты Российской Федерации и, уверен, будущего президента. Мы все заинтересованы в этом, а присутствующие должны быть заинтересованы больше, чем я. – Намёк был более чем прозрачен, и за столом возникло некоторое движение. – Все вы обязались сотрудничать с нашей, назовём её так, фирмой, c целью реализации известного вам задания. Наступило время выполнять свои обязательства. Надеюсь, что вы будете выступать, как единая команда, так как это необходимое условие для достижения успеха. Я прошу вас забыть личные амбиции и все свои силы посвятить общему делу, тем более, что за неуспех проекта вы несёте коллективную ответственность. Напоминаю, что у команды есть лидер – мистер Л. – подчинение которому обязательно. Вы работаете абсолютно самостоятельно, т.е., мы не даём советов, не комментируем ваши действия и не вмешиваемся в них. Наша помощь ограничивается следующим: первое – мы постараемся обеспечить безопасность вам и ближайшим членам ваших семей от посягательств конкурирующих организаций. Предупреждаю: мы не можем гарантировать абсолютной безопасности, поэтому ваша собственная охрана должна работать в полную силу. Второе: это здание будет защищено от прослушиваний любого рода. О финансировании проекта вас проинформирует присутствующий здесь г-н Беляев, с которым проводилась предварительная беседа. После этого инструктажа я исчезаю из вашей жизни и могу появиться только при чрезвычайных обстоятельствах, каковыми являются нарушение договора кем-то из членов команды. Боюсь, что это появление не доставит удовольствия нарушителю. Напоминаю, что после успешного завершения проекта сотрудничество между нами прекращается, вам возвращается свобода действий, а энергия и энтузиазм в работе могут быть вознаграждены бонусами. И, поверьте, мы не жадные. Вопросы?
Наступило молчание, потом кто-то спросил:
– Что будет с нами, если проект не будет реализован из-за противодействия непреодолимых сил?
– Если бы таковые существовали, мы не начинали бы проект. Если же мы его начали, то он выполним, и его выполнение зависит от вас. Следовательно, вы несёте ответственность, – ответил Владимир. – Величина этой ответственности была оговорена с вами при заключении договора. Ещё?
– Как мы узнаем о выполнении или невыполнении задания? – задал следуюший вопрос сидящий слева от Л. блондин.
– Имя президента на инаугурации скажет вам о выполнении или невыполнении задания. Ещё?
Л. решил внести свой вклад:
– Можем ли мы в случае острой необходимости связаться с Вами?
– Нет, – отрезал пришелец. – Ещё?
Все молчали. Владимир встал.
– Желаю успеха, – без выражения сказал он и ушёл.
Все молчали и оставались неподвижными. Пауза затягивалась. Наконец, Л. встал, пересел на председательское место и оглядел свою команду. Никто не захотел встречаться с ним взглядом. Потом кто-то хихикнул и сказал:
– Мы ждём Ваших мудрых указаний, господин будущий президент.
Издёвка была более, чем очевидна. Остальные заулыбались. Л. почувствовал, как холодное бешенство – редкое для него состояние, когда он ничего не боялся и становился способным на на любые безрассудные поступки – охватывает его. Сдерживая себя, он заговорил медленно и тихо, зная, что чем тише ты говоришь, тем внимательнее к тебе прислушиваются:
– Я не сомневаюсь, что любой, подчёркиваю, – любой из присутствующих был бы более эффективен в качестве руководителя, чем ваш покорный слуга. Непонятно, правда, почему никто не вызвался заменить меня пять минут назад. Наверное, из скромности. Я не слишком рад занимать это место. Я знаю, что вас заставили быть здесь под угрозой жестокой расправы и вы предпочли бы быть где угодно, но не в этой комнате. Но мы здесь и должны осознать тот факт, что мы не можем уйти и что наши жизни и жизни наших близких зависят только от нас. Только от нас, – повторил он. Помолчав, он продолжил: – Шансы на успех, как вы понимаете, практически равны нулю. Но я всё-таки предпочитаю ту лягушку из известной притчи, которая сражалась с судьбой. И, кстати, спасла свою жизнь.
Л. не обольщался надеждой зажечь энтузиазм в этих людях, которые, без сомнения, прошли огонь и воду в своей предыдущей жизни и всё прекрасно понимали – он просто хотел обозначить свою позицию.
– Поэтому давайте работать. Для начала распределим области и границы ответственности в соответствии с профессией каждого. О себе можете сообщать только то, что вы считаете нужным. Никаких досье я не имею и заводить их не собираюсь. Я считаю, что чем меньше мы знаем друг о друге, тем лучше. Но личное общение не возбраняется. Начнём с Вас, – обратился он к сидящему справа человеку, который выглядел несколько старше остальных – лет на 50. – Пожалуйста, представьтесь, – достаточно имени, если Вы хотите, и вставать не надо, мы не в школе – и назовите тот участок, за который Вы отвечаeте.
– Михаил, – ответил тот. – Я был владельцем частного охранного бюро. Моё дело – обеспечить охрану и безопасность в пределах наших возможностей.
– Спасибо, – сказал Л. – Судя по тому, что я читал об избирательных кампаниях в России, Вашей службе хватит работы. Следующий.
Блондин в дорогом модном костюме нехотя представился:
– Арнольд. Специалист по избирательным технологиям. Спичрайтер, если вы знаете значение этого слова. Буду делать то, что мне прикажут.
«Да! – подумал Л. – С этим типом я намучаюсь.» А вслух вежливо сказал:
– Спасибо. Я посмотрю в словаре, что значит слово спичрайтер.
Два-три человека улыбнулись, а Арнольд слегка покраснел.
– Но, как я понимаю, Вы – та ось, на которой будет вращаться наше колесо?
Арнольд не принял комплимента и только пожал плечами. Следующий, невысокий лысоватый человек сказал:
– Борис Беляев. Я – финансист. Больше ничего не умею.
– Я – Вахтанг, юрист, – представился его сосед.
Слегка помятый мужчина в очках объявил:
– Александр. Я – продюсер. Могу организовывать, договариваться. Контактен. Говорят, что пробивной.
Предпоследний сказал:
– Я – Евгений. Историк.
Последний, Сергей, не стал представляться: все его уже знали.
– Чудесно, – резюмировал Л. – На мой взгляд, все необходимые нам направления имеют квалифицированных руководителей. Теперь проблема в том, чтобы команда, состоящая из специалистов высочайшего, – Л. не был в этом уверен, но знал, что кашу маслом не испортишь, – класса превратилась в коллектив. Что касается меня, то я приложу к этому все старания. Жду от вас того же.
Он сделал паузу. Все молчали. Никто не проявил энтузиазма. «Ну и фиг с вами,» – подумал Л. Кураж у него ещё не прошёл.
– Теперь конкретно о деле, – продолжил он. – Сегодня я устал после перелёта и не хочу затягивать нашу встречу. Как я понимаю, наш первый шаг – регистрация кандидата в президенты. Задача исключительно трудная. Вы знаете, что нынешняя власть контролирует всё, и свалившийся неизвестно откуда сомнительный кандидат ей вряд ли понравится. К завтрашнему дню прошу предоставить предложения по организации работы ваших участков. Арнольда попрошу дать первоначальные намётки стратегии и тактики по достижении главной цели. Если кто имеет свои соображения – милости просим. Любая инициатива будет всячески приветствоваться. К сожалению, не смогу премировать вас за дельные предложения.
Шутка не произвела впечатления. Команда выглядела подавленной. «Ну, чего они от меня ждали? Что я приеду и всё решу?» – размышлял про себя Л., а потом взорвался:
– Что вы сидите, как мокрые курицы?! Вы чего ждали, супермена? Придёт, всё расставит по местам, научит, что делать, утрёт сопли, погладит по головке? Потребуйте другого начальника, скажу большое спасибо. Вы думаете, мне легче? А смотреть на ваши кислые физиономии, думаете, приятно? Тьфу!
Он не мог видеть себя в зеркале, но чувствовал, что сильно побледнел. Однако за столом возникло какое-то движение, приглушенный разговор, потом Вахтанг сказал:
– Мы к Вам не в претензии, просто ситуация уж очень выглядит безнадёжной, руки опускаются.
– Давайте устроим вечер плача, – буркнул Л. Его ещё трясло. – Как евреи на реках вавилонских.
Кто-то хихикнул.
– Вопросы, комментарии? Нет? Тогда совещание закончено. Прошу быть здесь завтра в 9. Небольшое примечание: Если есть желающие расслабиться с помощью алкоголя, то советую знать меру: нетрезвые и в состоянии похмелья будут удаляться.
При этом Л. поглядел на Александра, причину недомогания которого он опытным взглядом определил сразу. Тот смущённо потупился.
– Благодарю всех присутствующих. Сергей, задержись, пожалуйста.
Без обычного оживления, сопровождающего окончание нудных совещаний, народ молча собрался и через минуту Л. и Сергей остались одни. Л. сидел опустошённый. Взглянув на Сергея, он обнаружил, что тот выглядит бледным и усталым.
– Неужели всё прошло так плохо? – спросил Л. – Только давай договоримся сразу и навсегда: ты будешь говорить мне как в американском суде правду, только правду, и ничего кроме правды.
Сергей не прореагировал на попытку шутки.
– Пойми, что у меня нет никакого опыта в этих делах. Как я узнаю, правильно я поступаю или делаю несусветную глупость? А ты много лет крутился в управленченском бизнесе, у тебя огромный опыт. Критика мне сейчас проcто необходима. На кого мне здесь опереться? Ты же видишь, как они меня встретили? Так что, действительно очень плохо?
– Хорошо быть и не могло, – подумав, ответил Сергей. – Но я очень боялся, что будет хуже. Я всё время боялся, что Вы сорвётесь и начнётся свара, и тогда можно сразу вешаться. Или Вы начнёте подлизываться к ним, и тогда они сядут Вам на шею. Результат был бы тот же. Конечно, они нервничают, боятся, не знают, что делать и как себя вести. Посмотрим завтра, может дела пойдут лучше. А сейчас Вам, действительно, надо отдохнуть. Перелёт и разница во времени не способствуют хорошему состоянию.
– Ты прав, – вздохнул Л. – Никогда не любил перелёты.
Охранник и шофер Николай вошёл в квартиру вместе с Л., осведомился, в какое время будет завтракать шеф и что он хотел бы на завтрак, и услышав, что шеф приготовит себе завтрак сам, если в холодильнике есть какие-нибудь продукты, уверил, что холодильник забит под завязку, после чего пожелал доброй ночи и ушёл. Л.разделся, умылся, посидел некоторое время в кресле, пытаясь проанализировать прошедший день и наметить план на следующий, но быстро понял бессмысленность этого занятия, разделся, рухнул в постель и мгновенно, спасибо омоложению, заснул.
5. Другая сторона
Виктор Викторович Рутин, председатель совета министров Российской Федерации шел по безлюдному коридору Жёлтого дома, направляясь к своему рабочему кабинету. Он знал, что никого не встретит. Прошли те времена, когда сотрудники всех рангов пытались как бы случайно попасться навстречу, поздороваться, а если повезёт, пожать ручку в надежде, что запомнит и… чиновничьи фантазии разыгрывались безудержно. Но теперь общественное канцелярское мнение безапелляционно утверждало: держись подальше – целее будешь. Эта истина родилась не на гoлом месте: характер босса существенно изменился с момента его первого появления в этих длинных коридорах. И теперь, когда сарафанное радио доносило, что шеф на горизонте, коридоры огромного здания моментально пустели. Его самого это не смущало. Сначала забавляло, а потом, по мере того, как он проникался всё большим презрением к этой мелюзге – слово «быдло» он старался не употреблять даже мысленно, чтобы не сказать случайно вслух – стало удобным и естественным. Сложнее было с ближайшими сотрудниками. Их подобострастие поражало его. Взрослые, самостоятельные, часто – жёсткие или даже жестокие люди расползались слизняками, стоило ему нахмурить брови. С одной стороны, он понимал их. Чиновник высокого ранга, поссорившийся с руководителем, был обречён. Cлесарь или шофер, насмерть разругавшись с начальником, мог послать его на три буквы и спокойно уйти в соседнюю контору, и его тут же там примут. Слесаря нужны везде. Никто не будет особенно интересоваться, почему он бросил ту работу. Лишь бы не пил и не воровал сверх нормы. Уволенный чиновник, даже если избежит тюрьмы, тоже должен будет идти в слесаря, потому что никто не возьмёт его на работу. Он – изгой, он выброшен из общества. Никто не захочет из-за него, будь он хоть семи пядей во лбу, портить отношения с могущественным шефом. Но он не хочет идти в слесаря: во-первых, это непрестижно, а во-вторых, откат у слесaря – 100 рублей, а у чиновника – 100 тысяч долларов. Разница, как говорится, на лице. Наверное, так и надо, но иногда хотелось разгромить оппонента в жарком споре на равных. Однако он понимал, что это – не для России, где идеология заключается в строгой субординации. Начальник не можeт ошибаться и не имеет права потерпеть поражение в споре. Престиж руководителя важнее истины.Такие или похожие мысли бродили в глубине подсознания В.В. Рутина, никак не проявляясь на поверхности, пока он шёл по коридору. Офицер-телохранитель следовал строго в пяти шагах сзади. Войдя в предбанник, В.В. Рутин поздоровался с испуганно вскочившей секретаршей и, буркнув «Меня нет», скрылся в своём кабинете. Офицер тихо сел в дальний угол. Разговаривать здесь не разрешалось.
В кабинете В.В. Рутин прошёл в личные апартаменты, разделся, вымыл руки, с привычным сожалением сделал вид, что причесался, вернулся обратно, сел за стол, устремил взгляд в бесконечность и глубоко задумался. Настроение уже не первый день было плохим, но сегодня оно стало отвратительным. Он знал причину. Низкорослый некрасивый мальчишка из бедной неблагополучной семьи, не имеющий никаких шансов вырваться из своего круга, насмешницей-судьбой был вознесён на самую верхушку властной пирамиды, стал главой и лидером огромного государства, человеком, которого ненавидели и боялись, и которым восхищались, человеком, который мог позволить себе абсолютно всё – засадить в тюрьму невинного, заткнуть глотку прессе, отдать приказ о бессудном убийстве изменника, сделать любовницей красивейшую женщину страны, сквозь зубы разговаривать с лидерами государств, организовывать разорительные для его бедной страны зрелища только для того, чтобы блеснуть остроумием на их открытии – этот всемогущий человек, здоровый и сильный, сейчас потел от страха. Для этого были все основания: через несколько минут должна была решиться его судьба. Он не боялся оппозиции: те мелкие укусы, которые он позволял, чтобы поддерживать имидж демократического правителя, скорее забавляли его, чем раздражали. К тому же, шавки знали границы дозволенного. Куда более грозная сила заставляла его сейчас поминутно вытирать лоб. Он вспомнил свой двор в родном городе, где формировались его взгляды на жизнь. Старшие, опытные ребята, часто отсидевшие в тюрьме, объясняли благоговейно внимающему молодняку правила жизни. Жизнь – это выживание, но один ты в этом мире выжить не сможешь. Только с корешами, тесно обнявшись, поддерживая друг друга, ты устоишь против всех невзгод. Такое объяснение мироздания очень нравилось маленькому Вите, которого из-за маленького роста и невзрачности каждый мог обидеть. Но – существуем мы, наш двор, конечно, не весь, а его лучшая часть, к которой Витя принадлежит, и есть чужие – соседний двор и всё, что за ним. Отдельно взятого Витю может побить любой, но попробуй тронь его, если рядом стоят верные кореша. Но и ты, конечно, должен быть верен братве, особенно, старшим. Такое видение мира – все вокруг чужие, кроме своих – накрепко закрепилось в сознании сначала Вити, а потом и Виктора. Пойти бы ему путём, которым со временем пошли его кореша – первый привод, потом нары, потом лагерь или крытка, но, к счастью, был он намного умнее своих друзей и хотел большего. Неизвестно, чего бы достиг он в жизни, опираясь, так сказать, на собственные силы, но вовремя приметили его незаметные люди, которые внимательно следили за подрастающим поколением и отбирали именно таких: умных, честолюбивых, без семейных или других привязанностей, а главное – верных братству. Эти люди, принадлежащие организации, которая часто меняла своё название, но всегда оставалась той же самой, организации, которая наводила ужас на весь мир, не говоря уже о собственном народе, помогли ему получить образование, направили на престижную зарубежную работу и всё время приглядывались к нему: достиг ли потолка или способен на большее? Он не обманывал ожидания своих покровителей: работу выполнял добросовестно, во вредных привычках замечен не был, без нужды не высовывался, но давал ненавязчиво понять, что может и хочет большего. Таких – способных на большее – у его покровителей было немало, и в обычных условиях, скорее всего, Виктор, как не имеющий за собой крепкой мохнaтой лапы, закончил бы карьеру в средних чинах – полковником или даже генералом. Но грянул непредвиденный гром, да такой силы,что зашатались основы. Пережив ужас, когда возбуждённая толпа готовилась штурмовать её мрачный оплот – память о фотографиях повешенных на столбах венгерских гебешниках была ещё жива – и с громадным трудом перенаправив энергию толпы на снос безобидного памятника, руководители организации поняли, что надо встраиваться в новую жизнь. Стало известно, что один из крупных демократических лидеров – мэр его родного города – нуждается в толковых сотрудниках, не замешанных в преступлениях предыдущего режима. Виктор не преследовал диссидентов и не участвовал в ГКЧП. Он был скромный и толковый, и удовлетворял всем требованиям. Он получил указание выйти из скомпроментированной в глазах общественности организации, и верные люди рекомендовали его мэру. С этого момента его карьера, при негласной поддержке родной организации, напоминала стремительный старт ракеты с космодрома Байконур. Он оказался даже более способным, чем ожидали его руководители. И когда больной президент, чувствуя, как власть ускользает из ослабевших рук и озабоченный не столько интересами государства, сколько небезосновательными опасениями за собственную судьбу и судьбу своих близких, лихорадочно искал надёжного преемника, тасуя премьер-министров как колоду карт, кто-то ненавязчиво порекомендовал ему скромного чиновника из северной столицы. Президент сделал выбор – и не ошибся. Он спокойно ушёл в отставку и о каких-либо преследованиях не могло быть и речи. Виктору хватило двух лет, чтобы реальная оппозиция в стране исчезла. Казалось, ему нечего и некого опасаться. Но он знал то, что было известно только посвящённым. Он знал истинных хозяев огромной страны. Это не был президент. Это тем более не была государственная дума. Это не были олигархи, беспощадно грабившие страну. Это не были даже сионисты или масоны. Истинные хозяева скрывались в старом здании на большой площади. Они не занимали высоких постов и не мелькали на экранах телевизоров. Формально они не контролировали ничего, но их власть была безграничной. Она основывалась не на грубой силе, не на тайных убийствах, хотя, конечно, они в случае необходимости не исключались, – она была спрятана в тоненьких папочках досье. Надёжно задокументированные сведения о любых видах преступлений – растлениях, убийствах, предательствах, спрятанные в неведомых подвалах, ждали своего часа. Судьбы тысяч наиболее могущественных людей планеты – политиков, бизнесменов, военных, деятелей искусств, отечественных и зарубежных – находились в руках кучки никому не известных людей. Порочащие сведения, опубликованные в нужное время и в нужном месте, действовали вернее и болезненнее пули или яда. А дозированное разглашение такой информации позволяло управлять человеком и держать его в постоянной тревоге. В.В. Рутин знал за собой кое-какие грешки, которые наверняка были отмечены в его досье, и отдавал себе отчёт, что за время его нахождения у власти оно основательно распухло. Где хранились эти досье, по какому принципу они использовались, не знал никто. Не знал этого и В.В. Рутин. Он не знал даже, сколько их, его настоящих хозяев. Для себя он называл их «клир» – дурацким словом, случайно застрявшим в памяти и означающим совокупность священнослужителей. Некоторых из них были государственными служащими – и он давал им задания, даже строго спрашивал за неисполнение. Но наверняка были и другие, ему неизвестные. Одно он знал точно: все они принадлежали к братству, которое когда-то выделило его из массы полублатных ребят, а потом дало старт его фантастической карьере. Конфиденциальные встречи, когда он отчитывался и получал задания – всегда в мягкой форме советов, – они заботились о его самолюбии – происходили не часто, всегда не более, чем с двумя-тремя людьми, и эти люди периодически менялись. Он даже не мог с уверенностью сказать, какие конечные цели преследовали эти люди. Богатство? – Они были более, чем богаты, об этом он позаботился ещё в первую каденцию. Публичная известность? – Они избегали её как огня. Идеология? – Если говорить о коммунистической, то они сдали её архив задолго до смерти Сталина. Патриотизм? – Он не замечал и следов его. Более того: многие их рекомендации, мягко говоря, не шли на пользу их родной стране. Чистая жажда власти, ничем не замутнённая страсть? Слишком литературно, а они были люди практики. Но иногда, редко, ужасная мысль посещала его: что, если их целью было опустить страну до возможно более низкого уровня, удалить из неё наиболее мыслящую часть, чтобы выйдя из тени и придя к настоящей, не тайной, власти, царствовать безраздельно, а он, В.В. Рутин, является главным проводником этой идеи. Тогда все концы сходились. Но думать об этом было мучительно. Однако сейчас эти соображения не интересовали В.В. Рутина. Через полчаса ему предстояла встреча с ними, и если обычно тема беседы заранее не была ему известна, то сейчас он мог догадаться, что речь пойдёт о предстоящих выборах. Четыре года назад они посоветовали ему на время формально отойти в сторонку. Он, конечно, согласился и эти четыре года по мере сил изображал второе лицо в государстве, но он знал, что больше не выдержит. Но ему могут не предложить и этого. И что тогда? Тогда его жизнь не стоила бы и копейки. Ему не позволят жить в отставке, он знает слишком много, и они всегда будут опасаться, что, обиженный, он когда-нибудь выйдет из-под контроля, и наверняка примут превентивные меры. Именно эти мрачные мысли выжимали из него холодный пот.
В.В. Рутин взглянул на часы – пора. Он нажал кнопку интеркома. Секретарша отозвалась немедленно.
– Я в туалете, примерно на час, – сказал он.
На понятном только им языке это означало, что его нет ни для кого и вызвать его по личному телефону она могла только в случае ч.п. – например, начале атомной войны или больших неприятностей в его семье. Виктор Викторович встал из-за стола, подошёл к двери, закрыл дверь на невидимую защелку, обезопасив кабинет от несанкционированного проникновения, не одевая пальто, вышел из кабинета в личные апартаменты, подошёл к незаметной двери за шкафом и открыл её своим ключом. За дверью находился маленький лифт, о котором не знал никто – даже секретарша. Обслуживали его специальные люди. Виктор Викторович вошёл в лифт и нажал единственную кнопку. Через минуту лифт остановился, он вышел и оказался на подземной платформе, у края которой стоял вагончик. Войдя в вагон, Виктор Викторович подошёл к пульту управления и нажал кнопку с номером 3, после чего сел и опять глубоко задумался. Он уже взял себя в руки и вылядел внешне спокойным. Предстать перед ожидающими его людьми растерянным или обеспокоенным означало потерять всё. Через 10 минут вагон остановился у такой же платформы. Эти подземные пути сообщения, о которых так много говорилось в Москве, но толком о которых не знал никто, были разветвлены, абсолютно секретны и использовались лишь немногими доверенными людьми. Виктор Викторович вышел из вагона, оправил костюм и галстук, на лифте поднялся на четвёртый этаж, открыл дверь и оказался в знакомой комнате, где его уже ждали трое мужчин. После дружеских объятий, улыбок и дежурных шуток все сели в кресла у низкого столика.
– Так что там у вас на Олимпе происходит интересного? – спросил седоволосый представительный мужчина. – Как там наш Заяц?
Под зайцем подразумевался действующий президент Зайцев. Виктор Викторович пожал плечами.
– Важных новостей нет, всё больше рутина.
О происходящем на Олимпе присутствующие были осведомлены лучше, чем он.
– Заяц в порядке, суетится потихоньку. Ну, бывают иногда приступы шизофрении.
– Что такое? – обеспокоился низенький в очках.
– Временами воображает себя президентом, но это быстро проходит, – пояснил Виктор Викторович.
Все вежливо посмеялись. Никто не скрывал своего отношения к марионетке. Однако она зачем-то была нужна.
– Мы вот тут подумали, – медленно заговорил самый незаметный, но, как догадывался Виктор Викторович, самый опасный из присутствующих. – Скоро выборы, момент ответственный. Как Вы полагаете, кого хотел бы видеть народ на этот раз во главе государства? Выбор-то небольшой. Что-то наша элита совсем ослабела.
Виктор Викторович молчал. Он прекрасно знал, что всё уже решено и комедия, которая сейчас разыгрывалась, нужна была только для того, чтобы лишний раз унизить его и показать, кто в доме хозяин. В этом они были большие мастера. Он опять пожал плечами.
– Наверное, надо поднять данные опросов, хотя им тоже особенно доверять нельзя. Честно говоря, я согласен, что выбор небольшой. Моя недоработка, больше надо было уделять внимания подготовке кадров. Но вы же сами знаете, какой народ пошёл: больше радеют о личном благосостоянии, чем о государственных интересах.
Такое бла-бла-бла продолжалось ещё некоторое время и Виктор Викторович опять начал потеть, хотя в комнате совсем не было жарко. Наконец, видимо решив, что пытка продлилась достаточно долго, самый незаметный спросил:
– А не думаете ли Вы, уважаемый Виктор Викторович, выставить свою кандидатуру на пост президента? Прошлый раз у Вас получалось совсем неплохо. Бывали, конечно, проколы, да ведь кто не без греха. И опыта поднакопили за четыре года. И народ к Вам положительно относится.
Огромное облегчение заполнило В.В. Рутина. Теперь пот полил с него ручьём, что не осталось незамеченным присутствующими. По возможности твёрдым голосом он сказал:
– Я подумывал об этом, но хотел посоветоваться с компетентными людьми. Если вы советуете…
– Мы ничего не советуем, – слегка раздраженно прервал его седовласый. – Кто мы такие, чтобы советовать Вам? Мы только друзья, которые интересуются Вашими планами.
Виктор Викторович понял, что, расслабившись, допустил ошибку. Уже по-настоящему твёрдым голосом он заявил:
– Да, я хочу выдвинуть свою кандидатуру и надеюсь, что вы, мои старые друзья, одобрите моё решение.
– Речь не мальчика, но мужа, – отреагировал низенький. – А что касается советов, то мы здесь профаны. Политика, выборы – это не наша сфера. Шпиона поймать, крупную аферу вскрыть – тогда зовите нас. Вот только читал я в иностранных газетах, да и в наших тоже, что выборы у нас в стране как бы ненастоящие. Какие-то подставные фигуры, двух слов связать не могут, критиковать власть – боже упаси. Несерьёзно это выглядит. Вот если что-нибудь как бы свежее, неожиданное, чтобы народ слегка зашевелился. Слегка, – подчеркнул он.
– Не из этой вашей колоды придурков, – добавил седовласый.
Виктор Викторович слушал очень внимательно.
– Ну, ладно, – заключил седовласый.– Пора на работу, мы люди подчинённые. Начальство ругаться будет, – пошутил он. – Кстати, что с Зайцем думаете делать?
– Трудно ему. Сам просил найти ему местечко где- нибудь в Верховном суде, – не моргнув глазом солгал Виктор Викторович.
Никого это не заинтересовало. Загнанных лошадей пристреливают, они знали это лучше, чем кто-либо другой.
– Уж Вы не поскупитесь на должность для него. Желаю победы на выборах! – незаметный дал понять, что аудиенция закончена.
Виктор Викторович пожал всем руки и удалился через ту же дверь. Через 15 минут он сидел за своим рабочим столом, через интерком повеселевшим голосом сообщил секретарше, что его дела в туалете закончены, и попросил вызвать его помощника по идеологии.
Оставшиеся в покинутой им комнате люди некоторое время сидели молча, потом кто-то сказал:
– Не понравился он мне сегодня. Какой-то встрёпанный.
Остальные не прореагировали. Это тоже что-то означало.
6. Дебют
Л. проснулся рано, полностью отдохнувшим. Первым делом он позвонил жене и уверил её, не вдаваясь в подробности, что у него всё в порядке, и в ответ получил ценные указания. Потом, закончив дела в ванной комнате, прошёл на кухню, с удовольствием обозрел содержимое холодильника, вспомнил, что холестерол для него теперь не существует, приготовил яичницу с большим количеством бекона и запил крепким кофе с пирожными. Помолодевшее тело требовало движения, и Л. решил сегодня же поговорить с Сергеем насчёт утренних пробежек и вообще спорта. Потом он лёг на диван и стал думать. Поскольку ни одной умной мысли в голову не приходило, а ехать на встречу с компаньонами было ещё рано, он достал из почтового ящика газеты и погрузился в чтение, из которого выяснил, что его появление в Москве не только не вызвало ажиотажа, но осталось полностью не замеченным прессой. «Ничего, вы за мной ещё побегаете», – с обидой подумал он о журналистах. Конечно, это были шутливые мысли, он просто бодрился. На самом деле ему совсем не было весело. Первые шаги в этой дурацкой избирательной кампании наверняка будут решающими. Ошибаться нельзя. Он лежал, как богатырь на распутье, при том, что он не был богатырём и надписи на указателях дорог были тщательно замазаны. Видно было только последнее слово, которое читалось «Капут».
Полчаса девятого Николай постучал в дверь, и Л. отправился на Голгофу. Ровно в девять он открыл дверь в знакомый конференц-зал. Товарищи по несчастью уже сидели за столом заседаний. Они не выглядели жизнерадостнее, чем накануне. Л. обошёл стол, поздоровавшись со всеми за руку, и уселся на председательское место.
– Я не знаю, как к вам обращаться, – сказал он. – Друзья? Товарищи? Коллеги?
– Называйте граждане смертники, – мрачно посоветовал кто-то.
– Остановимся на коллегах, если нет других предложений, – резюмировал Л. – Начнём с главного – финансы. Коллега Борис, Вам слово. Но сначала я хотел бы обратить ваше внимание на исключительно важную вещь. Нам в этой избирательной кампании никто не рад. Мы не запланированы и можем спутать карты официальным организаторам. Сейчас о нас просто никто не знает, но как только мы проявимся, власти сразу же постараются нас прикрыть. Конечно, они легко могут сделать это административным путём, но, я думаю, сначала попробуют придраться к финансовым или каким-то другим нарушениям. Поэтому убедительная просьба: вся отчётность должна быть в идеальном порядке. Никаких, даже малейших, отклонений от требований закона и инструкций. Копии всех документов должны храниться в надёжном месте вне этого здания. Вахтанг, пожалуйста, позаботьтесь об этом. Борис? Насколько обильны наши финансы и, главное, насколько они легальны? Подробности не нужны.
Финансист успокоил собравшихся, сообщив, что денег хватит на три избирательных кампании такого масштаба и они полностью легальны.
– Хорошо, – сказал Л. – Михаил?
– У нас пока проблем нет, – доложил тот. – Люди надёжные. В основном, из моего охранного бюро. Количество достатoчное. Если понадобится – наймём ещё.
–Арнольд?
Арнольд заговорил, веско, с отличным знанием предмета обсуждения, с планом действий, сроками и т. д. Но чем весомее и убедительнее звучали его слова, тем меньше они нравились Л.
– Как я Вас понял, Вы предлагаете вести избирательную кампанию по стандартной схеме с умеренной критикой существующего порядка, не провоцировать власти на резкие действия, имея главную цель, добраться до выборов, – прервал он докладчика. – В надежде, что это удовлетворит нашего, скажем так, заказчика. Возможно, Вы правы. Но сколько избирателей проголосует за нас при таком раскладе? Стали бы Вы, лично, голосовать за такого кандидата? Сомневаюсь. Будет ли это считаться выполнением задания? Сомневаюсь вдвойне. Нет, наш шанс в другом. Нам нужно предложить людям нечто, что выделит нас из ряда других претендентов. И начать нашу избирательную кампанию мы должны со скандала. Конечно, я не собираюсь бегать голым с плакатом «Долой клику Рутина! Голосуйте за меня! Я приведу вас к счастью!» Давайте подумаем, что именно мы должны предложить избирателю. Ясную, понятную, чёткую идею, которая носится в воздухе, но пока никем не высказана. И эту идею мы, по крайней мере я, должны разделять. Врать людям я не смогу. Но это немного потом. А сейчас надо обеспечить главное на этот момент – регистрацию кандидата.
Дальнейший разговор, который постепенно становился общим, касался технической стороны организации регистрации и распределения обязанностей.
– Вы вправе набирать на работу тех людей, кого вы считаете нужным, – предупредил Л. – Но у меня есть одно обязательное требование: все эти люди, без исключений, перед включением в штат должны проходить собеседование со мной. Я полностью доверяю вашему выбору с профессиональной точки зрения, но безопасность прежде всего. Интуиция редко обманывает меня, и я чувствую, когда человек говорит неправду, хотя вы можете мне не верить. Считайте это блажью. Проверять, впрочем, не советую. Вопросов нет? Тогда расходимся до завтрашнего утра, но сначала одна смешная вещь. Как мы будем себя называть в нашем узком кругу?
Все недоуменно молчали, потом кто-то мрачно предложил: Контора «Рога и копыта». Л. обрадовался.
– Капля юмора скрасит нашу жизнь. Возражений нет? Расходимся.
Л. вернулся в свой кабинет и погрузился в размышления, пока их не прервал Сергей, напомнив, что через полчаса у него фотосессия. Л. вздохнул. Он никогда не любил фотографироваться, и мысль о том, что его не слишком красивая физиономия будет украшать улицы Москвы, сильно его смущала. Но предвыборная листовка без фотографии была, конечно, нонсенс. А без листовки кто узнает о его честолюбивых замыслах?
Дни побежали один за другим. Команда постепенно втягивалась в работу. Л. с удовлетворением замечал, как люди оживились. Он не относил это к своим заслугам, понимая, осмысленная деятельность помогает им забыть о своём положении. Он также не стремился установить с кем-то более близкие отношения, остальные отвечали тем же. Только с Сергеем он мог расслабиться и быть хотя бы слегка самим собой. Тот оказался, вопреки первому не очень благоприятному впечатлению, вполне нормальным парнем, ответственным, работящим и с чувством юмора, и что было очень важным – знатоком и фанатом интернета и вообще электронных средств связи – области, где Л. чувствовал себя довольно неуверенно. Относясь к шефу первоначально весьма скептически, он постепенно менял своё мнение в лучшую сторону и их разговоры становились всё более доверительными. Через неделю Сергей пригласил Л. в гости, и когда тот увидел ангела с льняными волосами до плеч, застенчиво и с любопытством выглядывающего из-за маминой спины на незнакомого дядю, а потом чисто по-женски кокетничающего с ним, он по-настоящему понял отчаяние Сергея, когда тот рассказывал о болезни дочери при их первой встрече. Л. тут же уединился с юной дамой, пообещав родителям сюрприз, и через 10 минут она влезла на стул и гордо прочитала только что выученное детское стихотворение:
Завтра праздник воскресенье,
Мать лепёшек напечёт.
И помажет и покажет,
А поесть-то не даёт.
Когда на последней строчке она помахала пальчиком у носа, Л. заметил, что Сергей смахнул слезу.
– Только не рассказывай его в детском садике, – предупредил Л. девочку.
Собеседование с техническими сотрудниками, которых нанимали члены команды, не выявило каких-либо грехов с их стороны. Дивайс молчал, и Л. практически забыл о нём. Больше всего времени Л. проводил с историком Евгением, весьма эрудированным и толковым учёным. Тот подготовил огромный материал по деятельности нынешней и предыдущей администраций, и они вдвоём старались не столько концентрировать внимание на её ошибках, сколько показать пагубность самой стратегии. Они не сомневались, что В.В. Рутин будет кандидатом партии власти, а точнее – своим собственным кандидатом и готовились к схватке. Хотя каким образом эта схватка реально могла произойти, они предпочитали не задумываться. Беседы с Арнольдом, который гордился своей профессией и, безусловно, был в ней крупным специалистом, помогли Л. понять, что выборы ещё более грязное дело, чем он считал раньше. К сожалению, Арнольд не обладал творческим мышлением, а набор известных предвыборных трюков, которыми он владел в совершенстве, вряд ли мог помочь в их нестандартном случае. Но польза от его консультаций несомненно была.
Бытовая жизнь Л. в основном наладилась. С утра – получение очередных инструкций от далёкой жены, потом пробежка в сопровождении охранника, завтрак, который он готовил, как и ужин, себе сам, и отъезд на работу. Обед команде приносили из ближайшего ресторана. После начала избирательной кампании предполагалось организовать собственную кухню – во избежание неприятностей. В помещении штаба имелась спортивная комната с тренажёрами, которую он регулярно посещал. Он встретился с сестрой и с немногими оставшимися друзьями, естественно не раскрывая истинной причины своего приезда, туманно ссылаясь на переговоры по своим изобретениям. Все отмечали его моложавый вид. Л. отшучивался, ссылаясь на правильный образ жизни, а про себя думал: «Если бы вы знали».
Срок начала регистрации приближался. Избирательную кампанию решили начать со встречи с потенциальными избирателями, для чего был арендован небольшой зрительный зал, якобы для концерта новой поп-группы. На собственной печатной машине – чтобы не засветиться раньше времени – были изготовлены листовки, призывающие граждан пожертвовать частью своего свободного времени для знакомства с кандидатом в президенты Российской Федерации. Листовка не содержала какой-либо информации о кандидате, кроме Ф.И.О. и портрета, на котором Л. мужественно улыбался, и который он сразу возненавидел, но спорить с Арнольдом, отобравшим его из многих, не стал. За традиционный буфет ресторану, обеспечивающему его функционирование, пришлось выплатить немалую сумму для того, чтобы сделать цены в нём привлекательными. Согласование митинга в соответствующих инстанциях прошло на удивление гладко. Очевидно на первом этапе выборов власти не особо вникали в происходящее, полагая по имеющемуся опыту, что большая часть самозванцев отсеется сама собой, а с оставшимися она успеет разобраться. Л. считал предстоящую встречу не просто важной, но решающей.
– Если на нас не обратят внимания сейчас, то второго шанса у нас не будет. Тогда мы можем закрывать контору немедленно, со всеми вытекающими для нас лично последствиями, – убеждал он соратников. – Любой скандал для нас лучше, чем безвестность. Если мы не проявим себя сразу, мы стопроцентно затеряемся в море придурков, которые хотят прославиться. К тому же кандидат у нас, прямо говоря, неубедительный – почти иностранец, да ещё с брачком по пятому пункту. Но скандал – это четверть дела. Без соответствующего освещения он не становится событием. Поэтому присутствие максимального количества прессы является необходимым условием успеха. А там – как карта ляжет. Я прошу всех присутствующих: задействуйте все ваши знакомства в мире медиа, но обеспечьте максимальное число людей оттуда. И успокойте их: нам не требуются хвалебные отзывы. Кому они нужны? Кто здесь, где всё продаётся и покупается, верит прессе? Нам сейчас нужно одно – известность. На первую встречу вряд ли придет больше ста пенсионеров, и это не страшно. Но если на второй будет присутствовать меньше пятисот нормальных людей – это катастрофа. Пусть корреспонденты пишут, что хотят, нам равно нужны и одобрение и злоба. Злоба даже нужнее. Особо прошу обратить внимание на интернет и всё, что с ним связано. Наш потенциальный электорат – это, в основном, молодые люди, а они доверяют интернету больше, чем любым другим медиа.
Против этих прописных истин никто не возражал.
В.В. Рутин подводил итоги совещания своего предвыборного штаба. Собственно, совещанием назвать его было трудно. Он давно уже понял, что выслушивать мнение этих так называемых специалистов – пустая трата времени, и обычный инструктаж куда эффективней. Конечно, некоторые узкоспециальные вопросы, например, запутанные тайны финансовых потоков ещё не полностью поддавались его уму, и приходилось прибегать к посторонней помощи, что угнетало его, но недалеко было время, когда и эта крепость падёт. Надо сказать, что Виктор Викторович вообще не любил интеллигенцию. В детстве это было неосознанное классовое чувство. Мальчики и девочки, дети интеллигентиков, никогда не принадлежали к дворовому братству и простое общение с ними могло быть воспринято как измена принципам. В дальнейшем, когда он стал членом Большого Братства, эти так называемые интеллигенты демонстративно отказывались общаться с ним, что усугубляло его нелюбовь. Но окончательно его мнение установилось, когда он достиг вершин власти. Причём, если техническую интеллигенцию он хоть и не любил, но уважал за её относительную независимость и открыто проявляемое чувство собственного достоинства, то так называемую творческую интеллигенцию презирал в полной мере. Он не мог объяснить себе: ну ладно, какая-нибудь мелюзга. Нет, люди, увешанные всеми возможными регалиями, всемирно известные, в общем-то независимые от него, становились заискивающими слизняками на так называемых встречах национального лидера с творческой общественностью. Что происходило в их бедных мозгах? Врождённый советский страх перед властью или, наоборот, её обаяние? Он особо не заморачивался на эту тему.
– Итак, вы поняли: Я объявляю о желании баллотироваться в последний день. До этого – ни да, ни нет, пожимайте плечами. Люди президента будут делать то же самое, я договорился. Пусть обчественность гадает, всё равно им делать нечего. Остальных пока не трогать, пусть суетятся. Если вопросов нет, свободны.
Все моментально испарились.
– Олег, задержись. – Просьба была обращена к человеку, скромно сидевшему в стороне. – Есть разговор. Нужен твой совет. Давай пересядем.
Они устроились в креслах у журнального столика, что придало обстановке некоторую интимность. Человек, который задержался в кабинете и к которому так уважительно обратился Виктор Викторович, был его старый приятель, однокашник по школе КГБ Олег Вечин. Они не были друзьями в полном смысле этого слова: в Братстве дружба не то, чтобы официально запрещалась, но явно не поощрялась. Приятельствовать, ходить в гости к сослуживцам, вместе справлять праздники – это пожалуйста. А друг у тебя есть один – твой начальник, да и то на время, пока он твой начальник. Но курсантская полудружба не прекратилась. После окончания курсов они не теряли друг друга из вида, хотя работали в разных областях, и когда карьера Рутина стремительно пошла вверх, он вспомнил о старом приятеле, приблизил его и никогда не пожалел об этом. Вечин нравился Виктору Викторовичу. Всегда спокойный, выдержанный, трудяга, каких поискать, он выполнял наиболее сложные задания. При этом он не любил публичности и был не слишком известен широкой публике, хотя в осведомлённых кругах его значение оценивалось весьма высоко. Ещё в Олеге Рутина привлекало отсутствие видимого честолюбия, а главное – умеренность в удовлетворении финансовых аппетитов, в отличие от остальных приближённых Виктора Викторовича, которые этой умеренностью отнюдь не страдали. Да и себя Виктор Викторович временами поругивал: «Зачем? Куда тебе столько?» Но остановиться, когда деньги сами сыпятся в руки, для бывшего нищего мальчишки было невозможно. Он не считал, что нарушает какие-то моральные нормы. В его мировоззрении существовало два закона: закон дворового братства и закон нынешнего братства. Ни один из них не запрещал обогащаться за счёт лохов. Когда-то в детстве он был на рыбалке со взрослыми мужиками. Увидев, как живых раков кидают в кипящую воду, маленький Витя сказал:
– Жалко раков!
На что пьяненький взрослый бодро отозвался:
– Они бы нас не пожалели!
Эта простая мысль настолько поразила малыша, что со временем стала его жизненным кредо.
Приятели обменялись семейными новостями, посетовали на загруженность, которая мешает более частому общению и Вечин вопросительно посмотрел на премьера: ведь не для пустого разговора он его пригласил. Наконец, премьер, немного помявшись – уж очень он не любил оказываться в подчинённом положении – спросил:
– Что ты думаешь о нынешней избирательной кампании?
– А чего о ней думать? – удивился Олег. – C Зайцевым вы договорились, так что Вам ещё?
Времена, когда он был на «ты» с нынешним шефом, давно прошли.
– Понимаешь, – продолжал с раздражением Виктор Викторович. – Kак-то это всё выглядит несолидно. Какие-то придурочные кандидаты, которые сами не понимают, зачем они ввязались в это дело, и боятся слово против сказать, какие-то… – он раздражённо махнул рукой.
– Но есть и более серьёзные люди, настоящая оппозиция, – напомнил Олег. – Их немного и реальной опасности они в смысле выборов не представляют. Ну, наберут два процента.
– Дело не в процентах, два, двадцать два, – передразнил Виктор Викторович. – Я бы им и больше дал, не жалко. Проблема в том, что нельзя предоставлять им всероссийскую трибуну. Они и так много крови мне попортили своими разоблачениями. А вдруг они узнают что-нибудь действительно серьёзное, да ещё предъявят документы? Как мы будем выглядеть? Правда, разведка доносит, что ничего такого у них пока нет, но к чему рисковать? Пока они не засветились на ТВ, они в России практически неизвестны. Если же они станут кандидатами в президенты, они появятся на телевидении и станут проблемой. Поэтому их мы в нужный момент закроем, план уже есть. Нужен новый, неизвестный человек со стороны, критикан, но не опасный.
– Где ж его взять, такого человека? – выразил сомнение Вечин. – Надо было раньше вырастить, сейчас уже поздно.
– Знал бы, где упаду, – буркнул Виктор Викторович, жалеющий, что вообще начал этот разговор. Не мог же он сказать Олегу о пожеланиях своих истинных хозяев. – Ну, ладно. Не беспокойся, что-нибудь придумаем. Привет супруге и деткам.
После ухода приятеля он надолго задумался. Странные мысли полезли в голову. Власть, власть… Раньше он не понимал, что это такое. Теперь понял. И знал, что никто и никогда, не обладающий настоящей, абсолютной властью, не поймёт, как сладостен, как дурманящ этот наркотик и как невозможно от него отказаться. Что он любил больше – власть или себя во власти? Он наслаждался собой – таким решительным, прозорливым, остроумным, саркастичным! Он обожал, когда его боялись. Страх в глазах подчинённых приводил его в состояние, близкое к оргазму. Несчастная секретарша, которая так боялась его, что реально обмочилась, когда он однажды высказал ей недовольство, как-то, набравшись смелости, попросила перевести её на другую работу или уволить. Он отказал не потому, что она была ценным работником, а просто из удовольствия видеть каждый день ужас в её глазах. А эти слизняки, лидеры западных стран, полезные идиоты? Они ненавидели его, чёртова белая кость, но боялись – и искали его дружбы. Нет, без власти он умрёт, как умирает живое существо в вакууме. Клиру даже не придётся беспокоиться. Если бы жизнь поставила перед ним дилемму: сохранение власти или счастье России, то он бы не задумался о выборе. Но всё чаще его посещала мысль, что тайные высшие силы – слово Бог он стеснялся произносить – избрали его для некой великой миссии, а клир – только используемый этими силами инструмент. Он догадывался, что эта миссия заключается в воссоздании Российской империи, которая своей новой мощью должна диктовать свою волю всему миру. Эта избранность наполняла его гордостью. Но для того, чтобы выполнить высшую волю, ему необходимо было стать президентом. Любой ценой.
Рано утром за два дня до назначенного на среду митинга – или встречи с избирателями – Л. не знал, как это правильно называть, он ехал в сопровождении джипа охраны в аэропорт Шереметьево встречать долгожданную супругу, по которой он, надо сказать, уже соскучился. Откинувшись на спинку сиденья, он размышлял о неожиданных поворотах судьбы на примере собственной семьи. У обоих это был второй брак, оба были вдовцы. За плечами у каждого была прожитая нелёгкая жизнь. И вот в далёкой чужой стране встретились два недоверчивых одиночества. Медленно, постепенно они узнавали друг друга, и выяснилось, что за маской грубоватой недотроги скрывается девчонка, которой недодали в детстве любви и нежности, так необходимой её натуре и на которую она отзывалась сейчас всей силой своей неистраченной души. И он оказался не тем язвительным и высокомерным всезнайкой, каким его воспринимали некоторые знакомые, а самым обычным мужиком, который знал себе цену (признавая, что для американского периода жизни очень невысокую), но уважал и других, по крайней мере, большинство. Ещё их объединяло чувство юмора и самоирония. Добродушно потешаться друг над другом и над самим собой было их любимым занятием. Люди со стороны воспринимали это по-разному: некоторые воспринимали их взаимные выпады всерьёз, другие называли их Ромео и Джульеттой. Л. и его жену это мало интересовало: им было хорошо вдвоём, а остальное их не касалось.
Он встретил жену на выходе из зала прилётов. Она выглядела посвежевшей и, на взгляд Л., красивой. Но он, конечно, был пристрастен. Она, напротив, обратила внимание на его усталый вид и пообещала немедленно начать заботиться о его здоровье, что не было пустой угрозой. Водитель подхватил чемодан и через пару минут они уже ехали домой. Оставив жену отсыпаться, Л. отправился на работу. Его заботы были куда серьёзней. Блестящая идея скандала, после которого все медиа поднимут шум о непонятно откуда взявшемся кандидате, не имеющем никаких связей с истеблишментом, но обладающим могучим интеллектом и великолепной программой, расплывалась в туманной дали по одной простой причине: отсутствию предмета скандала, равно как и программы. Л. и его команда понимали, что любая, даже самая жёсткая, критика в адрес существующей власти не вызовет интереса: цену ей хорошо знали и без его критики, а правящий тандем брезгливо не реагировал на вопли оппозиции. Надо было придумать нечто, но никто в команде не мог предложить даже близкое к этому нечто. А день Х приближался и ощущение надвигающейся катастрофы овладевало Л. Настроение команды было не лучше, хотя внешне все держали себя в руках. Скорее всего, они просто смирились с поражением и своим печальным будущим. Л. не мог их винить.
В среду Л. собирался поспать подольше, но, конечно, проснулся раньше обычного и крутился в постели, стараясь не думать о предстоящем вечере. После завтрака они с женой поругались: он категорически не хотел, чтобы она ехала на митинг и была свидетелем его позора, а она, глупая и настырная баба, как он в сердцах обозвал её, настаивала и, конечно, настояла на противоположном. Дуясь друг на друга и почти не разговаривая, они долго гуляли по парку, потом пообедали дома, а потом Л. лёг на диван и уставился в потолок. На работу сегодня он идти не собирался. Всё было готово, листовки расклеены и разнесены по домам вблизи места митинга, знакомые корреспонденты уговорены потерять два часа личного времени, съёмочная группа – на всякий случай – нанята. Оставалось ждать чуда.
В шесть часов шофер Николай позвонил в дверь. Л. был готов, чего нельзя было сказать о его жене, но в конце концов они выехали вовремя. Отправив жену сидеть в зал с народом, и, зная её характер, строго-настрого предупредив, чтобы она не высовывалась, Л. вошёл в здание со служебного входа и поднялся в комнату за сценой, где его уже ждали коллеги, бледные и подавленные. Л. чувствовал, что сам выглядит не лучше. Взглянув через дырочку в занавесе, он понял, что его худшие опасения оправдываются. Народа набралось, в общем, не мало, но в основном это были люди пенсионного возраста, которым, вероятно, негде было убить вечер. Они сидели парами или маленькими кучками в разных местах зала, отчего картина выглядела ещё более удручающей. Небольшая группа более молодых людей, среди них одна женщина, оживленно переговаривалась, не обращая внимания на окружающих. «Корреспонденты,» – догадался Л. На сцене стоял стол со стаканом воды и микрофоном на нём и два стула. Трибуны не было.
Ровно в 7 часов Сергей появился на сцене. Он поблагодарил присутствующих, высказал надежду, что они не разочаруются и пригласил Л. Выход главного действующего лица был встречен слабыми, быстро затихшими аплодисментами. Вообще-то Л. имел некоторый опыт публичных выступлений. В прошлой жизни, будучи научным работником, он неоднократно делал доклады на различных конференциях, и знакомые хвалили его манеру общения с аудиторией. Но тогда он знал, что говорить и к кому он обращается. Уровень ответственности также был не в пользу сегодняшнего дня. Но отступать было некуда. Он представился, сообщил свои биографические данные и перешёл к главной части. Его команда потихоньку спустилась в зал и скучковалась в сторонке, благо мест хватало.
– Вы зададите естественный вопрос, – начал он. – Зачем пенсионеру, живущему в сносных условиях в Америке, возвращаться в Россию, ввязываться в абсолютно безнадёжное дело, рисковать здоровьем, а может быть и жизнью? И второе: откуда у совсем небогатого пенсионера деньги на это дорогостоящее занятие? Постараюсь ответить более или менее внятно. Что касается денег, то у меня есть состоятельные друзья, правда, они не олигархи, которые оплачивают мою избирательную кампанию. Они живут в России, они граждане России и они чрезвычайно обеспокоены тем, что происходит сейчас на их родине. Мы часто перезванивались и встречались во время их приездов в Штаты. Тема разговоров всегда была одна: что можно сделать, чтобы спасти Россию. А тот факт, что под управлением тандема и стоящих за ним сил она идёт к гибели, сомнений у нас не вызывало. Что делать, как воспрепятствовать этому, мы не знали. И постепенно появилась сумасшедшая идея: попробовать поучаствовать в выборах президента, потому что это великолепная трибуна для изложения своих взглядов на состояние дел в России и рецептов для её спасения. Друзья уговорили меня выступить их представителем. Честно говоря, у меня не было никакого желания участвовать в том, что я называл авантюрой, но они уговаривали меня несколько месяцев, и вот я стою перед вами. Вы понимаете и я понимаю, что я даже близко не смогу подойти к президентскому креслу, но я приложу все силы для того, чтобы донести до народа России взгляды свои и своих друзей.
Изложив эту сомнительную даже для него концепцию, которую команда отрабатывала несколько недель и на которой остановилась за неимением лучшего, Л. облегчённо вздохнул и платком вытер пот со лба. «Здорово было бы сообщить настоящую причину. Вот это была бы сенсация!» – подумал он, а вслух сказал:
– Вопросы, пожалуйста.
Вопросы поступали, но как-то лениво, без интереса. Казалось, люди задают их из вежливости. В основном, они касались условий жизни в Америке. Никто не поинтересовался, каким образом Л. со товарищи намереваются свернуть Россию с неправильного пути. Журналисты откровенно скучали, поглядывая на часы. Команда сидела мрачнее тучи. Некоторое оживление внесла пожилая женщина, которая, непрерывно извиняясь, никак не могла сформулировать вопрос, пока Л. не догадался.
– Вы хотите спросить, не прислало ли меня сюда Центральное Разведывательное Управление Америки, ЦРУ?
– Ну, в общем, да, – смущённо согласилась женщина и в зале послышались смешки.
– Так я вам сразу и признался! Только под пыткой! – пошутил Л. – A если говорить серьёзно, то я думаю, что ЦРУ для своих целей могло подобрать более подходящую кандидатуру.
В зале опять кто-то засмеялся, но основная масса равнодушно молчала. Паузы между вопросами становились всё длиннее. Несколько человек потихоньку вышли из зала. Катастрофа распростёрла свои чёрные крылья над Л. и его командой. Они знали, что второго шанса у них не будет. Сергей вопросительно посмотрел на Л.
– Пора заканчивать?
Л. не успел ответить. Он давно с беспокойством поглядывал на две сидящие вместе нетрезвые пары, которые громко обменивались впечатлениями, не обращая внимания на окружающих. Сейчас одна из них, женщина внушительных габаритов, обратилась к нему:
– А Вы кто будете по национальности? У Вас фамилия не русская.
– Мой отец был евреем, мать – русская, – ответил Л., не вдаваясь в подробности.
– Так чего ты сюда приехал? – продолжала хулиганка, поощряемая хихиканьем своих спутников. – На фиг ты нам тут нужен. У нас таких, как ты, навалом. Давно травить пора!
Остальные трое одобрительно заржали. Л. краем глаза увидел, что Сергей привстал, а двое охранников направляются к скандалистке. «Только этого нам недоставало,» – уныло подумал он и неожиданно услышал знакомый голос.
Подняв глаза, он увидел, что женщина, сидящая перед четвёркой, встала и повернулась к ним лицом. К своему ужасу он обнаружил, что это была его жена. Подскочив к толстухе, она яростно закричала на неё:
– Ты с кем разговариваешь, тварь? Извинись немедленно и убирайся отсюда!
– А ты кто такая, чтобы мне указывать? – нисколько не испугавшись, спросила та.
– Я его жена! – с гордостью ответила Аля.
– Жена… – презрительно протянула скандалистка. – Tоже еврейка, что ли?
Она наслаждалась вниманием зала, которое полностью переключилось на неё. Она не боялась – да и чего ей было бояться? Этой плюгавой интеллигентки? Она перешибёт её одним пальцем. Ну, выведут. Не первый раз, зато будет, что рассказать товаркам. К сожалению для себя, она ошибалась. Жена Л., Аля, родилась и выросла в рабочей семье в шахтёрском посёлке на Урале. Понять, что такое шахтерский посёлок, может только тот, кто там жил. Нравы были не просто жёсткими, но и жестокими. Сохранить себя как личность мог только человек с сильной волей и крепкими кулаками. А если учесть, что она была старшей из четырёх детей, которых ей также приходилось защищать, то скандалистке следовало хорошенько подумать, прежде чем связываться с таким противником. Ведь сейчас Аля вновь была тигрицей, защищающей своего детёныша. Но ничего этого толстуха не знала и потому сидела, нагло развалясь, насмешливо поглядывая на стоящую рядом женщину.
– Я – татарка! – ещё громче закричала Аля, окончательно впадая в ярость. – Ну, а была бы еврейка, так что?
– Ну и ехай в свою Татарию пока цела, чего тебе здесь делать? Евреи, татары – нам один… – не сдавала позиций пьяная женщина.
– Это ты сейчас поедешь, – прошипела Аля.
С этими словами она схватила оппонентку двумя пальцами за ухо, вытащила её из кресла и поволокла к выходу. Во времена её детства семья держала корову и доение было обязанностью маленькой Али. С тех пор её пальцы сохранили железную крепость. Народ в зале вскочил на ноги, с восторгом наблюдая, как сравнительно хрупкая женщина волочёт за собой здоровенную бабищу, вдвое превышающую её по объёму. Та, напуганная неожиданным нападением, не сопротивлялась, только верещала:
– Пусти! Больно! Пусти!
Вспышки блицев ослепили Л.: корреспонденты не упустили пикантный момент. Доведя противницу до выхода и вытолкав наружу, Аля повернулась и пошла назад под гром аплодисментов и поздравлений. Проходя мимо замолкнувшей троицы, она приостановилась. Те испуганно переместились в глубину ряда. Однако она просто задумалась о дальнейших действиях и, решившись, не обращая на них внимания, стремительно двинулась к сцене и поднялась на неё. Л. закрыл глаза. Подойдя к нему, жена решительно взяла у него из рук микрофон, который он безропотно отдал, и повернулась к залу. Раздались аплодисменты и снова засверкали вспышки фотоаппаратов. Помолчав минуту, Аля заговорила.
– Вы не представляете, какой это человек. – Страстная убеждённость звучала в её голосе. – Он добрый. Он очень умный. Он знает всё на свете. Вы все должны голосовать за него. Он будет самым лучшим президентом! – Она замолчала, подыскивая новые слова.
Кто-то из зала успел вклиниться в паузу:
– А Вы думаете, он справится?
– Он справится! – с глубочайшей уверенностью ответила Аля. И, на секунду задумавшись, добавила: – Если что, я помогу.
Зал грохнул смехом. Опять засверкали вспышки. Тот же голос спросил:
– Он всегда Вас слушается?
– Всегда! – отрезала Аля, помолчала и добавила: – Редко, – ещё помолчала и упавшим голосом сказала: – Иногда.
Зал рыдал от смеха. Растерявшись, она повернулась к Л. и робко спросила:
– Я что-то не так сказала?
Зал умирал. Видимо, представление нравилось всем. Кроме заинтересованных лиц. Л. видел, как Арнольд в отчаянии закрыл лицо руками. Остальные выглядели не лучше. Л. обнял жену, поцеловал в щёчку и успокоил:
– Всё нормально. Теперь иди сюда.
Он указал ей путь в комнату за кулисами, не желая дальнейшего её контакта с публикой и дал знак Сергею о закрытии встречи. Вести серьёзные разговоры после произошедшего не представлялось возможным. Он собирался последовать за женой, но его остановили корреспонденты, уже забравшиеся на сцену. Они пытались задать какие-то вопросы, но Л. было не до них. Он только объяснил, что через несколько дней состоится его пресс-конференция, на которой он ответит на все вопросы, а о времени и месте их уведомят. На самом деле он знал, что никакой пресс-конференции не будет: позориться второй раз он не хотел. Недовольно ворча, журналисты ушли. К чести его коллег, собравшихся в закулисной комнате, никто не упрекнул его жену и, вообще, все сделали вид, что ничего не произошло. Действительно, что случилось? Подумаешь, жена кандидата в президенты учинила драку с другой женщиной, а потом обещала помочь мужу в управлении страной. Нормально! Л. не стал комментировать прошедшую встречу, поблагодарил присутствующих и попросил явиться завтра как обычно. Команда расходилась с траурными лицами. Дома он постарался поужинать, принял ванну, успокоительную таблетку, чего никогда не делал, и провалился в тяжёлый сон. Жена, видя его плохое настроение и ощущая себя непонятно в чём виноватой, вела себя тише воды, ниже травы.
Ранний звонок вывел его из полудрёмы. Он вылез из постели и нехотя взял трубку. Похоже, гадости начинались с самого утра. Л. вздохнул и сказал:
– Алло!
Возбуждённый голос Сергея спросил:
– Л., Вы новости по интернету смотрели?
– Нет, – ответил Л. – А по каким сайтам?
– Да по любым! – почти кричал Сергей.
– Сейчас посмотрю, – пообещал Л., заполненный самыми мрачными предчувствиями.
– Я перезвоню, – закончил Сергей и положил трубку.
Л. одел халат и включил компьютер. Он действовал медленно, всячески откладывая знакомство с очередными неприятностями. Первая же картинка ошеломила его: во весь размер экрана на него смотрела жена! Фотограф запечатлел её во время агитационной речи. Л. лихорадочно открыл текст. Половина новостей была поcвящена вчерашней истории. Серия фотографий: Аля, волокущая за ухо бабищу с искажённым от боли и страха лицом, победительница, гордо шествующая на сцену, она же, что-то страстно говорящая, а где-то вдалеке виднелся Л. И тексты: «Есть женщины в русских селеньях!»; «Вот это да!»; «Мы завидуем её мужу!»; «Мне бы такую жену!» И дальше в том же восторженно-благожелательном духе. Претендент был уважительно обозначен, как спокойный интеллигентный человек, произведший приятное впечатление на аудиторию, но, к сожалению, из-за скандала, спровоцированного пьяной хулиганкой, не успевший полностью донести до присутствующих свою политическую платформу. Л. быстро пробежался по другим сайтам. Различия в тексте и фотографиях были, но тональность везде была той же. Не зная, что думать, он откинулся на спинку кресла. Снова зазвонил телефон.
– Вы читали? Это фантастика! – захлёбывался в трубке голос Арнольда. – У меня в жизни такого не было! Такая реклама! Мы теперь танком вперёд пойдём!
Снова позвонил Сергей.
– Я вышел, купил газеты, – сообщил он уже спокойным деловым голосом. – В правительственных – ничего, в остальных – примерно то же, что в сети. В целом, отзывы более, чем положительные.
Л. позвал жену, которая уже встала и видя, что муж занят, отправилась на кухню готовить завтрак. Он опять открыл первый сайт и сказал ей:
– Смотри.
– Господи-боже! Это я, что ли?
Л. открыл текст!
– Читай, – и пошёл умываться.
Когда он вернулся, она ещё смотрела на экран.
– Так я не поняла, это для нас хорошо или плохо? – спросила она.
– Это очень хорошо. Только не зазнавайся, – ответил Л. – А теперь пойдем в спальню. Ты это заслужила.
Жена зарделась.
Потенциальный кандидат в президенты Российской федерации В.В. Рутин ничего не знал о произошедшем. Сам он в интернет не заглядывал, не желая читать о себе всякие гадости, на которые не скупились глупые и подлые люди, точно так же он относился и к печатной продукции. Референт, готовящий ежеутреннюю сводку новостей, не посчитал мелкий скандал, раздутый идиотской прессой, достойным внимания шефа. И напрасно.
Как с удовлетворением отметил Л., войдя в конференц-зал, команда выглядела хотя и невыспавшейся, но бодрой и оживлённой. Они смеялись, обсуждая реакцию медиа. Кто-то рассказал, что пассажиры в метро, куда он спустился из-за поломки машины, хохотали и были в восторге от решительных действий супруги Л. Впервые коллеги встретили Л. как признанного лидера, в отличие от подчёркнуто вынужденной вежливости, с которой они относились к нему раньше. Сам он не видел своей заслуги в столь неожиданно изменившейся ситуации, понимая, что дело даже не в выходке его жены, которая вполне могла остаться незамеченной, а, вероятнее всего, в информационном вакууме, случайно образовавшемся в этот день. Другими словами, журналистам нечего было писать и они дружно ухватились за в общем-то незначительное событие. Так или иначе, надо было ковать железо, потому что остыть оно могло очень быстро. Его взгляд на ситуацию разделяли остальные члены команды. Было решено максимально ускорить сбор подписей для официальной регистрации кандидата в президенты и не тянуть с обещанной корреспондентам пресс-конференцией, для которой предстояло ещё найти помещение. Оно не должно быть большим, чтобы не выглядеть пугающе пустым, если народу будет не слишком много, но и не маленьким, что выглядело бы несолидным. Кроме того, требовалось место для традиционного фуршета и обширная парковка. Задача была нелёгкой – такие залы в Москве были на вес золота, но Александр обещал оформить всё в лучшем виде. Л. ещё раз напомнил Вахтангу о необходимости скрупулёзнейшего следования букве избирательных инструкций. Обратившись к Михаилу, он попросил производить наём сборщиков подписей в его присутствии.
– Я Вам полностью доверяю, – объяснил он, – но это тот случай, когда один недобросовесный или недоброжелательный человек может погубить всё дело. Достаточно нескольких неправильных подписей и у властей будет законный повод отстранить нас от выборов. Да, мы подадим в суд и даже выиграем его – но после выборов. Устраивает вас такая перспектива? Вы проверяете сборщиков по своим каналам, а я доверяю своей интуиции. Вреда от двойного контроля не будет.
Не слишком довольный тем, что его профессиональная компетенция подвергается сомнению, начальник охраны спорить не стал.
Несколько дней прошли в разнообразных хлопотах. Команда работала дружно и даже с некоторым энтузиазмом. Чувство обречённости отступило и смутная надежда на благополучный исход воодушевляла людей. Л. большую часть времени проводил с Евгением и Арнольдом, готовясь к пресс-конференции или брифингу, как они его теперь называли. Проблема возникла с женой Л. Она полностью ощутила вкус славы, который, однако, ей вовсе не понравился. Незнакомые люди останавливали её на улице, поздравляли, желали успеха и т. д. Она смущалась, не зная, как себя вести, и опасаясь ляпнуть что-то неподходящее. К тому же она ужасно боялась корреспондентов. Переход от спокойной пенсионной жизни к небольшой, но славе, оказался слишком резким. К счастью, несмотря на разницу в возрасте, она подружилась с женой Сергея и его дочкой, которая отчасти заменила ей далёких внучек, и проводила большую часть времени в этой семье. По настоянию ответственного за безопaсность она перемещалась по городу в джипе и с охраной, что также смущало её.
Команда сборщиков подписей была, наконец, сформирована и представлена на суд Л. Михаил подготовил список вопросов, похожих на используемые при проверке на детекторе лжи, и теперь они сидели в специальной комнате на первом этаже, а претенденты на хороший заработок поочерёдно представали перед ними. После беседы охранник отводил их в другую комнату, где они ждали результатов тестирования. В основном, это были студенты, желающие сравнительно лёгким способом улучшить своё материальное положение. Л. с любопытством знакомился с младым и незнакомым племенем, которое выросло за время его отсутствия. Они оказались нормальными ребятами, смешливыми и гораздо более раскованными, чем Л. помнил себя и своих сверстников в молодости. Никто из них не вызвал подозрений. Оставалось двое претендентов и Л. уже собирался извиниться перед Михаилом за необоснованное недоверие. Вошедший молодой человек своим поведением ничем не отличался от других. Он выглядел уверенным в себе, у него не бегали глаза, он отвечал на вопросы чётко и не задумываясь и вообще производил хорошее впечатление. Но в голове у Л. раздался стук метронома, сначала редкий, а по мере ужесточения вопросов всё более частый. Ощущение было необычным и не очень приятным. Он старался выглядеть спокойным, и, дождавшись, пока претендент покинул комнату, сказал Михаилу:
– Этот человек врёт.
Тот удивился.
– У меня он не вызвал подозрений. Анкетные данные тоже в порядке. Вы уверены?
Л. не хотел обижать коллегу и не мог сказать ему правду.
– Давайте сделаем так, – предложил он. – Ничего ему не говорите, пусть работает вместе с другими, но его подписные листы тщательно проверить, пофамильно. Заодно я бы посоветовал поглубже заглянуть в его биографию. Нам интересно знать, просто ли он что-то скрывает или он натуральный засланный казачок.
Такой вариант устроил Михаила. Через два дня он пришёл снова.
– Я виноват, – покаялся он. – Недоглядел. Ну, у Вас и интуиция! Если Вас в президенты не выберут, приходите работать в нашу фирму. Оклад положу – не пожалеете. Но как здорово маскируются, черти!
– Договорились! – засмеялся Л. – А что случилось? – уже догадываясь, спросил он.
– Этот парень, на которого Вы указали… Я его пробил по своим каналам. Он действительно из Конторы. Старший лейтенант, и фамилия на самом деле другая. Что будем с ним делать?
– Первое – никому об этом не говорить. Второе – пусть спокойно работает. Он ни в коем случае не должен догадаться, что разоблачён. Когда закончит, поблагодарить и отпустить с улыбкой и благодарностью. Третье – все листы, которые он принесёт, положить в отдельную папочку и тайно проверить, где и как он наврал. Нам полезно знать, как они действуют в таких ситуациях и зачем он здесь – только собрать информацию или напакостить. В любом случае спугнуть его нельзя.
Л. недаром прочитал множество шпионских романов.
– Будет сделано! – по-военному отрапортовал Михаил, признавший, наконец, шефа – настоящим шефом.
«Уже попали в поле зрения, – подумал Л. – Вот, уж, действительно, тотальный контроль!» Но сейчас его беспокоило другое: через два дня был объявлен брифинг, где он должен будет изложить свои взгляды и программу. Л. и его команда отлично понимали важность этого события. В случае удачи они выходили на серьёзную предвыборную орбиту, в противном случае – обречены на забвение.
– Наш единственный шанс – это эпатаж, это безумные идеи, которые обязательно должны опираться на мысли, может быть до конца не осознанные массами, но бродящие в глубинах их подсознания, и не утопии, а реально осуществимые, – убеждал соратников Л. – Не только критика, критиковать умеют все. Предложить способ, путь решения проблемы – вот, что главное. Пусть он даже выглядит сомнительным – это уже повод для дискуссии.
Они внимательно слушали, кивали, но соглашаться не торопились. Заполнение подписных листов шло совсем неплохо. Студенты, смеясь, рассказывали, что жители, обычно индифферентно или даже недоброжелательно настроенные к выборам, моментально доставали паспорта, узнав, что жена кандидата – «Та самая…» Особенно это было заметно в районе, где проходил злополучный митинг.
– Это которая Дуську за ухо вытащила? Она теперь на улицу боится выйти, все над ней потешаются. А какая крутая была! Притихла сейчас. Давай, где расписываться?
На четвёртом этаже мрачного здания на Лубянке полковник Попов распекал старшего лейтенанта Григорьева.
– Почему не работает связь? –спрашивал он. – Почему Вы завалили простейшее задание? Вы вообще на что-нибудь способны?
Подчинённые не любили, когда шеф обращался к ним на Вы. Последствия могли быть крайне неприятными.
– Я всё делал по инструкции, товарищ полковник, – оправдывался бедный лейтенант. – Hа второй этаж они посторонних не пускают, так я на первом все три жука воткнул в разных местах, один – в туалете.
– Так почему они только шум передают? – недоумевал полковник. – Может, ты их в унитаз кинул?
– Обижаете, товарищ полковник! – гаркнул лейтенант, чувствуя, что гроза уходит.
– Ладно, иди, – разрешил начальник и обрадованный парень испарился.
Если бы кто-то спросил их сейчас, имеется ли у них разрешение федерального судьи на прослушку частного владения, они, скорее всего, не поняли бы вопроса, а поняв – долго добродушно смеялись, глядя на идиота. Закон? Они знали единственный закон: интересы родного ведомства. Оставшись один, хозяин кабинета некоторое время сидел задумавшись, потом нажал кнопку интеркома.
– Лукина мне! – ещё сердитый, рявкнул он секретарше.
Через минуту заместитель был в кабинете.
– Садись, Иван Степаныч, – пригласил шеф. – Что у нас там с объектом номер 34?
– Непонятки происходят, товарищ полковник, – смущённо ответил тот. – И разобраться не можем. Внутренние прослушки не работают, лазерные тоже, какие-то они хитрые стёкла поставили, наружные прослушки или не закрепляются на стенах или передают всякую чушь. Пробуем по-разному, но успеха пока нет.
– Может, просто закрыть их? – предложил полковник. – Придраться, например, к нарушению договора аренды.
– Технически это несложно, – согласился зам. – Xотя они обставились со всех сторон. Но пресса вой поднимет – гонения на кандидата и так далее. Создадим рекламу, а им только этого и надо. Шансов-то у них никаких и без нашего вмешательства, а реклама им поможет пошуметь.
– Резонно, – признал шеф. – Но сам я решение принять не могу. Надо обращаться к начальству. Ох, не хочется…
Он поёжился и снял трубку красного телефона.
– Товарищ генерал, Попов беспокоит. Разговор есть. Через час? Спасибо.
Генерал внимательно выслушал подчинённого и надолго задумался. Потом он сказал:
– Ты правильно сделал, что ко мне пришёл. Политика такое дело, что ошибиться легче лёгкого. Я тебе сейчас ничего не посоветую. Подожди. Скажу тебе по секрету, там у них наверху с этими выборами вообще крыша съехала. Передам твой вопрос по инстанции. Думаю, и они решать побоятся сами. Пойдут к Самому.
На столе у В.В. Рутина звякнул интерком.
– Ну что там у вас? – недовольно спросил он.
– Барaнов на минуту просится, говорит, очень срочно и не телефонный разговор.
– Пусть войдёт, – буркнул Виктор Викторович.
Заместитель по избирательной кампании начал с извинений за внеплановое вторжение, но шеф прервал его:
– Давай по делу.
Коротко и ясно зам изложил суть проблемы: В столице появилась странная личность – российский эмигрант из Америки, претендующий на президентский пост. Его, вероятно, не следует воспринимать всерьёз, но служба наблюдения не может установить контроль над происходящим в помещениях, занимаемых этим хмырём.
– Как это так? – удивился Виктор Викторович.
– Все применяемые устройства не работают в требуемом режиме. Точнее, мы ничего не видим и не слышим. Специалисты предполагают, что мы столкнулись с принципиально новой системой защиты.
– Интересно… – протянул Виктор Викторович – И как это наши чекисты новую систему прошляпили?
– Сейчас каждый день новые системы появляются, можно и пропустить, – защитил репутацию ведомства помощник. – Ничего! Сколько их было, этих систем! Все раскололи. Расколем и эту.
– Я-то тут причём? – продолжал недоумевать шеф. – Я что ли должен её раскалывать?
Помощник почтительно рассмеялся начальственной шутке.
– Непонятно, что делать с этим типом? Прикрыть его или пусть пока гуляет?
Виктор Викторович некоторое время размышлял.
– Говоришь, он не опасен?
– Никому не известен, десять лет жил за границей, еврейская фамилия. Готовится полное досье, – отрапортовал зам.
– Чего его на президентство потянуло? – Виктор Викторович сделал паузу и решил: – Пусть пока остаётся. Чем больше их набежит, тем лучше. Закрыть его, если понадобится, мы всегда успеем. А прослушки установить! Даю неделю.
7. Вторая попытка
Зал был почти полон. Очевидно, медиа надеялись ещё на один скандал. Тем более, что избирательная кампания ещё не набрала обороты и материалов по выборам было мало. Фактически Л. был первым. Его коллеги нервно переглядывались. Внимание прессы безусловно льстило и было полезно, но это, пожалуй, был перебор.
– Все большие газеты представлены, – шептал Арнольд на ухо Л. – И не пешками, а фигурами. Смотрите, телевидение! Это второстепенный канал, но всё же… Если провалимся, они нас за впустую потраченный вечер на куски разорвут. Это они умеют!
Л. был полностью согласен с коллегой. Он тоже предпочёл бы более скромный приём.
– Давайте, попросим половине присутствующих удалиться, – предложил он Арнольду.
– Вы всё шутите, – прошипел тот. – Лучше сосредоточьтесь. Будет много провокационных вопросов.
– А я не боюсь, – уверил его Л., колени которого тряслись, даже когда он сидел. И он не был уверен, что будет в состоянии самостоятельно дойти до трибуны. Жена Л. не решилась спуститься в зал. Слишком много людей знали её в лицо и она вовсе не жаждала подвергнуться атакам прессы. Вместе с женой Сергея она спряталась в закулисной комнате, куда была проведена трансляция из зала. Она тоже нервничала. Ровно в восемь Сергей объявил о начале брифинга и Л., который до этого сидел в зале, на первом ряду, вместе со своей командой, оставив на стуле подготовленный его сотрудниками доклад, не дожидаясь пока народ успокоится, поднялся на сцену, причём ему показалось, что Арнольд перекрестил его в спину, мысленно похвалил себя за то, что не споткнулся и вообще двигался довольно уверенно, занял своё место за трибуной, более-менее внятно традиционно поблагодарил присутствующих за внимание к его персоне и начал тронную речь. Изложив преамбулу, т. е. oзнакoмив слушателей с уже известной версией о причинах его появления на этой трибуне, он, вздохнув, перешёл к основному блюду.
– Я и мои друзья считаем, что Россия стремительно движется к катастрофе, к полному исчезновению с политической карты мира, и этот процесс становится, если ещё не стал, необратимым. Ситуация такова, что промедление действительно подобно смерти. Мы не первые и не единственные в этом утверждении. Большое количество людей, включая крупных специалистов – историков и политологов – разделяет наше мнение. Основные причины создавшегося положения две: всеобъемлющая коррупция и фактическое отстранение народа от реальной власти. – Он сделал паузу и демонстративно оглядел зал. – Я вижу, вы уже заскучали. Я не обижаюсь, слушать банальности не доставляет удовольствия. Пожалуйста, потерпите немного. Сейчас идёт описательная – скучная часть, а следующая – результирующая, я надеюсь, будет поинтересней. Повеселее. Сложившееся положение является следствием частично осмысленной, частично вынужденной политики нынешних хозяев страны. Фактически узурпировав власть десять лет назад и ощущая свою неспособность закрепить за собой эту власть демократическим путём, эти люди предпочли пойти путём разрушения России, если этот путь даёт им возможность удержать власть, пусть на время их жизни. Возникает вопрос: каким образом незначительный чиновник, которого угасающий президент выбрал в преемники в надежде сохранить безопасность для себя и своей семьи, за кратчайшее время сумел поставить на колени огромную страну, уже вдохнувшую слабый глоток свободы? Я не сторонник конспирологических теорий, но в данном случае уверен, что без посторонней помощи это осуществить невозможно. Россия всё-таки не африканская или латиноамериканская страна. Да и там диктатор вынужден опираться на реальную силу, обычно армию. На кого мог опираться скромный подполковник? На российскую армию? Вы знаете дружбу между армией и организацией, в которой служил упомянутый подполковник. Неумолимая логическая цепочка приводит к единственному верному выводу: это может быть только та организация, которой он посвятил свою жизнь. Какими методами они пользовались, я могу только догадываться, но мне кажется, что некоторые из присутствующих могли бы поделиться опытом личного характера.
В зале раздался лёгкий шумок. Намёк на продажность или запугивание прессы не остался незамеченным.
– Давайте подумаем, на кого может опираться клика, захватившая власть? Сама, лично, руководить государством она не в состоянии. Опираться на бизнес? Бизнесу они нужны как собаке пятая нога. Тогда на кого? Вы знаете ответ: на чиновничий класс, на бюрократию. Но если вы делитесь властью с кем-то, вы должны платить. Чем? Установить высочайшие оклады? Невозможно, народ, который ещё что-то значит в нашем государстве, не поймёт. Тогда что? – Л. опять сделал паузу. – Правильно, надо создать такую систему управления, при которой чиновники могут компенсировать сравнительно маленькое жалование иным, хорошо нам теперь известным путём. Выгода двойная: чиновники более, чем довольны и находятся под контролем. Нет ничего проще, чем посадить в тюрьму чиновника, отказавшегося поделиться или не выполняющего внезаконные приказы. С бизнесменом всё-таки возни больше, да и общественность временами возникает. Идём дальше. Вы понимаете, что всякое здание стоит на фундаменте. Чем обширнее фундамент, тем устойчивее здание. В нашем случае фундаментом системы является бюрократия. Каким же образом можно расширить этот фундамент? Проще пареной репы! Надо только преобразовать экономику в государственную и чиновников никогда не будет хватать. А уж распилить государственные деньги и глупый сумеет. То, что государственная экономика не эффективна и страна обречена на загнивание и гибель, мало интересует эту тёплую компанию. Запасные аэродромы они себе уже приготовили. Конечно, я привёл очень упрощённую схему. На самом деле, безусловно, задействованы и другие факторы: амбиции, жажда власти и прочее. Но, полагаю, это вторично. Итак, мы – или по крайней мере я – выяснили первый из вечных русских вопросов, а именно, «Кто виноват?» Осталось малость – решить второй: «Что делать?» Исходим из того, что на гнилом фундаменте крепкий дом не построить. Значит, надо уничтожить фундамент – коррупцию и её носителей – продажное чиновничество. Позвольте теперь сделать небольшое отступление. Верит хоть один человек из присутствующих, что я могу стать президентом? Молчите? Правильно. Дураков здесь нет, и это приятно. – В зале засмеялись. – Я тоже не верю, и поэтому, не беспокоясь о голосах избирателей и мнении уважаемой прессы, могу говорить то, что я думаю и какой бы чушью это ни казалось. Итак, представим невероятное: я президент. Я сажусь за свой президентский стол и пишу мой первый указ: Все государственные служащие должны представить сведения о своих расходах за последние два года, о полученных подарках, а также сведения об имеющейся собственности. Это называется презумпция виновности и полностью соответствует требованиям ООН. Естественно, сюда входят их домочадцы. Если расходы не совпадают с объявленными ими доходами, у чиновника есть два выхода. Первый. Он подаёт в отставку и тогда у государства к нему нет претензий – пусть проедает или честным путём умножает наворованное добро. Второй. Он даёт объяснения разнице между доходом и расходом. В этом случае производится проверка его объяснений, причём на время проверки он отстраняется от работы. Если объяснения будут признаны неудовлетворительными, конфискация имущества производится автоматически, а чиновник увольняется из государственных органов без права занимать их впредь. Как вы думаете, много ли чиновников останется на службе через неделю после опубликования этого указа? Я не знаю, но очень интересно было бы посмотреть. Я уже вижу скептические улыбки на ваших лицах: а кто же будет проверять? Один вор другого вора? Где найти в России нужное количество честных и компетентных людей? Мне страшно, что такой вопрос вообще мог возникнуть. Он показывает, в какую глубокую яму опустили нашу страну её лидеры, насколько её граждане не доверяют судебной системе. И правильно делают. Так всё-таки, где взять людей, не поражённых язвой коррупции? Безусловно, среди государственных служащих немало, может быть, большинство тех, кто не замешан в коррупции, ненавидит её и понимает ту опасность, которую она несёт для государства. Им нечего бояться, но, скажите, как отделить чистых от нечистых? Нет, надо искать другой источник. Я вижу его в нашей молодёжи, в тех, в ком «ещё сердца для чести живы». Но они должны обладать ещё и юридическими знаниями, потому что требования закона всегда должны соблюдаться. Я думаю, вы уже догадались – это выпускники и старшекурсники юридических ВУЗов. – Л. сделал паузу.
– Как Вы их назовёте, опричники или хунвейбины? – раздалась язвительная реплика из зала.
– Загнивший орган надо отсекать ножом, пока не погиб весь организм, – парировал Л. – A название вы подберёте лучше, чем я. А чтобы этот монстр – бюрократия – не воскрес опять как птица Феникс, будет произведено расгосударствование народного хозяйства. Обязанность государства – издавать законы и следить за их исполнением. Впрочем, это всё фантазии, – неожиданно оборвал он свою речь. – Боюсь, что я утомил вас. Если есть вопросы – пожалуйста.
Нельзя сказать, что пламенная речь Л. произвела большое впечатление на присутствующих. Они слышали многих реформаторов и у них успел выработаться стойкий отрицательный рефлекс. Личность Л., а в особенности прославившей его жены, интересовала их больше. Он терпеливо отвечал. Наконец, кто-то задал вопрос по существу.
– Как я понял, Вы утверждаете, что государственная служба безопасности, используя методы шантажа и насилия, создала такую систему управления государством, которая позволяет ей осуществлять тотальный контроль, в том числе и над высшими государственными деятелями, и выстраивать политику государства наиболее выгодным для неё образом?
– Вы совершенно точно сформулировали мою мысль, – удивлённый такой эрудицией журналиста, отозвался Л.
–У Вас есть какие-нибудь доказательства этой странной теории? – продолжал тот.
– Я не участвовал в выборе стратегии этой организации, если это то, что Вас интересует, но для установления истины имеются и другие методы. – ответил Л. – Существует философское понятие: «Бритва Оккама.» Для тех, кто, может быть, не знает, поясню. Оно звучит так: «Не умножайте сущностей без необходимости». В переводе на понятный язык это означает: eсли есть простое объяснение события, то не надо его, то есть объяснение, усложнять. Приведите мне более простое объяснение создавшейся в стране ситуации и я буду на вашей стороне, – ответил Л.
– Я знаю некоторых руководителей организации, которую Вы обвиняете фактически в государственном преступлении, и смею Вас уверить, что эти люди – настоящие патриоты и Ваши инсинуации оскорбительны.
Л. не хотел ссориться с прессой.
– Я высказал своё мнение, Вы – своё. Это нормальная дискуссия. – Он решил ослабить напряжение. – Вы, наверное, очень хороший журналист, если у Вас такие высокопоставленные знакомые. Вы встречаетесь с ними как журналист или по службе? – повинуясь интуиции, неожиданно для себя спросил он.
Оппонент взбеленился.
– Я работаю в газете «Вперёд» и не служу нигде больше, – крикнул он. – Вам никто не давал права делать такие намёки.
Метроном за правым ухом Л. начал постукивать.
– Я не собираюсь оскорблять Вас, – возразил он. – Даже если Вы сотрудничаете с этой организацией, то что тут плохого? Ведь у них, я не помню точно, холодные руки, горячая голова и ещё какая-то часть тела. Забыл, извините, давно не был на родине.
– Ещё раз говорю Вам: я корреспондент и только, – настаивал журналист.
– Правда? – спросил Л. – Метроном стучал всё сильнее. – Сейчас проверим. Но потом не обижайтесь: Вы напросились сами.
При полном молчании удивлённого неожиданным конфликтом зала он спустился с эстрады и подошёл к сидящему в первом ряду журналисту.
– Дайте мне Вашу руку, – попросил он.
– Зачем? – спросил тот.
– Я немного экстрасенс, – пояснил Л. – И, случается, могу определить, правду ли говорит человек или лжёт. Уверяю Вас, все сомнения будут в Вашу пользу.
Рука ему, конечно, не была нужна, но cледовало соблюсти антураж. Журналист заколебался. Он явно не хотел выполнять просьбу, но отказ выставил бы его трусом.
– Правую или левую? – наконец спросил он.
– Любую, – ответил Л., взял руку и, глядя в глаза испытуемого, спросил: – Являетесь ли Вы неофициальным сотрудником органов безопасности?
– Нет! – мгновенно отреагировал тот.
Метроном пустился в пляс.
– Сожалею, но Вы говорите неправду, – пытаясь выглядеть спокойным, сказал Л.
– Как Вы можете это утверждать!? – закричал журналист.
– Посмотрите на себя в зеркало, – посоветовал Л. – Ваше лицо скажет.
Действительно, лицо журналиста покрылось багровыми и белыми пятнами.
– Сволочь, – прошипел он. – Ты за это заплатишь! – повернулся и выбежал из зала.
Л. поднялся обратно на эстраду. Аудитория молчала, потом какой-то эрудит процитировал Булгакова:
– Вот, почтенные граждане, один из случаев разоблачения.
После паузы другой добавил:
– А казался своим парнем…
– Они всегда кажутся своими, – пробормотал третий.
Журналистское сообщество явно было смущено наличием в их рядах представителя тайной власти.
– Давайте забудем этот печальный эпизод, – предложил Л. – Ещё вопросы?
– Каким образом Вы предполагаете устранить административное или иное постороннее воздействие на судебный аппарат?
– Может быть, это выглядит наивным, но я бы ввёл специальные журналы, куда работники юстиции должны будут записывать все обращения к ним посторонних лиц. Например, мэр города интересуется, в каком состоянии находится дело о хищении. Лицо, ведущее расследование, делает запись в журнале: кто звонил, когда, по какому вопросу и что именно было сказано. Умолчание или искажение сути разговора карается увольнением. Если у Вас есть другие предложения, я буду благодарен.
Следующий вопрос был вежлив по форме, но не очень приятен для Л.
– Ваше вероисповедание и отношение к религии?
– Я уважаю любую религию, но сам я не религиозный человек, – кратко ответил он.
– Вы не верите в бога? – попробовал уточнить журналист.
– Мне не хотелось бы углубляться в эту тему, потому что вопрос очень непростой, но вкратце отвечу. Я не могу утверждать, что бога нет, но я не вижу прямых доказательств, что он существует. Особенно глядя на жестокость и несправедливость нашего мира. По-моему, эта система взглядов называется агностицизм. Если так, то я агностик. Но, как будущий президент, – в зале засмеялись, – заявляю: не будет государственной религии, не будет предпочтений. Но, – он поднял палец, – освящать военную технику больше не будут. Подумайте, какое кощунство – благословлять истребление людей.
И наконец, прозвучал ожидаемый вопрос:
– Как Вы относитесь к Израилю?
Л. засмеялся:
– Я бы удивился, не услышав этого вопроса. Отвечаю, хотя понимаю, что это прозвучит не в струю. Отдавая себе отчёт, что Израиль не белый и пушистый – смешно было бы требовать этого от государства, находящегося в кольце настоящих, не выдуманных врагов – я восхищаюсь этой страной. Посмотрите, какую конфетку её жители создали из безлесной пустыни всего за 60 лет в практически военных условиях. Приведите мне аналогичный пример из истории. Я думаю, что их соседи поступают крайне неразумно, раздувая конфронтацию, а не перенимая опыт. Но для президента, – он опять поднял палец, – личные симпатии не имеют значения. Важна только польза для государства.
– Как долго продлится палестино-израильский конфликт и каким образом можно его закончить? – был последний вопрос, потому что время уже поджимало.
– Можно с уверенностью сказать, что пока палестинцы получают международную помощь, они не согласятся на мир. Зачем он им? Кто будет их кормить? Хотите закончить конфликт – прекратите дотации. Уверяю вас, мир будет заключен уже через полгода.
В зале зашумели. Рецепт показался слишком уж простым.
– Вы уверены? – выкрикнул кто-то.
– Давайте проверим, – пожал плечами Л. – Предлагаю пари – ящик коньяка против бутылки.
Желающих, несмотря на явную выгоду, не нашлось. Встал немолодой журналист.
– Вы сказали, Ваша жена здесь, но она нездорова. Не могла бы она выйти к нам на две-три минуты? Многие здесь хотели бы посмотреть на легендарную личность.
Л. засмеялся.
– Я уже понял, кто в нашей семье больше популярен. Пойду, спрошу.
Уговаривать жену пришлось недолго. Всё-таки она была женщиной и возможность продемонстрировать себя трем десяткам мужчин была сильнее смущения. Глянув в зеркало и поправив причёску, она вышла из-за кулис. Те, кто не был на митинге, с любопытством смотрели на героиню интернета, а она, первоначально смущаясь, очень скоро почувствовала себя уверенно и бойко отвечала на вопросы, впрочем достаточно безобидные. Журналисты не хотели ставить женщину в неловкое положение или пользоваться её неискушённостью. На вопрос: считает ли она по-прежнему своего мужа достойным поста президента, oна с горячностью ответила, что сейчас больше, чем когда-либо, и заслужила смех и аплодисменты. Поднял руку, попросив разрешения на вопрос, импозантный человек лет 45-ти.
– Милая леди, – грассируя произнёс он. – Вы знаете, что Россия – женщина с характером и управлять ей можно только железной рукой. Ваш муж не производит впечатления жёсткого человека. Что Вы скажете?
Аля не полезла за словом в карман.
– Если он справляется со мной, с Россией точно справится! – моментально выпалила она.
Зал грохнул. Л. понял, что пора заканчивать, поблагодарил присутствующих и вместе с командой удалился за кулисы, где состоялся краткий обмен впечатлениями. Коллеги в целом одобрили выступление Л., но понимали, что всё зависит от реакции прессы, предсказать которую не пытался никто. В частном разговоре Арнольд высказал сожаление, что Л. не использовал так старательно подготовленный им текст.
– Понимаете, – постарался объяснить Л. – B выступлении всегда есть две составляющих: информационная и эмоциональная, причём, по-моему, вторая важнее первой. Чтение уничтожает эмоции, и именно поэтому я от него отказался, хотя, наверное, что-то пропустил.
Объяснение было принято, отношения не испортились. Выпив по рюмке коньяка, команда разъехалась по домам.
Утренняя пресса была сдержанно благожелательна к кандидату в кандидаты. Все представленные на брифинге газеты напечатали краткие отчёты, где, не вдаваясь в подробности, отметили оригинальные, но небезинтересные, взгляды претендента. Жена Л. упомянутая во всех отчётах, характеризовалась как обаятельная женщина, которая наверняка поможет мужу в его пути наверх. Об инциденте с разоблачением не упомянул никто – сработала корпоративная этика. Зато интернет ухватился за тему двумя руками, правда, ограничившись инициалом пострадавшего.
– Известный журналист обвиняется в работе на спецслужбы! – прочитал Л. в сводке новостей и вздохнул: «Кто его тянул за язык?»
– Кто его тянул за язык? – гневно спрашивал В.В. Рутин заместителя по безопасности. – Нашёлся защитничек! Никто бы внимания не обратил на этого придурка, а он мало того, что себя разоблачил, так ещё рекламу ему сделал!
Подробный отчёт о вчерашнем брифинге лежал у него на столе.
– Поистине, услужливый дурак опаснее врага.
Переждав вспышку, заместитель спросил:
– Что делать с этим американцем? Погaсить?
– Убить? – удивился Виктор Викторович. – Вот так, сразу?
– Не обязательно, – успокоил его подчинённый. – Можно, например, выслать в 24 часа за нарушение правил въезда в страну.
Виктор Викторович задумался.
– Надо было сделать это до брифинга. Сейчас, пожалуй, уже поздно. Зачем нам лишние упрёки? – решил он, как бы забыв, что сам дал команду не трогать наглеца. – А вот научить правилам хорошего тона, чтобы знал своё место, следует. И чтобы запомнил на всю оставшуюся жизнь! Всё, идите, – закончил он аудиенцию.
Оставшись один, Виктор Викторович попросил секретаршу не беспокоить его и надолго задумался. Он никак не мог придти к окончательному решению о стратегии своей избирательной кампании. Клир был прав: нужен был якобы настоящий конкурент, который реально мог набрать 15-20 процентов голосов, отобрав их у настоящей оппозиции. Это пресечёт слухи о фальсификации выборов и позволит выпустить пар недовольной части населения. На фоне такого сильного кандидата можно было позволить порезвиться всякой мелочи, которая хотела, главным образом, пропиариться. Сомнения были в том, что, несмотря на ручной избирком, процент мог оказаться намного более высоким. Виктор Викторович нехотя отдавал себе отчёт, что он поднадоел даже своим сторонникам, слишком долго находясь у власти, и протестное голосование представляло явную опасность. С другой стороны, выигрывать выборы с 95 процентами голосов становилось просто неприличным. Вздохнув, он принял решение.
– Зама по выборам мне, – нажав кнопку интеркома, сказал он секретарше.
Чиновник явился через несколько минут.
– Садитесь, – пригласил его шеф. – Предстоит долгий разговор.
Зам обратился в слух.
– Я определился с кандидатом. Нам надо найти человека лет 40-45, политика или бизнесмена, высокого, симпатичного, – зам торопливо записывал, – словом, полную противоположность мне, – зам хотел протестовать, но Виктор Викторович остановил его движением руки, – желательно не москвича, с хорошо подвешенным языком, в меру оппозиционного, но управляемого, а главное – не замешанного в финансовых или политических скандалах. Договориться с ним, чтобы не брыкался потом. А сейчас давайте навскидку подберём десяток кандидатур, потом рассмотрим их подробнее. За секретность отвечаете головой.
Чиновник кивал, кивал, кивал…
Окончание следует