Опубликовано в журнале СловоWord, номер 72, 2011
ИСТОРИЯ И НАУКА
Анатолий Шварц
Схватка
Ранним утром седьмого августа 1940 года на опытном поле Института генетики за Калужской заставой встретились два агронома. Осмотрели делянки, поговорили и уже собирались попрощаться, как вдруг один, с косой челкой поперек невысокого лба, задержав руку собеседника, внезапно спросил:
– Ну, где теперь твой директор, знаешь?
Директором Института генетики был академик Николай Вавилов. Арестованный накануне в горах Закарпатья двумя лубянскими оперативниками, он уже находился во внутренней тюрьме НКВД, и никто в то утро в Москве, кроме человека с челкой, об этом еще не знал. Никто, кроме Трофима Денисовича Лысенко. Годы пройдут, но никогда больше ни единым словом не обмолвится он, не выдаст себя – старый приятель Глущенко, долго колебавшийся, на кого ставить, за кем идти, вызвал его на тот откровенный разговор.
Короткой фразой этой Лысенко как бы завершил свой многолетний спор с Вавиловым. Подвел черту. И вглядываясь в тот далекий день, я хочу понять, как это случилось, каким образом недоучка-агроном смог погубить великого ученого, как он вообще возник в науке?
МОСКВА МОЛНИЯ
19 мая 1935 г.
Наркомзем – тов. Муралову
ОБЩЕЕ СОСТОЯНИЕ БЕЗ ИЗМЕНЕНИЯ, РВОТА, АППЕТИТ ОТСУТСТВУЕТ. ПИЩИ НЕ ПРИНИМАЕТ СОВЕРШЕННО, ТЕМПЕРАТУРА НОРМАЛЬНАЯ, ПУЛЬС 84. ЖДЕМ ГИПНОТИЗЕРА. БАХАРЕВ
В Козлове умирал Мичурин, умирал в великой славе, и смерть его создавала на вершине земледельческой науки вакуум, который следовало как можно быстрее заполнить равнозначной фигурой. Но такой фигуры под рукой не нашлось, ее нужно было заново создать. За это дело взялся Наркомзем. Однако о Мичурине существовало и другое мнение.
Н.И. Вавилов – профессору В.Л. Симиренко, в Киев
1 марта 1932 г.
Товарищи из Козлова используют всуе имя И.В. Мичурина… Конечно, в писаниях Ивана Владимировича, при всех его больших заслугах, есть много элементов ненаучности…
В Козлове не знают одного: одно дело большие заслуги Мичурина, ценность выведенных им сортов, ценность самого Ивана Владимировича, как труженика, и другое дело – научная селекция, научное плодоводство. Для Ивана Владимировича они вовсе не были обязательны. По существу, его работа была его индивидуальным делом.
Легкомыслие и небольшой багаж, свойственные ряду товарищей в Козлове, найдут объективную оценку в стране, если не сегодня, то завтра.
Но ни завтра, ни много лет спустя Мичурин должной оценки не получил. Все вышло наоборот. Старый опытник-оригинатор, полвека колдовавший в тишине фруктового сада, сам того не ведая, стал знаменем малограмотных переделывателей природы, именем своим невольно помогал им делать быструю карьеру. В том-то и суть, что лысенковцы появились у нас задолго до Лысенко. И не только в городе Козлове, по всей стране объявились новаторы, любители скрещивать, выводить новые сорта, не имея никакого понятия о хромосомных наборах растений и законах наследственности. Этими людьми руководило лишь стремление к высоким постам в науке. Но по условиям тех лет им нужен был вожак, человек, способный организовать и возглавить движение невежественных агрономов. И вот тут возник Трофим Денисович Лысенко. Молод, упрям и напорист, он по всем статьям был пригож на роль годфатера, главаря. Не хватало ему только ментора, крупного ученого, который подал бы ему руку и вытянул из полной безвестности наверх.
В ОДЕССКИЙ СЕЛЕКЦИОННО-ГЕНЕТИЧЕСКИЙ ИНСТИТУТ
1932 г.
…Прежде всего сообщите, выздоровел ли тов. Лысенко; как проводятся массовые опыты по яровизации; какие нужны экстренные меры, чтобы проверить работы.
Как ни трудно сегодня поверить, да и не хотелось бы верить, но именно Николай Иванович Вавилов одним из первых заметил Лысенко и поднял его на щит. Мичурина оценил трезво, а Лысенко не сумел и в яровизацию пшениц, в быстрые переделки озимых в яровые, позднеспелых сортов в раннеспелые поверил. Авторитет Вавилова был велик, получив его поддержку, полтавский агроном мог считать себя застрахованным от всякой критики на много лет. Но Вавилов действовал не только по своему почину. Лысенко давно заметили и отличили в сель-хоз отделе ЦК партии большевиков.
2 марта 1932 г., в Одессу.
Уважаемый Трофим Денисович,
Нарком земледелия тов. Яковлев поручил Президиуму Академии оказать всяческое содействие Вашей работе и мне лично поручил взять на себя об этом заботу.
Прошу Вас, во-первых, коротенько самому или через Ваших помощников сообщить о ходе дела, как с массовыми опытами, так и с Вашей работой, а также о всем том, что нужно сделать, чтобы облегчить Вашу работу.
Н. Вавилов
У Лысенко были все основания называть Яковлева своим крестным отцом вплоть до того дня, когда нарком этот был расстрелян, а сам Лысенко занял место Вавилова, став президентом Академии сель-хоз наук. Но в тридцать втором году Яковлев был в силе, и начались для полтавского парубка золотые дни. Вавилов предлагал ему от имени наркома сделать доклад на конгрессе генетиков в Соединенных Штатах. Лысенко отказался, а жаль, в Америке он мог бы узнать много полезного о своих переделках, еще за сто лет до него фермеры штата Огайо проводили яровизацию пшениц и признали этот прием совершенно бесполезным. Да что Америка, петербургский огородник Грачев еще в начале века пытался таким путем вывести скороспелый сорт картофеля – и тоже без успеха. Не знаю, известны ли были Вавилову эти факты, но рядом с ним, в том же вавиловском институте у Синего моста через Мойку работал профессор Максимов, ведущий физиолог растений, и опыты он ставил как раз по стадийному развитию пшеницы, стоило послать его в Одессу – и всем переделкам конец…
В КОМИССИЮ СОДЕЙСТВИЯ УЧЕНЫМ ПРИ СНК СССР
16 марта 1933 г.
Настоящим представляю в качестве кандидата на премию 1933 года агронома Т.Д. Лысенко.
Его работа по так называемой яровизации растений, несомненно, является за последнее десятилетие крупнейшим достижением в области физиологии растений. Впервые с исключительной глубиной и широтой т. Лысенко удалось найти пути овладения растением, найти пути сдвигов фаз растений, превращения озимых растений в яровые, позднеспелых в раннеспелые. Его работа является открытием первостепенной важности…
Мы бы считали т. Лысенко одним из первых кандидатов на получение премии в 1933 году.
Академик Н. Вавилов
Вавилов был от роду прям и великодушен. Заметив в начинающем ученом дарованье, искру Божью, он, не жалея времени и сил, прокладывал ему дорогу среди многих рифов и отмелей науки. В те же дни, с такой же энергией он продвигал молодого генетика Георгия Карпеченко, сделавшего поистине замечательное открытие в области гибридизации растений.
В МЕЖДУНАРОДНЫЙ КОМИТЕТ ПО РОКФЕЛЛЕРОВСКИМ ПРЕМИЯМ
1929 г.
В прекрасной, тщательно продуманной работе Г.Д. Карпеченко удалось получить совершенно новый промежуточный вид или, вернее, род… Обнаруженные исследователем факты открывают широкие возможности в межвидовой гибридизации растений, и ныне пропасть, которая до недавнего времени разделяла виды и роды, становится проходимой.
Мы считаем своим долгом отметить выдающееся значение этой работы нашего соотечественника.
Директор Всесоюзного Института
Прикладной ботаники и новых культур
Академик Н. Вавилов
20 ноября 1934 г., Москва
Уважаемый Георгий Дмитриевич!
Президиум Всесоюзной Академии сель-хоз наук им. Ленина на заседании 2-го ноября 1934 года постановил присвоить Вам ученую степень Доктора биологических наук по разделу генетики растений за Ваши выдающиеся труды по разработке теорий межвидовой и межродовой гибридизации и полиплоидии и за работы по получению плодовых форм межвидовых гибридов.
Президент Академии сель-хоз наук
Академик Н. Вавилов
Карпеченко и Лысенко… Были они почти ровесники, вышли из крестьян, в науку пришли из глубинки, оба пользовались покровительством Вавилова, и никто тогда не подозревал, как далеко раскинет их судьба, как станет один из них жертвой, а другой палачом. Ведь на дворе еще только 1934-й год.
И тут Вавилов сделал еще один опасный шаг.
В Отделение биологических наук АН СССР
8 февраля 1934 г.
Настоящим предлагаю к избранию в члены-корреспонденты Академии Наук Трофима Денисовича Лысенко.
Исследования Т.Д. Лысенко в области яровизации представляет собой одно из крупнейших открытий в мировом растениеводстве…
Учение о стадиях у растений, разрабатываемое Т.Д. Лысенко, меняет коренным образом наше представление о вегетационном периоде. Тов. Лысенко в течение 10 лет упорно работает в одном и том же направлении.
Хотя им опубликовано сравнительно немного работ, последние его работы позволяют нам выдвинуть его в члены-корреспонденты Академии Наук СССР.
Академик Н. Вавилов
* * *
В июне тридцать пятого года в Одессе собралась выездная сессия Академии сель-хоз наук, и Вавилов вместе с генетиком Карпеченко впервые собственными глазами увидели, как Лысенко выводит «новые» сорта пшеницы. Они увидели двухметровую делянку в теплице, на которой он высевал рядок харьковской «Гирки», а по бокам еще два рядка точно такой же, морфологически неотличимой «Гирки» из Одессы, средний рядок он кастрировал и оставлял для перекрестного опыления.
На этом вся селекция кончалась. Получив таким путем гибридные семена, Лысенко размножал их дальше без всякого отбора и называл «новый сорт».
Сорт в два года – объявил он свою пшеницу. Ни отбора, ни чистых линий он не признавал, расщепление признаков, законы Менделя считал химерой. «Для хорошего сорта, – говорил он, – можно и нужно поступиться теорией…»
Тут Вавилов уже не мог молчать. Зная, кто стоит за спиной Лысенко, он осторожно, но твердо высказал свои сомнения.
– Наши пожелания, – заключил он, – сводятся к тому, чтобы Трофим Денисович ответил на все эти сомненья, не приняв их за обиду, а как естественные сомнения любого исследователя.
Никаких доказательств Вавилов не услышал, но остановить «новатора» уже не мог. Месяца не прошло, 25 июля 1935 года Лысенко отправил в ЦК партии телеграмму: «Наше обещание вывести в два с половиной года сорт яровой пшеницы для района Одессщины, более ранний и более урожайный, нежели районный сорт «Лютесценс-62″ – выполнено».
То был обман, и Вавилов, уже не мешкая, возвратясь в Москву, тут же, еще за две недели до той телеграммы, властью президента ВАСХНИЛ отправил в Одесский институт трех старейших селекционеров. Академики Константинов, Лисицын и болгарин Дончо Костов (сорта их занимали миллионы га) подтвердили его сомнения. Но Лысенко не унывал. Заложив снова тепличную делянку на двух метрах, он уже через пять месяцев, на декабрьском совещании ударников урожая, в присутствии Сталина рапортовал:
– Летом милости просим смотреть результаты этой работы!
И тут же, как бы невзначай, добавил:
– Николай Иванович Вавилов в недавно выпущенной работе не соглашается с нашим основным принципом.
Вот здесь, видно, впервые четко наметились между ними серьезные разногласия. Вавилов перестал доверять одесскому агроному, но тот не нуждался уже ни в его доверии, ни в поддержке.
Момент был упущен. Лысенко попал в поле зрения вождя и вскоре стал президентом Академии сель-хоз наук. Вавилов оставался вице-президентом, работал рядом и в большие столкновения не вступал.
На сессии Академии в конце тридцать шестого года он снова выступил с осторожной критикой президента, на большее рискнуть не мог. Но приглашенный им на сессию американский генетик Меллер, выслушав Лысенко, поднялся на трибуну и заявил: «Если вы пойдете этим путем, вы придете в каменный век». На заседании президиума Академии Вавилов поддержал генетика Кольцова, отражавшего нападки Лысенко на законы менделизма.
Но было поздно. Пользуясь покровительством вождя, Лысенко стал жестоко подавлять всех, кто не верил в его чудеса. Сталин ждал от него рекордов, и он принял эту миссии волшебника и пророка, рапортовал об успешной яровизации элитного зерна, которая в действительности принесла колоссальные потери урожая, слал телеграммы в ЦК партии о досрочном, за два года, выведении новых сортов пшеницы, которые никогда не вышли на поля. Николай Иванович уже не сомневался, что помог вырваться наверх опасному авантюристу. И сидя в президиуме Академии, понимал, конечно, что невольно укрепляет его авторитет. Но разоблачить его, разрубить этот узел одним ударом вице-президент Вавилов уже не мог. Оставалось надеяться и ждать.
Работая бок о бок с президентом несколько лет подряд, Вавилов избегал открытых столкновений. Нес все в себе. Но настал его день.
Осенью тридцать девятого года редакция журнала «Под знаменем марксизма» решила дать гласный бой генетикам. Тут Вавилов в последний раз на людях выступил против Лысенко. Дискуссию по поручению ЦК проводил академик Митин, и Вавилов обратился к нему с письмом:
Глубокоуважаемый Марк Борисович!
Подведенный Вами итог конференции по генетическим вопросам, крупного события в нашей жизни, оставил горький осадок у нас, работающих в области генетики.
Разделение в этой области реакционной и передовой науки сделано, к сожалению, весьма неправильно, ибо то, что на нашем участке «Презенты» усиленно желают называть передовой наукой, фактически поворачивает ее назад на десятилетия…
Ныне вокруг Т.Д.Лысенко культивируется фактически игнорирование науки. Откройте журнал «Яровизация», и Вы увидите самое решительное стремление к возврату к предкам, нередко к работам совершенно малозначительным, сомнительного достоинства. Вы не найдете в этом «передовом» журнале раздела, который бы объективно, надлежащим образом следил за движением вперед, за огромной работой, которая идет в нашей стране и за ее пределами, а если и найдете что-либо, то, как правило, опорочивание огулом всей генетической и селекционной науки.
Но Лысенко уже баллотировался в действительные члены Академии Наук. Расчищая ему дорогу, «Правда» выступила с грозной статьей против двух других кандидатов – Николая Константиновича Кольцова и Льва Семеновича Берга. «Лжеученым не место в Академии Наук», – писала газета, обвинив двух выдающихся биологов в мальтузианстве и фашизме. Статью сочинил философ Презент, сподвижник Лысенко, но подписи под ней каким-то образом получили от престарелого академика Баха и академика Келлера, лично подписали член-кор Коштоянц и молодой ученый Нуждин. Избрание Лысенко становилось неизбежным. И тут Вавилов сделал еще одну, последнюю попытку остановить его карьеру. Накануне выборов он убедил академика Леона Абгаровича Орбели и несколько других ученых не допустить Лысенко в высший научный орган страны. Голосованье было тайным, академики бросали шары. После первого тура в биологическом отделении секретарь Дозорцева, жена Нуждина, объявила результат: один черный шар…
Так полтавский агроном Лысенко, с трудом окончивший курсы Главсахаротреста в Киеве, был избран в Академию Наук. «Народный академик», – называли его газеты.
Профессор Левитский, которому Лысенко трижды безуспешно пытался на тех курсах сдать экзамен по основам генетики, критиковал его взгляды на одной дискуссии.
– Да я же ваш ученик! – крикнул Лысенко.
– Из неудавшихся, – окоротил его ученый.
Осенью сорок второго года в пересыльной тюрьме Златоуста член-кор Академии Наук Григорий Андреевич Левитский покончил с собой.
Лысенко был мстителен и противников не щадил. Как ни старался Николай Иванович найти форму мирного сотрудничества, научить его честно оценивать свои результаты, ничего не получалось. Тут столкнулись две несовместимые натуры. Вавилов был человек науки, чуждый закулисным маневрам, подсиживанью, вражде, он был слишком чист для той среды и постоянно занят делом, а Лысенко, с виду простоватый хлопец, так сказать, человек из народа, расчетливо называвший себя «самотужкой», был ловкий царедворец, интриган. Не истины искал он в споре, а победы. И все же Вавилов, хорошо его знавший, не уступал.
Последний разговор произошел между ними при закрытых дверях в кабинете президента ВАСХНИЛ. Секретарши Лысенко слышали, как Николай Иванович, выходя, внятно произнес: «Я сказал ему все!» И ушел. Никто больше Вавилова не знал о преступлениях Лысенко, и надо полагать, любимец Сталина был сильно озабочен. И принял меры, опередил. Круг замкнулся. Вавилов был отправлен в экспедицию в Карпаты, чтобы там исчезнуть навсегда. Об этом Лысенко и спешил сообщить приятелю своему в то августовское утро на зеленых делянках за Калужской заставой, в Москве. В мире ученых никто, кроме Лысенко, об аресте Вавилова не знал.
Академик Н.И. Вавилов
(1887 — 1943)
* * *
Виноват ли был Вавилов в собственной судьбе?
Сегодня время понять, не осуждать.
В октябре семнадцатого года тридцатилетний Вавилов, профессор Саратовского университета, как большинство здравомыслящих людей, не принял большевистский переворот в столице. Три недели спустя, 12 ноября того года, приглашенный переехать на север, он уклончиво отвечал: «Если будем живы, и если Содом и Гоморра минуют Петроград… «Три года спустя, все еще надеясь на восстановление законной власти, он оставался в своей лаборатории на Волге. Но время шло, надежда не сбывалась, и Вавилов, подобно многим, стал сотрудничать с советской властью, переехал в Петроград. Сделав выбор, он понимал, конечно, что придется быть таким, как все. Но как все он всё же не был.
Родом из купцов, став академиком, директором большого института, мог ли он оставаться на своем посту, служить стране, хотя бы внешне не проявляя верности новому режиму? Уже в двадцать девятом году Вавилов рапортовал в Кремль: «Наше учреждение во всем своем комплексе настроено определенно советски». В официальные письма тех лет он вставлял необходимые слова: «Советской стране все нужно. Она должна знать все, чтобы мир и себя на дорогу вывести. Выведем».
Тут ни прибавить, ни убавить. Власть, захваченная насильем, постоянно требовала от всех людей изъявлений преданности и любви. Вавилов не был исключением. Стоя наверху, на виду у всех, он должен был постоянно демонстрировать свою лояльность советской власти, и поддержка, которую он несколько лет оказывал крестьянскому выдвиженцу Лысенко, была одной из форм его служения режиму. Вавилов не учел, как глубоко успел Лысенко войти в доверие к Сталину, спорил, разоблачал, полагая себя защищенным всемирной известностью – и погиб.
А «корифей всех наук», позволивший обмануть себя откровенному шарлатану, надо признать, был на редкость невежественньй тиран.
Холодная ярость Вавилова, неуступчивая деликатность Прянишникова, изворотливое словоблудие Лысенко – кто сказал, что наука безлика и холодна? Уже не раз состав души ученого определял
eго судьбу. Я назвал этот очерк “Схватка”, но то был неравный бой, за спиной Лысенко стоял Сталин и весь его полицейский аппарат, за Вавиловым стояла правда, одна правда и, мы знаем, он победил.