Опубликовано в журнале СловоWord, номер 70, 2011
ПОЛИТИКА, ИСКУССТВО И ЛИТЕРАТУРА
Анна Герт
РОССИЙСКАЯ МОДЕРНИЗАЦИЯ:
ИСТОРИЯ, ТРАДИЦИЯ, СОВРЕМЕННОСТЬ
|
«Какие сны тебе, Россия, |
Вопрос о будущем и параметрах дальнейшего развития России, ставший предметом спора еще сто пятьдесят лет назад, не теряет остроты и по сей день и не перестает волновать, как современных западников, нынешних либералов, так и непомерно увеличивших свои ряды националистов. Всех тех, кого несмотря на многообразие умонастроений, объединяет славянофильская идея об особом пути России, являющемся следствием самобытности российской цивилизации, несовместимой с другими формами и исключающей любой другой выбор. Однако факты не оставляют иллюзий: при наличии трети мировых запасов минеральных ресурсов, вклад российской экономики в мировой глобальный продукт составляет менее трех процентов. За 2009 г. падение ВВП в России составило более 8 процентов, что вдвое выше соответствующего американского показателя и приблизительно вшестеро мирового. Доля инновационной продукции – менее пяти процентов, тогда как в странах-лидерах современного мира она достигает шестидесяти. Сейчас становится предельно ясно, что если в самый ближайший срок страна не сменит свойственную ей парадигму экстенсивного развития на интенсивную, ей уготована роль сырьевого придатка. Сколько бы ни твердили наследники славянофилов об «особой стати», приверженности византийским имперским ценностям и величии российского государства, продолжение экстенсивного сценария ставит под сомнение само существование государства. По мнению специалистов, опасность сохранится даже в том случае, если добывающие отрасли, формирующие подавляющую часть общественного продукта, в отличие от остальных, перейдут на передовые технологии. В условиях глобализации в связи с разделением сфер деятельности в мировом масштабе, конкурентным окажется только сырьевой сектор экономики, для обслуживания которого, по мнению тех же специалистов, потребуется не более шестидесяти миллионов человек. Остальным грозит попасть в категорию лишних людей, так называемого «балласта», что крайне негативно скажется на их социальном статусе. Указанная ситуация несет в себе опасность дестабилизации общества и депопуляции. Избежать ее возможно не только путем наращивания объема общественного продукта, но и структурных изменений технологий производства и создания наукоемких отраслей /См., например, И. Г. Яковенко. Познание России. М.»Наука», 2007 г. с. 299-316/. Нельзя утверждать, что власти не осознают нависшей над страной угрозы, но время идет, вместо «развитого социализма» наступила «социалистическая демократия», затем «управляемая демократия», а сменить экстенсивный курс на интенсивный так и не удается.
Категория «экстенсивный» – «
exstensivus» в переводе с латинского означает расширяющий, удлиняющий и описывает форму труда, при которой повышение объема производства осуществляется за счет вовлечения дополнительных ресурсов. Противоположностью экстенсивной экономике является интенсивная – «intensio«, когда увеличение продукции происходит за счет совершенствования технологии, рационализации, роста производительности труда. Экстенсивный тип ведения хозяйства был обязательным на ранней стадии развития буквально для всех народов. Тем не менее, при увеличении численности населения, многим государствам, и, прежде всего, находящимся в Западной Европе, где внутренняя колонизация закончилась уже в четырнадцатом веке, необходимо было наращивание производства при сбережении ресурсов и внедрении более эффективных методов их использования. Что же касается России, то здесь возможности расширения в сторону Восточной Европы и Азии отнюдь не стимулировали применения интенсивных технологий. Как отмечал А. Чаянов, «среди преобладающего сельского населения в стране сложилась антикапиталистическая, антирыночная система, ориентированная первоначально на расширение земельных наделов, а затем на минимальное потребление чрезвычайно медленно возрастающей продукции, в том числе продуктов питания.»Хотя условия в России для экстенсивного развития были идеальными и стали традиционными, в отдельные периоды из-за постоянной отсталости по сравнению с передовыми странами, как и сейчас, возникала насущная необходимость в более динамичном развитии. Это требовало повышения эффективности промышленного производства, развития системы образования и науки до уровня, по крайней мере близкого к мировым стандартам. Поэтому болевой точкой российской истории является «догоняющий фактор», обуславливающий трансформацию экономической и социальной системы, затрагивающий интересы большинства населения и требующий огромного напряжения и даже человеческих жертв. Так, при Петре
I перед страной стала очевидной альтернатива – остаться слабым и малоразвитым захолустьем на востоке Европы, сохранив при этом столь дорогие сердцам современных славянофилов и прочих националистов, самобытные особенности, или, используя западный опыт, стать в ряды мощных государств. Петр, как известно, выбрал второе. Для выполнения поставленной задачи пришлось предпринять колоссальные усилия, освоить не только технику, но и азы европейской этики и эстетики. Говоря о выполнении возложенной на грозного царя миссии, Пушкин писал:О мощный властелин судьбы!
Не так ли ты над самой бездной,
На высоте, уздой железной
Россию поднял на дыбы?
Поэт, как всегда, удивительно точно отразил обстоятельства того времени, Россия в тот период оказалась перед угрозой, она была над бездной отсталости, в которую вот-вот могла рухнуть. И хотя теперешние носители националистической идеологии хором утверждают, что стратегия Петра была реакционной, т.к. отрицательно повлияла на индивидуальность и неповторимость отечественной культуры, при отсутствии созданных при Петре флота, военной техники, промышленности и т.д., вопрос о самом существовании российского социума, не говоря уже об империи, выглядит весьма проблематично. Пушкин прав и в том, что осуществление целей, заданных историей, производилось Петром жесткими, а точнее жестокими методами. Только при строительстве северной столицы погибли тысячи крестьян. Реформы царя вызвали социальную напряженность и дестабилизацию, которую он подавлял «твердой рукой». И все же, в отличие от условий двадцатого века, когда на новом историческом витке необходимо было «догнать и перегнать капиталистические страны», когда возможно было использовать для этой цели альтернативные методы, у Петра выбора не было. На протяжении всей российской истории мало кто из царствующих особ или представителей элиты проявлял, подобно Петру, интерес к техническим разработкам и эффективности их использования на практике. Впрочем, как отмечает известный американский историк Р. Пайпс: «Хотя затеянное Петром развитие промышленности было новшеством, по своему духу и воплощению оно было совершенно традиционно. Государство было собственником всех средств производства, диктовало цены и потребляло почти всю промышленную продукцию, предприниматели могли быть уволены за малейший проступок, а рабочая сила была закрепощена. Короче говоря, хотя при Петре существовала промышленность, промышленного капитализма не было.» /Р. Пайпс. Россия при старом режиме. М. Независимая газета. С.278./
В середине сороковых двадцатого века, когда советские войска , преследуя фашистскую армию, перешли границу и оказались в Европе, стало ясно, что технический потенциал и жизненный уровень побежденных существенно выше, чем в стране победившего социализма. Пытаясь сохранить идеологические догмы и мифы о приоритете всего советского и исконно-русского, носители державно-имперской традиции во главе с «великим вождем и учителем» инспирировали, так называемую борьбу с космополитизмом. Чтобы не допустить «низкопоклонства перед Западом», поднять авторитет отечественной науки и пополнить ее ряды русскими фамилиями, было предписано считать изобретателем паровой машины не английского инженера с мировым именем Джеймса Уатта, а теплотехника Ивана Ивановича Ползунова, вместо также всемирно известного изобретателя паровоза, положившего начало железнодорожному транспорту, Джорджа Стефенсона, братьев Черепановых и т.д. Как известно, эта спускаемая сверху установка вызвала широкий поток занятных анекдотов, рассказы которых были отнюдь не безопасным делом. Анекдоты рождались не потому, что кто-то сомневался в смекалке или одаренности российских умельцев. Просто на фоне послевоенной голодухи и отсталости страны буквально по всем позициям, амбициозные утверждения о преимуществах и превосходстве всего отечественного выглядели одновременно горько и комично. Возникала крамольная мысль, что такого рода самопозиционирование, приправленное изрядной долей антисемитизма, является душевным недугом, инспирированным бациллой только что поверженного фашизма. Вопреки официальной пропаганде, сомнения относительно отечественных достижений закрадывались даже в душу самых правоверных. Ведь как-то так получалось, что изобретения отечественных самородков не только не становились достоянием мировой науки, но и не оказывали ни малейшего влияния на развитие техники и технологии в собственной стране. Создавалось впечатление, что результаты их работы никому не понадобились, а потому они заживо похоронены где-то в архивах, и вспомнили о них только для амбициозного самоутверждения, чтобы доказать, что и мы «не лыком шиты», что и у нас есть и творческие личности и достижения мирового уровня. Можно было также прийти: к мысли, что российским изобретателям просто не везло, во всяком случае в других странах им везло гораздо больше. А причиной был экстенсивный способ хозяйствования, который не порождал спроса даже для собственных инноваций. Поэтому в России мало кто обратил внимание на создание парового двигателя, тогда как в Англии он был внедрен в производство и стал источником энергии для создававшихся на его основе заводов. Принятые на перевооружение промышленности вслед за ним электромотор и двигатель внутреннего сгорания сыграли доминантную роль в происшедшем в восемнадцатом веке индустриальном перевороте сначала в Великобритании, а затем охватившем всю континентальную Европу. Что же касается России, то здесь начало промышленной революции обычно относят к первой половине девятнадцатого века. Но, хотя уже в восемнадцатом столетии литейные заводы Урала по выплавке железа занимали ведущее место в мире, а с семнадцатого по двадцатый в стране создавались огромные торговые и промышленные состояния, главным источником богатства и основой народного хозяйства оставалось земледелие. В 1837 г. был осуществлен ввод парной железной дороги, соединяющей Петербург с Царским селом. Строительство Николаевской, ныне Октябрьской железной дороги протяженностью 650 километров, соединяющей Петербург с Москвой, было завершено несколько позже – в 1851г. Обойтись без «иностранщины» не удалось – паровозы и вагоны пришлось привозить из Англии.
Отечественное машиностроение находилось в зачаточном состоянии и требовало модернизации, очередной этап которой, возникший при Александре Втором, осуществлялся также государством за счет привлечения иностранного капитала и вывоза хлеба за рубеж, несмотря на голод в отдельных губерниях в неурожайные годы. Экспортировали машинное оборудование из той же Англии. Реформы царя-освободителя: ликвидация крепостного права, учреждение земств, городских дум, реформа судебной системы, были необходимы и безусловно способствовали росту гражданских свобод, но ничего не меняли в характере использования труда. Более того, поскольку, согласно реформе, крестьяне получили лишь половину обрабатываемой земли, да еще должны были за нее рассчитаться, многие из них потянулись в город на заработки. Избыток рабочей силы сделал физический труд дешевым, его применение почти всегда было более выгодным, чем использование дорогостоящих заморских машин, что обеспечивало продолжение экстенсивного характера производства. И все же усилия Александра Второго, направленные против судьбоносной отсталости государства, увенчались грандиозным успехом. Накануне Первой мировой войны в 1913 г. по объему промышленного производства страна уступала лишь Америке, Германии, Англии и Франции. Хотя отставание от экономических лидеров было значительным. В 1913 г. на Россию приходилось 4,4% мирового промышленного производства, тогда как на США – 35,8%, Германию – 14,3%: Великобританию – 14,1, Францию – 7,0%. /
A.G.Kenwood,. A.L. Loogheed. The Growth of International Economy 1820-1890. L, NY; Routledge, p. 171/. Стране очень трудно было избавиться от экстенсивной экономической модели, порожденной в значительной степени авторитаризмом и долголетним существованием крепостнической формы хозяйствования. Процесс перехода к индустриальному обществу происходил здесь достаточно долго – на протяжении жизни нескольких поколений. В России всегда пользовались влиянием силы, активно противостоящие капиталистическому развитию и техническому перевооружению. Неслучайно теория о несовместимости русской духовности с буржуазным образом жизни широко распространена и по сей день. Ее исповедовали не только славянофилы, но и некоторые представители партий либерального народничества и крестьянского социализма. Так, во второй половине 80-х и первой половине 90-х годов девятнадцатого века Н.К. Михайловский и другие публицисты журнала «Русское богатство» пытались доказать, что России предстоит особый путь развития, никак не связанный с капитализмом. Их предсказания, исполненные высокомерного презрения к Западу, как известно, не оправдались. Более того, после революции в период нэпа российское крестьянство, как известно, являющееся основным носителем традиций, успешно адаптировалось к новым методам хозяйствования, продемонстрировав независимость от религиозных норм восточного христианства и практически опровергнув утверждения о несовместимости русского характера с капиталистическими установками.После гражданской войны, когда страна лежала в руинах, а валовой национальный продукт составлял лишь половину от уровня 1913 г., с новой силой встал вопрос не только о восстановлении производительных сил, но и путях их дальнейшего развития. Постановление о решении проблемы было принято на
X съезде, санкционировавшем замену продразверстки продналогом. Именно этот документ послужил началом новой экономической политики, сыгравшей огромную роль в хозяйственной и социальной жизни нового общества. Справедливости ради следует отметить, что вопреки установившемуся мнению, идеологом нового курса был не Ленин, а Троцкий. В книге «Моя жизнь» он писал: «…уже в 1920г., под влиянием своих наблюдений над жизнью крестьянства на Урале, я настойчиво добивался перехода к новой экономической политике. В Центральном комитете я собрал всего лишь четыре голоса против одиннадцати. Ленин был в то время против отмены продовольственной разверстки, и при том непримиримо. Переход к новой экономической политике произведен был лишь через год, правда, единогласно.» /»Моя жизнь», «Гранит», Берлин, 1920 г., с.168/. Хотя программа нэпа была продумана заранее, непосредственной причиной ее воплощения в жизнь стал кронштадский мятеж, участники которого требовали отказа от установленных политикой «военного коммунизма» постоянных поборов с крестьянских хозяйств. Продналог был ниже продразверстки, поэтому у крестьян возникал стимул и возможность увеличивать продуктивность своих наделов, чтобы излишки продавать на рынке. А поскольку крестьянин нуждался во многих предметах ширпотреба, у него появилась возможность приобретать товары легкой промышленности, что способствовало росту ее объема, привлечению новых работников и снижению уровня безработицы. Новая экономическая политика, предусматривавшая легимизацию предпринимательской деятельности в городе и деревне, вызвала существенный хозяйственный подъем, в результате которого в 1926 г. валовой национальный продукт достиг более 90% от показателя 1913г. Возникшие рыночные отношения обеспечивали гарантию перехода от экстенсивной стратегии к интенсивной. Хотя крупные предприятия и финансовые институты находились под полным контролем государства, осуществлявшего приоритетное развитие индустриального сектора за счет перекачивания денежных средств из сельского хозяйства и легкой промышленности. И все же, условия непосредственного командования экономикой были существенно ограничены, для перераспределения ресурсов необходимы были методы сложного регулирования через систему банков и кредита Благодаря нэпу, в России возродились некоторые социальные группы, уничтоженные революцией, и создалась уникальная историческая ситуация, при которой открывались сценарии развития, несовместимые с диктатом находящегося у власти большевистского руководства. Среди крестьян появилась значительная прослойка способных и рачительных собственников, которые отринув коллективистские общинные ценности, успешно усвоили азы капиталистической психологии, якобы несовместимой с русским характером и традицией, и добились недюжинных результатов в ведении своего хозяйства. В данном случае вполне подтвердилась мысль Ленина, высказанная им в работе «Детская болезнь «левизны» в коммунизме» (1920) о том, что мелкое крестьянское хозяйство ежедневно, ежечасно рождает капитализм. Как известно, именно на зажиточных, меркантильных мужиков в своих начинаниях опирался и Столыпин. При нэпе, как в городе, так и в деревне, мелкая частная собственность получила право на существование, поэтому реальной возможностью становилось создание государственно-рыночной или смешанной экономической модели. Обе эти модели включали в себя преимущества выгодных условий замены экстенсивной парадигмы на интенсивную, формируя базу для проведения впоследствии ненасильственной модернизации.Общеизвестно, что история не имеет сослагательного наклонения, однако бывают случаи, когда в ее бурном водовороте под давлением непредвиденных обстоятельств события теряют свой первоначальный смысл и приобретают новый. Нэп был из категории такого рода событий. Он был тем шансом, надеждой и даже предпосылкой, которую получила страна после революции для становления рыночных отношений, обуславливающих изменение экономической и социальной структуры общества и открывающих дорогу для эффективного развития в будущем. Однако, сочетание рыночных начал с идеологическим диктатом и расширяющейся монополией государства в тот период не могло продолжаться долго. Тем не менее, в настоящее время опыт Китая убедительно доказывает не только возможность, но и высокую продуктивность симбиоза коммунистической доктрины с различными формами капитализма, в тот период сочетание большевистского режима, провозгласившего своей целью переход к социализму, а затем и коммунизму было несовместимо с нэпом и требовало его ликвидации. Отказ от нэпа базировался не на экономических, а на идеологических принципах и детерминировал тоталитаризм и диктаторство. Сталин выбрал именно командную систему развития, а как следствие – авторитарный метод модернизации. Националисты-патриоты и прочие носители и проповедники имперского начала во главе с А. Прохановым и сейчас, вопреки фактам, считают модернизацию , проведенную по параметрам, продиктованным Сталиным, единственно возможной и исключающей другие варианты. Они с легкостью оправдывают и коллективизацию, и индустриализацию , и 1937 г., ссылаясь на историческую необходимость создания промышленного и оборонного потенциала. Действительно, страна была на пороге войны и нуждалась в современном машиностроении, способном производить не только станки и трактора, но и боеспособное оружие высокого уровня. Тем не менее, это не означает, что решить поставленную проблему можно было только сталинскими методами, принеся в жертву человеческие жизни и используя дармовой труд миллионов заключенных. Сталин похоронил нэп, а вместе с ним и возможность использования инициативы и творческого труда свободных людей, предпочитая беспредельно дешевую рабочую силу заключенных ГУЛАГа и полукрепостных тружеников сельского хозяйства. Невозможно доказать правомерность сталинских решений, не только с моральной, но и с экономической точки зрения, т.к. рыночная экономика при активном государственном вмешательстве, как показал современный опыт, является достаточно эффективным условием развития производительных сил, а применение подневольного труда никогда не было продуктивным. Сейчас китайская экономика удивляет весь мир жизнеспособностью и высокими темпами развития. Но все почему-то забыли, что в России в прошлом столетии в начале двадцатых существовала достаточно похожая ситуация, во всяком случае она так же, как в Китае шестидесятых-семидесятых, характеризовалась многоукладностью форм хозяйствования. При этом недостатка в аргументации необходимости продолжения новой экономической политики не было. Как раз в то время в стране работала блестящая плеяда ученых: Н.Д. Кондратьев, А.В. Чаянов, В.А. Базаров, искавших оптимальное соотношение плановых и рыночных категорий и активно выступавших против подчинения государству всех разновидностей хозяйственного процесса. Кондратьев особо обращал внимание на то, что государственная монополия свойственна России на всем протяжении развития, и возврат к ней после революции неминуемо приведет к возрождению имперских тенденций. Еще в 1918г. он писал: «Все, что без нужды и цели тормозит самодеятельность народа, его творческий дух предприимчивости необходимо твердо и решительно отмести.»/Н.Д. Кондратьев, М., 1918, с.315-316/. Участь сопротивлявшегося большевистскому диктату ученого с мировым именем была предопределена, в 1938г. его расстреляли.
Поддержанная значительной частью партийного истеблишмента того времени и вызывающая восторг нынешних апологетов тирана, сталинская модернизация была воплощена в жизнь. Ее реализация потребовала от подданных не только харизматической веры в узурпировавшего власть «великого вождя и учителя», что вполне соответствует канонам «русской идеи», но и огромного количества не восстанавливаемого генофонда россиян, от имени которых выступают теперешние сталинисты, бессовестно именуя себя патриотами. Труд но преувеличить значение и того факта, что воплощенная в жизнь насильственная социалистическая модернизация уже изначально, как мина замедленного действия, уничтожила потенциал дальнейшего технического развития, став залогом будущей стагнации. Известно, что развитие новых технологий происходит именно в процессе конкурентной борьбы, когда в погоне за прибылью предприниматели инвестируют средства для совершенствования старых и конструирования новых технических средств, создавая кластер инноваций, обеспечивающий дальнейший динамичный рост производительных сил. Так технологический переворот середины восьмидесятых годов двадцатого столетья на Западе, обусловивший успех ядерной энергетики, компьютерных технологии и кибернетики, стал возможен в результате конкуренции и аккумуляции огромных масс капитала в появившихся с середины двадцатого века транснациональных корпорациях. Авторитарная модернизация в СССР, укрепив и без того безраздельную монополию государства на средства производства, устранила какие-либо возможности конкуренции, поставив серьезную преграду дальнейшему техническому прогрессу.
В настоящее время господа Проханов, Дугин, Калашников и прочие представители различных ответвлений националистического течения, в упор не желают замечать реалий, происходивших в период нэпа, противоречащих их теории о том, что русский менталитет, сформированный религией и византийской традицией, органично враждебен капиталистическим ценностям и предпочитает духовное материальному. Факты, однако, подтверждают, что тогда за короткий период в России с ее вечным азиатским, т. е. экстенсивным способом производства возникли ростки инициативы и активного предпринимательства. Но преуспевающих и независимых от государства личностей Сталин боялся больше экономических неурядиц и даже голода. Последнее обстоятельство и стало основной причиной наступления на нэп, а затем и «ликвидации кулачества как класса». Борьба с успешными производителями сельскохозяйственной продукции отнюдь не являлась борьбой с ветряными мельницами. Сталин прекрасно понимал, что при наличии значительного социального слоя, влияющего на объем поставки продовольствия и, прежде всего, хлеба, тоталитарный режим невозможен. «Вождь трудящихся» ощущал вполне реальную угрозу партии и себе лично со стороны сельских тружеников с успешными и постоянно растущими хозяйствами. Потому-то он и придумал, что «с победой социализма классовая борьба не затухает, а обостряется». С такой идеологической теорией было проще и вольготней проводить репрессии и получать дармовые человеческие ресурсы для авторитарной модернизации, важнейшими составляющими которой являлись коллективизация и индустриализация.
Как уже было отмечено выше, процесс развития капитализма в России в
XX веке происходил крайне медленно, но носил необратимый характер. И, хотя удельный вес иностранного капитала был значительным, богатства и влияние отечественных предпринимателей играли существенную роль в экономике страны. Точку зрения современных державников и славянофилов об эсхатологической несовместимости русского характера и культуры с буржуазными ценностями и в особенности с моралью разделяли тогда немногие. Она приобрела новый импульс только после развала СССР и реформ начала девяностых. Тогда внезапно появились бизнесмены, заработавшие свои состояния, вопреки учению А. Смита и К. Маркса не на основе известной формулы: деньги-товар-деньги, а запросто отхватив весомый ломоть из государственного «общага». Возникшая рыночная экономика, основой которой стал государственный монополизм, препятствующий процессу свободной конкуренции, была злой пародией на капиталистические отношения. Подавляющая часть появившихся «новых русских» не имела ни малейшего представления о бизнесе. В советское время многие из них сытно кормились из номенклатурного корыта, другие поднаторели в криминале, заслужив непререкаемый авторитет в преступной сфере. Все без исключений, опираясь на свой жизненный опыт, четко осознавали опасность для «прихватизированной» собственности, и независимо от национальности и вероисповедания дружно отправляли ее за рубеж, опустошая страну. Сложившаяся ситуация является ярким примером безответственности тогдашних государственных лидеров и опасности быстрого формирования мафиозных структур, но никак не может быть доказательством неспособности россиян к предпринимательству или восприятию демократических ценностей.Что же касается восточных канонов христианства, то они действительно имеют существенные особенности по сравнению с западными. Важнейшая из них – провозглашение земной жизни лишь неким прологом к жизни небесной, а потому – проповедывание смирения, самоограничения и покорности судьбе. Люди, представляющие свою жизнь только как промежуточное временное состояние, не должны ею особенно дорожить, у них не может быть какого-либо сознания кроме религиозного. Они не должны прельщаться соблазнами материального благосостояния и нести какую-либо ответственность за содеянное перед согражданами. Мистическое освящение верховной власти предписывает православным «не жалеть живота своего», как ради вполне земных правителей любого типа, так и авторитарного государства. Вопреки евангельским заповедям, они должны отдавать кесарю не только кесарево, но и Богово. Ясно, что подобная традиция приводит к лишению людей всякой субъективности и социальной адаптации к условиям авторитарного и тоталитарного правления.
Протестантский мир представляется более привлекательным и приспособленным для жизни. В отличие от общинной концепции, основой которой служит восточное христианство, экономическая теория Адама Смита, ориентированная на земные ценности и базирующаяся на протестантских постулатах, исходит из того, что в нормальных условиях существующее соотношение между личным и общественным позволяет не только праведнику, но и грешнику, руководствующемуся низменными помыслами собственной выгоды, приносить пользу другим людям. Так булочник, намереваясь получить прибыль, печет булки, сапожник шьет сапоги, а в результате увеличивается общественное богатство. В таком, безусловно, виртуальном социуме гармония нарочито зависит от каждого отдельного индивида, от его ответственности и добросовестного отношения к труду. Впрочем, данная статья не ставит своей задачей анализ преимуществ и недостатков моральных принципов западного и восточного христианства. Хотелось бы только отметить, что роль восточно-христианских догматов в становлении личности существенно преувеличена. В России, как и везде, библейские заповеди и религиозные установки, относительно мало влияют на нравственную обстановку. Вряд ли широкое распространение коррупции, насилия, воровства среди нынешней бюрократии, или существовавшую в далеком прошлом традицию «кормления власти» можно объяснить духовными особенностями восточно-европейского христианства. И не только в связи с традицией, но и благодаря вековому господству авторитаризма в дореволюционный период, а затем воцарившейся сталинской диктатуре, общество здесь ориентировано патерналистски. Формирование человека осуществляется, прежде всего, в ситуациях и коллизиях реальной жизни, при адаптации к которым приходится гораздо больше полагаться на собственный опыт, чем на трактаты русской религиозной философии. Народ в целом является живым организмом, его настроения и приоритеты в огромной степени зависят от характера и особенностей эпохи. Как показывает история, у основной массы людей в отдельные периоды времени происходит быстрая и резкая смена идеалов на противоположные. Например, царь-батюшка превращается в царя-тирана, а место привычной этики, предписывающей любовь к ближнему, заменяет ее антипод-ненависть к классовому или какому-то другому врагу.
Концепция несовместимости православия с предпринимательской деятельностью уже давно опровергнута действительностью, и не только периодом нэпа, как это отмечено выше, но также феноменом Великого Новгорода и деятельностью целого ряда успешных российских купцов и капиталистов, имена которых запечатлены историей.
Основной заботой представителей теперешних многочисленных националистических течений является изоляция страны от воздействия западной цивилизации, хотя, как известно, на протяжении истории все народы в той или иной степени подвержены инонациональному влиянию. Вектор российской культуры уже давно устремлен на Запад. Под его влиянием развивалось творчество таких корифеев литературы и искусства, как Пушкин, Лермонтов, Чайковский, Рахманинов, Брюллов и т.д. Да и философские произведения Бердяева, Струве, Федотова предполагают обязательное знание основ европейской философской мысли. Но, пожалуй, самое главное заключается в том, что проблемы современного общества невозможно решить с позиций прошлого, они требуют подхода, продиктованного условиями развития нынешней глобальной экономики. Даже во имя самых благих и привлекательных идеологических теорий нельзя приносить в жертву экономическое развитие страны, которое определяет жизнеобеспечение, безопасность и благосостояние граждан. Как быть с русской национальной гордостью, если уровень бедности в России такой же, как в развивающихся африканских странах?
Во втором десятилетии двадцать первого века для России особую роль играет развитие материального производства. Можно с удовлетворением отметить, что, вопреки сторонникам традиций, демагогически препятствующим выходу страны из регрессивного тупика, президент Медведев не зачарован мифологемами «Русской идеи». Еще в сентябре 2009 г. в статье «Россия вперед!», а также выступая на экономических форумах в Петербурге и Ярославле летом 2010 г., он дал объективную оценку социально-экономической ситуации и изложил суть проблем, которые необходимо решить для устранения растущей опасности превращения государства в сырьевой придаток Запада. Нельзя не присоединиться к пожеланию президента о том, что в течение ближайших десятилетий Россия должна стать государством, где высокий жизненный уровень будет достигнут не за счет ресурсов добывающих отраслей, а прежде всего благодаря внедрению новых технологий, основанных на передовых научных разработках. Однако предложенный Дмитрием Анатольевичем грандиозный социально-экономический проект базируется на крайне шаткой основе, поскольку проблемы диверсификации и формирования новой экономики он считает возможным решить только при использовании интеллектуального и финансового потенциала, привлеченного с Запада. Он открыто и нелицеприятно заявляет: «Нам нужны деньги и технологии стран Европы, Америки, Азии.» Но в условиях глобализации конкуренция между странами в использовании ресурсов значительно обострилась. Нет никакой гарантии, что лидеры постиндустриального общества захотят вложить свои средства именно в российскую экономику. Как известно, хозяин-барин, а политическая атмосфера в стране, основой которой является корпоративная собственность с преобладанием государственной, где свобода слова ограничивается давлением цензуры, а беспрецедентное по беззаконию дело Ходорковского свидетельствует о полной беззащитности предпринимателей, отнюдь не может быть привлекательной для бизнеса и не стимулирует приток инвестиций. Отвечая на предложения Медведева, Европейский Союз летом 2010г. представил программу «Партнерство для модернизации». Обязательным условием внедрения которой является демократизация политической системы и создание правового государства. Но, несмотря на неоднократные заявления президента о приверженности демократическим ценностям, власть продолжает контролировать любые инициативы, идущие снизу, осуществляя репрессивное давление на граждан. Так что реализация указанной программы вряд ли возможна, тем более что после японского землетрясения ситуация с финансовыми ресурсами в мире существенно осложнилась. Что же касается России, то здесь новоиспеченные бизнесмены хотя и покорно соглашаются считать «технологическое развитие приоритетной общественной и государственной задачей», денежки вкладывать не спешат, в расчете, что за них это сделает кто-то другой. Сам же Дмитрий Анатольевич в той же статье признается, что не стремится использовать бюджетные средства для оснащения производства новейшими технологиями. Поскольку, как он говорит: «Жить не по средствам – безнравственно, неразумно и опасно. Нужно подтягивать экономику, чтобы больше зарабатывать.» Тем не менее, независимо от того хочется президенту или нет, «чтобы подтянуть» отсталую российскую экономику до уровня цивилизованных стран, необходимо раскошелиться и отстегнуть немалую сумму. Без финансовой базы все крупномасштабные проекты превращаются в прожектерство, набор слоганов, быть может греющих душу, но ровным счетом ничего не значащих в реальной жизни. По непонятным причинам президент полагает, что стимулирование российской экономики будет происходить исключительно за счет заемных вложений зарубежных государств и компаний. При этом собственные средства, по мысли г. Медведева, в целях сокращения бюджетного дефицита использоваться не должны. С подобной концепцией согласиться трудно, т.к. рост доходной части бюджета возможен только при расширении производства, а следовательно, связанным с этим увеличением расходов. В противном случае при существующем немалом уровне инфляции бюджетные накопления будут обесцениваться и превращаться в пустые бумажки, наподобие того, как это случилось в известном романе М. Булгакова. Можно, конечно, вкладывать наличность в иностранные банки и получать за это определенный процент, но тогда они будут служить на благо зарубежных партнеров, игнорируя интересы своей страны. Только инвестирование в собственную экономику, являясь важнейшим элементом социальной политики, способствует развитию прогрессивных технологий, созданию новых сфер деятельности и росту рабочих мест. К тому же, модернизация невозможна не только без весомых государственных расходов на инфраструктуру, здравоохранение, науку, образование, но и без создания новых рабочих мест, повышения материального уровня населения, гарантирующего спрос на инновационную продукцию.
Большинство успешно развивающихся стран Латинской Америки и Юго-Восточной Азии с авторитарными режимами в последние десятилетия широко использовали финансовые резервы для проведения грандиозной технологической модернизации, результатом которой являются крупные промышленные и экономические достижения. А Китай стал сегодня второй страной по объему производства валового национального продукта. Но, хотя Россия также относится к категории авторитарных государств, режим которых обусловил успешное проведение модернизации, сложившаяся здесь обстановка не допускает реальной возможности ее внедрения сверху. Дело в том, что успех данного процесса может быть достигнут только при поддержке заинтересованных социальных групп или партии, стоящей у власти. Например, инновационные преобразования в Сингапуре «вариант Ли Кван Ю» был реализован благодаря введению определенных льгот чиновничеству, стоящему наверху иерархической лестницы. В Китае коммунистическая партия, прокламируя коммунистические идеи и реально пользующаяся неограниченной властью, практически успешно построила капиталистическую экономику. Причем, сценарий модернизации, как известно, здесь был осуществлен насильственными методами. В отличие от Китая, «Единая Россия» не располагает ни популярной идеологией, ни достаточным авторитетом среди населения, да и надежды на ее поддержку достаточно зыбки. Но, пожалуй, самым важным препятствием выхода из капкана сырьевой зависимости и внедрения инновационных технологий, в России является коррупция. Бюрократические институты, на которые возложены задачи контроля за использованием ресурсов, зачастую дезинформируют вышестоящие органы и присваивают себе значительную часть ценностей, находящихся в производстве или обращении. Ненасытная коррупция, воцарившаяся во всех звеньях государственной власти и правоохранительной системы, решительно опровергает мифы об особой силе сложившихся здесь традиций доброты, сострадания и любви к ближнему, провозглашаемых как восточным, так и западным христианством. Бороться с преступлениями, происходящими на разных уровнях бюрократической и социальной пирамиды достаточно сложно и требует немалых затрат, которые предпочтительно было бы направить на развитие инновационного процесса. Разумеется, государство стремится преодолеть негативные тенденции, однако стратегия модернизации не разработана А реформистский потенциал правящего аппарата в России существенно ограничен. Очевидно, необходимо изменить внутреннюю политику с целью создания благоприятных условий для свободной конкуренции в сочетании с государственным инвестированием в перспективные отрасли, такие меры позволили бы вывести страну из экстенсивной колеи и изменить структуру общественного продукта в соответствии с требованиями современности. Учитывая рост валютных поступлении за счет увеличения цен на нефть и газ, реализация подобных начинаний вполне достижима. Тем не менее, приоритеты использования финансовых ресурсов в настоящее время во многом заимствованы из советской практики. В ежегодном послании президента Федеральному собранию сказано, что на модернизацию военно-промышленного комплекса в 2011 г. будет направленно 20 триллионов рублей, и только средства,полученные в результате продажи обновленной и усовершенствованной военной техники, могут быть употреблены для модернизации в различных мирных сферах народного хозяйства. Стратегия доминантного развития военного сектора не внушает доверия, она уже широко практиковалась в советское время, но трансфера технологий в гражданские отрасли так и не произошло, что в конечном счете стало одной из причин коллапса экономики в 80-90-е годы. Инновационное оснащение народно-хозяйственных отраслей, поставленное в прямую зависимость от объемов продажи ВПК, вызывает беспокойство и в политическом плане, т.к. способствует продаже самого современного оружия любым государствам, независимо от их стратегической ориентации, и отношения к исламскому терроризму, например, Сирии или Ирану. Важно отметить, что при преимущественном финансировании «оборонки» как-то совсем без внимания оставляют насущную задачу оснащения современным оборудованием многие сегменты экономики, нуждающиеся в диверсификации. В частности, дополнительные вклады необходимы для создания и модернизации обрабатывающих отраслей, продукция которых могла бы дать дополнительные денежные накопления, поскольку торговля переработанной нефтью, например, дизельным топливом на мировом рынке гораздо выгоднее, чем сырой. Тем не менее, землетрясение в Японии, которое неминуемо вызовет рост цен на природные энергоресурсы, значительно сократит стимулы для внедрения передовых технологий в обрабатывающие отрасли и позволит России, в соответствии с традицией, не торопиться и отложить эту задачу на неопределенное время…
Ключевая роль в создании инновационного сектора безусловно принадлежит науке. В этом смысле особое значение имеет проект «Сколково», который должен полностью копировать американскую Силиконовую Долину и на который планируется затратить 4,5 миллиарда рублей. Хотя разница в экономических, технических и социальных условиях развития очевидна, почему-то считается, что центр «Сколково», согласно предписаниям свыше, «по щучьему веленью» обязательно станет локомотивом эффективного развития новейших технологий и направлений в науке, подобно его предшественнику.
Между тем, сроки, отмеренные историей, для создания современной динамичной экономики ограничены, а Россия, как известно, страна непредсказуемая, здесь уже не раз фикции и утопии, торжествуя над реальностью, приводили к парадоксальным последствиям. Так было в 1937г., когда результатом борьбы за свободу стало создание тоталитарной империи. Или при Горбачеве, когда пытались покончить с застоем и ускорить технический прогресс, но вместо этого увеличили и без того немалый государственный долг, сохранив в полной неприкосновенности прежнюю отсталость и добавив распад страны. Или при Ельцине, когда ратовали за создание рыночной экономики, а получили криминальный базар. Но, может быть, на этот раз наперекор любым логическим построениям и здравому смыслу, результаты станут успешными. Не хочется думать, что через несколько лет кто-то из стоящих у кормила власти, нисколько не смущаясь, будет говорить о модернизации как о несбывшемся, но великом замысле эпохи, или о том, что хотели, как лучше, а получилось…