Опубликовано в журнале СловоWord, номер 68, 2010
ПРОЗА
Сергей Мартиросов
ИДИОТКА
Новелла
Свидетельница
До чего некультурно ест этот человек. Чавкает, прихлебывает, сопит. Ему плевать на окружение, будто все такие же животные, как и он. А хлеб-то как откусывает. Видать, не ел много лет. А ест-то что? Борщ в плохой столовой. Жижа. Перед ним только тарелка борща и черный хлеб. Заплатить, что ли, чтобы ему дали еще рубленый бифштекс с картошкой и луком? И еще этот шум вентилятора. Не буду больше концентрироваться на нем, пошел он …
После этих слов голова некультурного мужика свалилась с грохотом на тарелку, а сам он всем телом навалился на край стола. Руки, как плети, повисли вдоль тела. Через мгновение завопили две официантки, обслуживающие столовую. И поесть не дадут. Ну пьян мужик, вот и отключился. По крайней мере не чавкает, чего тут паниковать. Живем же на Руси. Видали и не таких пьянчуг.
– Кровь, кровь бьет фонтаном, – закричал буфетчик, выскочивший в столовую. Но приблизиться побоялся.
Ну и недоноски. Это же красный бурачный цвет борща, а не кровь. Ну и дурачье. Поучились бы у меня хладнокровию.
Арина демонстративно отвернулась к окну, вызывающе прожевывая и без того мягкий торт. Вот что значит столоваться среди нищих в этом убогом районе. Ее взгляд снова обратился в сторону этого мужика, когда из его руки на каменный пол с треском выпала ложка. Тут же и объект наблюдения свалился на пол, а с ним и тарелка соскользнула со стола и разбилась, ударившись о пол.
– Я уже звонил. Звонил, говорю, дура, перестань выть, – услышала Арина слова, которыми буфетчик пытался успокоить уборщицу.
Две минуты невозможно посидеть спокойно и обдумать свои беды. Сперва уходит любовник, потом на работе получаешь предупреждение, а после мама звонит и жалуется, что Ромка плохо ведет себя, просится к матери. А какая я мать к черту? Да и где я буду держать сына? У меня и денег на детский сад не найдется. Вот и думаю о себе, вместо того чтобы смотреть на этого пьянчугу. И мать плохая, и чертежница плохая, и любовница плохая. И чего это он лежит и даже не пошевелится?
Дверь с шумом открылась, и вошли двое ментов, несколько человек в штатском и еще трое в белых халатах с носилками на колесиках. Погляди-ка, какой у нас теперь уход за алкашами. Может, и на лимузине отвезут в вытрезвитель? А чего бы не отвезти? У некоторых людей денег тьма тьмущая.
– Две пули в голову. Видимо, через вон то открытое окно, – сказал один из штатских и пошел к окну.
– Девушка, пересядьте туда. Здесь вы на дороге к телу покойного, – высокий мужчина смотрел на Арину.
– Это он-то покойный, этот алкаш?
– Он мертв. Будьте любезны.
– И не подумаю. Вы ему еще лимузин подайте.
– Да что вы с ней цацкаетесь, – буфетчик рукой смахнул со стола ее тарелку с тортом и кофе, – не видите, что имеете дело с упрямой идиоткой, которая мертвого от живого не может отличить.
– Нахал! Верните мои деньги.
Буфетчик стал неистово рыться в кармане:
– На, и убирайся из столовой, ослица, – буфетчик швырнул ей в лицо несколько банкнот.
– А за оскорбления я привлеку вас к судебной ответственности, – Арина гордилась своим хладнокровием в этом нищем притоне, как она уже окрестила рабочую столовую.
– Замолчите оба. Никому не выходить из столовой, пока я вас не опрошу, – седоватый мужчина сказал это и подошел к человеку, который возился с мертвым мужиком.
Арина пересела, достала из кармана помаду и стала демонстративно подкрашивать губы. Пусть лопнут от ненависти ко мне. Да, я такая. Я умею за себя постоять.
Когда за перегородку вызвали ее, она уже поняла, что произошло убийство. Это я накликала проклятие на этого плебея – уж очень хамски он чавкал.
– Ваша фамилия, имя, отчество. Для протокола.
– Арина Вячеславовна Тарасюк.
– У нас только один вопрос. Не заметили ли вы чего-нибудь странного, чего-то такого, что отвлекло вас от еды.
– Много чего, – у Арины был победоносный вид, – прежде всего, покойничек был голоден как волк и чавкал как свинья. Свидетельствую под присягой, – она стала визгливо хохотать, довольная своей шуткой.
Седоватый поморщился, вздохнул и продолжал опрос свидетельницы:
– Ваши наблюдения пока не могут помочь следствию. Что-нибудь странное. Ну, например, кто-то говорил с покойным или он звонил куда-то.
– Такого не было. Только к тому большому окну от самого пола, что выходит на улицу, подходил высокий мужчина в черных очках и, приложив ладони к стеклу вот так, вглядывался внутрь столовой, – Арина показала, как тот смотрел. – Тогда солнце было на той стороне, и увидеть снаружи что-либо внутри было невозможно. Вот он и смотрел, приложившись к стеклу. Небось, искал, у кого бы выклянчить пару-тройку деньжат.
На этот раз седоватый не поморщился, а наоборот, обменялся взглядом с другими.
– Вы можете показать место, где стоял незнакомец?
– Разумеется.
Арина точно указала, где стоял человек в темных очках. Потом подробно описала его. Чуть помедлив, добавила:
– Перед тем как уйти, он улыбнулся. Я заметила, что у него слева была золотая фикса. Смотрел он не на покойника, а в глубь столовой.
– И что там было в глубине? – высокий аж склонился к ней с надеждой в глазах.
– Бабка сидела. – Она кивнула и тут же отхлебнула чаю. – Рожа, скажу я вам, только в плохом сне увидишь.
Арина давно потеряла интерес к беседе. Она рассматривала свой маникюр. Поэтому и не заметила, что седоватый даже привстал, а у высокого рот приоткрылся.
– Сударыня, вы понимаете, что за ложные показания свидетелю грозит тюрьма?
– Я-то… Ложные показания? Господа, вы же не придурки все-таки. Я вам тут вывалила кучу своих наблюдений, как вы просили, а вы мне угрожаете. Никакого дворянского достоинства. Никакой благодарности.
Когда она вышла из столовой, штатские заговорили. Сперва они хором произнесли:
– Идиотка.
Позже седоватый сказал задумчиво:
– Странная особа – глаз как алмаз, а говорит, как социально неполноценная псишка. Чтобы убедиться, что она не врала, надо все проверить. Расположение отпечатков пальцев должно быть точно таким, как она обрисовала.
Высокий повернулся к одному из присутствующих:
– Костя, а ты ее сфотографировал? Она же уникум.
– Я всех фотографирую. Если бы все свидетели были такие наблюдательные… Она любому сыщику фору даст, а вообще – хамка и скандалистка, страдающая манией величия.
Арина ищет работу
– Арина, неужели вы не видите, что ваша копировка отклоняется от чертежа. Что же мы скажем архитектору? Мы не можем дать заказчику только компьютерные копии. – Начальник смотрел на нее с недоумением.
– Простите, но это ваша забота, – Арина смотрела в сторону (до того ей противно было разговаривать с этим прохвостом, а такими были все в чертежной мастерской – таково было безоговорочное заключение Арины).
– Ну хорошо, это одно. Объясните и другое, почему вы обозвали Эльзу кретинкой. Она же вам ничего плохого не сделала, а только сказала, что лучше начинать копировку сверху, – на лице начальника было нескрываемое любопытство.
– Я не люблю, когда меня учит жить эта недоразвитая кретинка, – нос Арины выражал гордое высокомерие.
– Арина Вячеславовна, с сегодняшнего дня вы освобождены от работы. Зайдите в бухгалтерию и рассчитайтесь.
Они ждали от меня слез и унизительных просьб, но не дождались. Жаль только, что проработала всего два месяца. Снова садись на пособие родителей. Но честь превыше всего. Ей показалось, что по щеке скатилась слеза досады. Этого еще не хватало.
Она села на скамейку недалеко от своего дома. В аллее было тихо, жарко и неуютно. Одиноко. Что-то не так. Моя жизненная позиция не нравится людям. Неужели так и буду наталкиваться на дураков? Мне бы попасть в компанию умных людей. Там я себя проявила бы. Она откинулась на спинку скамейки и закрыла глаза. Теперь уж точно не смогу взять Ромку. Да и зачем? Ну какая я мать. И чего он только просится ко мне. Мама говорит, что дети любят не столько бабушек и дедушек, сколько папу и маму. А если я плохая мама? Такое тоже бывает. И зачем его обманывают, что я его мама. Все так думают. Мать-то его умерла при родах, а мама сжалилась над ним и усыновила на мое имя. Идиотская история. Ну не чувствую я себя матерью, а он ревет в трубку, разрывается малыш. Если бы ему сказать, что я не его мать, все бы образовалось. Но ему только три года.
– Арина Вячеславовна, очнитесь.
Она открыла глаза и увидела того седоватого, который ее допрашивал.
– А вам-то чего надо от меня?
– Вот вам цветы и конфеты от всех нас из следственного отдела. Вы помогли найти преступника. Вы просто созданы для нашего отдела.
Арина держала в руках цветы и конфеты и пыталась что-то сказать. Мне с умными людьми бы пообщаться, а тут этот следователь.
– Простите, я не представился, – седоватый привстал. – Егор Кузьмич Шаровой, следователь по особо важным…
– Некстати вы, Егор Кузьмич. За подарки спасибо. Поймали убийцу?
– Сразу же, и не только его. И все благодаря вам. Спасибо.
– А прошлый раз у вас не было бакенбард. И чего вы их отрастили? Вам они не идут. У вас сейчас вид дешевого соблазнителя невинных девиц.
Вот это наблюдательность! Он смотрел на нее, и глаза его улыбались:
– А я думал, что без бакенбард мне не соблазнить вас. Значит, ошибся.
Седоватый встал с места, вытащил из верхнего кармана пиджака свою визитку и протянул ей:
– Когда вы почувствуете, что люди вас не раздражают, приходите ко мне. У нас есть вакантное место помощника следователя. Вы будете работать со мной. Подумайте, обязательно подумайте. Честь имею.
Он повернулся и пошел по аллее. У Арины все клокотало внутри. Да как он смеет учить меня, какой мне быть. Я такая, какая я есть. Кому не нравится, может катиться на все четыре стороны. Скажи, пожалуйста: «Когда вы почувствуете, что люди вас не раздражают». Как могут не раздражать, если имеешь дело с недоразвитыми. Но он-то не производит впечатление идиота, а еще цветы и конфеты. «Подумайте, обязательно подумайте». Я всегда думаю, я непрерывно думаю, я днем и ночью думаю. Если бы думала, то взяла бы Ромку. Он же сирота. Если станешь ему мамой, то не будет сиротой. А об этом ты подумала?
Она уже хотела открыть коробку с конфетами, но потом передумала. Встала и пошла к автобусной остановке. Поеду, заберу Ромку. После начну искать детский сад. В автобусе рядом сидела женщина, которая все время шумно копалась в сумке. Тут ей снова послышались слова седоватого: «… люди вас не раздражают». Как же не раздражаться, если эта идиотка уже битый час копается в своей сумке. Очень хотелось спихнуть эту женщину с сиденья, до чего неприятная особа. «…Люди вас не раздражают». Арина закрыла глаза, чтобы забыться на некоторое время. Сева-то как сбежал от меня, любовничек. Вот его слова: «Ты не женщина, ты злобная фурия. Противно смотреть на тебя». Противно, так и катись колбасой. Любовник. Нет, ты не любовник, ты мне враг. Она смахнула слезу.
– Вам плохо, женщина? Могу я помочь вам? – соседка по автобусу перестала копаться в сумке.
Арина уже хотела ей сказать, чтобы она заткнулась и перестала ворошить предметы в своей сумке, но вдруг вспомнила: «Когда вы почувствуете, что люди вас не раздражают». Давай притворимся доброй феей и посмотрим, что из этого выйдет:
– Спасибо. У меня все в порядке. Просто вспомнилось.
– Нам, женщинам, полезно иногда поплакать, сразу легче становится. Когда случилась беда с моей дочкой, я много плакала, и это спасло и меня, и ее. Я уверена, я выплакала ей здоровье. Теперь она студентка, – женщина улыбалась, но вытирала глаза краем платка. Потом снова стала нервно копошиться в сумке.
– Я вам очень сочувствую, – выдавила из себя Арина, хотя моментами мелькала мысль ударить ее по рукам, чтобы не лезла в сумку.
Она поднималась на лифте к родителям, а в голове была только одно, что совершается ошибка. Нельзя брать малыша. Она позвонила в дверь и услышала радостные крики ребенка, который думал, что дедушка вернулся с работы. Когда дверь открылась, малыш растерянно уставился на Арину, а потом с криком: «Мама, мама», бросился к ней и зарылся в ее платье. Она присела, он обнял ее и крепко прижимался к ней, будто понимал, что она – его последняя надежда иметь свою родную маму.
Мать Арины смотрела на нее и не верила своим глазам – Арина плачет. Малыш тоже увидел, что его мама плачет, и стал реветь. Арина вытерла слезы и тихо шепнула ему на ухо:
– Ты уже большой мальчик. Не плачь. Мы пообедаем здесь и поедем жить ко мне. Твой дом там, где твоя мама.
– Я тебя очень люблю, мама.
Арина села на ковровую дорожку в передней. Как же не плакать, когда так плохо мне. Так плохо. Одна среди … Она уже хотела сказать «среди недоумков», но сдержалась.
– Вставай, мама. Пойдем, я тебе покажу, что я нарисовал. Дедушка купил мне фломастеры. Я нарисовал тебя, – лепетал малыш тихим голосом и тянул ее за руку.
Арина смотрела на его мазню и не могла понять, почему ребенок говорит, что он нарисовал свою маму. Просто мазня. Дура. Он смотрит на это и видит тебя. Разве непонятно? Он правильно нарисовал. Злобная фурия. Я и есть грязная мазня.
Малыш сидел у нее на коленях и с удовольствием ел, пока она его кормила.
– Он старается есть сам. А с тобой, смотри-ка, ест с ложки. Ах, Арина. Подумай. Он любит тебя.
– Мне не надо думать, я его забираю. Только я потеряла работу, помогите, пока я найду новую.
– Опять? Ладно, не беда. Папа пока работает.
Вечером, уложив его спать, она открыла свою сумочку и сразу же наткнулась на визитку этого Егора Кузьмича. А что? Прямо с Ромкой и поеду к нему. Девать-то некуда малыша.
В назначенное время она сидела в коридоре, пока Егор Кузьмич не освободился. Она вошла, ведя за руку Ромку.
– Это мой сын Роман. Мне негде его оставить.
– Садитесь на диван с ним, а я вскоре к вам подсяду, – следователь снова повернулся к компьютеру. Смотрел в него и продолжал говорить: – Повезло с компьютерами. Вот такой подарок. А вы умеете обращаться с компьютерами?
– Разумеется, за кого вы меня держите? Мне же не сто лет, а всего-навсего двадцать четыре. Я же не идиотка?
Следователь с трудом сдержал смех, прячась за экраном монитора. Он вспомнил всеобщее мнение о ней: идиотка.
– Похвально. Многие люди, которые начинали жизнь без компьютерного обучения, чувствуют огромный дискомфорт перед монитором.
Тут его лицо снова появилось над монитором. Он встал и пересел на стул, чтобы поговорить с ней и рассказать об обязанностях помощника следователя. В это время вошел тот самый «высокий», который тоже был в столовой с убитым. Увидев ее, он застрял в двери:
– Я, кажется, не во время, Егор.
– Да нет. Проходи и возьми стул. Я собираюсь взять Арину Вячеславовну к себе в помощники. Расскажем вместе, что ее ждет на новой работе и чему ей надо будет обучиться. Я вам не представил Владимира Александровича, следователя нашего отдела от прокуратуры.
Она внимательно посмотрела на Владимира Александровича и рассмеялась:
– А вот этот шрамик у глаза вы заработали за этот месяц, что я вас не видела. Видимо, это было наказание за то, что плохо думали о людях.
Следователи переглянулись.
– А вы уверены, Арина Вячеславовна, что тогда этого шрамика не было?
– Так же уверена в этом, как и в том, что Владимир Александрович тогда был в светлой куртке и темных брюках. Такие детали я помню всегда.
Когда она ушла, Владимир Александрович вздохнул огорченно:
– А ведь производила впечатление идиотки. Все там так думали. Какой гадкий характер. А наблюдательность просто невероятная. Как же это так: она всех видит, кроме себя?
– Володя, нам надо ее раскрутить. Она идеальный помощник для меня, хотя и не имеет должной квалификации. Я ее боюсь представлять полковнику. Она может нахамить ему, если посчитает его недостойным ее дворянского внимания.
Оба стали смеяться, хотя и с огорчением.
– Просто не понимаю. И красивая, и ребенка имеет прекрасного, мать и отец живы-здоровы, умная – ты видел, как она управляется с файлами? Ну почему она такая злая? – Егор Кузьмич досадливо хлопнул по столу.
– Егор, ты не торопись западать на нее. В беду вляпаешься с этой «аристократкой». Тридцать пять лет был холостяком, а теперь тянешься к этой дамочке. Я же вижу. Она за пару дней тебе опротивеет. Верь старому плейбою, – Володя наслаждался, подтрунивая над всегда спокойным и сдержанным Егором.
В это время Арина сидела уже в кафе и смотрела, как Ромка облизывает ложку и размазывает мороженое по лицу. Она достала мобильник:
– Мама, я нашла работу. Ну да, сразу. Повезло. Что? Нет, не чертежницей, а главным следователем Москвы. Ты в шоке? Да нет, я пошутила. Помощница следователя. Обязанности: работа на компьютере и осмотр трупов. Я не шучу. Прошлый раз мне не понравилось, что ты стала слегка накладывать на щеки румяна. Не делай этого, пожалуйста. Женщина? Ну и что. Ты и так хороша. Смеешься. А-а, Ромка? Ест мороженое, как сто поросят и одна свиноматка. Смеешься. Просто впервые мне понравился человек. Он верит в меня. Говорит, что у меня глаз острее увеличительного стекла и фотоаппарата вместе взятых, острее, чем у орла. Гордись своей дочерью. Не все идиоты на свете.
На работе и дома
– Мама, сегодня Ромку не приведу. Егор Кузьмич устроил его в детский сад. Малыш, правда, плакал, но привыкнет. Я ему обещала купить пожарную машину, как у Васьки, нашего соседа, с которым он играет. Пока-пока, вхожу в здание. Позвоню вечером.
Она была еще на пороге, когда Егор Кузьмич спросил ее с удивлением:
– Арина Вячеславовна, откуда вы взяли все те детали, которыми вы обогатили двенадцатый файл? Я что-то не помню, чтобы они всплыли на совещании после осмотра места происшествия.
– Я сопоставила свои наблюдения и фотографии Литягина. Мои наблюдения точней. Все-таки ему надо делать снимки при большем увеличении. Вот смотрите сюда…
Но он уже не слушал ее. Она склонилась к компьютеру, почти касаясь его, и рассказывала. Она говорит правду. Пригодятся или нет все эти детали, но точным следует быть. Он думал об этом, а чувствовал другое: если сейчас не встану и не уйду, быть беде. Я ее поцелую. Идиот целуют идиотку. Ну да, идиот. Западать на эту странную особу с мерзким характером?
– Мне надо выйти по делам. Вы займитесь другими файлами, которые мы должны перенести в компьютер.
Он вышел во двор и сел на приступочку у задних дверей. Глупость какая-то. Все время тянет к ней. Даже дома все время думаю о ней. Что со мной? Вижу же, что стерва, неспособная понять простые человеческие отношения, простые социальные нормы поведения, а рвусь к ней. Секс? Да нет, хуже. Ужасно нравится. А может, и влюбился. Но в кого? В идиотку? Егор закурил.
Он не поверил, когда увидел, что она идет к нему через задний двор:
– Егор Кузьмич, – кричит, – пуговица не его.
– Вы о ком? – в нем начало подниматься возмущение. Она говорит, а я хочу ее поцеловать. Смотри, как раскраснелась, как похорошела. Ну, кто идиот, она или ты?
– Помните, во время выезда на Колпино вы заинтересовались пуговицей, а потом вас отвлекли. Помните? Ну так вот, это была не его пуговица.
– Я знаю, о чем вы. Да, это не его пуговица. Идите, я скоро приду.
– Не перебивайте, а дослушайте, что вам говорит дама.
При этих словах у него было огромное желание влепить ей оплеуху. До чего резкое существо. Оскорбительное и неуживчивое. Потом он стал прислушиваться к ее рассказу о том, почему это так важно – отыскать владельца пуговицы. Скажи, пожалуйста, у идиотки тоже есть логика. Оттого, что он мерзко и несправедливо называл ее в уме идиоткой, ему стало еще хуже.
– Пойдемте. Я вызову всю следственную группу, и вы расскажите нам свои соображения.
Когда кончилось совещание, на котором случайно оказался и полковник, Егор остался с ним наедине, чтобы обсудить дальнейшие шаги в этом деле. Однако полковник начал разговор с другого конца:
– Егор, надо бы определить эту Тарасюк на заочный юридический. Есть вакансия. Мне нравится, как она быстро и точно соображает. Да и глаз у нее острый. Ты не злись на нее, что она такая стерва, она работает с любовью и пониманием. Я вижу это. За три месяца я пригляделся к ней. Только, когда она хамит, надо ей строго выговаривать. Стажерка из Румынии даже спросила у нашего Аркаши-переводчика, не особенность ли это русского языка – так грубо разговаривать, как Арина. Аркаша улыбнулся и посоветовал этой иностранке почитать Толстого, – полковник засмеялся. – И меня порою тянет нахамить. Как люди там в других странах? Румынка же четыре языка знает и собирает материал для диссертации. Может, в Европе у людей нервы железные, а?
После разговора с полковником Егор решил попробовать свой метод воспитания. Когда Арина, не отрываясь от компьютера, буркнула что-то невежливо Володе, а тот сперва развел руками, а потом махнул рукой и вышел, Егор громко сказал:
– Ты, Арина, видать, из холопов, из дворни. Твое холопское хамство всем надоело. Столько плебейства в одной милой женщине.
– Как вы смеете меня оскорблять?
– Холопка ты, хамка и плебейка. Тебе бы немного почитать Толстого, чтобы научиться культурному языку интеллигентов и аристократов, если простая человеческая доброта и вежливость тебе недоступны. Идиотка ты и хамка, – Егор хлопнул дверью и вышел, осознав, что заметно перебрал. Я все же майор, а она только должна получить звание сержанта. Перебрал. Завтра не придет на работу.
Секретарша Нюра тут же высунула голову в коридор. Ну конечно, опять эта Арина. Чего это мужики за нее так держатся? Обыкновенная девушка, да еще стерва, каких не сыскать. Головная боль всем нам. Она тут же позвонила подруге.
Утром Егор шел на работу после бессонной ночи. Выгоню к чертовой матери, но хамства больше не потерплю. Холопка и идиотка. И как я мог думать, что влюбился в нее? Она же стерва, каких мало. Идиотка. Именно.
Арина сидела на своем месте у компьютера, красивая и сосредоточенная. Егору снова захотелось исподтишка смотреть на нее. Проглотила или готовит ответный удар? На столе у него лежало заявление об уходе с работы по собственному желанию.
– Что это такое? – он смял заявление и бросил в середину комнаты. – Ты можешь хамить всем, а правду о своем поведении не хочешь выслушать?
– Нет. Я на вас не в обиде. Вас настроили против меня.
– Идиотка, ну полная идиотка. И откуда у такой идиотки такие способности! – Егор бегал по комнате и кричал: – Идиотка!
– Жаль, – холодно подвела черту их общению Арина. – А я-то, грешным делом, думала, что Егор Кузьмич влюблен в меня. А он просто хам.
– Это я-то влюблен в тебя? Ты совсем ополоумела. Ты и меня превратила в холопа. Я в нее влюблен! Надо же дойти до такой глупости.
Нюра выглянула как раз вовремя. Арина вышла из кабинета и шла по коридору, вытирая слезы. Стерва плачет. Надо же. Это что же ей наговорил наш скромный и спокойный Егор Кузьмич? Смотри, а ведь не просто слезы, ревет в три ручья. Что же это он ей сказал?
Полковник смотрел на Егора, держащего в руках мятое заявление Арины.
– Непорядок, майор. Я от тебя никак не ожидал такого неподобающего поведения. Стерва она или даже проститутка подзаборная, но вежливость с женщинами – это мундир офицера. Я не узнаю тебя, Егор Кузьмич.
– Я думал, что, нахамив ей, я покажу, что испытывает каждый, кого она обливает помоями. Согласитесь, что из-за нее в отделе постоянное напряжение, – Егору казалось, что он говорит искренне, но, увидев лукавый зайчик в глазах полковника, он замолчал.
– Ладно, иди, я утрясу все проблемы. Мы не можем ее потерять. Надо ее воспитывать, но не твоими методами, – полковник рассмеялся.
Через несколько дней Егор столкнулся с Ариной в дверях управления, когда приехал пораньше с отчетом. Он поздоровался, она не ответила и демонстративно отвернулась. Только в конце дня он узнал, что полковник перевел ее в группу подполковника Чижова, который вел затяжные дела с организованной преступностью. Такого сотрудника потерял. Сказано же: никаких эмоций на работе. А я превратился во влюбленного пацана.
По дороге домой, в вагоне метро он вздрогнул, почувствовав, как мягкая женская рука настойчиво прикасается к его ладони:
– Не дуйтесь на меня, Егор Кузьмич, пойдемте ко мне и поговорим. Ромка сегодня у мамы, он слегка приболел. Вы же не торопитесь?
Егор обхватил ее за талию и прижал к себе, как бы защищая от тесноты:
– Вот теперь можешь хамить. Я заслужил.
Она приподнялась на цыпочки и поцеловала его:
– Все мужики наивные петухи и дураки. Женщины много умней мужчин.
– Говори, что хочешь, – шептал он, – только не отходи от меня.
– Я поняла, как ты хочешь расправиться со мной. Ты меня удушишь сейчас. Не забывай, что я слабая женщина. – Это была другая Арина. Совсем другая.
Сержант милиции
Все уже знали, что Егор с Ариной. Все недоумевали. Еще бы. Выгнал, а потом стал бегать, как собачонка, за ней. А эта гордая «дворянка», наверное, в постели хамит ему и отвешивает оплеухи. Вот мир устроен. Кто бы мог подумать? Закоренелый холостяк по уши втюрился в эту стерву и хамку. Ну не скажи. Не только Егор Кузьмич. А наш старик, подполковник Чижов? Души в ней не чает. Лично пришел посмотреть, как будут ее опрашивать на экзамене. «Ариночка, милая». «Ариночка, дочка». Мужики, точно, идиоты. А она хитро подхалимничает. Может ходить на работу в штатском, а ходит в сержантской форме. Говорят, что очень гордится, что работает в знаменитой группе Чижова. Ему не хамит. По крайней мере, прилюдно. А я вот прошлый раз видела на автобусной остановке, как она смотрела на Егора. Как рабыня. Снизу вверх и прижавшись, будто боится потерять. Просто собачонка. Погладь или прибей, все одно – осчастливишь. А ты обратила внимание, что она всегда теперь молчит? А знаешь почему? Боится нахамить. Она же стерва, вообразившая себя аристократкой. Гляди, столько людей хочет учиться, а только ее определили на юридический. Как это она не нахамила экзаменатору? Ладно, пошли. Все помешались, только и разговоров об этой Тарасюк. Будто перевыборы президента Российской Федерации. Анекдот.
В коридоре стояла Тарасюк в своей неизменной сержантской форме и держала за руку мальчонку.
– Сын?
– Ну да. Зовут Романом, – Арине не хотелось говорить. Обещала Егору быть доброй и терпеливой, вот и надо стараться.
– А как сына-то по отчеству кличут? – Ехидно спросила худая и высокая Тася, прекрасно зная, что ведет себя как последняя стерва, намекая на приблудного ребенка.
– Ну и дура ты, Тася, откуда же у ребенка может быть отчество, если его Бог мне подарил. Тебе бы немного книг почитать да ума набраться. Жердь неотесанная.
Арина пошла по коридору с Ромкой, который подпрыгивая бежал за матерью.
– Вы слышали, девочки? Вы слышали? Я доложу Чижову, хамка бессовестная. Хамка! – закричала вслед разъяренная Тася.
Девочки молчали. Что тут скажешь, кто из них стерва? Чижов всегда держит сторону Арины. Бесполезно. Он же мгновенно расколет Тасю и поймет, кто из них стерва. А потом, можно и нагоняй получить. Как можно намекать матери, что ребенок у нее внебрачный? Да и что мы все знаем об этой Тарасюк, кроме того, что она известная грубиянка? Но не только. Всегда ее везут на место происшествия. Говорят, глаз алмаз. Опять же, помощь следствию. А Чижов на совещании даже сказал, что ее файлы можно сдавать на выставку достижений милиции.
Арина вела по улице Ромку и хихикала. Егору не расскажу. Мужики дураки, будет читать нудные нотации о вежливости – это его конек.
– Ромочка, а ты знаешь, что значит отчество? Тебе же скоро четыре года будет. Ты уже большой.
– Ну да, знаю. Меня зовут Роман Егорович Тарасюк. Я уже большой и скоро пойду в подготовишку. Егор мне все разъяснил, как мне отвечать на вопросы, – деловито отвечал Ромка, преданно глядя в глаза матери.
Арина остановилась, присела и обняла его:
– Ты у меня самый умный, самый хороший сынуля. Пойдем, я тебе пирожное куплю с лимонадом. А сама выпью кофе.
Сегодня отгул, а все равно мысли возвращаются к работе. Надо будет днем уложить Ромку спать и поработать. Нет. Лучше сварю украинского борща, мама же дала рецепт. Попробую. Егор любит борщ. А для Ромки сделаю котлеты. Этому я уже выучилась. До чего нудное занятие торчать на кухне и готовить. А ты как думала? Она вдруг осознала, что прошло много месяцев, а Егор ей так и не сделал предложение. Дурачок. Боится брака со стервой. А мне все равно, муж ты или любовник. Только бы была любовь, как сейчас. А что говорят эти «таси и нюры», наплевать. У меня есть Роман Егорович и Егор Кузьмич. Тоже немало для одной женщины. Кофе здесь хороший. Мне надо еще выучиться готовить кофе. Я же заметила, что Егор морщится, когда пьет мой кофе. Теперь сам себе варит.
Арина плыла в потоке своих разрозненных мыслей, а на душе было покойно и тепло. Скоро придет лето, уговорю Егора съездить на Кипр. Там же сплошь русские, говорит папа. Что-то кольнуло в животе. Наверное, из-за того, что задержка. Прошло всего десять дней от срока месячных. Правда, такой длительной задержки ни разу не было. А что, если прямо сейчас сходить к врачу? Мы с Егором иногда теряем контроль за событиями. Она улыбнулась. Ведем себя не как разумные менты. Закажу еще кофе. Не Егору же рожать. Мужики дураки, их всегда надо наставлять на путь истинный. А ты сама? Я уверена, что у нас настоящая любовь. Она еще улыбалась, когда подошла официантка. Не смотри на меня так, я не сумасшедшая.
– Еще кофе, пожалуйста.
А Егор говорит, что тогда, в рабочей столовой, я производила впечатление чокнутой идиотки. Ну да, на меня нападает такое, когда меня отвлекают от моих мыслей.
Эта задержка с месячными мне не нравится. Пойду к врачу. Надо разобраться. Чижов приучил меня делать все «не отходя от кассы», как он выражается, сразу же, пока свежо в памяти. Хотя он не понимает, что я и через десять лет помню все. У меня память, как кинопленка, все фиксирует сразу и навсегда. Я это всегда знала, но не умела пользоваться. Пойду к врачу. Нет, сперва экспресс-тест.
Утром в субботу Егор умчался по срочному вызову, и Арина не успела сказать ему, что беременна. Экспресс-тест показывает, что я беременна. Схожу-ка еще к врачу, потом скажу. Боязно. Подумает, что напрашиваюсь в жены. Мужчины же любят разглагольствовать о свободе, понимая под нею количество женщин, с которыми переспали. Сексуальные маньяки.
Всю неделю Арина ходила на работу сама не своя – так не хотелось говорить с Егором о беременности. Что-то останавливает меня. А если он скажет, что не хочет ребенка? Он же не предложил мне руку и сердце после стольких месяцев самой нежной и ласковой любви. Будь мужественна. Сегодня Ромки нет, он уехал с бабушкой на месяц в деревню. Не трусь. Что будет, то будет. Такова твоя судьба. Только одно словечко:
– Егор, я беременна.
Он испуганно отстранился от нее, и пальцы его зашевелились, как маленькие африканские гадюки. Затаил дыхание и молчит. Арина отошла и стала собирать тарелки со стола, чтобы помыть их. Он не подходил. Наконец она не выдержала:
– Ты что, язык проглотил? Я не собираюсь тебя захомутать, – она говорила ровным и спокойным голосом, – ты свободен, и тебе нечего надевать на себя терновый венец. Дурак ты, Егор. Так ты ничего и не понял в жизни.
– Послушай, Арина. Мне просто надо подумать.
– В такой ситуации думают только ничтожества вроде тебя. Иди к себе домой и больше не приходи ко мне.
Как она спокойна, и эти слова – «терновый венец», откуда она знает такие выражения? Много читает.
– Я думаю …
– Иди к себе домой и думай. Помни, что ты для меня теперь что пень гнилой, что мусор у подъезда, что дохлая крыса. Иди.
Кровь прилила к лицу, обида стала душить, он чуть не выкрикнул: «Идиотка!».
Когда хлопнула дверь, Арина присела на стул, достала из фартука свой сотовый и позвонила маме:
– Мам, как Ромочка?
Утром Егор пришел к Арине, чтобы поговорить и вместе поехать на работу, но ключ не вставлялся в замок. Когда же она успела поменять замок? Он бросился на работу к ней, чтобы объяснить, что ему нужно время, чтобы обдумать сложившуюся ситуацию, но она уехала в отпуск, говорят, на Кипр. Вечером Егор сидел в баре с Володей и жаловался ему на грубое обращение Арины.
– Она что, пыталась добиться от тебя женитьбы?
– Да нет. Просто сказала, что беременна. Я растерялся. Не готов я был к этому. А пока думал, она послала меня, а потом и замок в двери сменила. Все сразу и безоговорочно.
– Дурак ты, Егор. Она хоть и грубиянка, но человек с достоинством и без хитростей. Все знают это. Не могла она не сказать тебе, что беременна. А ты сразу же в кусты. Я хоть и старый плейбой, а все же не повел бы себя как последний трус. Стыдно, майор.
– Ты думаешь – это все? Она не вернется ко мне, даже если я ей предложу выйти замуж за меня? Женщины же мечтают об этом, а я к тому же люблю ее. Она это знает.
– Дурак ты, Егор. Ты так и не понял Арины. Она кремень. Она черно-белая. Либо любит, либо нет. Либо умный, либо дурак. Поэтому и грубит. Это старик Чижов чуть-чуть улучшил ее манеры. Он же покладистый и добряк. А ты оплошал, такую женщину упустил. Ты же не сумеешь жить, как я – из одной постели в другую. Следственный просчет вышел у вас, господин майор, говорю тебе как самый близкий друг.
– Заткнись. Тошно от самого себя. Давай выпьем.
Когда она была на шестом месяце беременности, он перевелся в Питер. Следователь-то он хороший, тут еще подполковника получил. А что было делать? Она уперлась, девочки, просто уперлась: «Такой муж мне не нужен». Вот что она заявила Чижову. Старик любит ее, как собственную дочь, но и он не сумел ее уломать. Отказаться от такого мужика, как Егор Кузьмич, да еще с шестимесячным приплодом в животе. Вот стерва-то упрямая, ослица. Это что же она возомнила о себе? Идиотка.
Эпилог
Через аэровокзал шла стройная женщина в простом ситцевом платье и держала за руку девочку лет четырех, а рядом с ней шел мальчик лет девяти, степенный и серьезный. В ее темно-русых волосах проглядывала седина, хотя на вид ей было не более тридцати. Недалеко от досмотра она обратилась к мальчику:
– Тебе не тяжело с рюкзаком, Рома?
– Привычно, мам. Я ведь на теннис хожу и не с таким.
– Мам, а мне тяжело. Сними мой рюкзак, – девочка капризно поджала губы.
– Елена, возьми пример с брата.
– А мне тяжело. Я маленькая.
Рома снял с нее рюкзак и перекинул через плечо.
Когда они прошли детектор и сели недалеко от посадочной стойки с надписью «Моscow», дети тут же отбежали далеко к свободной скамейке, прихватив мешочек с игрушками. Женщина расслабилась и уже собиралась вытянуть ноги, когда услышала:
– Арина, здравствуй.
Рядом стоял Егор. Он полностью поседел, и южный загар особенно сильно подчеркивал его раннюю седину. Часть мочки уха отсутствовала, как будто ее специально срезали, а лоб пересекала напряженная складка, которая никогда не распрямляется. Она разглядывала его:
– Пуля? – Она показала на ухо.
Он рассмеялся:
– Ты все такая же, все примечаешь.
– Да как-то автоматически. Домой после отдыха?
– Нет, не отдыха. Просто сопровождал вас. Ты же денег не принимала. Вот я и нашел такой странный способ быть рядом со своей семьей. Я всегда сопровождал вас в поездках, когда мог.
– Твоим информатором был Володя? Признавайся, что от него ты и узнавал наши маршруты?
– Бери выше – сам Чижов. Он же любит тебя как дочь. Ты же знаешь.
– Все пять лет ездил за мной? – она готова была расплакаться.
– Я, собственно, подошел к тебе сообщить, что меня перевели в Москву, вот я и еду после отпуска на место назначения. Буду в МУРе. Я уже полковник милиции. Если надумаешь, переводись ко мне, Чижов же уходит на пенсию. Моя группа будет на особом положении. А где дети?
Она показала глазами туда, где дети, стоя на коленях у скамьи, сталкивали с грохотом две игрушечные машины и смеялись. Потом она увидела, как они обнимают Егора. Он, видимо, сказал им, что он их отец. Как я могла его так наказать? Она заплакала. Он же мужик. Они же все дураки, как ты могла забыть об этом, идиотка.