Опубликовано в журнале СловоWord, номер 65, 2010
ПРОЗА И ПОЭЗИЯ
Сергей Мартиросов
Я УБИЛ АНГЕЛА
НОВЕЛЛА
Французский поцелуй
Он втиснулся в вагон и оказался вплотную прижатым к молодой женщине, стоящей к нему спиной. А ее соблазнительная попочка просто прилипла к его детородному органу, который торопливо стал подниматься с места. Черт побери, никогда в жизни не ездил в подземке, а тут угораздило, да еще в час пик. Сейчас она повернется и даст мне пощечину. Но что я могу поделать с этим? Я же мужчина и зажат со всех сторон. Вместо этого он почувствовал, что она вертит своим очарованием так, что не оставалось сомнения – она хочет, чтобы они трахнулись прямо здесь, сейчас. Было не до смеха. Вскоре его ладонь оказалась на ее бедре, и он почувствовал теплую мягкую кожу женского тела. Боюсь, что дело кончится все-таки пощечиной. Тут она стала гладить его руку, и он понял, что экзекуции не будет. Секс по взаимному согласию. Надо же. Мне тридцать пять лет. Я никогда не ездил в подземке. И бац тебе. Попочка и прилюдный секс.
Вдруг она резко повернулась к нему, расталкивая соседей, которые посмотрели на нее неприветливо. Она прижалась к нему грудью и положила голову ему на плечо. «Проститутка», – резануло его. Нет-нет, те ведут себя иначе. Та сейчас бы визжала и пыталась доказать всему вагону, что она девственница и я пытаюсь изнасиловать ее. Девушка подняла голову и посмотрела ему в глаза. Ангельской красоты лицо, и приоткрытые губы сочатся вожделением. Бог ты мой, да неужели такое возможно? Первый раз в жизни в подземке, и сразу же безумный секс с небесным созданием, с ангелом в короткой юбке. Типун тебе на язык. Что бы сказала мама, если бы узнала, что я позарился на женщину-ангела. Он обнял ее – теперь можно – и еще крепче прижал к себе. Потом наклонился и поцеловал ее в губы. Все, кто мог это видеть, отводили взгляд. Влюбленная пара, да и только. Браво. Не надо терять времени. Любовь не осуждается обществом. Ее дыхание было таким губительным, что он почувствовал, что еще немного, и он начнет рвать с нее одежду. На клочья, безумно и быстро.
В вагоне уже было не так тесно, но они по-прежнему стояли, вжавшись друг в друга. Он покраснел, когда услышал легкий ветерок ее голоса:
– Доктор Смит, а меня зовут Аннет. Я медсестра из Франции на стажировке в Пресвитерианском госпитале, но не в вашем кардиологическом отделении, а в травматологии. Вы мне всегда нравились. Я даже влюблена в Вас. Все медики Вас знают, даже во Франции. Вы же знаменитость.
Черт побери, чем не ангел. Если скажет разденься, разденусь. Я весь в ее власти. Что это там она бормочет про знаменитость? Он наклонился и снова поцеловал ее.
– Аннет, я первый раз еду в подземке. Поверите?
– Я это поняла по тому, как Вы стесняетесь толкотни. А я привыкла. В Париже бывало и не такое. А в Токио я чуть не осталась без трусов, – она рассмеялась.
Журчит ручеек по камешкам, а я пью из него и не могу остановиться. Казалось, перевидал кучу красавиц в своей жизни, а она… Он снова поцеловал ее. Французский поцелуй.
– Вы куда едете, доктор? Сама-то я еду до Брайтон-бич. Там мы с подругой из России живем. Дешевле и еще океан рядом.
Наконец Норман взял себя в руки, чтобы сказать что-нибудь членораздельное:
– Я тоже именно туда еду. Поразительно. Я купил квартиру у океана, но ни разу там не был. Брокеры уже обставили ее новой мебелью. Словом, мне надо посмотреть. Я все время занят, а так, с этой квартирой, я хоть иногда поеду к океану.
Он снова поцеловал ее и прижал к себе. Я теряю голову с этой женщиной.
– Поздравляю. Это так приятно будет Вам осмотреть свою новую квартиру.
– Аннет, поедем со мной, прошу Вас. Вы меня осчастливите.
– Это Вы меня осчастливили. Поцелуйте меня еще раз. И не выпускайте из объятий, я могу испариться, – и снова журчание ручейка.
Такой пленительный сюсюкающий французский акцент. Аннет знает, что она ангел, поэтому и говорит, что может испариться. Они не могли оторваться друг от друга, поэтому неохотно пошли к выходу на Брайтон-бич.
Она взяла его под руку и посмотрела ему в глаза. Она ангел. Это точно. Иначе я бы не потерял голову в свои тридцать пять лет.
– Мы сейчас пойдем в «International», купим вкусные вещи и потом еще бутылку «Merlo». Я же с двенадцати часов дня ничего не ела.
Она спокойно делала покупки в магазине, как будто ничего и не было между ними, а просто они давнишние знакомые, ну хотя бы любовники. Он ходил за ней в полном оцепенении и, не отрываясь, наблюдал за ее руками, шеей, ногами, улыбкой. Как же это я не замечал ее в госпитале? Травматология этажом ниже. Я часто прохожу через это отделение, когда меня зовут в рентгеновский кабинет. Не выдумывай. Там ты бываешь раз в столетие. Ты и у себя на этаже не очень-то смотришь на людей. Приехал, подготовился, провел операцию, а потом надо сразу раздеться и под душ, а всю эту насквозь пропотевшую одежду долой с себя. Кардиооперации очень длительные, особенно с этим новым методом на безнадежно вялом сердце и с плохими сосудами. Практически заново надо делать человека, заменяя химией и техникой его неудачную генетику.
В самом людном месте она приподнялась на цыпочки и поцеловала его. Он заметил множество любопытных глаз. Только после этого он обратил внимание, что все говорят не по-английски. Наверное, по-русски. Стрелцов мне говорил об этом, когда я собирался покупать квартиру. Это не Америка, а какое-то иностранное государство. Есть такие районы в Нью-Йорке. Нью-Йорк многоязычен, но, в отличие от Вавилона, люди все же понимают друг друга. Было очень любопытно. Когда богат и очень занят, многого не знаешь и не ведаешь, только слышишь об этом на приемах в больнице, но не у родителей.
Она снова его поцеловала прямо в проеме дверей. Вот сейчас просуну руку ей туда за платье, чтоб эти иностранцы знали, что я чокнутый американец. В винном магазине он спохватился, что за все покупки платит Аннет. Она уже собиралась взять свой «Merlo», когда он обратился к продавцу, чтобы тот принес две бутылки самого лучшего шампанского. Она снова поднялась на цыпочки и зашептала ему на ухо:
– Мне не нравится, что Вы пришли в себя, доктор Смит. В поезде я дала Вам изрядную дозу наркоза. А теперь как я буду делать операцию, если Вы очухались?
Она так искренне и горячо шептала ему свою идеологию обращения с мужчиной, что он стал громко смеяться. До чего она прелестна. До чего женственна.
– Почему ты не зовешь меня просто Норман?
– Тогда Вы будете как все Норманы, а я люблю только доктора Нормана Смита, знаменитого хирурга и настоящего мачо, как говорит Катя, – она прямо на середине улицы потянула свою руку туда, где находится главное достоинство мачо. Он автоматически отшатнулся. Снова смеется и не может удержаться. Весь мир находится очень далеко от ее желаний и чувств. Нет ни правил, ни обязанностей, а только чувства, которым она предается сейчас.
– Аннет, я не знаю, где я живу, где моя квартира, где это здание. Сказали, что надо идти сразу в сторону моря.
Она посмотрела на адрес, потом показала его одному пожилому человеку, который стоял у дверей бакалейной лавки, опираясь на ходунок. Тот свободной рукой показал им направление, но бумаги с адресом не возвращал. Аннет рассмеялась:
– Месье, Вам не понадобится эта бумажка, мы живем в цивилизованном обществе, – и снова смеется жизнерадостно своему намеку.
Швейцар, узнав, что его зовут Норман Смит, тут же вышел из-за стойки и стал проявлять знаки внимания, передавая ему ключи от квартиры. Брокеры обо всем подумали. Молодцы. Так и должно быть.
Войдя в квартиру, он успел только прикрыть дверь, но не закрыл ее на замок. Она обняла его и зашептала:
– Я так люблю Вас, доктор Смит. Крепче обнимите меня.
Дальше передней они так и не пошли. Когда он пришел в себя, то заметил, что они оба стоят голые и он упирается спиной в холодное зеркало.
– Аннет. Ты мой ангел и моя безумная страсть. Я хочу убить тебя, разрезать на куски и съесть. Я потерял голову, Аннет.
– Не надо, доктор Смит, – она отошла от него и рассмеялась, – наркоз у Вас уже прошел. Стойте спокойно, а я осмотрю квартиру.
Она ходила голая по квартире и пела какой-то шансон, а он вспомнил, что брокер миссис Гальперин сказала ему, что халаты и все необходимое будет в гардеробе. Он торопливо накинул на себя халат, так как никак не мог представить себя гуляющим голым по квартире. Даже когда был один дома.
Завтра и послезавтра я свободен. Он прошел на кухню с пакетами. Достал из шкафа тщательно протертые бокалы, открыл шампанское и, не дожидаясь ее, залпом выпил бокал. Тут он почувствовал, что голоден так, как никогда не был голоден.
– Аннет, я ужасно голоден. Иди сюда.
– Доктор Смит, кто-то должен осмотреть эту прекрасную квартиру. Лучше, если это сделает ангел, – хохочет.
Он положил в рот кусочек хлеба, взял бокалы с шампанским и пошел искать ее. Она лежала на кровати поверх одеяла в соблазнительной позе:
– Идите сюда. Я дам Вам еще одну дозу наркоза, который Вы так любите, – теперь уже не смеется, а смотрит на него прищурившись.
Я хочу убить ее. Почему мне в голову все время приходят такие кровожадные мысли? Не от профессии же. Когда я оперирую, я просто работаю. А когда сообщают, что пациент стал поправляться, я чувствую в душе глубокое сострадание, радость и милосердие. А с Аннет? Никогда бы не подумал, что будет желание убить ангела. Он смотрел на ее красивое белое лицо, обрамленное черными волосами. Ее темные зрачки притягивали, и не было никаких сил устоять перед этим взором. Так и сходят с ума, потеряв остатки разума. Но как это мощно и захватывающе. Жизнь уходит из тебя, и остается только видение ангела.
Гораздо позже она скомандовала:
– А теперь приступим к ужину. Обед мы прозевали, так как знаменитый хирург был под наркозом, – опять хохочет.
Ей абсолютно безразлично, что происходит вокруг. Она вся в своем чувственном мире, а еще ей нужен ассистент в виде мужчины. Все равно, какой. От этой мысли его обдало холодом, он прижался к ней, но сразу же успокоился, когда услышал, как океанский бриз шепчет в ухо:
– Я очень люблю Вас, доктор Смит. Я мечтаю раствориться в Вас. Ужин подождет. Я и Вы одни в мире. Прижмите меня крепче, мне так не хватает Вас.
– Я сойду с ума, Аннет. Что происходит? Ты уверена, что ты женщина, а не ангел. Боже мой!
Игра в рулетку
В половине первого ночи он позвонил матери:
– Мама, извини, что поздно. Мне на два дня нужен твой лимузин с Роджером, я наконец-то могу немного расслабиться.
Он услышал в трубке, как она отчаянно зевает и не скрывает этого:
– Этот звонок не в твоем духе, Норман, у тебя все в порядке? Я уже приняла снотворное и почти сплю. Я пришлю Роджера. Куда?
Утром они с Аннет лежали обнявшись, и она время от времени проводила языком по мочке его уха.
– Аннет, меня дрожь пробирает, когда ты делаешь это.
– А как по-вашему, почему я это делаю? Я Вас соблазняю, – она зевнула, а потом вдруг вскочила и, уже стоя, добавила, – два дня ничего, кроме нашей любви.
Однако, когда он ей предложил съездить в Атлантик-сити в казино, она стала подпрыгивать на кровати и кричать:
– Едем, промотаем все Ваше состояние, и я буду Вас содержать.
Когда они спустились вниз, Аннет увидела у подъезда лимузин и шофера в униформе, который, прислонившись спиной к машине, читал газету. Он белозубо улыбнулся и сказал:
– Добрый день, мисс. Добрый день, мистер Смит.
– Роджер, мы еще не завтракали. Вы подождите нас здесь.
– Миссис Смит догадывалась об этом, – снова приветливая улыбка, – поэтому Абигайл приготовила вам завтрак, а в термосе горячий кофе. Я могу поднять это все к вам в квартиру, если хотите.
– В таком случае сразу едем, Роджер. В Атлантик-сити.
Шофер помог им войти в лимузин. Аннет села и огляделась:
– Просторно, доктор Смит, мы с Вами здесь вполне уместимся, – хихикает.
Норман выдвинул столик и разложил завтрак. Они молча ели и смотрели друг на друга. Через некоторое время Аннет ему и говорит:
– Доктор Смит, не смотрите на меня, когда я ем, у меня пропадает аппетит.
– Это почему же?
– Это не в Ваших интересах, доктор, до окончания завтрака, потому что я Вас изнасилую прямо здесь. Я уже почти наелась, хотя кофе не помог. Хочется поспать. Но сон потом, – она стала смеяться. Вскоре она наклонилась к нему. – Я не стыдливая, но ради Вас самого скажите Роджеру, чтобы закрыл окно и занавесил. Вам будет неприятно, что он за нами наблюдает.
– Аннет, ты не ангел, ты сумасшедшая ведьма с лицом ангела.
– Нет, я настоящий ангел. Когда-нибудь я испарюсь, и Вы все поймете.
– Скажи, Аннет, почему ты выбрала себе такую трудную профессию медсестры? С твоей внешностью ты могла бы стать моделью и даже киноактрисой.
– Один прохвост мне предлагал стать девушкой по вызову. Говорил, что я буду зарабатывать 5000 евро за ночь, – она беззаботно рассмеялась, – идиот. Никто не понимает, что мне нравится быть милосердной. Я с детства хотела помогать людям. Поэтому и стала медсестрой. Деньги мне не нужны. Мне нужна свобода.
Так долго Аннет еще не говорила. Ангелы должны быть милосердны, вот что она имеет в виду. Интересно, а как она справляется со своей работой медсестры? Спрошу Дейва, он же в травматологии. Давно я его не видел.
Норман не успел додумать до конца свой вопрос о выборе профессии этой неглупой и веселой девушки. Он услышал знакомый ветерок у самого уха. Атлантический бриз, теплый, июльский, в котором не было ни запахов моря, ни запахов человеческого быта – только теплый зефир, обволакивающий и рассказывающий чудные сказки о принцах и принцессах, о любви, о страсти, о том, чего не замечаешь в повседневной жизни.
Несколько минут буйной страсти, и, обнявшись, оба уснули. В Атлантик-сити Роджер осторожно приоткрыл дверь, но, увидев оголенную белоснежную ногу, тут же прикрыл дверь, достал свой «The New York Times» и стал читать, ожидая дальнейших распоряжений своего хозяина.
Аннет только в гостинице вспомнила, что у нее нет ничего с собой, чтобы переодеться. Она ходила голая по огромному номеру люкс и ворчала:
– Доктор Смит, это нечестно оставить меня без одежды. Женщины любят красиво одеваться, а мужчинам нравится, когда женщины голые, – хохочет и вызывающе подпирает руками груди, – если Вы уже насмотрелись на голую женщину, закажите мне в прокате платье и трусы, чтобы была хоть одна смена одежды.
Норман ошеломленно смотрел на это чудо природы. Она же не играет, она такая. Именно непосредственная, естественная и неземная. Упорхнет и все. И снова останешься ты один у своего операционного стола. Работа, потом вечер в ресторане, иногда в постели какая-нибудь из светских знакомых, которая рассматривает тебя как хорошую партию для семейной жизни. А ты уверен, что любишь Аннет? Я уверен, что в последние два года чувствую одиночество. И все чаще и чаще.
В магазине она отказалась от многих нарядов, которые он предлагал ей. Взяла обтягивающие джинсы и фланелевую рубашку, темное платье и немного белья. Он был поражен. Он вспомнил, как покупал для Мериллы целый гардероб, когда они ездили во Флориду. У нее у самой было два чемодана тряпья, а она, как нищенка, бросалась на каждую юбку в магазине. Нищенская жизнь. Тряпки и бутики. Миллионы денег у Мериллы, а душа попрошайки. Вот поэтому и не хочу жениться. Эти девушки никого не любят, кроме Версаче.
– Пошли, доктор Смит, теперь я могу сменить белье. Гигиена превыше всего.
В самый разгар игры в рулетку она вдруг наклонилась к нему и зашептала:
– Доктор Смит, джинсы жмут и трусы жмут, Вы не помогли бы мне снять их. Что Вы так смотрите на меня? Я же Вас не прошу влезть на крышу этого дома!
Она сведет меня с ума. Но что удивительно, никакого кокетства. Я же не первый раз здесь с дамой. Все они кокетничают, смотрят направо-налево. Даже иногда отдаются взглядом красивым мужчинам. Их здесь навалом, этих жиголо. А она ничего не видит вокруг.
– Я думала, Вы промотаете состояние и я Вас буду кормить. Я же милосердная. Но Вы выигрываете, – зефир теплый и возбуждающий, – пойдем отсюда, скучно. А выигранные деньги потратим на автоматы. Однорукий бандит быстро слопает весь наш выигрыш.
Где она выучилась так хорошо говорить по-английски? Только этот пленительный сюсюкающий французский акцент. Автоматы «съели» все, что они выиграли на рулетке. Она остановила его:
– Будьте экономны, а то мама Вас будет ругать, доктор Смит.
Ей ничего не нужно, ей хорошо просто с самой собой. Ее же ждут небеса, поэтому она беззаботна и весела. И еще совершенно равнодушна к роскоши и богатству. Этот лимузин ей понравился только потому, что там было много места и мы могли вести себя как в моей спальне.
Она достала мобильник из кармана джинсов.
– Катя, я в Атлантик-сити. Играю в рулетку. Что? С кем? Чёрт с маленькими рожками. Не говори глупостей. Мне хорошо. Он очень милый, как сама любовь. Не говори глупостей. Кто? Я же сказала – это мой большой секрет. Слушай меня, русская подружка, я тебе привезу бутылку дорогого шампанского и твою любимую копченую колбасу. Целую тебя.
В ресторане она с аппетитом ела бифштекс, сыр, потом торт. И танцевала с ним с упоением, и все время шептала на ухо:
– Доктор Смит, как Вы думаете, потолок не кружится над нами? Я почти теряю сознание. Прижмите меня крепче. Пойдем лучше вон туда за угол, и я Вам покажу свои новенькие трусики, – увидев его растерянное лицо, она стала громко смеяться.
Несколько раз ее пытались пригласить танцевать, но она категорически и даже грубо отказалась. Она выбирала партнера, а не он ее. Она делала все по внутреннему побуждению, а не по обстоятельствам.
– Я опять голодна.
– Что тебе заказать?
– Положите свою руку на мое самое ценное место, – губы снова истекают вожделением.
Они поднялись в номер, и уже до утра ей не хотелось выходить из номера.
Утром Роджер их отвез к океану, туда, где никого нет. Он знал эти места хорошо. Они гуляли, прижавшись друг к другу, а потом зашли за скалы и стали целоваться. Ее не интересовали ни роскошь, ни развлечения, ни люди. Только ее собственные чувства, да и то в данный момент. Норману никогда не было так сложно понять человека, как это было с Аннет. Ангел всегда будет загадкой для человека.
Утром они уже были в госпитале. От Аннет шло к нему такое возбуждение, что ему не хотелось спать на работе, несмотря на бессонные ночи. Он оперировал безнадежно больных сердечников, а в голове были слова ангела: «Люди нуждаются в милосердии и сострадании, поэтому я и пошла в медицину».
Однажды он остался у себя в кабинете с новым стажером отделения Эвелиной Коултер. Она показалась ему очень милой и застенчивой девушкой. Наверное, стесняется меня. Я же для нее знаменитость, как сказала Аннет. В какой-то момент он обратил внимание, что ему приятно с ней беседовать. В ней не было того напора и жажды демонстративной эмансипации, какую он наблюдал во многих американских женщинах. Излишняя и глупая жажда походить на мужчин. А как же грация и женственность, которыми вас так щедро наградила природа? Посмотрите на Аннет. Она свободолюбива и не привязана к вещам. Поэтому в ней столько детскости и непосредственности. Эта доктор Коултер тоже чрезвычайно естественна и мила, а еще так легко краснеет. Полная противоположность Аннет, но тоже мила и непосредственна. Из-за Аннет я перестал видеть женщин. Кажется, про Эвелину профессор Стрелцов сказал, что она очень толковый врач. А ведь ей, наверное, не более двадцати пяти лет. Когда же она стала врачом?
Прошел месяц. И вот однажды вечером он сидел на диване и наблюдал, как Аннет, собирая чемодан, поет свой любимый шансон, всегда один и тот же. Время ее стажировки истекло, и завтра вечером она должна была отправиться домой, в Париж. Он приготовил для нее сюрприз:
– Аннет, ты бы хотела иметь свою собственную квартиру в Париже?
– О да. В пятом округе, чтобы быть поближе к Нотр-Дам де Пари. Хотя бы даже комнатку, но рядом с Сите. И что я повторяюсь, я уже говорила Вам об этом несколько раз. Но не вздумайте разбрасывать свои деньги. Я вольная птица, помните это, мне деньги не нужны. Или, как Вы меня любите называть, ангел. Мне нравится быть ангелом.
– Аннет, я купил тебе небольшую квартирку рядом с Сите. Я хотел бы, чтобы тебе легче было ходить в Собор Парижской Богоматери. Ключи будут у консьержки.
– Зачем Вы это, доктор Смит. Я разве просила Вас об этом или дала повод к такому дорогому подарку. Я же Вас любила не из-за денег, а потому, что Вы настоящий мачо, – она отвернулась и стала машинально перебирать одежду в чемодане.
– Ты свободна, и мой подарок тебя ни к чему не обязывает. Просто возьми его. Ты же хочешь всегда быть милосердной, правда? Будь милосердна ко мне.
Она села к нему на колени:
– Доктор Смит, а не кажется ли Вам, что мы очень много болтаем. От этой болтовни резинка лопнула на моих трусиках.
«Шутит, а сама сказала роковое слово «любила», а не «люблю», как говорила до сегодняшнего дня». Пружина, на которой ходит мое сердце, стала ослабевать, иначе откуда эта тоска и безнадежность. Я теряю ее, если я правильно понимаю моего ангела.
О, Пьер
Уже октябрь. Все эти два месяца дел было невпроворот. Он и его группа шли семимильными шагами к патенту. Все эксперименты были закончены. Стопроцентная выживаемость. Меня тогда просто осенило. Я и так прославился этими операциями, а сейчас еще запатентуем реанимационный цикл. Никакой усталости. Всего полтора года работы.
Только вот с Аннет говорю все реже и реже. Да и не хочется слышать ее спокойный «чужой» голос. Никаких намеков на «трусики» – ее любимая шутка. Говорит со мной так, как будто я ее добрый дядюшка, подаривший бедной племяннице велосипед на день рождения. Она испарилась. Но я так просто не сдаюсь, хотя в душе ее однообразный шансон почти угас. Все тише и тише. А что должно быть, когда работа не дает ни минуты покоя? Вон мама все время ворчит, что я сильно похудел.
Он сидел в кабинете, когда Эвелина принесла ему последние результаты обработки на компьютере. Бедная девушка – вот кто похудел. Доктор Гаррис сказал, что она работает днем и ночью, чтобы не пропустить чрезвычайные обстоятельства и вовремя принять решение, а главное – в деталях зафиксировать синдром. Это она придумала инструкцию по последовательности действий в чрезвычайных обстоятельствах.
– Доктор Коултер, я включил Вас в наш патент. Я Вам очень благодарен за Ваш энтузиазм и за Ваше бескорыстное участие в проекте.
Покраснела и занервничала. Сущее дитя. Обычно американские девушки не краснеют, и Аннет не краснела. Да и кто краснеет в этом возрасте. А Эвелина краснеет.
– Спасибо, профессор Смит.
– Поверьте, это не милосердный жест и не знак благодарности. Все знают, что Вы внесли в проект свою долю участия. Спасибо Вам. А теперь сделайте мне одолжение. Передайте эти бумаги заведующему отделением профессору Стрелцову. Я сегодня ночью вылетаю в Европу, буду через неделю.
В парижском аэропорту он так торопился, что чуть не забыл сумку с подарками для Аннет. В такси он несколько раз порывался ей позвонить и сказать, что приехал, но потом решил сделать ей сюрприз. Консьержка, узнав, что он тот самый американец и ему нужен ключ от квартиры 17, засуетилась, передавая ему ключ. Он оставил ей десять евро. Она быстро заговорила, пытаясь ему что-то объяснить, он улыбнулся и сказал по-английски, что не знает французского. Она тяжело вздохнула и безнадежно махнула рукой. Но он уже этого не видел.
Его поразило, что дверь в семнадцатую квартиру была приоткрыта. Сперва он хотел крикнуть: «Аннет, мачо здесь». А потом снова вернулся к мысли о сюрпризе и осторожно вошел в квартиру. Первое, что он увидел, были женские трусики, торопливо брошенные на столик у зеркала. У него ёкнуло сердце. Это такое чувство непоправимой утраты, еще до того, как несчастье произошло. Норман осторожно положил сумку на пол. Подняв голову, он увидел разбросанную мужскую и женскую одежду на ковровой дорожке к дальней комнате. Сомнений не было. «У них даже не было времени, чтобы спокойно раздеться. Точно так, как было у меня с ней в первый день на Брайтон-бич». Кровь прилила к голове, когда он услышал:
– О, Пьер! – А дальше еще что-то возбужденно по-французски.
Он осторожно приблизился к двери спальни и заглянул. Африканец лежал на спине с закрытыми глазами, положив ладони под голову. Поза неземного блаженства. А она старательно подпрыгивала на нем и выкрикивала «О, Пьер!» Кровь прилила к голове. Он оглянулся вокруг и вдруг понял, что ищет нож или что-нибудь тяжелое, чтобы убить ее. Убить ангела! «Милосердие – вот что мне нужно», – всегда говорила она. Он сделал усилие над собой и, затаив дыхание, направился к выходу. Внизу консьержка, увидев его красное от пережитых волнений лицо, виновато развела руками и что-то снова затараторила.
На улице он оглянулся. Было много народу, видимо, люди шли с работы. Он купил у араба полкило клубники, прошел немного вверх по улице, среди торопливо снующих людей, сел на ступени, ведущие в подъезд дома, и начал без удовольствия есть немытую клубнику. Собор Парижской Богоматери был совсем недалеко.
А что ты ожидал? Она же тебя предупреждала, что испарится. По телефону всегда вежливо намекала, что роман в подземке окончен. Она щедро и весело дала тебе то, что хотела дать. Что же ты от нее хочешь? Любви и верности? Не будь идиотом, Норман. Она никогда тебе не лгала. Она искренне любила тебя, пока была рядом с тобой. Никогда и ни на кого не смотрела. Но любовь кончилась. Вот и все. Только тут он вспомнил, что забыл сумку с подарками и своими вещами у нее в передней.
Он остановил такси и поехал в гостиницу, где хорошо знал портье еще со студенческих лет. Тот очень обрадовался, увидев щедрого клиента, и дал ему ключ от комнаты с видом на церковь. Когда он шел через фойе, женщина протянула ему буклет и что-то сказала по-французски. Он понял только одно слово – «Кармен».
– Кармен? – Переспросил он ее.
Ему это имя что-то напоминало. Он сосредоточился, пристально смотря в лицо этой распространительницы билетов. Ну конечно, конечно. Аннет не ангел, Аннет – это Кармен. Что хочу, то и делаю. Кого хочу, того и люблю. Деньги мне не нужны, квартиры не нужны, роскошь не нужна – только полная свобода выбора.
Он засмеялся, оплатил билет в первый ряд ложи и поднялся к себе. Даже белья нет, чтобы переодеться. Пойду прогуляюсь и куплю сорочку и белье. Идя от оперы Гарнье в неизвестном направлении, он неожиданно для себя оказался на какой-то улице. Посмотрел на табличку «улица Жубер». Тут же вспомнил, как Аннет называла эту улицу среди тех, где промышляют проститутки. «А что? Можно хоть раз в жизни попробовать этих жриц любви». Тут одна темнокожая жрица отошла от дверей дома и показала глазами на второй этаж. Он рассмеялся и отрицательно помахал рукой. «Это не для меня. Я предпочитаю ангела в образе Кармен». Ему стало так нехорошо, что вскоре он зашел в бар и заказал коньяка и кофе.
Только вечером он стал приходить в себя, да и то только когда зазвучала увертюра к опере. Однако, когда в музыке появились трагические нотки, ему снова стало не по себе. Сказывалось еще и переутомление последних нескольких месяцев. Операции и набор статистики, а еще моя безумная Кармен, которая ходила голая, как это принято у ангелов в раю, и шептала: «Доктор Смит, я Вас очень люблю, обнимите меня покрепче». Я должен был ее убить. Я должен был убить Кармен. Он почувствовал, что слезы наполняют его глаза и приходит расслабление. То безвольное состояние, когда человек чувствует, что никогда уже не вернуть потерянного.
Тут появилась Кармен, огромная и толстая, но голос у нее был удивительной красоты. Норман вдруг перестал слышать музыку, его разбирал смех, когда он представлял себе, что предметом его страданий стала вот это полная певица. Даже это превосходное сопрано не могло ему помочь представить ее на месте испарившегося ангела. Бедная толстуха с божественным голосом. Тут он вспомнил, как был в опере с мамой, когда ему было всего десять лет. Тогда он спросил ее: «Почему певец так сильно вспотел?», а мама наклонилась к нему и прошептала: «Великий композитор Вагнер говорил: «снимите очки, вы слушаете музыку!» Вот и тебе надо слушать музыку, а не смотреть на усилия этого певца».
Норман слушал хорошо знакомую с детства музыку, но так, как бы между прочим. Главным было то, что и Хозе, и Кармен были толстые и неуклюжие, а еще были ужасно потные. Надо было сесть подальше. За эти места берут большие деньги, а зрелищный эффект гораздо хуже и даже неприятен. Смешно представить себе ангела толстым и потным. Аннет никогда не потела. Мысли снова вернулись на круги своя. Так ангел она или Кармен, роковая женщина? Ты же еще в баре днем понял, что она ангел в образе Кармен. Она не понимает страданий людей. Какое же это милосердие?
Норман слушал хорошо знакомую с детства музыку, но так, как бы между прочим. Главным было то, что и Хозе, и Кармен были толстые и неуклюжие, а еще были ужасно потные. Надо было сесть подальше. За эти места берут большие деньги, а зрелищный эффект гораздо хуже и даже неприятен. Смешно представить себе ангела толстым и потным. Аннет никогда не потела. Мысли снова вернулись на круги своя. Так ангел она или Кармен, роковая женщина? Ты же еще в баре днем понял, что она ангел в образе Кармен. Она не понимает страданий людей. Какое же это милосердие?
В антракте он подошел к бару, взял шампанское и залпом выпил. Две пожилые дамы неодобрительно посмотрели на него. Он взял еще бокал и отпил изрядную порцию. Хотелось похулиганить. Боль начала отпускать.
Появился тореадор Эскамильо. Вот этот певец уже стройный, а зато голос – невыразительный баритон, не то что прелестное сопрано у пухлой Кармен. А костюм красивый. Наверное, Кармен влюбилась в костюм Эскамильо. Все же красивей, чем примитивная одежда солдата и контрабандиста Хозе. Ага, Хозе пытается уговорить ее не покидать его, он же ее безмерно любит. А она же никого не любит, она просто плывет по волнам своей чувственности, как будто это рай, и всем, и всегда хорошо. Ты полный идиот, Хозе, остановись и вернись к девушке, которая тебя любит, которую ты покинул из-за Кармен. Не поддавайся чарам цыганки, Хозе. Она ангел по совместительству, без стыда и нашей ранимости. И все же пырять ее ножом совсем ни к чему.
Певица, «тяжело раненная» ревнивым певцом, который, получив передышку, торопливо отер пот с лица, начала осторожно опускаться на пол. Еще бы не осторожно, такая туша. Грохнется всем телом, и сцена провалится. Ему стало безумно смешно, и он поторопился к выходу.
Было еще не поздно, и он решил прогуляться. На мобильнике было шесть звонков от Аннет. Он спокойно позвонил ей.
– Доктор Смит, извините, что так неловко получилось. Консьержка мне все рассказала. Вы не должны были являться без звонка. Простите меня, мне не хотелось делать Вам больно.
– Кармен, будь осторожна, Хозе убьет тебя рано или поздно.
– Я не понимаю Вас, доктор Смит. Я Аннет. С Вами все в порядке? Хотите, я приеду к Вам. Мне кажется, Вам плохо.
Такой пленительный сюсюкающий французский акцент. Он почувствовал, что к нему снова возвращается шоковое состояние. Норман напрягся и вспомнил толстую певицу. Он рассмеялся. Этот смех – просто истерика, но не катастрофическая, а лечебная. Меня отпустило.
– Доктор Смит, пожалуйста. Я привезу Вам сумку, Вы забыли ее в передней.
– Не надо, Аннет. Там подарки для тебя. Я скоро вылетаю домой. Береги себя, Хозе безмерно любит тебя и убьет из ревности.
Он отключил мобильник и остановил такси.
В Нью-Йорке он был около трех пополудни и сразу же поехал в госпиталь. Проходя по коридору, он увидел, что Эвелина сидит рядом с пациентом и держит его за руку. Лучше бы ты у меня проверила пульс, милая Эвелина. Перед самым уходом он столкнулся нос к носу с Эвелиной. У нее были удивленные глаза, но она улыбнулась и ничего не сказала. А другая сразу же затараторила бы: «Доктор Смит, Вы вернулись много раньше времени». Она умна и очень деликатна.
В баре к одиннадцати вечера он почувствовал, что сильно выпил. Позвоню Дейву. С Дейвом Дэниэлсом они дружили со студенческой скамьи. Теперь тот работает в травматологии, очаровательная жена, трое детей, один меньше другого.
– Дейви, приезжай в бар. В наш, тот самый, если Дженифер не обидится на меня. Пожалуйста.
– Я скоро буду, Норман.
После рюмки виски, которую он слегка пригубил, Дейв сказал:
– Я знаю, что с тобой, – увидев удивленный взгляд подвыпившего Нормана, он добавил, – все знают, что с тобой. Ты потерял своего «ангела».
У Нормана глаза расширились от слова «ангел». Он глотнул виски и приготовился слушать.
– Понимаешь, Норм, она с первого же дня заворожила всех в травматологическом отделении. Мы, мужчины, думали только об одном, как бы затащить ее в постель. Извини, конечно. А женщины все хотели дружить с ней. Что-то в ней было крайне притягательное. Может быть, это ангельское лицо и это равнодушие ко всем. Это была роковая женщина. Через несколько дней к нам попал Роадс-младший, ну тот, что миллиардер. Она очень здорово за ним ухаживала. Он дарил ей огромные букеты цветов, потом в знак благодарности предложил ей в подарок бриллиантовый набор тысяч за сто. Явно клеился к ней. Ее холодность к нему всех поразила, а он сходил с ума, забыв о семье. А потом одна из санитарок слышала, как Аннет сухо сказала ему: «Я сплю с тем, кого полюблю. Простите, мистер Роадс, Вы мне не нравитесь». Роковая женщина. Он раньше времени выписался и уехал домой.
Вот тут случилось самое удивительное. Наш босс, идя поздно вечером по коридору, увидел, что она трахается с одним из наших стажеров прямо в ординаторской. Красивым парнем, но плохим и легкомысленным врачом. Она сумела уговорить босса не отчислять ее. Вот тогда наша Ванесс и сказала про нее: «Она ангел».
– Кто эта Ванесс?
– Это афроамериканка, хорошая медсестра, огромная и сильная, с прекрасным контральто. Она по воскресеньям поет спиричуэлс1 у себя в церкви. Все после Ванесс стали называть Аннет ангелом. А потом появился ты, и снова Ванесс изрекла: «Бедный профессор Смит. Хоть он и гений, а против ангела у него кишка тонка». Вообще, эта Ванесс пророчица.
– Она все правильно предугадала. Аннет ангел. Мы расстались, – Дейв увидел печаль в глазах Нормана, которую никогда не видел в глазах своего богатого и волевого друга.
Все-таки он WASP2 и выдержит это шоковое расставание. Они крепкие, эта элита высшего класса американцев. Они волевые.
– Дейв, мне не добраться до такси, помоги мне нанять машину, и я поеду домой, – заплетающимся языком говорил Норман.
– Ты поедешь ко мне, я отвезу тебя. Я практически не пил. Мои на даче.
Эпилог
Было жарковато. Эвелина пошла окунуться в море, бассейнов не любит, только соленую морскую воду. Он лег на шезлонг и закрыл глаза, чувствуя, как хочется расслабиться. Эвелина сказала, что она беременна. Надо позвонить и обрадовать маму. Она так ждет внука.
К лету всегда устаешь. Его рука бессильно упала вниз и коснулась вороха газет. Эвелина всегда листала газеты на пляже. Она была не просто наполовину француженка, а свободно говорила на французском. Поэтому просматривала здесь в Каннах все газеты.
Норман поднял ворох газет с песка. Ну, разумеется – все на французском. Он уже собрался сбросить газеты вниз с шезлонга, когда увидел одну газету на английском, издаваемую в Париже. Он хотел посмотреть парижские светские сплетни, а наткнулся на раздел происшествий и тут же сел и стал читать:
«Вчера была убита медсестра госпиталя… Аннет Мезьер почти два месяца встречалась с разнорабочим из Испании, который проживал в Париже нелегально… Хозе Баррерас нанес ей четырнадцать ножевых ран… При задержании он не сопротивлялся… Он сидел над трупом бедной женщины и непрерывно кричал: «Я убил ангела! Я убил ангела!»… Мужчина в невменяемом состоянии был доставлен в психиатрическую клинику… Соседи считают, что он сделал это на почве ревности… Аннет часто меняла любовников… хотя соседи отзываются о ней с теплотой: «Она была добра и очаровательна, как ангел». Бедная женщина, ей не было и тридцати лет».
Норман сбросил газеты на песок и пошел прогуляться вдоль побережья. «Я убил ангела!» А ведь тогда у нее в квартире и я был на грани того же безумия. Да и позже меня спасла от помешательства та толстая певица, которая после театрального «удара ножом» медленно и комично опускалась к ногам Хозе, боясь грохнуться оземь. А толстый тенор стоял над ней и, надрываясь, пел знаменитую арию «О моя Кармен!» Тогда я просто не в состоянии был слушать эту прекрасную арию, а смотрел на них, как на живых людей из моей собственной жизни, а не как на замечательных певцов на сцене. Именно юмористический элемент в человеческой жизни мне помог. А этот Хозе Баррерас был лишен чувства юмора. Видимо, очень любил ее и потерял голову. Бедный Хозе. Остаток жизни будет сидеть за решеткой и повторять: «Я убил ангела! Я убил ангела!»
Назад он поплыл вдоль берега, а не пошел пешком. Эвелина, стоя спиной к воде, причесывала волосы. Он прижался к ней сзади.
– Пойдем в гостиницу, иначе я не выдержу, и все случится здесь.
– Ах Норман, я так люблю тебя. Ты даже не представляешь. Иногда я думаю, что убью себя, если с тобой что-нибудь случится.
– Не случится, я уже пережил свою смерть.
Незадолго до вылета в Нью-Йорк, когда они уже вернулись в Париж, он купил с дюжину больших свечей в храме и зажег их одну от другой – в память об ангеле в короткой юбке. Тут он заметил пристальный взгляд монахини. Ее красивое белое лицо обрамляли черные волосы, слегка выступающие из-под головного убора, точно как у Аннет. У него ёкнуло сердце. Он подошел к ней и спросил по-английски:
– Скажите, сестра, ангелы тоже умирают?
– Им смерть не страшна, месье.
Такой пленительный сюсюкающий французский акцент.
1
Духовные и церковные песнопения.2
White Anglo-Saxon Protestant — по первым буквам и составлено это название англосаксов, одних из первых колонизировавших Северную Америку. Речь часто идет о высшем буржуазном классе США. А еще про их богатство иногда говорят «старые деньги», передаваемые и умножаемые из поколения в поколение.