Опубликовано в журнале СловоWord, номер 62, 2009
Владимир Лавров родился в 1951 г. в г. Ташкенте, в семье военнослужащего. По образованию и занятиям – инженер – строитель технолог (ЛИСИ). Прозу, стихи и переводы печатал во многих журналах, альманахах и газетах и в ряде коллективных сборников. Лауреат, дипломант, финалист многих литературных международных конкурсов поэзии, один из переводчиков книги «Поэты Варшавского восстания». Автор трех сборников стихов, член Союза российских писателей, в настоящее время живет в Смоленске.
С Т И Х И
ТИШИНА
«Обозвал тишину глухоманью,
Надругался над белым «молчи»,
У креста простодушною дланью
Не поставил сладимой свечи»
Н.Клюев. «Обозвал тишину»
музыка, гуденье, дальний звон…
Эта жизнь-кусачка, ну не сука ли?
Скалит зубы на пустой амвон.
Святу месту непотребно голому
перед паствой добродетельной зиять,
и качают укоризненные головы
дым свечей и поминают мать –
Похвалу Пречистой Богородице
нынче не прочтут и акафист
хрипом обернется и, как водится –
пальцы в рот и залихватский свист.
Замурошка, человек юродивый
прокричит гнусавым петухом,
напророчит худосочной родине
свальный грех и пахнущую мхом
баньку закопченную по-черному,
где не смыть тоску и скуку дня,
разве только сажею вечернею
еще больше вымажут меня.
Матом трехэтажным и узорчатым
обзову молчанье тишины,
в небостыке звезды-червоточины
прогрызут оконце для луны.
Что она увидит в этом омуте,
в царстве черных водяных мышей?
Не горит свеча сладима в комнате,
не звучит молитва о душе…
НОЧЬ
Упорхнули сны, цветет сирень,
Обесцвечена, нет – обескровлена она,
Эта ночь, как будто набекрень
На нее надвинута луна,
Хочется сегодня под луной
Закружиться в небе, в облаках,
Птицей молчаливою ночной,
Только тяжесть наливается в руках.
Не взмахнуть, не оторваться мне
От земли, от тех тревожных снов –
Отгорели крылья в их огне,
И окно закрыто на засов…
РИСУНОК
Я жизнь прожил зачем-то, не заметив,
Что жизнь прошла, и почему-то мимо.
Стою теперь окаменевшим мимом,
И доверяю сам себя примете –
Вот черный кот мне пересек дорогу,
Но я стою, чего уж там бояться?
А если это перечеркнут путь мой к Богу?
А если это вырваны лет двадцать,
Моих, запутанных, искромсанных напрасно
Карандашом по скомканной бумаге?
Я сам когда-то выбрал цвет – тот, красный,
Что каждый раз лишал меня отваги.
Я сам себе оракул и мессия,
Я сам себя повел однажды в темень,
Не рассчитав ни времени, ни силы,
Сбивая ноги, торопясь за теми,
Кто так беспечно протоптал тропинку
В бессмысленность тупого бытия,
Где я посеял свое собственное «я»,
Но выросла засохшая былинка…
ЦАРЕВНА СОФЬЯ
У зимы не выпросишь снега –
Только грязь да сырой озноб.
Как давно я на лыжах не бегал,
Не летал головою в сугроб!
Задыхаясь, глотая хлопья,
В ранних сумерках декабря,
И смеялась царевна Софья,
Прислонившись к узорным дверям.
И скрипели укором вороны
Ей, припомнив былую вину,
И взлетали в тревожные звоны —
Государь уходил на войну.
У царевны темно и скушно:
Тает свечка, шуршит псалтирь.
Как он холоден, как удушлив,
Новодевичий монастырь!
Все скребутся постылые думы
О несбывшейся жизни земной…
Сонным утром седой игумен
Чешет горб о резной аналой.
Снисходительно, с полупоклоном,
Сунет пухлые пальцы под нос,
И в глазах чудотворной иконы
Жгучим пламенем вспыхнет вопрос:
Не смирила еще гордыню?
Не покорствуешь воле Моей?
Все читаешь стихи на латыни,
Что писал для тебя любодей?
Распускаешь тяжелые косы
Черной гривой и мнешь свою грудь?
И роняешь в холодную простынь
Горечь слез — ни вздохнуть, ни сглотнуть?
Молча, сдвинув упрямые брови,
Осеняет себя крестом,
И, как прежде, жесток и суровен
Взор царевны под черным платком.
По-мужицки развернуты плечи,
Грузен шаг, широка ладонь…
У Главы Иоанна Предтечи
Затеплила в лампадке огонь,
Повернулась, уходит степенно,
Перебив монастырский устав.
У себя преклонила колени,
Желтый свиток из книги достав.
Долго-долго смотрела на строчки,
Черных букв прихотливую вязь:
До чего же изящен твой почерк,
Свет-головушка, милый мой князь!
Вскинув руки, завыла по-бабьи,
Некрасиво упала к дверям,
И царапали пальцы, как грабли,
Замерзающий свет декабря…
БЕЗ ОГЛЯДКИ
Жизнь проходит без оглядки,
Только надо оглянуться:
Детство… мы играем в прятки…
С голубой каемкой блюдце…
Пироги из русской печки
С молоком, ворчанье деда…
В кулаке поет кузнечик
Песню про цветы и лето…
Повернешься – город тонет
В сумерках, хрустят морозы,
Поезда на перегоне,
И звенят над ними звезды.
Жизнь проходит без оглядки,
Нет – летит, как поезд скорый…
Погоди! Вчера на грядке
Покраснели помидоры!
ПО ЧЕРНОМУ ЛЬДУ
Опять все прошло: новый год, новый бред,
осыпались иглы рождественской ели,
проткнули ковер и наш старенький плед,
и черные дырки втянули недели.
Как ссучено время – лишь тонкая нить
скользит, уползает, но мы позабыли
в конце завязать узелок – струйка пыли
играет в луче и пытается жить.
Уже до поста остается чуть-чуть
и пахнет блинами ближайшее утро.
Оно на подходе, но надо вздремнуть,
но надо немножко забыться, лахудра
пропойная ночь все кричит за окном,
ей хочется праздника, петь и смеяться.
Такие не помнят уже, не боятся
ни Бога, ни черта, ни бабы с ведром
пустым и гремящим, сулящим беду,
а бабе все мало: займи до получки!
И жизнь жестяная с оторванной ручкой
за ней волочится по черному льду…
УЛИЦА РОССИ
Там, за театром, улица Росси –
Желтое с белым, желтое с белым.
Как я врастаю сегодня в осень –
Непоправимо, тревожно, несмело…
Мне задержаться еще бы на месяц
В летнем краю, на недельку хотя бы.
Но по ступеням чужих уже лестниц
Снова влечет за собою сентябрь.
Только на Невском тепло мне, поверьте.
Здесь я бродил, взявшись за руки, с нею…
Чувствую все же, что снова болею
Корью разлуки, привкусом смерти,
Что подарила разлучница – осень.
Желтое с белым – улица Росси…