Опубликовано в журнале СловоWord, номер 61, 2009
Ольга Бухина родилась и большую часть жизни прожила в Москве. По образованию психолог, она долгое время проработала в психиатрической больнице «Матросская Тишина». С 1990 года – переводчик с английского; за эти годы опубликовано более 20 переводов, в основном книг для детей и подростков и исторических романов.
С 1998 года Ольга живет в Нью-Йорке, совмещая переводческую деятельность с работой в Американском Совете Научных Сообществ.
А Ливан опять бомбят, |
Путешествие наше, как водится, началось в аэропорту Шереметьево (для меня всякое путешествие начинается с визита в Москву); самолет улетал в 11 вечера, что меня немало смутило при заказе билетов (обратный рейс еще хуже – в три часа утра). Турагентша в Нью-Йорке, сама с Украины, поразилась нашей идее лететь в Ливан, ее первая реакция была – нормальные американцы в Ливан не летают. Когда я интересуюсь, почему полеты ночью, она выпаливает – «ясно же, днем стреляют, а ночью летают». Все вокруг спрашивают, зачем вы едете в Ливан. Убедительного ответа дать не могу, в основном отделываюсь чем-то вроде «а почему бы и нет, у нас там приятельница, а у нее квартира с видом на Средиземное море, и вообще интересно». Звучит неубедительно даже для меня самой.
Итак, мы в Шереметьево, регистрация билетов, и вдруг, откуда ни возьмись – огромная очередь, вернее, не очередь, а толпа – все говорят, а то и орут, на весьма незнакомом языке, куча чемоданов и детей, полная неразбериха, и мы почему-то в этой очереди все время оказываемся последними. Ничего понять невозможно, пока, наконец, со мной не заговаривает на прекрасном русском языке высокий молодой ливанец, оказавшийся аспирантом Московского энергетического института, и объясняет, что толпа перед нами – палестинцы, у которых какие-то проблемы с паспортами, а представители посольства дела не улучшают, а только наоборот. Узнав, что мы – русско-американская пара, смеется: вот уже и русские с американцами против нас объединились.
Наконец, мы в самолете, сидим рядом с российско-ливанским семейством: он врач, учился в Москве, работает в клинике Бурденко, она пианистка, московская армянка, двое парнишек (младший непрерывно задает вопросы на двух языках). Каждое лето они по два месяца проводят в Ливане. Оказывается, самолет полон таких смешанных пар; соседка рассказывает мне о русской общине в Ливане, там еще остались потомки белых эмигрантов. Сама она просто влюблена в Ливан, выучила арабский. В общем, я понемногу успокаиваюсь.
Прилетаем в три утра. Соседка приглядывает, чтобы мы не запутались, куда идти, паспортный контроль занимает пять минут – пограничник внимательно проглядывает каждую страницу паспорта (еще в консульстве нам сказали, что визы не дадут, если в паспортах есть какое-либо упоминание Израиля – но моя израильская виза осталась в двух паспортах тому назад). К слову, в купленной нами через пару дней книжке про Ливан – карта, в ней страны региона – Ливан, Турция, Иордания, Сирия, а южнее Ливана есть некая страна, да только названия у нее нету.
Три часа ночи, спать хочется невероятно, выходим и видим нашу приятельницу Элизабет, она – о чудо – нас действительно ждет. Едем через пустынный город, еще не веря – мы в Ливане. Живет Элизабет не в самом Бейруте, а в соседнем городке-пригороде, высоко на горе, откуда виден весь город и море. А также огромная психиатрическая больница с большой церковью. Первая запись сделана на балконе с этим самым видом. Балкон засажен цветами, пальмами, рододендронами и помидорами-вишенками. С утра веет прохладный ветерок, днем будет жара, но на балконе всегда прохладно, я завтракаю черешней и белым ливанским сыром, напоминающим по вкусу сулугуни. Квартира огромная, прохладная, две спальни, три ванные, две гостиные и вдоль всех окон – балкон. Район этот преимущественно христианский и преуспевающий. Вечером видно солнце, садящееся в море, запах наргиле – кальяна, в табак добавлена ваниль.
День первый, понедельник
Чуть-чуть поспав, едем с Элизабет (она философ, несколько лет преподавала в Нью-Йорке, там мы с ней и познакомились) в университет, где она работает. У университета чудное название – Беламонт (прекрасная луна), основан он греческим православным монастырем сначала просто как школа.
Дорога – главное шоссе страны – идет с юга на север, слева море, справа горы, проезжаем Библос, древнейшее финикийское поселение, наконец, сворачиваем – и круто, виражами – в горы. Университет небольшой, но очень приятный. У Элизабет – заседание кафедры, и нам находят в провожатые студентку, с которой мы отправляемся осматривать монастырь. Забираемся на колокольню. Вид оттуда – на пол-Ливана, вплоть до Триполи, самого северного города страны.
Страна малюсенькая, но вот история у нее невероятно длинная, а политика невероятно сложная. Земли эти заселены с древнейших времен, здесь жили финикийцы с их упомянутыми в Библии Тиром и Сидоном, мореходы и торговцы, которые изобрели буквенную (а не иероглифическую) письменность, от коей пошли многочисленные алфавиты – еврейский, греческий, латинский, английский, русский. Кто только этой землей не владел, какие только империи не оставили на ней свой след. Древний Египет и Александр Македонский, Римская Империя и Персидское царство приходили поочередно на эти земли, пока, наконец, территория не была захвачена арабами, отнята у них крестоносцами, а у тех – турками-османами. Местные правители добились кое-какой автономии от турок, торговля и культура процветали, с середины девятнадцатого века европейцы начали здесь строительство школ и колледжей. Во время Первой мировой войны Ливан попал под французский мандат, а к 1926 году разрозненные территории объединились в Ливанскую Республику. После Второй мировой войны Ливан добился независимости и стал процветающей страной, центром торговли и туризма, ближневосточной «Швейцарией». Да только спокойствие длилось недолго.
Чтобы объяснить почему, расскажу немножко о демографии Ливана, в которой разобраться весьма нелегко. По официальной статистике, 70% населения – мусульмане, 30% – христиане. Мусульмане – сунниты и шииты, примерно пополам, но есть еще одна отдельная группа – друзы, о них особо. Среди христиан больше всего маронитов, это древняя церковь со своим обрядом, признающая главенство Рима, однако у них есть свой маронитский патриарх. Церковь эта возникла в 6 веке, служат они на сириаке – языке, который ближе всего к древне-арамейскому. Очень похоже на синагогу – тот же распев, и язык звучит похоже. Есть православные (греческая церковь), армяне, протестанты и католики. Когда-то были и евреи, и немало, но больше нет. С точки зрения крови – и мусульмане, и христиане – в основном арабы, но этот вопрос весьма болезненный – кто именно араб и кто тут раньше кого жил. Как объяснила Элизабет – только задай этот вопрос, и сразу же начинается стрельба. В разных районах преобладает разное население, в зависимости от этого в одних деревнях – церкви, а в других – мечети.
Пока мы в христианской части. Вернувшись в университет, идем в большую, хорошо оснащенную библиотеку, знакомимся с деканом, чудным, немного смешным философом. Он племянник известного ливанского писателя Михаила Наими, который родился в ливанской православной деревне. Русско-палестинское общество, имевшее в Ливане свою миссию (во времена Оттоманской империи христиане Ливана активно сотрудничали с Россией), отправило его учиться в Полтаву, а оттуда в Петербург. Потом он провел несколько лет в Америке, стал писателем (свои первые стихи писал по-русски), в своих учителях числил и Толстого, и Уитмена, написал ставшую знаменитой «Книгу Мирдада» – философский трактат, который даже на русский переведен.
Потом был еще один православный монастырь с еще более великолепным видом, там шла служба – знакомые распевы вечерни, да только по-арабски. Взяв у старой монахини ключ, отправились по крутой лестнице-тропинке вниз по склону в древнюю пещерную церковь, заложенную каким-то византийским императором, который в этих местах спасся от морской бури. Неподалеку на обрыве с самым роскошным видом расположена еще одна церковь, но ее до недавнего времени сирийцы, многие годы оккупировавшие Ливан, использовали в качестве военного поста (действительно, вся округа оттуда простреливается), так что теперь она в запустении. Уже вечерело, и день мы закончили в рыбном ресторане – вид на закат, еда – вкуснее не бывает. Я раньше думала, что турецкая еда самая лучшая, теперь понимаю: до Ливана всем далеко, это невероятно свежая и вкусная ближневосточная кухня с легким привкусом французских изысков (недаром страна столько лет была французской колонией).
Кроме весьма популярных тут круассанов, французы оставили после себя и политическое устройство Ливана, предназначенное для соблюдения баланса сил в этой многонациональной (вернее, многоконфессиональной) стране. Президент страны – обязательно христианин-маронит, премьер-министр – мусульманин-суннит, председатель парламента – мусульманин-шиит, а заместитель премьер-министра – православный. В парламенте соблюдается четкая пропорция всех существующих в стране конфессий (маронитов, православных, греко-католиков, армян, суннитов, шиитов и друзов, не считая всяких совсем мелких групп, у которых в парламенте по одному представителю). Казалась бы – идеальная система, да только ни одну страну в мире не раздирали столь жестокие гражданские войны.
День второй, вторник
Утром Элизабет отправилась принимать экзамен, а мы – изучать окрестности ее дома в темпе быстрой ходьбы. Делать это нелегко, тротуары – редкость, а машины носятся с бешеной скоростью. В пяти минутах от дома – огромный православный монастырь с парком и виноградниками и, естественно, лучшим в округе видом на бухту внизу – монастыри всегда строятся там, где самый лучший вид. На час дня нам было заказано такси – доставить нас в Триполи, где мы собирались встретиться с Элизабет и Фарой – вчерашней студенткой. Местом встречи была выбрана знаменитая кофейня с восточными сладостями в самом центре города. Самое удивительно – план сработал, такси доставило нас туда вовремя (это полтора часа езды от дома), остальные появились практически в ту же секунду, и мы засели в кафе пробовать сладости и фисташковое мороженое.
Триполи – город наполовину мусульманский, наполовину христианский, в целом более консервативный, чем Бейрут. Начали мы осмотр со знаменитой мечети, но туда нас, женщин, так просто не пустили, а заставили облачиться в балахоны с капюшонами, чтобы прикрыть всяческую возможную наготу.
Сохранился в Триполи и «сук» – крытый восточный базар (в Бейруте он был полностью разрушен во время гражданской войны), бесконечные лабиринты маленьких магазинчиков. В Ливане сейчас, скажем прямо, туристов немного, поэтому торгуют на базаре в основном тем, что нужно местным жителям – от пластиковых тазов до золотых украшений. Там же расположено и здание хамама – турецких бань, сейчас они не функционируют, но туда пускают посмотреть. Построен хамам знаменитым архитектором – сводчатые круглые потолки с непрозрачными глазками-оконцами – свет проходит, а подсмотреть нельзя – круглыми, звездчатыми, складывающимися в сияющие фигуры, которые можно разглядеть в отражении, используя вместо зеркала темные очки – мальтийский крест, сверкающая брошь. Одно из помещений хамама – зал невест, там мыли невесту перед свадьбой, а заодно старухи-свахи разглядывали ее голых подружек – годятся ли для следующего сватовства.
Одна из знаменитых лавок на этом базаре торгует мылом. Его прямо там и делают, и оно всех сортов, запахов, размеров и очертаний (бруски, кубики, шарики, бусы, нанизанные вперемешку со стеклянными бусами наподобие четок). Владелец – молодой ливанец – бизнесмен, говорящий на пяти языках, прочел нам лекцию о мыле и его лечебных, успокаивающих, возбуждающих, эротических и прочих свойствах. Мы, конечно, накупили мыла, а потом нам его еще и надарили в придачу, так что вышли мы оттуда нагруженные и пахучие. Следующая остановка – ряды лавок с медными изделиями, лампами, посудой, тазами и джезвами. Над базаром возвышаются развалины крепости, принадлежащей крестоносцам, а после них туркам-сельджукам и Оттоманской империи.
Остановились попить чайку, который по-арабски для разнообразия называется «шай». Маленькая кофейня, где сидят только мужчины и режутся в нарды (такая знакомая по Армении картина). С ревом мотора и непрерывными гудками, а также ревущей музыкой кругами ездит молодой человек в ярко-красном автомобиле – ясно дело, девушка сидит у одного из окон с полузакрытыми ставнями, а он перед ней красуется.
День третий, среда
Наконец, доехали и до Бейрута. Город почти полностью был разрушен продолжительной гражданской войной и двумя оккупациями – сирийской и израильской (обе эти страны – единственные соседи, с которыми граничит Ливан – опасное оказалось соседство). Впрочем, дело не только в соседях. Гражданская война началась еще в 1973 году. Вооруженные отряды христиан-фалангистов сражались с мусульманами, поддерживающими палестинцев, множество которых было выселено из Израиля на территорию южного Ливана. Перестрелки шли прямо на улицах Бейрута. Политические убийства следовали одно за другим. Друзы (замкнутая, немногочисленная, но очень влиятельная группа) поочередно принимали то ту, то другую сторону. В дело вмешались сирийцы, но мира это не принесло. В тот момент Сирия поддерживала христианские силы Ливана, однако скоро начались бои между христианами-фалангистами и сирийцами. В конце семидесятых годов в страну вторглись израильские военные силы (отчасти с одобрения христиан). Израиль долго оставался в Ливане, потом вывел войска, и тут же войска снова ввела Сирия и оставалась аж до весны 2005. Считается, что гражданская война кончилась в середине 90-х годов, но политическая ситуация до сих пор весьма нестабильна, и кто-нибудь кого-нибудь все время взрывает.
Археологический музей
Два десятилетия жизнь в стране была совершенно невыносимой, но каким-то образом продолжалась. Люди работали, в университетах учили, хотя пробираться на занятия приходилось иногда по обстреливаемым улицам. Множество домов были разрушены, сейчас эти районы восстановлены, но в центре города оставлен один полуразрушенный дом, как грустный памятник недавней войне. В какой-то момент родители Элизабет решили отправить ее доучиваться в Европу, но улететь самолетом не удалось, аэропорт был оккупирован, пришлось плыть на морском пароме. Многие в те годы эмигрировали из Ливана; в США теперь живет заметная ливанская община, преимущественно на западном побережье.
Это современная история, а мы тем временем идем в археологический музей. У него трагическая и героическая биография. До гражданской войны он был полон финикийских древностей, в основном из раскопок в Библосе, включая несколько древних царских саркофагов и множество мелкой скульптуры, а также, конечно, всевозможных греческих, римских, византийских и прочих памятников – египетских статуй и баальбекских римских мозаик. Само здание – величественное, музейное, с колоннами – стоит на холме, что оказалось весьма привлекательным сначала для израильской, а потом и для сирийской оккупационных армий. Так что и оттуда стреляли, и в него стреляли, начиная с 70-х годов в течение двадцати лет.
Директор музея, когда началась война, спрятал где-то в тайном месте самые ценные мелкие экспонаты, а крупные – египетского колосса, финикийские саркофаги с надписями – необычайная редкость – залил в бетон. Мозаики закрыли пленкой и засыпали песком, но везде непрерывно попадали пули, а в какой-то момент в здании прорвало трубы, все залило водой, и множество керамики погибло в подвалах. Сейчас музей восстановлен. Его сначала открыли в том виде, в каком он оказался после окончания войны, и стали собирать пожертвования. Потом закрыли на реставрацию на несколько лет. Только что открыли снова, сияет как новенький, там показывают фильм, они засняли и процесс заливания экспонатов в бетон, и обдирания бетона – открытия этих «могил» для саркофагов. И керамику, плывущую по воде в подвале, и все прочее засняли. Смотришь и плачешь. Только туристов маловато, зато целых две витрины финикийских «оловянных солдатиков» – маленьких таких статуэток неизвестного назначения, но совершенно очаровательных.
Белые одеяния, одетые на меня и Элизабет в мечети
После музея отправились в центр города, отстроенный заново, поскольку разрушен он был полностью. Сейчас центр восстановлен, стал такой милой игрушечкой, немножко ненатуральной. Но очень симпатичный, только такой дорогой, что почти никто там не может себе позволить жить. А кофе попить – это другое дело, огромное количество кафе и ресторанов, вечером куча народа, едят, пьют и прогуливаются. Но пока день и жара, так что людей мало. Самый центр – Площадь Звезды, от которой радиусами расходятся улицы. Множество отреставрированных или построенных заново мечетей и церквей – православных, маронитских, католических, армянских. Почти рядом – два собора. Оба посвящены Св. Георгию. Один православный, другой маронитский. В католической церкви, которую все еще восстанавливают, разговорились с архитектором, он воссоздает древний облик, но привносит и современность, например, прозрачного стекла кафедру, откуда священник читает Евангелие – прозрачную, чтобы ничто не заслоняло алтаря.
Рядом – развалины древнеримских бань и грандиозно восстановленные правительственные здания. Город непрерывно строится, везде краны, а также настоящее вавилонское смешение языков – арабский, французский, английский. Зашли в одну из мечетей, там нам для прикрытия телес вынесли белые простыни с прорезанными дырками, только чтобы мордочку просунуть – весьма, я вам скажу, унизительная штука. На меня, конечно, напал смех, а муж непрерывно снимал нас с Элизабет в этом замечательном облачении. Тут я и поняла, что даже моей религиозной толерантности может прийти конец – больше пяти минут я этой паранджи вынести не смогла.
Неподалеку площадь, где народ собирается на демонстрации; там свежая могила убитого несколько месяцев назад президента Рафика Харири, что собственно и послужило толчком к уходу сирийских войск и к хотя бы временному объединению по этому случаю всех со всеми. Рядом похоронены его девять сотрудников, погибших во время взрыва. Могилы завалены свежими цветами, народ все время подходит, портреты, музыка. У гостиницы, где взорвали его машину, тротуар до сих пор не восстановлен, машины еще стоят покореженные, и сама гостиница полуразрушена. В убийстве Харири обвиняют сирийцев, расследование идет до сих пор. На главной площади по-прежнему следы палаточного городка, здесь проходили многотысячные демонстрации, призывающие к уходу сирийских войск из страны.
Между прочим, после «официального» окончания гражданской войны было принято решение – не сводить счетов и никого не наказывать. А то бы пришлось посадить в тюрьму за совершение военных преступлений восемьдесят процентов мужского населения страны старше четырнадцати лет, не разбирая, кто прав, кто виноват, кто христианин, кто мусульманин, в этой войне все стороны и защищались, и нападали, совершали покушения и убивали невинных.
День четвертый, четверг
Полдня писала дневник и прохлаждалась на балконе. Часа в четыре мы пустились в путь – в большую армянскую церковь с музеем армянских книжных миниатюр и маленькой часовенкой в память турецкой резни с костями убитых, перенесенными из сирийской пустыни, где они и были убиты. В Ливане четыре процента армян, большинство из семей, когда-то бежавших от резни в начале двадцатого века. Думали найти спокойное местечко – увы, не получилось. Мама Элизабет из такой семьи.
Следующий пункт программы – Американский университет, крупнейшее учебное заведение в Ливане, основанное еще в 19-м веке американскими протестантами. Красивейшая территория, зелень, старинные здания, а посередке – могила убитого во время гражданской войны ректора. Примерно в то же время несколько профессоров были похищены. Элизабет как раз тогда была студенткой. Главное здание взорвали, но сейчас все чудесно восстановлено. Напротив главных ворот в университет – Макдональдс, зато я узнала, как “Макдональдс” пишется по-арабски. Рядом европеизированные кварталы с кафе, книжными магазинами, все ориентировано на студентов.
Неподалеку набережная с рядом дорогих отелей и ресторанов, все жадно ждет туристов, пока это в основном семьи из Арабских Эмиратов – для них это прямо Европа. Женщины в черном с головы до пят, только глаза видны, а чтобы поесть, ей, бедняге, приходится в ресторане приоткрывать что-то вроде окошечка в своей парандже (впечатление такое, что этот кусочек тряпки держится на липучке), придерживать его одной рукой и есть другой. Если видит, что подходит официант, тут же окошко захлопывает. Признаюсь, стыдно, но подглядывала, уж больно любопытство мучило. На набережной собирается толпа – полюбоваться закатом, солнце спускается прямо в море (это вам не Восточный Крым, где только рассветы).
Еще одна важная культурная особенность Ливана – машины и дороги. За все время мы заметили только два светофора, и то на них никто не обращает внимания. Сначала кажется, что все ездят абсолютно хаотически, но потом понимаешь – закономерность тут есть. Кто едет с большей уверенностью, тот и будет первым. Все гудят, страшно ругаются (даже рафинированная Элизабет, сидя за рулем, вдруг изрыгает из себя нечто совершенно страшное по-арабски, а потом отказывается переводить, потому что совершенно неприлично). Переходов тоже нет; чтобы перейти улицу, надо просто идти с уверенностью, и тогда машины остановятся. Сначала мы ужасно боялись, Элизабет, словно мама-курица, переводила нас, двух цыплят, держа за руки. Я всегда считала, что в Испании и Италии лихие водители, но это все пустяки по сравнению с Ливаном. При этом статистика дорожных происшествий весьма низка, люди как-то научаются взаимодействовать друг с другом. (Вот если бы они так же научились взаимодействовать на политическом уровне.)
День пятый, пятница
День большой экскурсии. Мы отправились в горы, сначала немного на юг, а потом вглубь страны. Первая остановка – маленький городок Дейр-Хамар, это район, где живут друзы, загадочная мусульманская секта, они не строят мечетей, и никто не знает, как они совершают богослужения. Друзом можно только родиться, стать им нельзя. Во время гражданской войны они были себе на уме, примыкали то к одним, то к другим, резали то христиан, то мусульман. Периодически их резали и те, и другие. Теперешний лидер друзов, говорят, человек весьма умный, старается восстановить район, управляет им, как своей вотчиной, заботится об экологии, запретил вырубать деревья – знаменитые ливанские кедры.
Катим дальше вверх, в горный район Шуф. Вторая остановка – Бейт-ад-Дин, дворец эмиров, теперь – летняя резиденция президента, место проведения музыкальных фестивалей и музей. Изумительно восстановленные дворцовые помещения. Дворики с фонтанами. Баня-хамам (только там бы и мылась всю свою жизнь). Сад весь в розах. Коллекция византийских мозаик со звериными и птичьими мотивами. Зрительно не уступает испанской Альгамбре, особенно в сочетании с горами вокруг, вот только туристов опять-таки маловато.
Потом отправляемся в ресторан еще выше на горе с видом на дворец. Роскошная гостиница, с бассейном и садом, восточным салоном с диванами и подушками. Увы, не по карману. Однако, ресторан не такой уж дорогой. Сидишь и глядишь на узкую долину, крутые склоны и засаженные виноградниками земледельческие террасы у себя под ногами.
День шестой, суббота
КЕДРЫ ЛИВАНСКИЕ
Накануне мы в заповедник не успели и отправились туда утром. Это немного подальше дворца эмира и еще выше в горах. В Ливане кедров сохранилось немного, и все они взяты под охрану. Есть несколько заповедников. Один из них – «Барук» – в горах Шуф, где живут, в основном, друзы. Лидер друзов (его отец, как и многие другие политики в Ливане, был убит) славится своим пониманием важности экологического подхода. Во время войны он охранял уцелевшие кедры, которые насчитывают от двух до трех тысяч лет. Таких сохранилось совсем немного, большинство деревьев не старше 100 лет. До ста пятидесяти лет кедры растут в высоту, напоминая стройные елочки, а после этого только в ширину, добавляя стволы и ветки, так что получается такое огромное, разлапистое дерево – целый лес, а не дерево.
По заповеднику ходить можно только с проводником, им у нас был молодой друз, страшно увлеченный своей новой профессией – охраной деревьев. Мы выбрали полуторачасовой маршрут прогулки – можно от получаса до 5 часов. Первое же увиденное нами дерево возрастом в две тысячи лет было прямо как нарисованное на ливанском флаге. Начали мы маршрут с полянки, где сидели на скамеечке две женщины и читали газеты. Что-то в них было такое знакомое, я решила подойти поближе. Оказалось, что газеты русские, женщины – тоже, одна жена, а другая дочка сотрудника “Аэрофлота”, дочка с внуком проводят отпуск в Ливане. Мать приезжает сюда в заповедник не в первый раз, как она сказала, – “тут воздух такой, хоть ложкой ешь”. Больше никаких туристов за часы, проведенные в заповеднике, мы не встретили.
Автор статьи у ливанского кедра
Кедры начинаются с малюсеньких росточков, теряющихся в розовых и фиолетовых цветах на полянке. Перед нами множество таких ростков. Но чем старше дерево, тем больше оно впечатляет. От старых деревьев невозможно отвести глаз. Вот мы вышли на открытое пространство – ощущение такое, будто стоишь на крыше мира, под ногами – узкая долина, кругом горы. Потом карабкались вниз по склону (в основном, с помощью проводника). Между прочим, выражение «стройна как кедр ливанский» может относиться только к молодым деревьям. Старые деревья довольно-таки упитанные.
Потрясают меня старые деревья – ливанские кедры, калифорнийские секвойи невероятной высоты и непостижимого возраста, двухтысячелетние оливковые деревья на Масляничной горе в Иерусалиме – кора морщинистая, словно кожа старика.
После заповедника решили поехать в соседнюю долину, начинающуюся на противоположном склоне гор, долину Бекаа. Однако, чтобы туда попасть, надо перевалить через горы, и мы отправились по какой-то бесконечной извилистой дороге, узкой, едва двум машинам разойтись. Бедная Элизабет проклинала себя за то, что выбрала эту дорогу, вести машину трудно, не знаешь, что за следующим поворотом. А еще хуже, если шину спустит на камнях. До вершины, наверно, добирались целый час; кажется, уже выше некуда, но дорога петляла все дальше и дальше. Уши закладывает (мы на высоте 2000 метров). Редко-редко машина навстречу, но все равно надо гудеть перед каждым поворотом. Вид вниз с горы необычайный. Почти у самой вершины – опять кедры, вдруг, откуда ни возьмись, из-за поворота семейство таких тысячелетних громадин. Но вот мы на вершине горы, и оттуда открывается широкая плодородная долина Бекаа, засаженная виноградниками, с огромным искусственным озером посредине. Спускаемся, опять-таки крутыми виражами, вниз. Вдали видна следующая гряда гор под названием Антиливан, там уже Сирия.
Вечером мы зашли – на минуточку – в гости. Просидели часа три, потому что ввязались в длинный разговор о политике. Хозяин – армянин, воспитанный в протестантской семье, ярый антиисламист, считающий, что Израиль должен снова оккупировать Ливан. Как он выразился, – «сейчас мы, христиане, – собаки мусульман; если Израиль придет, мы будем собаками евреев, но зато мусульмане будут нашими собаками». Жесткая позиция человека, выросшего во время гражданской войны. Еще он «любит» Буша, считает, что чем больше безобразий Буш натворит в мусульманском мире, тем больше мусульман перережут друг друга и тем лучше будет для христиан в Ливане. Можно догадаться, что у куда более космополитичной Элизабет позиция совсем другая. В доме есть служанка из Эфиопии. Раньше служанки были из Сирии, но когда сирийцы оккупировали страну, они выслали обратно всех служанок. Теперь в Ливане в основном работают женщины с Филиппин, из Индонезии или Эфиопии.
День седьмой, воскресенье
Поехали в Библос, там небольшой пляж, вернее, отгороженная лагунка с глубокой водой, где можно купаться. Искупались, пошли осматривать крепость Библоса (он же Жбель, или финикийская Гибла). В раскопах 17 разных культур, древнейшая из них – 6 тысяч лет до нашей эры – финикийская. Экскурсовод – молодая девушка по имени Наташа (никаких русских связей, просто ее маме понравилось имя, а вторую дочку она назвала Наталья, не подозревая, что это одно и то же имя). Археологические развалины, в которых есть все, начиная с финикийских погребений царей (там нашли саркофаги с надписями, которые сейчас в музее в Бейруте), мы спустились в эти гробницы, впечатляет. Считается, что именно Библос – колыбель нашей письменности. Греческие развалины, римские (как положено, с амфитеатром), крепость крестоносцев с чудной романской церковью (крестоносцы при строительстве крепости использовали распиленные куски римских колон), крепость мамелюков, мечеть времен Оттоманской империи.
Неподалеку маленькая часовенка, посвященная Деве Марии, туда пришла целая стайка мусульманских женщин, закутанных с головы до пят в черное, только глаза блестят; мусульманки, оказывается, почитают Деву Марию.
Следующий пункт нашей программы – воскресный обед в ресторане на берегу моря; разодетые ливанские семейства, с бабушками, дедушками и многочисленными внуками. Женщины курят наргиле (кальяны) – теперь это можно.
Обсуждаем, не поехать ли в Тир и Сидон. Но это на юге, район контролируется милитаризированным шиитским движением «Хезболла». Там туристам, особенно американским, небезопасно. Мудро решаем не искушать судьбу. По этой же причине не едем в Баальбек, знаменитый римскими развалинами.
А потом – вечерний Бейрут, центр города, восстановленный из руин. Полно народу, люди гуляют, сидят в кафе и ресторанах. Справа за соседним столиком компания весьма вольно одетых (вернее, раздетых по жаре) молодых девушек, слева семейство туристов из Арабских Эмиратов с женщинами (более чем одной – наверно, гарем), до глаз укутанными в паранджи. Все перемешано.
Заходим еще в одну мечеть, деньги на ее строительство дала женщина, шейха, посему отделение для женщин невероятно красиво и оснащено огромным телевизором, показывающим, что происходит в главной зале, куда можно только мужчинам. «Халаты», которые выдают для того, чтобы прикрыть туристскую наготу, расшиты золотыми нитями (у меня был страшный соблазн украсть одно из этих одеяний, уж больно красиво).
Я стараюсь не писать о ливанской еде (меня всегда обвиняют в слишком подробных описаниях еды), но не могу не упомянуть местные сыры, белые, молодые, перевитые как косички, а самый вкусный из них – сыр ниточками, свитый в клубок, прямо начинай вязанье. А абрикосы, которые пахнут неземными духами, а черешня, которую никому не приходит в голову покупать в количестве меньшем, чем ящик.
День восьмой, понедельник
Наш последний день, грустно расставаться с Ливаном. Медленное утро, последний раз едем с Элизабет покупать круасcаны к завтраку. Хозяин лавки хвастается, что всегда печет свои лепешки и круассаны для американского посольства на День независимости и, конечно, тут же угощает огромным бесплатным бутербродом. Зашли к соседям (смешанная пара – ливанка и ирландец), владельцам квартиры на верхнем этаже, которую они сдают немолодой паре, он страшно темпераментный армянин, она австриячка. В результате в квартире нас оказалось семеро – ирландец, австриячка, русская еврейка, живущая в Нью-Йорке, армянин, родившийся в Багдаде, армянка из Ливана, ливанка-христианка и американский еврей. Ливан располагает к смешанности.
Потом отправились на гору, где стоит статуя Богородицы Ливанской, самой главной маронитской святыни. Статуя огромная, безвкусная, но вид оттуда открывается потрясающий. Это наша последняя экскурсия, потом мы еще немного бродим по городу, но жара загоняет нас в кино на фильм про крестоносцев «Царство Небесное», о бессмысленности всех религиозных войн – очень интересно смотрится этот фильм в Ливане, весьма современно и своевременно.
В час ночи поехали в аэропорт, понимая, что, наверно, не скоро вернемся в Ливан. Жалко ужасно, потому что красивее страны не придумаешь, тут все создано для туризма, вся страна в длину – часов шесть на машине, а в ширину – и того меньше, и все у тебя под рукой – море, горы, археологические развалины, природные заповедники, восточные сладости и базары, европейские кварталы с кафе и книжными магазинами, все, что душе угодно.
Как известно – дуракам счастье: так получилось, что побывали мы в Ливане в самую спокойную, наверно, неделю за последние тридцать лет. Ни одного взрыва, ни одного убитого. Взрывы гремели за два дня до нашего приезда, был убит известный журналист. Через день после нашего отъезда член парламента был ранен рядом с армянской церковью, которую мы посещали, еще через три дня – взрыв рядом с кинотеатром, где мы смотрели фильм. Невыносимо жалко эту прекрасную страну и ужасно хочется туда опять.
P.S. Увы, выводом сирийских войск дело не кончилось. В июле 2006 года в ответ на похищение двух израильских солдат Израиль начал военную операцию против Хезболлы, более тысячи жителей южного Ливана были убиты. Израиль скоро вывел свои войска, но на севере Ливана, в Триполи, продолжали идти бои между правительственными войсками Ливана и сторонниками Хезболлы. Сейчас в стране царит хрупкий мир, нарушаемый, как обычно, периодическими взрывами и политическими убийствами.